Последний расчет

Глава 6

«Винтерхаген»

После вскрытия у них пропал аппетит. Выйдя на парковку Института судебной медицины, они задумчиво посмотрели в небо. Франк Фрёлик заметил, что дождь прекратился. Ветер раскачивал деревья и развеивал облака; жаркое солнце сушило лужи на асфальте. Детектив думал над тем, что они только что узнали. Как же приступить к делу? Точнее, как выразился Гунарстранна, с какого конца к нему подойти? В конце концов последний нарушил молчание:

– Видел вчера вечерние новости?

– Пропустил, – ответил Франк Фрёлик.

– Поднялся большой шум. Показали снимки вертолета и все остальное. Кстати, портрет получился довольно хороший; его составили на основе фоторобота. Наверное, именно благодаря ему так быстро установили личность жертвы.

– Конечно, – равнодушно ответил Фрёлик. Самое трудное – соединить в своем сознании лежащий на столе труп и живого человека… живую женщину. – Катрине, – произнес он и кашлянул. – Кажется, так ее звали?

Гунарстранна несколько раз повторил имя жертвы, как будто пробуя его на вкус.

– Катрине Браттеруд… Распространенное имя. У нее необычная татуировка на животе; похоже, нам есть с чего начинать. Но одной татуировки недостаточно. – Гунарстранна перечитал свои записи и ткнул пальцем в машину: – В Сёркедал!

Они ехали молча; за рулем сидел Фрёлик. Гунарстранна горбился на переднем сиденье, кутаясь в легкий плащ, и молчал. Фрёлик все перебирал каналы, отыскивая музыку, которую ему нравилось слушать по радио. Натыкаясь на рекламу, он всякий раз менял канал и продолжал переключать, пока не нашел хорошую музыку. Гунарстранна раздраженно косился на его палец, жмущий на кнопку поиска.

– Эту песню я слышал уже три раза, – сказал он. – Если ты снова переключишься на эту станцию, будь любезен, переведи, о чем она поет!

Вместо ответа, Фрёлик переключился на другой канал. Он продолжал искать, пока из динамиков не полился сиплый голос Тома Уэйтса.

Они проехали кладбище Вестре; промчались от Сместада до Сёркедалвей, почти не встретив жилых домов – те находились вдали от дороги. Какое-то время они ехали параллельно поезду на линии метро Эстерос. Двое детей в первом вагоне хлопали ладошками по стеклу и махали им руками. Под тихий блюз миновали Рэа. У самого Сёркедала им попалось пшеничное поле; ветер колыхал зеленые колосья, и они переливались на солнце, как бархат. В очередную рекламную паузу Фрёлик выключил радио.

– Столица, называется! – воскликнул он, пылко вскидывая руки вверх. – Пять минут на машине, и ты уже в деревне.

Дорога то и дело поворачивала, поднявшись на вершину холма. Вдали мелькнула голубая лента воды; она вилась между зелеными холмами, раскидистыми лиственными деревьями, росшими по берегам реки. Еще дальше виднелась опушка огромной лесопарковой зоны Осломарка. Фрёлик притормозил.

– По-моему, уже близко, – буркнул он, пригибаясь к рулю.

– Вон там белая стрелка, – сказал Гунарстранна.

«Стрелкой» он назвал указатель с надписью «Винтерхаген». Фрёлик повернул на гравийную парковку. После ливней здесь образовались промоины, машина то и дело подскакивала. Они остановились у живой изгороди и вышли. Было свежо и немного промозгло. Промоины заполняла дождевая вода. Фрёлик задрал голову. Небо было каким-то непонятным. Сияет солнце и очень жарко, но вдали собираются тучи… Очень может быть, скоро снова хлынет дождь. Или начнется гроза. Фрёлик достал из машины куртку и набросил ее на плечи. Они зашагали по узкой шлакобетонной дорожке и вскоре увидели теплицу. Дверь в теплицу была открыта. На стекле красовалась надпись «Винтерхаген», сделанная большими, с завитками, желтыми буквами. У теплицы стояла женщина лет двадцати пяти – двадцати семи в шортах и футболке и смотрела на них прищурившись.

