– А вот об этом я никогда не слышал. – Красноперов не скрывал своего неудовольствия.
– Виктор Георгиевич, у вас свои секреты, у нас свои. Если на меня сошлетесь, вернусь без пенсии к себе на родину. Впрочем, всяко лучше, чем эту спящую красавицу охранять. Буду на Волге рыбу ловить.
– Или ее кормить, – Красноперов без иронии заглянул в глаза чекисту.
– Или так, товарищ генерал, – погребально улыбнулся Александр Геннадьевич.
– А что, если здесь молебен провести, изгнать дьявола. Он в труху и превратится! – инквизиторски твердо изрек Блудов.
– В 2014 году отец Сергий, настоятель с Ганиной ямы, один из шести русских экзорцистов…
– А кто это? – осторожно поинтересовалась Вика.
– Кто бесов изгоняет, – нетерпеливо бросил Блудов, раздраженный, что девушка перебила офицера.
– Так вот. Он, еще три монаха и монахиня провели здесь молебен. Читали заклинательную молитву над Ильичом. Возле саркофага даже сотрудникам ФСО больше получаса находиться нельзя. Наши таксидермисты тут же начинают строчить жалобы. А тут, представляете, два часа святой молитвы! Под конец даже волчий вой слышали, а как вышли, отец Сергий и говорит, мол, назовите имена близких, запишу и молиться за них буду. Так вон Игорь, – чекист кивнул в сторону молодого коллеги, – забыл, как мать родную зовут.
– Да вот уж, – повинился Игорь. – Я-то ее всю жизнь – мама-мама, ну и выскочило имя.
– То-то ты бухал потом с неделю, никак в себя не мог прийти, – прошипел Александр Геннадьевич. – А хозяину хоть бы хны! И глазом не повел. Лежит себе, как живехонький. Здесь, похоже, без кола осинового не обойтись. Виктор Георгиевич, вы ж тогда с нами были.
– Много болтаешь, Саша! – Красноперов рыкнул. – Пошли. Нет у нас времени на твои воспоминания.
Александр Геннадьевич виновато замолчал, подошел к стене и оттолкнул от себя мраморную плиту, ту самую, поврежденную взрывом. Образовался узкий проход, куда проследовала компания, оставив фэсэошное сопровождение в траурном зале.
Красноперов двигался по-хозяйски уверенно, посмеиваясь над мистическим восторгом спутников. Через десять шагов закончились гранитные покои Ильича, и начался коридор, уже не походивший на профилакторий, скорее на больничку. Кабинеты с безликими дверьми закрыты. Пусто и тихо, если не считать технического гула, похожего на работу вентиляции. Однако обилие видеокамер не давало посетителям и малейшей надежды остаться незамеченными.
Коридор перегораживала решетка. Красноперов приложил магнитную карточку. Визгнул зеленый огонек, калитка открылась, и друзья двинулись дальше. Завернув за угол, они уперлись в мощную дверь черного металла, возле которой за секретарской стойкой сидел крепкий молодой человек в черной униформе без опознавательных шевронов. В отличие от офицеров комендатуры он не стал козырять Красноперову, лишь попросил гостей приложить большой палец правой руки к матовой кнопке, соединенной проводом с компьютером. Генерал не стал исключением. Друзья по очереди откатали пальчики, на экране повыскакивали их портреты без каких-либо дополнительных описаний, кроме статуса «доступ № 4». Сотрудник неведомых структур открыл дверь, пропустив гостей в просторный зал, похожий на больничный приемный покой, где словно из-под земли перед ними явился перекошенный годами и недугами субъект.
Глава 7. Искусство вежливого обхождения с чертями
«Чистый Мефистофель, – вздрогнул Блудов. – Не к лицу ему белый халат».
– Здравствуйте, мил-сердечный Виктор Георгиевич. Наконец-то и вы к нам пожаловали. Очень рад. Очень! И друзья с вами. Ох, какая красота! – Странный доктор тут же переключился с генерала на девушку, продолжая тарахтеть, уже обращаясь к Вике. – Я всегда говорил, что настоящая красота – всегда смелая красота. Как же эти хитрецы мужчины уговорили вас последовать за ними?
– Совершенно случайно, – девушка поджала губки.
– Случай, милейшая сударыня, одно из имен Бога, – доктор повернулся к Красноперову. – У нас все готово. Но сначала пройдемте ко мне.
