Врата Мертвого дома

В тот день погибло более тридцати тысяч человек, в том числе и сам фалах’д, но был один выживший – юный поваренок. Бедняга вбил себе в голову, что якобы кувшин, который он уронил на пол за несколько мгновений до землетрясения, как раз и повинен в произошедшей катастрофе. Обезумев от чувства вины, мальчик ударил себя ножом в сердце на Меркирской площади в Нижнем городе, а кровь несчастного потекла между камнями мостовой, на которой и стоял сейчас Скрипач. Так гласила легенда…

Прищурившись, голубоглазый сапер наблюдал за тем, как «красные клинки» быстро скачут через редеющую толпу на другой стороне площади.

Закутавшись в выцветшее льняное одеяние с капюшоном, наброшенным на голову по моде племени гралов, Скрипач неподвижно застыл на священном камне, украшенном полустертой памятной надписью, и гадал, слышат ли переполошившиеся горожане стук его отчаянно бьющегося сердца. Сперва сапер последними словами ругал себя за то, что рискнул прогуляться по древнему городу, а затем решил, что во всем виноват Калам: это он задержал их в Эрлитане, пытаясь выйти на связь с каким-то своим старым знакомым.

– Mezla’ebdin! – прошипел голос рядом.

В переводе это обозначало «малазанские прихвостни», что являлось довольно точной характеристикой «красных клинков»: они были уроженцами Семиградья, однако поклялись в нерушимой верности императрице. Редкое проявление прагматизма в этой стране фанатиков и духовидцев. Сейчас эти презираемые местными жителями воины начали по-своему – мечами и копьями – вразумлять сторонников Дриджны.

На выцветших камнях площади уже неподвижно лежало полдюжины жертв – среди поваленных корзин, тюков ткани и продуктов. Две маленькие девочки тщетно тормошили женщину, скорчившуюся рядом с пересохшим фонтаном. На соседних стенах алели потеки крови. Где-то вдали, на расстоянии нескольких кварталов отсюда, звенели тревожные сигналы городской стражи Эрлитана: наверняка наместнику уже сообщили, что «красные клинки» снова учинили самосуд.

А обезумевшие всадники продолжали убивать направо и налево, двигаясь по главной улице прочь с площади, и вскоре скрылись из вида. Попрошайки и воры сгрудились у мертвых тел, воздух наполнился завываниями. Горбатый сводник схватил обеих девочек и нырнул в один из переулков.

Несколько минут назад Скрипач и сам чуть не попал под удар меча, когда вышел на площадь и оказался на пути одного из «клинков». Боевой опыт спас сапера, заставив его броситься наперерез лошади, нырнуть вперед и вниз, чтобы проскочить под лезвием меча и оказаться позади всадника, вне пределов досягаемости. «Красный клинок» не стал преследовать его, а просто обезглавил следующую беспомощную жертву, женщину, которая отчаянно пыталась оттащить двоих детей с пути лошади.

Скрипач встряхнулся и тихо выругался. Протолкавшись через толпу, он свернул в тот же переулок, где скрылся сводник. Высокие покосившиеся дома с обеих сторон погрузили узкий проход в полутьму. Густой воздух пропитался запахами гнили. Не увидев никого, Скрипач осторожно потрусил дальше. Он добрался до бокового прохода между двумя высокими стенами – достаточно широкого для мула и засыпанного по щиколотку пальмовыми листьями. За обеими стенами были разбиты сады, а высокие пальмы сплетались кронами, словно полог, в двадцати футах над головой. Через тридцать шагов переулок закончился тупиком, и там-то сапер увидел сводника, который придавил младшую девочку коленом к земле, а старшую прижал к стене и возился с завязками ее шаровар.

Услышав, как Скрипач идет по сухим листьям, горбун обернулся. У него была белая кожа уроженца Скрея. Сводник оскалил почерневшие зубы в лукавой ухмылке.