– По-моему, здесь когда-то была народная школа, – заметил Фрёлик, когда они проходили между большим желтым зданием и пустырем, на котором разбили огород. Они пошли между ровными рядами ростков.

– Идиллия, – нараспев произнес Гунарстранна, оглядевшись по сторонам.

– Идиллия.

– А вон там, похоже, общежитие, – продолжал Фрёлик с наигранным интересом. Инспектор Гунарстранна нахмурился. По решетке вились плетистые розы. – А там у них контора, – продолжал Франк, показывая на скучное здание из красного кирпича.

Они увидели группу молодых людей, окруживших старый красный трактор.

– Ух ты, «Красный дьявол»! – обрадовался Фрёлик. – Старина «Масси-Фергюсон»!

Тут на землю рядом с ними плюхнулось что-то мягкое. Гунарстранна и Фрёлик остановились и обернулись. Еще один помидор угодил в окно желтого общежития прямо за их спинами. Помидор лопнул; на темном стекле осталось мокрое, красноватое пятно. Фрёлик пригнулся, но недостаточно быстро. Следующий снаряд угодил ему в лицо.

Инспектор Гунарстранна посмотрел на женщину, стоявшую у теплицы. Она замахнулась очередным помидором. Когда Фрёлик побежал к ней, она бросила на землю оставшиеся помидоры и проворно, как газель, понеслась между грядками. Скоро она без труда перескочила через ограду. Фрёлик бежал неуклюже, как раненый бык. Его мощный торс раскачивался из стороны в сторону. Белая рубашка вылезла из брюк, галстук съехал на плечо. Через несколько метров он резко остановился, чтобы отдышаться.

На тонких губах Гунарстранны показалось подобие улыбки. Молодежь у трактора заходилась от хохота. Фрёлик погрозил метательнице помидоров кулаком, развернулся и, поминутно отступаясь, зашагал назад, роясь в карманах в поисках платка.

– Иногда я спрашиваю себя, правильно ли выбрал профессию, – вздохнул он, вытирая с бороды томатный сок.

– Что бы ты сделал, если бы поймал ее?

Фрёлик покосился на шефа, но не ответил. Гунарстранна дотронулся до угла рта:

– Вытри… у тебя здесь семечки.

Фрёлик вытер губы и мрачно посмотрел на юнцов у трактора. Те по-прежнему забавлялись, глядя на него.

– Я их не понимаю, – признался он. – Почему все наркоманы так ненавидят полицию?

– Может быть, потому, что у полицейских скверная привычка гоняться за ними, – сухо ответил Гунарстранна.

– У нас такой рефлекс, – ответил Фрёлик.

– Они убегают, ты догоняешь. Такая вот тупая игра. Ты только посмотри на них! – Гунарстранна показал на юнцов, стоящих вокруг трактора.

Они дружно захрюкали. Как известно, полицейских почти везде обзывают «свиньями»… Гунарстранна достал из кисета самодельную сигарету и направился к конторе. Фрёлик неуклюже потопал за ним, отряхивая на ходу куртку – в пылу погони она упала на землю. Гунарстранна закашлялся, и оба остановились.

Фрёлик оглянулся на юнцов:

– Глядя на них, я вспоминаю двух котят, которые были у Евы-Бритт. Ей подарил их один фермер; привез их в плетеной корзинке. Они совсем не знали людей и были дикие… Прятались под диваном у нее в гостиной, вылезали оттуда по ночам. Сжирали корм, который она им оставляла, загадили всю мебель. Как-то я попробовал взять одного на руки. Ну и свирепым же он оказался! Исцарапал мне руку и порвал рубашку.

Гунарстранна наконец отдышался.

– Котята? – буркнул он без особого интереса и остановился у входа в контору. Еще два раза затянулся, пальцами загасил самокрутку, а окурок сунул в карман плаща. В вестибюле пол был выложен крупной плиткой; на потолке работали вентиляторы. За столом сидел длинноволосый молодой человек с эспаньолкой; он разговаривал по телефону. На полу у стола лежал пес, боксер. Голову он положил на пол с таким видом, словно удерживал плитку на месте, и мрачно смотрел на двух подходящих незнакомцев.