– Лекцию слушать, профессор? – Недовольство генерала не осталось незамеченным собеседником. – Да, хочу лично представить моих товарищей, которых заочно вы уже знаете, наверное, лучше меня – на Викторию вы уже обратили внимание, а это Владимир Романович и Михаил Арленович. Перед вами же, господа, светило советской алхимии и каббалы – Лев Моисеевич Ва… – Красноперов осекся под строгим взглядом доктора. – Хорошо, хорошо, обойдемся без титулов и фамилий. Просто – гений, чудотворец. Надеюсь, Лев Моисеевич, на этот раз государственной тайны я не нарушил.
Лев Моисеевич снисходительно кивнул, открыл ближайшую дверь и пропустил гостей в тесный, выполненный в светлых тонах кабинет с уютным приглушенным светом. Из мебели лишь стол, диван и два кресла, обтянутые кремовой кожей.
– Присаживайтесь, господа. Располагайтесь.
– Чем бы утешиться? Коньяка нет, профессор? – непринужденным хамством Красноперов пытался ответить на жесткий взгляд доктора.
– А вам, господин генерал, как я понимаю, что водку пить, что на пулемет бросаться, лишь бы с ног сшибало? – парировал Лев Моисеевич.
– Не пьянки ради, а чтобы не отвыкнуть. – На помощь другу-генералу пришел Мозгалевский, уловив в диалоге нервную закипь.
– Увы, специфика нашей, так сказать, процедуры требует абсолютно ясного сознания. Разрешите предложить вам липовый мед под ромашковый чай?
И уже через минуту миловидная секретарша в белом халате внесла поднос с чашками.
– Итак, – командно начал Лев Моисеевич, – мы получили результаты ваших тестов и анализов. Психофизическое состояние в норме. Все формальные вопросы улажены. Препараты готовы. Можно приступать. Но для начала я хочу посвятить вас в тонкости этого удивительного процесса, который в среде нашей богемной клиентуры получил название «дримтриппинг». Отцом-основателем проекта по праву считается Лев Борисович Збарский, человек судьбы удивительной. Уверен, что опыты по дримтриппингу он ставил на себе, получив результаты, опережающие наши разработки. После смерти Хозяина, – Лев Моисеевич почтительно склонил голову, – нам, точнее нашим коллегам, удалось получить его мозг для исследования в рамках отдельного института. Уже в двадцатых годах прошлого столетия была создана уникальная лаборатория, должная разрешить задачи, которые официальная наука отрицает, а церковь считает колдовством и сатанизмом.
– Чего один только ваш Ильич стоит, – проскрипел богобоязненный Блудов.
– Видите ли, Михаил Арленович, всякий прогресс, в том числе и научный, дело рук самоубийц. Почти каждое революционное открытие стоит жизни. Ученых от рук инквизиции погибло больше, чем цыган от рук нацистов. Даже вполне уже цивилизованная Российская империя в 1881 году отправила на эшафот гениального Кибальчича, придумавшего ракету, на которой Советский Союз взлетел в космос, покорив весь мир. Владимир Ильич до сих пор стоит на страже всей государственной, как изволил выразиться господин генерал, каббалистики. Это столп, священный громоотвод пещерной ненависти общества и церкви к истинной науке, которая творит совершенное завтра несовершенного мира.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Блудов, взвешивая риски таинственных обрядов с собственным мозгом.
– Все смирились, что в центре Святой Руси, – Лев Моисеевич победоносно оскалился, – стоит зиккурат, в котором лежит полумертвый тиран, эту самую Святую Русь уничтоживший. Но кроме православных маргиналов, всем глубоко наплевать, что государство уже почти сто лет тратит огромные бюджеты на эксперименты с человеческим биоматериалом, на синтез психоактивных веществ, на промывание мозгов, на опыты с мертвыми и изучение магических свойств крови.
– А, так вы еще и вампиризмом занимаетесь? – хохотнул Красноперов. – Хороший бизнес, Лев Моисеевич. Берете бабки страшные, потом кошмарите до икоты. Посмотрите на них, они же сейчас сбегут отсюда.
– Вампиризм, как секрет неувядаемой молодости, научно обоснован еще в двадцатые годы нашим коллегой Паулем Каммерером, который стоял у основ советского научного мистицизма, – ничуть не задетый иронией генерала продолжал профессор.