– Грал, она – твоя всего за полджакаты, поскольку я поцарапал ей лицо. Вторая будет подороже, потому что младше.

Скрипач подошел к негодяю вплотную.

– Я купить, – сказал он. – На обе женись. Два джаката.

Горбун фыркнул:

– Да я за неделю на них больше заработаю. Шестнадцать джакат.

Скрипач вытащил длинный гральский нож, который приобрел час тому назад, и прижал лезвие к горлу сводника.

– Два джаката, и тебе мой пощада, симхарал. Соглашаться?

– Да, грал! – с выпученными глазами прохрипел сводник. – Договорились, клянусь!

Скрипач вытащил из пояса две монеты и бросил их на листья. Затем отступил.

– Сейчас забирать обе.

Симхарал упал на колени и зашелестел листьями.

– Забирай их, грал, забирай на здоровье.

Сжигатель мостов хмыкнул, сунул нож обратно за пояс, подхватил девочек и, повернувшись спиной к своднику, зашагал прочь из тупика. Вероятность того, что негодяй попробует вести грязную игру, была ничтожной. Гралы частенько напрашивались на оскорбления, лишь бы только получить повод заняться любимым делом – кровавой местью. И подкрасться к гралу сзади, по слухам, было невозможно, поэтому никто даже не пытался. Но, несмотря на это, Скрипач был рад, что между ним и горбуном остался ковер сухой листвы.

Сапер вышел из переулка. Девочки висели у него на руках, как огромные куклы, – все еще не оправились от потрясения. Он посмотрел на лицо той, что была постарше – лет девяти, может десяти. Та подняла на Скрипача взгляд огромных темных глаз.

– Не бойся, все страшное уже позади, – сказал он. – Ты сможешь идти? Покажешь, где вы живете?

Некоторое время девочка молчала, затем кивнула.

Они добрались до одного из кривых проходов, которые в Нижнем городе считались улицами. Скрипач поставил одну малышку на землю, а вторую продолжал бережно держать на руках – она, кажется, уснула. Старшая немедленно вцепилась в плащ сапера, чтобы толпа не разделила их, и потащила вперед.

– Ты ведешь меня домой? – уточнил Скрипач.

– Да, – ответила она.

Через десять минут они покинули рыночный квартал и оказались в более спокойном жилом районе, где стояли скромные, но чистенькие дома. Девочка повела своего спасителя в одну из боковых улочек. Как только они вошли туда, отовсюду появились дети и с криками окружили пришедших. В следующий миг из ворот, что вели в сад, выскочили трое вооруженных мужчин. Они двинулись на Скрипача с поднятыми тальварами, а толпа ребятишек вдруг рассеялась, и наступила напряженная тишина.

– Я есть грал, – прорычал сапер. – И видеть, как женщина убивать «красный клинок». Симхарал брать эти две. Я их купить. Не тронуть. Три джаката теперь мне давать.

– Два, – поправил один из стражников и сплюнул на брусчатку под ногами Скрипача. – Мы нашли того симхарала.

– Два купить. Один привести. Не тронуть. Три. – Сапер мрачно ухмыльнулся. – Хороший цена, дешевый за честь грала. Дешевый за защиту грала.

Тут за спиной у Скрипача заговорил четвертый мужчина:

– Да заплатите вы гралу, дураки! Тут и сотня золотых – не деньги. Это вы должны были защищать няньку с детьми, а сами сбежали, когда показались «красные клинки». Если бы этот грал не нашел и не купил девочек, их обеих уже обесчестили бы. Так что раскошеливайтесь и, во имя Королевы Грез, благословите его самого и весь его род во веки веков.

Стражник шагнул вперед. На нем красовались доспехи наемника с капитанскими знаками отличия. На узком лице выделялись крестообразные шрамы – память о битве под Й’гхатаном, а на тыльной стороне кистей виднелись старые ожоги.

