Шерлок Холмс. Его прощальный поклон

Когда мы вместе с инспектором Бейнзом добрались до красивого городка Эшер в Саррее, время уже близилось к шести.

Мы с Холмсом, запасшись дома всем потребным для ночевки, нашли удобный приют в «Быке». Наконец мы, в компании Бейнза, направили стопы в Вистерия-Лодж. Стоял хмурый и промозглый мартовский вечер, было ветрено, в лицо брызгал моросящий дождь. Погода гармонировала и с окружением – заброшенными общинными землями, по которым шел наш путь, – и с невеселой целью, к которой он нас вел.

Наша тоскливая прогулка растянулась на две мили и привела к высоким дощатым воротам, за которыми начиналась тенистая каштановая аллея. Следуя по ее дуге, мы приблизились к дому – низкому и темному, почти черному на фоне сланцево-серого неба. В одном из окон главного фасада, слева от двери, слабо поблескивал огонек.

– Там обосновался констебль, – пояснил Бейнз. – Я постучу в окно.

Он пересек лужайку и побарабанил по стеклу: оно запотело, и я слабо различил человека, который вскочил с кресла у камина. Раздался громкий крик, дверь открылась, и показался полисмен, бледный и задыхающийся; свеча плясала в его дрожащей руке.

– В чем дело, Уолтерс? – резко спросил Бейнз.

Полисмен отер платком взмокший лоб и издал протяжный вздох облегчения.

– Как же я рад, что вы пришли, сэр. Вечер тянулся долго, а нервы у меня, смотрю, не те, что прежде.

– Нервы, Уолтерс? Я-то думал, их у вас вовсе нет.

– Как же, сэр, в доме тихо и одиноко, в кухне черт-те что. А тут вы стучите в окошко, и я решил, это снова оно.

– Что за «оно»?

– Не иначе как сам черт, сэр. Он был в окне.

– Что было в окне и когда?

– Пару часов назад. Как раз начало темнеть. Я читал вот тут, в кресле. Сам не знаю, что меня заставило поднять голову, но только через нижнюю панель окна на меня кто-то смотрел. Что это было за лицо, сэр! Мне оно теперь во сне будет сниться.

– Да ладно вам, Уолтерс! Такие разговоры не пристали полицейскому констеблю.

– Знаю, сэр, знаю, но только я испугался, чего уж скрывать. Оно было не черное, сэр, и не белое, даже названия этому цвету не подберу. Вроде как глина с капелькой молока. И потом какой величины – с два ваших, сэр. Таращится выкаченными глазищами, белые зубы скалит, будто голодный зверь. Говорю вам, сэр: я не то что пошевелиться, вздохнуть даже не мог, пока оно не исчезло из виду. Я выбежал наружу, посмотрел в кустах – но там, слава богу, никого не было.

– Не будь вы у меня на хорошем счету, Уолтерс, я бы решил, что вы не годитесь в полисмены. Исправному констеблю не придет в голову благодарить Бога за то, что не получилось задержать нарушителя, будь он даже и сам дьявол. Полагаю, эта рожа вам не привиделась? Может, нервы сыграли с вами шутку?

– Ну это, по крайней мере, ничего не стоит проверить. – Холмс зажег свой миниатюрный карманный фонарь. – Да, – проговорил он, бегло осмотрев газон, – размер обуви примерно двенадцатый. Если все прочее соответствует, тут побывал настоящий великан.

– И куда он делся?

– Похоже, продрался через кусты и ушел по дороге.

– Что ж, – произнес инспектор, задумчиво наморщив лоб, – кто бы ни был этот великан и с какой бы целью ни являлся, он уже ушел, а у нас есть более срочные дела. Сейчас, мистер Холмс, я, если позволите, показал бы вам дом.

Тщательный осмотр спален и гостиных не дал никаких результатов. Жильцы, по-видимому, не привезли с собой ничего или почти ничего; весь скарб, вплоть до мелочей, достался им вместе с домом. Правда, они оставили после себя немалый запас одежды с ярлыками «Маркс и Ко, Хай-Холборн». Уже был послан телеграфный запрос, и Маркс сообщил, что не знает о своем клиенте ничего, кроме того, что он аккуратный плательщик. Из личного имущества нашлись, кроме всякой ерунды, несколько трубок, романы, в том числе два на испанском, старомодный шпилечный револьвер и гитара.

– Все это ничего не дает, – заметил Бейнз, переходя со свечой в руке из комнаты в комнату. – А теперь, мистер Холмс, приглашаю вас взглянуть на кухню.