Молодой человек извинился перед своим собеседником и закончил разговор.

– Аннабет Ос, – произнес Гунарстранна, бросив досадливый взгляд на Фрёлика. Тот все еще вытирал бороду носовым платком.

Из-за перегородки вышла высокая женщина в широкой клетчатой юбке. Она протянула руку Фрёлику:

– Вы Гунарстранна?

– Франк Фрёлик, – представился Фрёлик, легонько сжав протянутую руку.

Боксер тоже встал, потянулся и широко зевнул, а потом неспешно подошел к ним и задрал голову.

– Значит, Гунарстранна – вы, – произнесла Аннабет Ос, протягивая руку инспектору. Тот пожал ее. – Методом исключения, – пояснила она, нервно улыбаясь. Ее коротко стриженные темно-русые волосы торчали дыбом; лицо было морщинистым, как печеное яблоко. Приветливая улыбка казалась заученной. Она обнажила лошадиные зубы, желтые от никотина. Пожелтевшие кончики пальцев тоже выдавали заядлую курильщицу.

Оба полицейских молчали.

– Итак… – Аннабет бросила вопросительный взгляд на Гунарстранну. – Может быть, зайдем ко мне в кабинет?

– Мы бы хотели, чтобы вы поехали с нами, – сказал Фрёлик, прочистив горло. – Вы должны нам помочь.

– Чем помочь? – встревоженно спросила Аннабет.

– Вы должны опознать женщину, обстоятельства смерти которой мы сейчас расследуем… То есть жертву.

– Вы хотите, чтобы я посмотрела… на нее? – нерешительно спросила Аннабет.

Фрёлик кивнул.

– Я надеялась, что мне… не придется смотреть на нее. – Аннабет быстро покосилась на длинноволосого молодого человека с эспаньолкой.

Тот ответил ей тусклым взглядом, затем опустил голову и притворился, что внимательно читает лежавшие перед ним бумаги.

– Но наверное, будет лучше, если я все же поеду с вами, – заключила Аннабет, задумчиво погладив подбородок. – Дайте мне пару минут! – Она снова скрылась за перегородкой.

Гунарстранна и Фрёлик вышли на улицу. Там ярко светило солнце. Гунарстранна достал из кармана футляр с солнцезащитными экранами, которые крепились к очкам, и буркнул:

– Переполох в раю!

Им было видно, как Аннабет Ос беседует с молодым человеком с эспаньолкой. Он оживленно жестикулировал. Оба замерли, когда увидели, что за ними наблюдают. Гунарстранна и Фрёлик переглянулись и зашагали назад, на парковку.

– И что же ты сделал в конце концов? – спросил Гунарстранна, останавливаясь у машины.

– А?

– Что ты сделал с котятами?

– А, с котятами… – рассеянно ответил Фрёлик. Порывшись в куртке, он достал дорогие зеркальные солнечные очки. Надел, посмотрелся в боковое окошко машины и поморщился. – Они сдохли. Еве-Бритт они надоели, и я их пристрелил.

Гунарстранне хватило времени прикурить свой окурок и сделать пять затяжек, прежде чем из-за деревьев показалась Аннабет. В своей длинной юбке, туфлях на плоской подошве она выглядела как-то по-деревенски, старомодно. Зато походка у нее была энергичная. Короткие волосы подпрыгивали в такт ее шагам. На спине она несла маленький зеленый рюкзак. Она что-то крикнула юнцам у трактора и помахала рукой. На плечи она накинула шаль – тоже клетчатую; судя по всему, она была поклонницей народных промыслов. Гунарстранна галантно распахнул перед ней заднюю дверцу машины.

– Боже мой! – воскликнула Аннабет Ос. – Я поеду на заднем сиденье! Как преступница! – Перед тем как сесть, она помахала рукой помидорометательнице, которая успела вернуться в теплицу.

– Она, кстати, только что заехала мне в лицо помидором, – бодро сообщил Фрёлик, выезжая с парковки.