Он твердо встретил взгляд Скрипача. И попросил:

– Прошу, скажи, как тебя зовут, грал, чтобы мы могли поминать тебя в своих молитвах.

На секунду Скрипач замешкался, а затем назвал свое настоящее имя – то, которым его давным-давно нарекли при рождении.

Услышав ответ, капитан нахмурился, но ничего не сказал.

Один из стражников подошел к саперу, держа на ладони монеты. Скрипач передал капитану спящую девочку.

– Не есть правильно, что она так долго спать.

Седой воин осторожно принял у него ребенка.

– Мы позовем домашнего целителя.

Скрипач огляделся. Дети явно происходили из богатой и влиятельной семьи, но здания вокруг казались сравнительно небольшими и принадлежали, скорее всего, мелким торговцам и ремесленникам.

– Раздели с нами трапезу, грал, – пригласил капитан. – Дедушка этих девочек наверняка захочет с тобой поговорить.

Скрипача одолело любопытство, и он кивнул. Капитан повел его к низким воротам, врезанным в стену вокруг сада. Трое охранников поспешили их отпереть. Первой внутрь пропустили старшую девочку.

За воротами раскинулся на удивление просторный сад, воздух в котором был влажным и прохладным от дыхания ручья, что тихо звенел где-то среди буйной растительности. Над выложенной камнями дорожкой смыкался полог из крон старых плодовых и ореховых деревьев. С другой стороны видна была высокая стена, целиком возведенная из матового стекла, которое сверкало радужными отблесками под капельками влаги. Скрипач никогда прежде не видел столько стекла сразу в одном месте. В стене виднелась одинокая дверь из льняного полотна, натянутого на тонкий металлический каркас. Перед ней стоял старик в помятом оранжевом облачении. Его кожу глубокого, насыщенного цвета охры оттеняла копна седых волос. Девочка подбежала к старику и обняла его. Тот не сводил со Скрипача внимательного взгляда янтарных глаз.

Сапер упал на одно колено.

– Благослови, о духовидец! – прорычал он с самым грубым гральским акцентом, какой только смог изобразить.

Смех таннойского жреца прошелестел, словно песок на ветру.

– Я могу благословить лишь своих единоверцев, господин, – тихо проговорил он. – Но прошу, раздели со мной и капитаном Туркой скромное угощение. Я полагаю, наши стражники пожелают искупить свою трусость тем, что позаботятся о детях хотя бы здесь, за стенами сада. – Он положил морщинистую руку на лоб спящей девочки. – Сэляль защищается по-своему. Капитан, скажи целителю, что ее нужно вернуть в этот мир – и сделать сие аккуратно.

Капитан передал ребенка одному из охранников:

– Ты слышал слова господина. Живо!

Обе девочки, а также их провожатый скрылись за льняной дверью. Таннойский духовидец неспешно направился туда же, жестом предложив Скрипачу и капитану Турке следовать за ним.

В комнате со стеклянными стенами стояли низенький железный столик и такие же невысокие обтянутые кожей стулья. В мисках на столике лежали фрукты и холодное мясо, щедро сдобренное специями. Хрустальный графин с бледно-желтым напитком был открыт, чтобы вино «дышало». На дне графина скопился осадок в два пальца толщиной: бутоны пустынных цветов и тельца белых пчел. Вино наполняло помещение прохладным, сладковатым ароматом.

Внутренняя дверь в мраморной стене была сделана из крепкого дерева. В небольших альковах горели свечи, причем у всех пламя было разного цвета. Отражения огоньков завораживающе поблескивали в стеклянных плитках напротив.

Жрец сел и указал гостю на стул напротив:

– Прошу. Я удивлен, что малазанский шпион рискнул своим маскарадом ради двух местных детей. А теперь ты небось попытаешься выудить ценные сведения у преисполненных благодарности родных?

Скрипач со вздохом откинул капюшон на спину.