Это была сумрачная комната с высоким потолком, выходившая на задний фасад дома; набросанная в углу солома, очевидно, служила постелью повару. На столе громоздились блюда с остатками пищи и немытые тарелки, оставшиеся с последнего обеда.

– Посмотрите-ка, – указал Бейнз. – Что вы об этом думаете?

Он поднял свечу, демонстрируя нам необычный предмет, стоявший на комоде у самой стены. Штука эта настолько ссохлась и сморщилась, что о ее происхождении оставалось только гадать. Скажу лишь, что это было нечто темное и кожистое, немного похожее на крохотного человечка. При первом взгляде мне показалось, что передо мной мумия негритянского младенца, потом – древняя скрюченная обезьянка. В итоге я так и не определил, животное это или человек. Посередине фигурку обвивала двойная нить белых раковин.

– Любопытно, в самом деле очень любопытно! – кивнул Холмс, рассматривая зловещую реликвию. – Что-нибудь еще?

Бейнз молча направился к раковине и поднес поближе свечу. Там валялась разорванная на куски белая птица, оперение было нетронуто. Холмс указал на отрубленную голову с бородкой.

– Белый петух, – сказал он. – Очень любопытно! Занятный случай, поистине занятный.

Однако мистер Бейнз на этом не остановился: самый зловещий экспонат он приберег напоследок. Из-под раковины он извлек цинковое ведро, в котором плескалась кровь. А со стола поднял блюдо с обугленными осколками кости.

– Здесь кого-то убили и что-то сожгли. Вот это мы нашли в камине. Утром мы пригласили врача. Он говорит, это не человеческие кости.

Холмс ухмыльнулся и потер руки.

– Должен вас поздравить, инспектор: случай вам достался особый и очень поучительный. Не примите за обиду, если я предположу, что ваши незаурядные способности не так часто находят здесь применение.

Глазки инспектора Бейнза заискрились от удовольствия.

– Вы правы, мистер Холмс. У нас, в провинции, царит застой. Подобное дело – шанс отличиться, и я надеюсь этим шансом воспользоваться. Что вы думаете об этих костях?

– Ягненок, я бы сказал, или козленок.

– А о белом петухе?

– Любопытно, мистер Бейнз, очень любопытно. Случай почти что уникальный.

– Да, сэр, здешние обитатели были очень странные люди с очень странными привычками. Один из них мертв. Быть может, с ним расправились его же товарищи? Если это так, мы их поймаем: во всех портах страны ведется наблюдение. Но я думаю иначе. Да, сэр, совершенно иначе.

– Выходит, у вас уже есть версия?

– И я сам стану ее разрабатывать, мистер Холмс. Это должна быть моя заслуга. Вы уже сделали себе имя, а я еще нет. Я буду рад, если в конце смогу сказать, что решил загадку без вашей помощи.

Холмс добродушно усмехнулся:

– Что ж, инспектор, следуйте по вашей дорожке, а я последую по своей. Если вам понадобятся мои результаты, я всегда к вашим услугам. Думаю, в доме я уже осмотрел все, что мне хотелось, не стану больше терять время. Au revoir[1] и удачи!

По множеству мельчайших признаков, заметных только мне, я догадывался, что Холмс напал на след. Случайный наблюдатель не разглядел бы ничего, кроме его обычного бесстрастия, но от меня не укрылись ни вспыхнувший азартом взор моего друга, ни быстрота его движений, говорившая о том, что дичь поднята. Как обычно в таких случаях, Холмс не промолвил ни слова, а я, тоже как обычно, ни о чем его не спросил. Я довольствовался тем, что нахожусь рядом и готов по мере своих скромных возможностей оказать помощь, не отвлекая его мысли от стоявшей перед ним задачи. В должное время мне все станет известно.

Потому я стал ждать, но меня постигло разочарование. С каждым днем я все больше убеждался, что жду напрасно: мой друг ничего не предпринимал. Как-то утром он отправился в Лондон, и я по случайной обмолвке узнал, что он был в Британском музее. Эта вылазка была единственным исключением, остальное время он проводил в длительных одиноких прогулках или в общении с деревенскими сплетниками, среди которых завел множество знакомств.

– Уверен, Ватсон, неделька на деревенском воздухе станет для вас истинным благословением, – заметил Холмс. – Вам будет приятно вновь понаблюдать, как зеленеют живые изгороди и распускаются сережки на лещине. Вооружась лопаткой, жестяной коробкой и начальным учебником ботаники, вы с пользой проведете время и многое узнаете.