– Что, простите? – нарочито высокомерно спросила Аннабет. – Дорогой мой, надеюсь, вы не пострадали?

Фрёлик посмотрел на нее в зеркало заднего вида и перевел взгляд на Гунарстранну; тот сел к женщине вполоборота.

– Скажите, пожалуйста… Тот молодой человек в приемной – сотрудник или пациент?

– Он проходит у нас альтернативную службу, так что можно сказать, что он сотрудник.

– Как его зовут?

– Хеннинг Крамер.

– Вернемся к пропавшей девушке. Как вы думаете, почему родители не объявили ее в розыск?

– Наши пациенты довольно часто не ладят с родителями. Или приезжают к нам с других концов страны.

– И что же?

Аннабет обняла рюкзак.

– Чем мой ответ вас не устраивает?

– Мне нужны конкретные данные. Как обстоит дело в данном случае?

– Гунарстранна, – Аннабет наклонилась вперед, – мы, работники социальных служб, прекрасно понимаем, как важно хранить личные тайны пациентов и соблюдать нормы профессиональной этики.

Фрёлик покосился в зеркало заднего вида. Солнечные очки съехали ему на переносицу. Аннабет посмотрела в его сторону и поняла, что ее ответ его не устроил.

– Речь идет об убийстве, – напомнил Фрёлик.

– А я должна заботиться об интересах своих пациентов, – холодно ответила она и кашлянула. – Куда вы меня везете?

– Сейчас мы с вами поедем в Институт судебной медицины, – ответил Гунарстранна. – Там вам предложат ответить «да» или «нет» на один простой вопрос.

– Какой вопрос?

– Принадлежит ли тело, которое вы увидите, девушке, которую вы объявили в розыск, Катрине Браттеруд?

– Да, – сказала Аннабет Ос и отвернулась. Гунарстранна накрыл лицо покойницы простыней. – Это она. Можно выйти? От здешнего запаха меня мутит…

Выйдя из здания, они нашли скамейку, вернее, прочное сооружение, состоящее из соединенных вместе стола и скамейки. Такие ставят на площадках для отдыха и автостоянках по всей Норвегии. Аннабет неуклюже опустилась на сиденье, не сняв рюкзак. Она часто дышала и смотрела перед собой; глаза у нее блестели.

– Вот и все, – произнесла она. – Почти три года борьбы за ее жизнь – и все напрасно.

Они сидели молча, слушая, как вдалеке мимо пролетают машины. Мимо прошел какой-то знакомый и помахал полицейским.

– Знаете, сколько стоит реабилитация наркозависимого?

Вопрос был чисто риторическим, и Гунарстранна, и Фрёлик понимали, что ответ их собеседницу не интересует.

– Боже мой, – повторила Аннабет. – Все напрасно… Какая страшная потеря!

Последовало молчание, которое нарушил Гунарстранна:

– О чем вы говорите, фру Ос? Что именно напрасно?

Аннабет выпрямилась. Она собралась что-то сказать, но замолчала и вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Расскажите об этих трех годах, – вмешался Фрёлик. – Когда вы познакомились с Катрине?

– Как вы думаете, почему?.. – не сразу откликнулась она. – Ее ограбили? Изнасиловали?

– Когда вы познакомились с Катрине? – терпеливо повторил Фрёлик.

Аннабет вздохнула:

– Несколько лет назад. Кажется… в девяносто шестом. Она пришла к нам, как мы говорим, «по собственной недоброй воле», то есть по направлению органов соцзащиты. Она не была уверена в своих силах… я хочу сказать, что она несколько раз убегала, а потом возвращалась. Но потом мы повезли наших подопечных в горы, чтобы показать, какой интересной может быть жизнь без искусственных стимуляторов. По-моему, после той поездки она стала более мотивированной, согласилась на лечение и прошла трехлетний курс. Мы разбили курс на этапы. Сейчас она находилась на четвертом, заключительном… В конце лета мы собирались снять ее с учета. Проходя курс реабилитации, она одновременно окончила среднюю школу. Сдала выпускные экзамены на «отлично»! Показала просто блестящие результаты… Какая она была умная, какая толковая… Схватывала прямо на лету! Получила три «отлично», черт побери! После экзаменов она позвонила мне. «Аннабет, Аннабет! – кричала она в трубку. – Я отличница!» Она так радовалась…

Аннабет резко встала с места:

– Извините… я принимаю все, что с ней случилось, близко к сердцу.