– И что, реально омолаживает? – оживилась Вика.
– Смотрите. – Лев Моисеевич подошел к книжному шкафу, достал небольшую брошюру, изрядно пожелтевшую от почтенного возраста, и протянул гостье.
– Пауль Каммерер. «Смерть и бессмертие». Государственное издательство, 1925 год, – вслух прочитала Виктория.
– В этой работе столетней давности автор тогда уже доказал экспериментально, что даже мертвая клетка, погруженная в плазму крови, оживает и обновляется – Профессор бесцеремонно забрал у девушки брошюру и вернул ее на полку.
– А кто такой этот ваш Крамер или как его там? Он как-то был связан с Аненербе? – полюбопытствовал Мозгалевский.
– Нацистский проект Аненербе – это лишь жалкая пародия на то, что было достигнуто жрецами нашего храма – Мавзолея, еще до зарождения Третьего рейха. – Лев Моисеевич воздел руки к галогеновому потолку. – Госпожа Блаватская, которую эсэсовцы возвели в культ Богородицы, служила агентом ОГПУ, как и Рерих, кстати, со своими учениками. Все их учения и откровения нагоняли лишь тумана для европейских мистиков и наших дурачков из недобитой интеллигенции, которые жаждали новых религий, новых культов, новых мессий и тайных знаний. На эти тибетские ириски купился даже Адольф Алоизович, а в качестве трофеев их до сих пор дожевывает Америка. Вот, вы думаете, зачем нынешнему государству коммунистическая партия, на которую современная Россия тратит миллиарды из своего бюджета? Защита пенсионеров, советского нафталина и розового патриотизма? Э, нет! Чтобы оберегать Мавзолей! Ленину надлежит лежать здесь, пока последний его жрец не будет истреблен.
– Давайте уж ближе к делу, Лев Моисеевич, – поторопил профессора Красноперов.
– Господа! – Кремлевский Мефистофель из бесноватого колдуна преобразился в элегантного менеджера. – И конечно же, дамы! Вам представляется уникальная возможность стать участниками величайшего эксперимента, который ниспровергает существующие представления о реальности. Поколения советских ученых разрабатывали физику сознания, благодаря им мы можем исследовать другие уровни человеческого существования. Открытие «нити времени» ДНК позволило объединить усилия нескольких секретных лабораторий и добиться фантастических результатов. Используя информационный архив, который содержится в тканях или даже в прахе умершего человека, мы научились воссоздавать его голографическую модель в сознании живого человека, находящегося в состоянии сна. Иными словами, пока вы спите, вы можете полноценно жить чужой жизнью.
– И насколько это безопасно? – не удержался Мозгалевский.
– Абсолютно безопасно, – ласково изрек Лев Моисеевич, – если соблюдать все правила, о которых я вам расскажу.
Глава 8. Что нужно нам, того не знаем мы
– Правило первое – сон должен быть дозирован и регулярен. Каждый день вы обязаны засыпать не позже часу ночи, а просыпаться не позже девяти. Здесь следует пояснить, для чего вообще нам нужен сон. Во время бодрствования в организме человека вырабатывается так называемый «сонный яд», более точное его название – яд мышечной усталости. Во время сна организм очищается от этого яда. Без еды мы можем прожить месяц, без сна вряд ли протянем и неделю. Открою вам государственную тайну: в СССР часть приговоренных к смерти поступала в наше распоряжение. Не надо кривить губки, дорогая Виктория, – Лев Моисеевич ностальгически вздохнул. – Это было отребье – маньяки, насильники, изменники Родины. Без них наша наука завязла бы в бумажной пыли никому не нужных диссертаций. Подопытных помещали в «стаканы» – специальные боксы, в которых человек мог только стоять, яркий свет, музыка и металлические стены под напряжением не давали шанса даже на полудрему. На пятый-седьмой день бессонницы в объятиях металлической могилы они теряли сознание. Чаще всего подопытные умирали не приходя в себя, хотя мы старались этого не допускать.
– Неужели вы их спасали? – с наивной робкой надеждой спросила Вика.