Он и сам бродил по окрестностям с этими приспособлениями, однако собранный за вечер гербарий бывал довольно скуден.

Во время прогулок нам случалось встречать инспектора Бейнза. Приветствуя моего спутника, он сиял: по жирному красному лицу расползалась складками улыбка, маленькие глазки блестели. О деле Бейнз почти не упоминал, но из его немногих обмолвок следовало, что он тоже вполне удовлетворен ходом событий. Признаюсь, однако, я был несколько удивлен, когда примерно на пятый день после убийства в утренней газете мне попался крупный заголовок:

РАЗГАДКА ОКСШОТТСКОЙ ТАЙНЫ

ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ УБИЙЦ А ЗАДЕРЖАН

Когда я прочел это Холмсу, тот вскочил как ужаленный.

– Боже! – вскричал он. – Выходит, Бейнз до него добрался?

– Похоже.

И я стал читать:

«Большой ажиотаж в Эшере и округе вызвало поступившее прошлой ночью известие, что по делу об оксшоттском убийстве есть задержанный. Читатели помнят, вероятно, что на оксшоттском общинном выгоне было найдено, со следами жестокого насилия, тело мистера Гарсиа из Вистерия-Лодж и той же ночью обнаружилось бегство его лакея и повара, которое могло свидетельствовать об их участии в убийстве. Высказывалось предположение, правда недоказанное, что в доме имелись ценности и преступление было совершено из корысти. Инспектор Бейнз, который ведет расследование, приложил все усилия к розыску беглецов, небезосновательно считая, что они не ушли далеко и скрываются где-то в заранее подготовленном убежище. Тем не менее с самого начала было ясно, что их в конце концов обнаружат. По свидетельствам одного или двух торговцев, видевших повара в окне, внешность его очень примечательна: это мулат гигантского роста и безобразного облика, с желтоватой кожей и ярко выраженными негроидными чертами. Его уже видели однажды после того, как было совершено преступление: тем же вечером он имел дерзость наведаться в Вистерия-Лодж, где его заметил и спугнул констебль Уолтерс. Инспектор Бейнз, поняв, что повар явился неспроста и, вероятно, попытает счастья снова, снял караул внутри дома, но оставил в кустах засаду. Повар попался в ловушку и был взят в плен после схватки с констеблем Даунингом, пострадавшим от укусов этого дикаря. Насколько нам известно, полиция обратится к магистратам с просьбой оставить подозреваемого под стражей для продолжения следствия, от которого теперь можно ожидать значительных успехов».

– Нам просто необходимо немедленно увидеться с Бейнзом! – Холмс взялся за шляпу. – Прихватим его перед самым выходом.

Мы припустили по деревенской улице и, как и рассчитывали, застали инспектора прямо на пороге его жилища.

– Уже видели, мистер Холмс? – Инспектор протянул нам газету.

– Да, Бейнз, видел. Не сочтите за вольность, но я хотел бы по-дружески вас предостеречь.

– Предостеречь, мистер Холмс?

– Я уделил этому делу некоторое внимание и не уверен, что вы на правильном пути. Будет досадно, если вы, не подумав как следует, зайдете слишком далеко.

– Вы очень добры, мистер Холмс.

– Уверяю, я пекусь о ваших же интересах.

Мне показалось, что одно из век мистера Бейнза слегка дрогнуло, словно он хотел подмигнуть.

– Мы согласились, мистер Холмс, что каждый будет вести свое независимое расследование. Это я и делаю.

– Что ж, хорошо. Надеюсь, вы не в обиде.

– Что вы, сэр, я уверен, вы желаете мне добра. Но у каждого из нас своя метода, мистер Холмс. У вас своя, а у меня своя.

– И больше ни слова об этом.

– Я всегда готов поделиться с вами новостями. Этот парень – самый настоящий дикарь, здоровенный как лошадь и злобный как черт. Прежде чем мы сумели его скрутить, он едва не перегрыз Дайнингу большой палец. Английского, почитай, совсем не знает, в ответ на вопросы только мычит.

– И по-вашему, есть доказательства, что он убил своего хозяина?

– Ну нет, мистер Холмс, этого я не говорил. У нас есть свои маленькие хитрости. Вы будете пробовать ваши, а я свои. Таков наш уговор.

Холмс пожал плечами, и мы побрели прочь.