– Я и впрямь малазанец, – признался он. – Но не шпион. Я скрываюсь, чтобы меня не нашли… малазанцы.

Старый жрец налил вина и протянул гостю кубок:

– Ты солдат?

– Да.

– Дезертир?

Скрипач поморщился:

– Не по своей воле. Императрица решила объявить наше подразделение вне закона. – Он пригубил сладкое цветочное вино.

Капитан Турка подал голос:

– Сжигатель мостов. Солдат из воинства Дуджека Однорукого.

– Тебе многое известно, господин.

Духовидец указал на миски с едой:

– Пожалуйста, угощайся. Если после стольких лет войны ты ищешь мирную обитель, то совершил серьезную ошибку, когда прибыл в Семиградье. Тут покоя нет и в помине.

– Это я понял, – сказал Скрипач и принялся за фрукты. – Потому и надеюсь как можно скорее купить себе место на корабле до Квон-Тали.

– Кансуанский флот ушел из Эрлитана, – заметил капитан. – Теперь редкий торговец решится плыть через океан. Высокие пошлины…

– …И возможность быстро разбогатеть, когда начнется гражданская война, – продолжил, кивая, Скрипач. – Значит, придется идти по суше – по крайней мере, до Арэна.

– Это неразумно, – произнес старый жрец.

– Я знаю.

Но духовидец продолжал качать головой:

– Дело не только в грядущей войне. Чтобы добраться до Арэна, тебе придется пересечь пустоши Пан’потсун-одана, они граничат со священной пустыней Рараку. Из Рараку явится Вихрь Дриджны. И более того, там состоится схождение.

Скрипач прищурился: «Так вот откуда взялся тот одиночник-дхэнраби».

– Это когда Взошедшие собираются в одном месте?

– Именно так.

– Что же их притягивает?

– Врата. Пророчество о Тропе Ладоней. Одиночникам и д’иверсам сии врата обещают… нечто. Притягивают их, словно пламя мотыльков.

– А чем врата магического Пути могут заинтересовать оборотней? Они ведь не объединены в братство и не пользуются чародейством, во всяком случае сколько-нибудь сложным.

– Удивительная глубина познаний для солдата.

Скрипач нахмурился.

– Солдат всегда недооценивают, – буркнул он. – Я ведь тоже не с закрытыми глазами провел пятнадцать лет, сражаясь на войнах во имя Малазанской империи. Император схлестнулся с обоими – Тричем и Рилландарасом – под Ли-Хеном. Я был там.

Таннойский духовидец склонил голову, извиняясь.

– У меня нет ответов на твои вопросы, – тихо проговорил он. – По правде говоря, я не думаю, что даже сами одиночники и д’иверсы точно знают, что́ ищут. Как лосось возвращается в те воды, где родился, так и они действуют инстинктивно, повинуясь грубому влечению и чувственному обещанию. – Он сложил руки. – Среди оборотней нет единства. Каждый сам за себя. Эта Тропа Ладоней… – Старик помолчал, а затем продолжил: – Это, вероятно, средство Восхождения – для победителя.

Скрипач медленно и натужно выпустил воздух из легких.

– Восхождение означает силу. Сила означает власть. – Он перехватил взгляд янтарных глаз духовидца. – Если один из оборотней совершит Восхождение…

– …То обретет власть над своим родом и племенем, да. Такое происшествие будет иметь… определенные последствия. В любом случае, друг мой, пустоши никогда не считались безопасным местом, а в грядущие месяцы Пан’потсун-одан превратится в обитель дикого ужаса, это я знаю наверняка.

– Благодарю за предупреждение.

– Но оно, похоже, тебя не удержит?

– Боюсь, что нет.

– В таком случае мне остается хотя бы предложить тебе некоторую защиту на время пути. Капитан, тебя не затруднит принести ларец?

Воин поднялся и ушел.