– Нет, – улыбнулся Лев Моисеевич. – Скорее наоборот. Естественная смерть убивала смысл эксперимента. Обычно, когда подопытный доходил до полуобморочного состояния или терял сознание, мы извлекали его из плена, приводили в чувство и только потом умерщвляли. Затем исследовали его мозг. Как правило, нервные клетки в лобных долях пребывали в ужасном состоянии. Форма их ядер изменена, мембраны словно изъедены лейкоцитами. Но что примечательно, если подопытным перед смертью давали поспать, то никаких изменений в клетках не находили. Поэтому вам нужен здоровый и глубокий сон. Отсюда правило номер два – исключить любые наркотики и крепкий алкоголь.
– Совсем не бухать? – скривился Блудов.
– Выпивать, конечно, можно, но не напиваться. Все ваши действия в реальности должны быть предельно контролируемы и осознаны. А человек с мерой не дружит.
– Если у тебя есть мера – у тебя есть все, – профилософствовал Красноперов.
– Как говорил Чехов, – Мозгалевский закинул глаза в потолок, – если человек не пьет и не курит, поневоле задумаешься, а не сволочь ли он.
– Есть еще нюанс, – продолжил профессор. – Препарат, который вы получите, содержит безопасный для организма психоделик. Однако более сильный наркотик или алкогольное опьянение способны подавить как его действие, так и «яд мышечной усталости», что спровоцирует бессонницу. В этом случае голографическая модель может разрушиться или возникнет альтернативное астральное состояние. Но мы всегда будем рядом, без помощи вас не оставим. Вам наденут на руку браслет-мониторинг, который будет контролировать работу мозга. При малейших отклонениях браслет автоматически пошлет сигнал на наш компьютер. Оперативные центры лаборатории находятся в каждом федеральном округе России и практически при каждом российском посольстве во всем мире.
– Нехило развернулись. Может, вы и мозг по гарантии меняете? – присвистнул Блудов.
– Увы, современная медицина может воссоздать любой человеческий орган, кроме головного мозга. Итак, правило третье: беречь свое здоровье, особенно голову, ведь после повреждения теменной доли мозга, как это случается при инсульте, человек перестает видеть сны.
– Иными словами, лоботомию вы нам не рекомендуете? – резюмировал Блудов.
– Отчего же, – ехидно улыбнулся Лев Моисеевич. – Известный американский хирург Уолтер Фриман утверждал, что применение лоботомии способствует превращению социальных уродов, шизофреников, гомосексуалистов в добропорядочных граждан. – И не дожидаясь возмущения припотевшего от иезуитского оскорбления Блудова, ученый продолжил: – Но вернемся к нашей теме. Я должен объяснить механизм сновидений и сопутствующую физиологию. Как только мы засыпаем, наша вегетативная система тут же перестраивается. Дыхание делается более редким, выдох становится пассивным и долгим, громким, но менее глубоким, чем во время бодрствования. Наш американский коллега Натан Клейтман, кстати родом из Кишинева, официально считается отцом исследования сна. Так вот, опыты он предпочитал ставить на себе. Под действием амфетаминов ему удалось не сомкнуть глаз 180 часов кряду – семь с половиной суток. Что любопытно, по мере продолжения опыта при внешнем проявлении бодрствования электроэнцефалограмма показывала ритмы глубокого сна. Грань между бодрствованием и сном исчезала, хотя он не чувствовал, что засыпает. Мышцы были ослаблены настолько, что он не мог держать карандаш. Психика пришла к окончательному упадку, организм начал вырабатывать так называемые индолы, по составу близкие к серотонину и ЛСД. Но состояние пришло в норму после первого сна, который длился не более шестнадцати часов. Обычно на третий день бессонницы ощущается резкий упадок сил. Человек начинает спотыкаться о несуществующие предметы, вместо связной речи способен лишь бормотать, повторяясь и делая ошибки, не будучи в состоянии оценить свое поведение. Ему уже не под силу задачи, требующие внимания, он становится все более и более неуравновешенным, суетливым и раздражительным. Ему кажется, что земля ходит ходуном, глаза покрываются пылью. Через девяносто часов бессонницы начинаются галлюцинации. Еще через сто часов он впадает в глубокую депрессию и в отречение от собственной личности. Во время сна прекращается только сознание человека, остальные жизненно важные функции сохраняются. Кстати, у впадающих в спячку млекопитающих температура тела снижается до нуля, а у некоторых животных до пяти градусов мороза. Зверушки во время сна всего лишь на какие-то доли градуса теплее окружающего воздуха. При этом газовый обмен у них снижается в десять раз, а дыхание в сорок раз. Например, еж делает один вдох в минуту.