– Не понимаю, что у него на уме. Похоже, он нацелился сесть в галошу. Что ж, надо нам, как он говорит, попробовать наши маленькие хитрости и поглядеть, что из этого выйдет. Но только, хоть убей, никак не раскушу этого Бейнза до конца.

– Садитесь-ка в это кресло, Ватсон, – попросил Холмс, когда мы вернулись в наш номер в гостинице «Бык». – Хочу ознакомить вас с обстановкой, потому что мне сегодня может понадобиться ваша помощь. Позвольте рассказать, как было дело, насколько я это понимаю. В основном случай довольно простой; затруднение, как ни странно, связано с арестом преступника. Тут еще имеются неясности, с которыми нам нужно разобраться.

Вернемся к записке, которую принесли Гарсиа в вечер его гибели. Можно сразу выбросить из головы идею Бейнза, будто в деле замешаны слуги Гарсиа. Доказательством служит тот факт, что это он сам заручился присутствием Скотт-Экклза, которое не могло иметь иной цели, кроме как обеспечить алиби. И это Гарсиа наметил на тот вечер какое-то предприятие, вероятно незаконное, в ходе которого его и настигла смерть. Зачем заботиться об алиби тому, кто не собирается нарушать закон? Тогда кто его наиболее вероятный убийца? Конечно, человек, против которого Гарсиа злоумышлял. Обо всем этом, мне кажется, мы можем говорить довольно уверенно.

Теперь займемся тем, почему исчезли домочадцы Гарсиа. Все они были его соучастниками в неизвестном нам преступлении. Если бы оно удалось, Гарсиа бы вернулся, англичанин удостоверил его алиби и дело сошло бы с рук. Однако вылазка была опасной, и если бы Гарсиа не возвратился к условленному часу, это могло означать, что он поплатился жизнью. На такой случай план состоял в том, что двое его подчиненных скрываются от расследования в заранее подготовленном месте, чтобы впоследствии повторить попытку. Эта версия объясняет все факты, не так ли?

Из прежней путаницы передо мной возникла стройная картина. И я, как всегда, удивился тому, что не разглядел ее раньше.

– Но почему один слуга вернулся в дом?

– Можно предположить, что в суматохе бегства он забыл прихватить с собой нечто ценное, без чего не может обойтись. В этом случае его действия понятны, не так ли?

– Хорошо, и каков следующий шаг?

– А теперь обратимся к записке, которую Гарсиа получил за обедом. Значит, на другом конце нити у него имелся союзник. И где же этот другой конец? Как я уже говорил, искать его следует в каком-то большом доме, а таких в округе немного. В первые дни, проведенные здесь, в деревне, я много гулял и свои ботанические изыскания разнообразил тем, что изучал окрестные большие дома и историю обитающих там семейств. Из всех домов мое внимание приковал один, и только один. Это известная усадьба якобитских времен Хай-Гейбл, в миле от дальнего конца Оксшотта и менее чем в полумиле от места трагедии. Прочие солидные строения принадлежат людям респектабельным и прозаическим, в чьей жизни нет места романтике. А вот мистер Хендерсон из Хай-Гейбл, судя по рассказам, человек своеобразный и с ним возможно всякое. Следственно, им и его домочадцами я занялся подробней.

Чудной это народ, Ватсон, и самый чудной из всей компании – сам хозяин. Я сумел с ним увидеться под правдоподобным предлогом, но взгляд его темных, глубоко посаженных глаз сказал мне, что истинная причина моего визита ему вполне ясна. Это мужчина около пятидесяти, полный сил, с седыми, стального оттенка, волосами, кустистыми черными бровями, величавой походкой и царственной осанкой – с крутым и властным нравом, таящимся за бесстрастной внешностью. Мистер Хендерсон либо иностранец, либо долго жил в тропиках: желтый и высохший, однако крепок, как канат. Вот его друг и секретарь, мистер Лукас, иностранец явный: с шоколадно-коричневой кожей, лукавым, кошачьим обхождением и коварно-вкрадчивой речью. Как видите, Ватсон, мы имеем уже две компании иностранцев: одну в Вистерия-Лодж и другую в Хай-Гейбл, так что картина начинает проясняться.