– Объявленный вне закона солдат… – проговорил через некоторое время старик, – который рискует жизнью, чтобы вернуться в сердце Малазанской империи, приговорившей его к смерти. Должно быть, у тебя имеется на то очень серьезная причина.

Скрипач в ответ лишь неопределенно пожал плечами. А хозяин дома продолжил:

– Сжигателей мостов хорошо помнят здесь, в Семиградье. Их проклинают, но ими и восхищаются. Вы были честными солдатами, которые сражались на бесчестной войне. Говорят, ваше подразделение закалилось в жаре и на выжженном камне священной пустыни Рараку, когда преследовало отряд чародеев фалах’да. Эту историю я бы хотел однажды услышать, чтобы обратить ее в песню.

Скрипач удивленно раскрыл глаза. Чары духовидцев передавались через пение – никаких других ритуалов не требовалось. Хотя песни таннойцев и посвящались миру, однако силу, по слухам, они имели огромную. Сапер призадумался, чем подобное песнопение может закончиться для сжигателей мостов.

Духовидец, видимо, понял его незаданный вопрос, потому что улыбнулся:

– Такую песнь до сих пор еще никто не пытался сложить. В песни таннойцев есть залог Восхождения, но может ли целое подразделение взойти? Воистину, вот вопрос, заслуживающий ответа.

Скрипач вздохнул:

– Будь у меня время, я бы рассказал тебе эту историю.

– Это займет всего лишь один миг.

– Что ты имеешь в виду?

Старый жрец поднял морщинистую длиннопалую руку:

– Если позволишь мне прикоснуться к тебе, то я узнаю твою историю.

Сапер отшатнулся.

– Ясно, – вздохнул духовидец. – Боишься, что я не лучшим образом обойдусь с твоими тайнами?

– Я боюсь, что их знание поставит твою жизнь под угрозу. Да и не все мои воспоминания – о делах честных и благородных.

Старик откинул голову и рассмеялся:

– Ну, будь все они сплошь таковыми, ты мог бы с куда большим основанием носить облачение вроде моего. Прости меня за неучтивую просьбу.

Капитан Турка вернулся с небольшим песочного цвета ларцом из мореного дерева. Он поставил его на столик перед своим господином, который откинул крышку и потянулся за чем-то лежавшим внутри.

– Рараку некогда была морем, – сказал духовидец. Он вынул из ларца выцветшую белую раковину. – Такие останки можно найти в священной пустыне, если знать, где пролегали древние берега. Кроме песни памяти о внутреннем море, в нее были вложены и другие песни. – Старик поднял глаза и встретил взгляд Скрипача. – Мои собственные песни силы. Прошу, прими это в дар за спасение жизней и чести моих внучек.

Скрипач поклонился старому жрецу и приподнял в ладонях раковину:

– Благодарю тебя, духовидец. Значит, твой подарок дает защиту?

– В некотором роде, – с улыбкой заметил хозяин дома. Затем он встал. – Не смею тебя более задерживать, сжигатель мостов.

Скрипач быстро поднялся.

– Капитан Турка проводит тебя к выходу. – Старик шагнул ближе и положил руку на плечо саперу. – Духовидец Кимлок благодарит тебя.

С раковиной в руках сапер вышел из комнаты. Снаружи, в саду, прохладный влажный воздух коснулся его мокрого от пота лба.

– Кимлок, значит… – едва слышно прошептал Скрипач.

Турка хмыкнул, шагая рядом с ним по дорожке к воротам:

– Первый гость за одиннадцать лет. Ты понимаешь, какой чести удостоился, сжигатель мостов?

– Ясно, что он очень ценит своих внучек, – сухо ответил Скрипач. – Одиннадцать лет, говоришь? Выходит, последним его гостем был…

– Верховный кулак Дуджек Однорукий из Малазанской империи.

– С предложением мирной сдачи Каракаранга, священного города таннойцев. Кимлок, помнится, утверждал, что может полностью уничтожить малазанские легионы. Однако сдался, и его имя теперь вошло в поговорку как символ пустых угроз.