– Нам это не грозит. Во-первых, мы не ежики, а во-вторых, в холодильник нам еще рано, – рассмеялся Блудов.
Лев Моисеевич, сообразив, что явно затянул с теорией, перешел к более насущным вопросам.
– Как вам должно быть известно, наш сон состоит из двух состояний: быстрый и медленный. Быстрый сон еще называют третьей формой жизни. Разбудить человека во время этого состояния непросто, однако при этом энцефалограмма показывает почти бодрствование. Быстрым сон назвали от движения глаз, зорко наблюдающих за происходящим во сне под закрытыми веками. Все, что видите во сне, вы отслеживаете при помощи глаз.
– Хорошо, но если разбегаются глаза, почему не машут руки и не ходят ноги по третьему измерению сознания? – Мозгалевский с любопытством наблюдал за профессором.
– Дабы обезопасить человека от сонных похождений, мозг парализует остальные мышцы.
– А как быть с лунатиками? – блеснула улыбкой Вика.
– Лунатики – люди с поражением мозга, у которых эта система не работает. Так вот, – профессор откашлялся. – В среднем движения глаз проявляются у человека четыре-шесть раз за ночь. При этом длительность фазы быстрого сна к утру возрастает до получаса. Именно на это время приходится основная нагрузка дримтриппинга, как мы называем наше потустороннее путешествие. События, которые мы видим во сне, сжаты во времени. То, что должно происходить наяву часов за десять, вы можете увидеть во сне за десять минут. Это сложно осознать, поскольку человеку кажется, что сон он проживал в течение целой ночи, но на самом деле сон длился всего лишь минуты. Таков и способ сверхкомпактного хранения информации в нашем сознании. Этот феномен ярко выражен при воспоминаниях. Например, два часа смотрели фильм, но, чтобы в памяти воссоздать отдельные фрагменты, вам потребуются какие-то секунды. Второй любопытный факт – мы не удивляемся во сне, даже если начинаем летать, изрыгать пламя, видеть чудеса и небылицы. При этом, когда мы просыпаемся, в течение первых минут бодрствования самый невероятный приснившийся нам абсурд кажется абсолютно реальным и осязаемым. Некоторые умники с учеными степенями утверждают, что мы не удивляемся во сне, потому что все это – наши собственные мысли, мечты и фантазии. Я же считаю, что это связано только с тем, что во сне наше сознание свободно от предубеждений, вбитых нам в голову.
– Как это? – удивился Блудов.
– Например, вы летали во сне и ничего странного в этом не заметили. В первые мгновения после пробуждения вы также не видите в своих полетах ничего удивительного. О чем это говорит?
– О том, что мы окончательно не проснулись, – отозвалась Вика.
– Это говорит о том, что мы можем летать, перемещаться во времени, видеть мертвых или тех, о ком принято так считать, можем не умирать от смертельных ран и исцеляться от всех болезней. Однако наши сверхспособности, гениальность и бессмертие тут же заковываются сознанием в оковы разумных условностей – законов физики, природы и морали. Мы сами придумываем себе тюрьму, из которой вырваться удается единицам. Наша воля и могущество – заложники человеческих знаний. Скажу вам, как убежденный атеист, – профессор выпрямился и словно забронзовел: – Человек отличается от животного возможностью стать богом, но многие ли из нас задумываются об этом? В мире нет истины кроме силы и нет мира вне нашего сознания. Если в это поверить, то можно, не выходя отсюда, из этого вот бункера, менять реальность по лекалам наших желаний.
– «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "Перейди отсюда туда", и она перейдет», – изрек Блудов, но профессор, пребывая в мистическом запале, уже никого не слышал.
Глава 9. Грядущие на сон
– Почему человек боится яви и не боится снов. Чем наша жизнь реальнее сна? Тем, что наши сны эпизодичны. И все! По сути, во снах мы, следуя от абсурда к абсурду, радуемся с утра, что нам это лишь приснилось, но проявляем удивительную беспечность и бесстрашие перед ночью грядущей, обрекающей нас на очередное астральное испытание… Дорогая Виктория! – вскрикнул Лев Моисеевич. – Не могли бы вы представить, что ваши сны стали бы вдруг реальностью. Вспомните, что вам снилось за последние пару недель и представьте.