Вокруг этих двоих (а они близкие друзья) все в доме и вертится, но есть еще один человек, быть может представляющий для нас даже больший интерес. У Хендерсона двое детей: девочки одиннадцати и тринадцати лет. При них состоит гувернанткой мисс Бернет, англичанка лет сорока. Имеется и доверенный лакей. Все это сплоченная, как настоящая семья, компания, она сопровождает мистера Хендерсона в его бесконечных переездах – ибо он любитель путешествовать. Вот и нынче он примерно с месяц назад вернулся в Хай-Гейбл после годичного отсутствия. Добавлю еще, что он сказочно богат и может позволить себе любые капризы. Остальной штат – дворецкие, лакеи, служанки и прочие, – как принято в больших английских домах, раздут и недостаточно загружен работой.

Все это мне стало известно частично из деревенских сплетен, частично из собственных наблюдений. Лучший источник сведений – это отставленные от места, обиженные слуги, и мне повезло встретить одного такого. Я говорю «повезло», но счастливый случай бы не подвернулся, если бы я за ним не охотился. Как заметил Бейнз, у всех нас свои методы. Именно благодаря им я нашел Джона Уорнера, который служил в Хай-Гейбл садовником, пока самодур-наниматель, вспылив, не выставил его однажды за порог. Уорнер же приятельствует с некоторыми из оставшихся в доме слуг: все они дружно боятся и не любят хозяина. Таким образом, я получил доступ к домашним секретам.

Ну и чудной же это народ, Ватсон! Не стану утверждать, будто я уже все про них понял, но, так или иначе, это чудная компания. В доме два крыла, в одном живут слуги, в другом – хозяйское семейство. Единственное связующее звено между теми и другими – личный лакей Хендерсона, который подает на стол. Все потребное приносят к определенной двери, которая служит проходом из одной части дома в другую. Гувернантка и девочки выходят только в сад, больше никуда. Хендерсон нигде и никогда не показывается один. Темнокожий секретарь следует за ним как тень. Слуги поговаривают, что хозяин отчаянно чего-то боится. «Небось, продал душу дьяволу за богатство, – полагает Уорнер, – и теперь дрожит, что тот явится взыскать должок». Откуда они и кто такие – никому не ведомо. И нрав у всех бешеный. Дважды Хендерсон бросался на слуг с собачьей плеткой, и ему приходилось откупаться, чтобы они не подали в суд.

Так вот, Ватсон, оценим ситуацию с учетом этих сведений. Предположим, записка была послана кем-то из этого странного дома и сообщала Гарсиа, что пора осуществить какой-то заранее разработанный план. Кто мог ее написать? Кто-то из обитателей крепости, причем женского пола. Тогда кто еще, кроме мисс Бернет, гувернантки? Это прямо вытекает из наших рассуждений. В любом случае мы можем принять это как гипотезу и посмотреть, что из нее последует. Добавлю, что из-за возраста и характера мисс Бернет любовная интрига, которую я предположил вначале, полностью отпадает.

Если записку написала мисс Бернет, то она, вероятно, была другом и сообщницей Гарсиа. Тогда что она должна была предпринять, узнав о его смерти? Если он погиб при каком-то преступном посягательстве, ей оставалось только молчать. Но в душе она, наверно, пылает злобой против его убийц, а значит, вероятно, не отказала бы в помощи тому, кто стремится их покарать. А не обратиться ли к ней за содействием? Такова была моя первая мысль. Но тут обнаруживается зловещий факт: с ночи убийства гувернантку никто не видел. Она как в воду канула. Жива ли она? Что, если в ночь гибели ее друга, вызванного запиской, смерть настигла и саму мисс Бернет? Или кто-то держит ее в плену? Вот это нам и нужно выяснить.

Смотрите, Ватсон, в какой трудной мы оказались ситуации. Оснований для обыска нет никаких. Если обратиться к судье, он сочтет, что у нас за душой одни лишь домыслы. Исчезновение женщины ничего не значит: жизнь там устроена так странно, что домочадцы по неделе нигде не показываются. А между тем женщине может грозить смертельная опасность. Все, что мне доступно, это наблюдать за домом и поручить моему агенту Уорнеру сторожить у ворот. Но нельзя оставлять дело в таком положении. Если закон бессилен, мы должны принять риск на себя.

– Что вы предлагаете?

– Мне известно, где ее комната. Туда можно забраться с крыши пристройки. Я предлагаю, чтобы мы с вами отправились туда нынче ночью и попытались проникнуть в самую сердцевину тайны.