Турка фыркнул:

– На самом деле все было не так. Кимлок открыл ворота города, ибо ценит жизнь превыше всего. Он постиг Малазанскую империю и понял, что смерть тысяч людей ничего для нее не значит. Император Келланвед все равно получил бы то, чего хотел. А он вознамерился захватить Каракаранг.

Скрипач поморщился и с грубоватым сарказмом сказал:

– И если бы для этого потребовалось привести в священный город т’лан имассов – как оно случилось в Арэне, – мы бы так и сделали. Сомневаюсь, что чары Кимлока смогли бы сдержать т’лан имассов.

Оба остановились у ворот. Турка раскрыл створки, и в его темных глазах блеснула давняя боль.

– Именно поэтому Кимлок так и поступил, – пояснил он. – Бойня в Арэне выказала все безумие Малазанской империи…

– То, что случилось во время Арэнского мятежа, было ошибкой, – огрызнулся Скрипач. – Никто не давал приказа Логросовым т’лан имассам.

Вместо ответа Турка только горько усмехнулся и жестом предложил саперу выйти на улицу.

– Ступай с миром, сжигатель мостов.

Обозленный Скрипач вышел на улицу.

Повизгивая от восторга, Моби метнулся через узкую комнату и врезался в грудь Скрипача, с бешеным хлопаньем крыльев цепляясь за одежду. Сапер выругался и, отодвинув в сторону фамильяра, который чуть не задушил его в объятиях, перешагнул порог и запер за собой дверь.

– Ну наконец-то, а то я уже начал беспокоиться, – пророкотал Калам из тени в дальнем конце комнаты.

– Извини, задержался, – буркнул Скрипач.

– Надеюсь, не впутался в неприятности?

Сапер пожал плечами, расстегивая плащ, под которым блеснула кольчужная рубаха с кожаными накладками.

– А остальные где?

– В саду загорают, – хмыкнул Калам.

По пути Скрипач остановился у своего вещевого мешка и быстро положил туда раковину, завернув ее в запасную рубашку.

Когда сапер подсел к небольшому столу, Калам налил приятелю кружку разведенного водой вина и заново наполнил свою собственную.

– Ну?

– Трещотку в рот воткну! – проворчал Скрипач и сделал солидный глоток, прежде чем продолжить: – На городских стенах полным-полно знаков. Думаю, пройдет неделя, не больше – и улицы станут красными от крови.

– У нас есть кони, мулы и припасы. К тому времени мы будем уже на подходе к пустоши. Там безопаснее.

Скрипач внимательно посмотрел на своего товарища. Темное, грубоватое лицо Калама поблескивало в мутном дневном свете, пробивавшемся из занавешенного окна. На столе перед убийцей лежала пара ножей, а рядом – точило.

– Может, и так. А может, и нет.

– Ладони на стенах видел?

Скрипач хмыкнул:

– Значит, ты тоже их заметил?

– Каких только тайных знаков нет в городе! Призывы к восстанию, места для сходок, извещение об обрядах Дриджны – это все я могу прочесть не хуже любого местного. Но вот отпечатки ладоней – нечто совсем другое. – Калам наклонился вперед и взял ножи. Он бездумно скрестил голубоватые клинки. – Похоже, они указывают направление. На юг.

– В Пан’потсун-одан, – сказал Скрипач. – Болтают, будто бы там состоится схождение.

Убийца замер, не сводя темных глаз с перекрещенных лезвий.

– А вот я ничего подобного еще не слышал.

– Это пророчество Кимлока.

– Кимлока?! – Калам выругался. – Он в городе?

– Говорят, что да.

Скрипач глотнул еще вина. Если рассказать убийце о том, что произошло на рынке – и о встрече с духовидцем, – Калам долго ждать не будет. И Кимлок мигом окажется за вратами Худа. Причем не один, а вместе со всеми своими родными и стражниками. Поэтому Скрипач решил благоразумно промолчать.