– Наверное, ваши пациенты иногда умирают, – заметил Гунарстранна, глядя на нее снизу вверх.

– Что?

– Наверное, она не первая ваша пациентка, которая умерла?

Аннабет молча смотрела на него в упор. Рот у нее открывался и закрывался, как у рыбы, вытащенной из воды.

– Чем она стала заниматься после того, как окончила школу? – хладнокровно осведомился Фрёлик.

Аннабет неприязненно покосилась на Гунарстранну, замигала глазами и села.

– Сразу же устроилась на работу, – ответила она, повернувшись к Фрёлику. – Лично мне казалось, что она должна метить выше, поступить в университет, получить диплом. Она могла бы заниматься политологией. Могла бы стать журналисткой. С ее внешностью она могла бы получить любую работу, какую только захочет! Боже мой, какие возможности перед ней открывались!

– И куда же она устроилась?

– В бюро путешествий. Могу дать вам телефон. Оказывается, она об этом мечтала… Нелепость, но она… была еще так молода! Извините, не могу без горечи думать о ней. Ее душа, насколько я понимаю, была надломлена… Я говорю «насколько я понимаю», потому что из нее ничего невозможно было вытянуть. Так часто бывает… С детства она терпела жестокое обращение и сексуальное насилие… Прошу, не поймите меня неправильно. Среди наркозависимых встречаются такие, которые хотят получать кайф ежедневно. Им не хватает возбудителей в так называемом обычном мире. Катрине…

– Катрине была не такая? – закончил за нее Фрёлик.

– Катрине… как бы лучше выразиться? Она была очень ранимой. Девочки вроде нее, бывает, подсаживаются на наркотики лет с двенадцати… Как правило, пробуют травку. Курят марихуану, нюхают клей, пьют… В пятнадцать начинают колоться. Потом их исключают из школы. Обычная история: бросает школу, сбегает из дома и начинает ловить на улице клиентов. У бедняг нет детства. У них нет балласта, какой есть у нас с вами…

Она замолчала, когда Гунарстранна по-прежнему с задумчивым, отстраненным видом вдруг вскочил и поставил одну ногу на сиденье, а сам принялся скручивать себе сигарету.

– Продолжайте, – дружелюбно попросил Фрёлик.

– На чем я остановилась? – спросила сбитая с толку Аннабет Ос.

– Вы рассказывали о наркозависимых, лишенных детства.

– Ах да. И что же делают те, у кого не было детства? Конечно, стараются наверстать упущенное. То же самое можно сказать и о Катрине. Красивая девушка с замечательной фигурой, умная, сообразительная. А в душе – совсем девочка, совсем ребенок… Простите, я забыла, как ваша фамилия.

– Фрёлик.

– Она была ребенком, Фрёлик. Ребенком в теле женщины. И сидящий в ней ребенок обожал объедаться сладостями, смотреть мультики, читать ерундовые глянцевые журналы, которыми обычно увлекаются девчонки лет в двенадцать, – в них печатают истории о принцах, которые увозят Золушку на белом коне к заходящему солнцу… Она любила задувать свечи на день рождения, надевать корону… На свои дни рождения она всегда надевала бумажную корону. Писала на руке имя своего бойфренда. Могла участвовать в каких-нибудь дурацких состязаниях вроде того, кто съест больше хлеба… Делала бумажные кораблики. Такие вещи она обожала… И в то же время ребенок находился внутри опытной, взрослой женщины, скользкой, как угорь, рано познавшей мужчин, привыкшей крутиться и выкручиваться, убегать от опасности, держаться подальше от представителей власти. Подобная двойственность представляет самую большую трудность. Иногда девушки вроде Катрине похожи на раненых зверьков. Они без зазрения совести хватают то, что им нужно, и убегают. И при этом их голова набита детскими мечтами о храбром принце, который прискачет за ними на белом коне и увезет в кругосветное путешествие. Катрине не стала исключением. Вы только подумайте, кем она могла бы стать, а она предпочла целыми днями просиживать за компьютером в бюро путешествий! Невероятно! Бюро путешествий!