Надо признаться, мне не очень улыбалась эта перспектива. Старый дом, как-то связанный с убийством, его необычные, пугающие обитатели, бог знает какие опасности на пути, наше предприятие, сомнительное с точки зрения закона, – все это остужало мой пыл. Однако, выслушав холодно-бесстрастные рассуждения Холмса, ты уже не представлял, как можно отвергнуть его авантюру, в чем бы она ни заключалась. Было ясно, что если успех достижим, то лишь этим единственным способом. Я молча пожал Холмсу руку. Жребий был брошен.

Однако судьба уготовила нашему расследованию иной, не столь авантюрный финал. Около пяти, когда начали сгущаться мартовские сумерки, в нашу комнату ворвался взволнованный поселянин.

– Они уехали, мистер Холмс. Сели в последний поезд. Леди сбежала – я привез ее в кэбе. Она внизу.

– Отлично, Уорнер! – Холмс вскочил на ноги. – Ватсон, картина проясняется на глазах.

В кэбе сидела женщина, чуть живая от нервного истощения. На ее изможденном, с орлиным носом, лице явственно читались следы недавно перенесенного горя. Голова бессильно свешивалась, но когда дама ее подняла и обратила к нам свой мутный взгляд, я увидел, что ее зрачки выглядят черными точками в середине большого серого круга радужной оболочки. Она находилась под действием опиума.

– Я, как вы велели, мистер Холмс, смотрел за воротами, – сообщил наш эмиссар, он же уволенный садовник. – Когда выехал экипаж, я проследил за ним до станции. Леди ступала как во сне, но, когда ее сажали в поезд, ожила и стала вырываться. Ее затолкали внутрь – а она наружу. Я отбил ее – и в кэб. И вот мы тут. Не забуду, как он таращился на меня из поезда, когда я ее уводил. Дать ему волю, так я до завтра бы не дожил. Глаза чернущие, желтая рожа перекошена – дьявол, да и только.

Мы отвели даму наверх, уложили на софу, и после двух чашек крепчайшего кофе наркотический туман рассеялся. Холмс вызвал к себе Бейнза и быстро ознакомил его с обстановкой.

– Ага, сэр, вы дали мне те самые доказательства, которые мне нужны. – Инспектор проговорил это благодарным тоном и пожал моему другу руку. – Я с самого начала шел по тому же следу.

– Что? Вы следили за Хендерсоном?

– Как же, мистер Холмс, когда вы ползали по кустам у Хай-Гейбл, я сидел на дереве и видел вас сверху. Вопрос был только в том, кто первым добудет доказательства.

– Тогда зачем вы арестовали мулата?

Бейнз усмехнулся:

– Я не сомневался, что Хендерсон – как он себя называет – поймет, что попал под подозрение, а потому затаится и не станет ничего предпринимать, пока опасность не минует. Чтобы убедить Хендерсона, будто полиция пошла по ложному следу, я и арестовал не того. Я знал, что в таком случае он постарается удрать и мы сможем добраться до мисс Бернет.

Холмс похлопал инспектора по плечу:

– Вы отличный профессионал и далеко пойдете. В интуиции вам не откажешь.

Бейнз зарделся от удовольствия:

– По моему распоряжению всю прошлую неделю на станции дежурил наш человек в штатском. Куда бы ни отправились обитатели Хай-Гейбл, он за ними проследит. Но когда мисс Бернет от них вырвалась, он, наверно, растерялся. Однако ваш человек ее подобрал, и все закончилось хорошо. Без ее показаний арест невозможен, это ясно, так что чем скорее мы их снимем, тем лучше.

– Она оживает на глазах, – заверил Холмс, посмотрев на гувернантку. – Но скажите, Бейнз, кто он такой, этот Хендерсон?

– Хендерсон, – ответил инспектор, – это дон Мурильо, некогда называвшийся Тигром Сан-Педро.

Тигр Сан-Педро! История этого человека мгновенно всплыла у меня в памяти. Он приобрел известность как самый злостный, кровожадный тиран, какой когда-либо правил страной с претензией на цивилизацию. Бесстрашный и полный сил, он сумел так управиться с запуганным населением, что его гнусный режим терпели десять или двенадцать лет. Его имя вызывало ужас по всей Центральной Америке. Но под конец весь народ восстал против диктатора. Хитрость его, однако, не уступала жестокости: при первых слухах о грядущих беспорядках он распорядился тайно погрузить свои сокровища на корабль с командой из его преданных сторонников. Назавтра восставшие взяли штурмом безлюдный дворец. Диктатор, со своими двумя детьми, секретарем и богатствами, от них ушел. С этого момента новых сведений о нем не поступало, и европейская пресса немало изощрялась в догадках, какую личину он теперь носит.