«Пусть это будет еще одним моим даром тебе, старик».

В коридоре раздались шаги, и вскоре на пороге появился Крокус:

– У вас тут темно, как в пещере.

– Где Апсалар? – резко спросил Скрипач.

– В саду! Где же еще ей быть? – огрызнулся вор-даруджиец.

Сапер взял себя в руки. Старые страхи по-прежнему не желали уходить в прошлое.

Раньше, если Жаль пропадала из виду, то потом всегда непременно случалась беда. Так что следовало постоянно держаться начеку. Тяжело было поверить, что девчонка уже не является тем, чем была прежде.

«Страшно представить, что может произойти, если покровитель убийц вдруг решит снова вселиться в нее, – ведь тогда девчонка запросто всадит нож в горло кому угодно».

Скрипач помассировал окаменевшие мышцы шеи и вздохнул.

Крокус подтащил к столу стул, плюхнулся на него и потянулся за вином.

– Мы уже устали ждать, – заявил он. – Если нам и вправду нужно пересечь эту проклятую пустошь, то давайте выступать в дорогу. За стеной сада груда вонючего мусора уже такая, что забились канавы и стоки. И полным-полно крыс. Воздух горячий и густой, толком даже не вдохнешь. Да мы запросто чуму заработаем, если будем и дальше тут торчать.

– Будем надеяться, что до чумы дело не дойдет. Лично я бы предпочел, чтобы ты подцепил синеязычку, – заметил Калам.

– Это еще что за напасть?

– Болезнь такая, от которой язык синеет и опухает, – объяснил Скрипач.

– А что в этом хорошего?

– Болтать не сможешь.

Над головой блестели звезды, но луна еще не взошла. Калам двигался в сторону Джен’раба. Старая дорога поднималась к вершине холма великанскими ступенями; прорехи, словно выбитые зубы, темнели там, где обтесанные каменные блоки вытащили, чтобы использовать их для строительства в других районах Эрлитана. В дырах рос вьющийся кустарник, длинные жесткие корни которого впились в склон холма.

Убийца легко скользил среди развалин, пригибаясь, чтобы его силуэт не выделялся на фоне ночного неба, если кто-то вдруг решит посмотреть на Джен’раб с улиц внизу. В городе царила странная, неестественная тишина. Редкие патрули малазанских солдат оказались вдруг в полном одиночестве, словно бы их назначили охранять некрополь, где, кроме призраков, никого нет. Тут любому станет не по себе. Стражники нервничали и поэтому вели себя шумно, так что Каламу без труда удавалось разминуться с ними.

Убийца добрался до гребня и проскользнул между двумя большими блоками песчаника, из которого когда-то была сложена внешняя стена Верхнего города. Он остановился, глубоко вдохнул пыльный ночной воздух и посмотрел вниз, на улицы Эрлитана. Цитадель городского кулака, которая когда-то служила резиденцией святому фалах’ду, вздымалась темной бесформенной грудой над хорошо освещенным гарнизоном, словно сжатая рука среди россыпи углей. А внутри этой каменной громадины прятался, стараясь не слышать горячих увещеваний «красных клинков» и тех малазанских шпионов, которых еще не выгнали из города и не убили, военный наместник, правитель из Малазанской империи. Все войска захватчиков скопились в казарме цитадели: их отозвали из дальних фортов, что располагались в ключевых точках на окраинах Эрлитана. Цитадель не могла справиться с таким наплывом солдат: вода в колодце уже отдавала гнилью, а воины спали на камнях надвратной башни, прямо под открытым небом. В гавани стояли на якоре две древние фаларские триремы, а одна недоукомплектованная рота военных моряков охраняла имперские доки. Малазанцы оказались в осаде, хотя пока еще никто в открытую не поднял на них руку.