Фрёлик с серьезным видом кивнул, наблюдая за тем, как Гунарстранна сосредоточенно снимает с нижней губы табачную крошку. На лужайке за спиной инспектора прыгала сорока. Фрёлику показалось, что энергичная птица напоминает священника, сутулого пастора в черной сутане с белым воротом, заложившего руки за спину. Чем-то они двое – сорока и инспектор – были очень похожи.

– Вы сказали, что она писала на руке имя своего бойфренда, – сказал Фрёлик. – Значит, у нее был бойфренд?

– Да. Странноватый выбор. Не сомневаюсь, вы знаете парней такого типа. Он похож на торговца автомобилями или футболиста. Любит загорать в солярии и смотреть фильмы про каратистов.

– Как его зовут?

– Уле. Фамилия Эйдесен.

– Что он за человек?

– Самый заурядный… ничего особенного… самый обычный молодой человек… – Аннабет пожала плечами.

– Но что их объединило? Почему они оказались вместе?

– Кажется, он тренер по теннису или что-то в этом роде. – Аннабет Ос презрительно улыбнулась. – Нет, я пошутила. Он инструктор по дайвингу… или преподаватель на курсах иностранного языка. Если честно, я не помню, чем именно он занимается, но помню, что чем-то таким… банальным.

– Какое у вас сложилось впечатление об Уле?

– Самый обычный парень, неглубокий… разумеется, по моему мнению… и потому скучный… и очень ревнивый.

Оба детектива пристально посмотрели на Аннабет.

– Хотя жестоким он мне не показался. Просто ревнивым. Не думаю, что он когда-нибудь применял к ней насилие, давил на нее…

– Обычный ревнивец-зануда?

– Да.

– И в чем проявлялась его ревность?

– Понятия не имею! И вообще, я почти не знаю его и потому не могу судить.

– Как по-вашему, что Катрине нашла в таком, как Уле?

– Статус.

– Что вы имеете в виду?

– То, что сказала. Он похож на модель из рекламы дезодоранта – ну, знаете, бритоголовый, модно одевается. Для Катрине он стал статусным символом; таким не стыдно похвастать перед другими женщинами. Превосходный кусок мяса.

– Кусок мяса?!

– Да… Он похож на многих молодых людей. Они годятся только на то, чтобы спариваться. Наверное, бойфренд Катрине хорош в постели.

– У нее большая татуировка вокруг пупка. В ней что-то символическое? – спросил Фрёлик.

– Понятия не имею, – ответила Аннабет и, подумав, продолжала: – По-моему, нет. Типичная безвкусная наколка… наши пациенты любят такие. Наверное, что-то эротическое, сексуальное.

– Вы не знаете, в прошлом она занималась проституцией?

– Они все этим промышляли.

Фрёлик удивленно поднял брови.

– Во всяком случае, большинство из них.

– И Катрине тоже?

– Д-да… и она тоже.

Гунарстранна кашлянул и спросил:

– Когда вы видели Катрине в последний раз?

– В субботу, – немного растерянно ответила Аннабет. – На приеме у нас дома. Ей стало нехорошо, и она ушла пораньше…

– Иными словами, вы принадлежите к числу тех людей, кто последними видел ее живой.

Аннабет и Гунарстранна несколько секунд смотрели друг на друга. Аннабет первая отвела взгляд.

– Да… мы пригласили в гости еще несколько человек.

– Вы сказали, ей стало нехорошо…

– Сначала она, кажется, потеряла сознание, а потом ее вырвало. Я очень расстроилась, потому что вначале решила, что она напилась. Представьте, как нехорошо, если пациенты реабилитационного центра напиваются в доме заведующей!

– Но она не пила?

– Нет, она весь вечер не притрагивалась к спиртному. И еда тут тоже ни при чем, потому что все гости ели одно и то же, но больше никого не стошнило.