– Ммммм…. – насупилась Вика. – В этом случае я бы, наверное, или сошла с ума, или покончила с собой.
– И первое, и второе мимо. Во-первых, наши сны – это тотальное сумасшествие, сходить уже некуда, и тем более с ума. Во-вторых, во снах мы то и дело погибаем, поэтому смерть не станет ни лекарством, ни спасением.
– Тогда это был бы ад! – воскликнула девушка. – А ведь правда жесть.
– Но объясните мне, почему в таком случае вы не боитесь засыпать, устремляясь навстречу этому аду?! Ведь во сне мы не знаем, что это сон. Во сне от присутствия ада нас спасает отсутствие памяти и все тех же рабских условностей – знаний. Но дримтриппинг в корне отличается от банальных сновидений. Во-первых, последовательностью. Из ночи в ночь вы будете осваивать чужую биографию, до мельчайших подробностей сохраняя в памяти увиденное, как будто это реально происходило с вами. Во сне на протяжении всего путешествия вы будете чувствовать и мыслить, как донор памяти. В случае вспышек вашего собственного «я» в виде чувств, мыслей, воспоминаний, необходимо будет немедленно связаться с нами. В-третьих, допускается побочный эффект в виде фантомной боли.
Вика испуганно встрепенулась. Мозгалевский поморщился.
– Просто если донор памяти страдал болезнью почек, то, проснувшись, вы можете почувствовать боль в пояснице, но, – поспешил успокоить профессор, – ничего страшного в этом нет и на вашем здоровье это не отразится. Фантомные реакции могут коснуться и вкусовых предпочтений в еде, спиртном, куреве, а также в наркотических и сексуальных пристрастиях. Именно поэтому мы категорически не рекомендуем использовать память бывших наркоманов и тщательно проверяем сексуальную ориентацию как доноров, так и дримтрипперов.
– А я б Высоцким потусовался, – хохотнул Мозгалевский, дернув носом, – глядишь бы и сам петь начал. Даже интересно, чем ширялись великие поэты великой страны.
– К сожалению, это невозможно, поскольку небезопасно, – отрезал Лев Моисеевич. – Как я уже говорил, любой сильнодействующий препарат может спровоцировать необратимые процессы в сознании.
– Но то ж во сне, профессор.
– Дело в том, что сознание фиксирует эмоции, которые наркоман переживает во время «кайфа», и запоминает тонус головного мозга. Поэтому память донора может полностью подчинить состояние организма вполне здорового и уравновешенного дримтриппера. Пожалуй, на этом я пока прервусь. Теперь вам осталось подписать кое-какие бумажки и проследовать в процедурную.
– Договор будем заключать? – деловито поинтересовался Блудов.
– Вы шутите? Какие здесь могут быть договоры? И, главное, куда вы с ними потом пойдете? В ближайшую психушку? Мол, так и так, в Мавзолее Ленина такого-то числа мне с друзьями за миллион американских долларов сделали лоботомию, чтобы во сне отправиться в прошлый век. Выполненной работой остался недоволен, прошу взыскать с Мавзолея вышеуказанные средства и моральную компенсацию? – Лев Моисеевич обнажил гнилые десна.
– Смешно, – прикусил губу Блудов. – Тогда что мы будем подписывать?
– Обязательство о неразглашении государственной тайны.
– То есть, если я проболтаюсь, меня посадят? – хихикнула девушка.
– Боюсь, драгоценная Виктория, в этом случае сажать будет некого.
– Красноперов нас чайком с полонием отпочует? Да, Вить? – пытался пошутить Мозгалевский в напряженную пустоту.
– И сушками с цезием, – сухо ответил генерал. – Несете ерунду! Профессор, извините моих друзей. Здесь все понятно. Давайте вашу канцелярию и пройдемте на аппараты.
– Тогда вы уж проясните по поводу операции, – словно оттягивая момент, поднялся Блудов.
– Покорнейше извините. – Лев Моисеевич принял свое обыкновенное сутулое состояние. – Каждая операция продлится не более получаса, проходить она будет под общим наркозом. Насчет лоботомии, как вы понимаете, это была шутка. Вскрытие черепной коробки не понадобится. В ваших головах и без того входных отверстий хватает. Электростимуляция шишковидного тела мозга будет достигаться разрядами в шейный нерв. Иглу мы…