Олег Северюхин
Кольцо приключений. В семи томах. Книга 1 Кольцо фараона
Кольцо фараона
Глава 1
Он умирал, а я не верил. Мой товарищ детских игр. Младший брат моего отца, заменивший его после смерти. Отчаянный выдумщик и фантазер. Нелепый человек в наше бездушное и бескультурное время. Дон Кихот и Дон Жуан, д’Артаньян и Айвенго, капитан Блад и Афанасий Никитин, все это так причудливо сочеталось в одном человеке, что все были очарованы его обаянием и считали полоумным романтиком, родившимся не в этом веке.
И сейчас он умирал, а я был его единственным родственником. Он жил в крохотной однокомнатной квартирке, совершенно один и самой дорогой вещью в его квартире была причудливая пепельница из чешского хрусталя, хотя мой дядя не курил. Телевизор он не смотрел и его микротелевизор со странным названием «MATERIN» включался в последний раз года два назад и то мной, когда мне пришлось ночевать в его комнатке.
Мой дядя совершенно не страдал от того, что у него не было материального достатка. Деньги как приходили к нему, так и уходили. Я даже не могу сказать точно, работал ли когда-то мой дядя, хотя в свое время он окончил исторический факультет нашего пединститута. Кажется, какое-то время он работал учителем в школе, но потом бросил преподавание, ездил в экспедиции, общался с людьми, похожими на него, имел связи в антикварных кругах и через него нередко проходили очень дорогие раритеты, но деньги у него не держались. Ушла и невеста. Дядя мне показывал ее. Солидный человек, директор школы. Все-таки не прошла ее девичья любовь, потому что когда она увидела его, то зарделась вся и быстро ушла.
Я не так часто общался с дядей, но каждая встреча с ним была для меня событием. Хотя я был в основном откровенен со своими родителями, но по особо важным вопросам я шел советоваться к дяде. Он не навязывал своего мнения, но давал возможность самому принять то или иное решение, рассказывая то одну, то другую поучительную историю.
– Когда я был дервишем в Самарканде, – сказал как-то он, – я понял одну важную истину – никогда не надо торопить события. Если заставить персик созреть раньше срока, то персик будет красивым, но невкусным и так же рано он сгниет, потому что не будет востребован людьми. Иногда нужно подождать для того, чтобы понять, насколько важная проблема стоит перед тобой. Если через какое-то время она не потеряет своей важности, то этой проблемой действительно нужно заниматься. Но чаще бывает, что через какое-то время казавшийся важным вопрос превращался ни во что, он никого не волнует и никому не нужен. Точно так же нельзя бегом бежать к куску хлеба, чтобы схватить его раньше других – там может оказаться яд.
От дяди я учился тому, как вести себя в обществе и как быть джентльменом, не объявляя об этом во всеуслышание. Надо мной смеялись друзья, посмеивались девушки, но я старался быть тем, кем хотел видеть меня дядя и, кажется, преуспел в этом: меня тоже стали называть человеком из прошлого века. И я не жалею об этом, потому что если вспомнить мою не такую длинную жизнь, то мне почти не приходится краснеть за мои поступки.
Я сидел рядом с кроватью дяди и старался отвлечь его разговорами. Рассказывал ему, что у нас по программе истории России, кто преподает, что интересного в нашей студенческой жизни.
Под влиянием рассказов дяди и я поступил на исторический факультет в пединститут с одновременным углубленным изучением китайского языка. Что это, гены? Или судьба, но мне всегда казалось, что человек, знающий историю своего рода, народа, города, государства, других государств, знающий иностранные языки и понимающий чувства других народов, никогда не будет делать ошибок в своей жизни или в работе, связанной с управлением страной.
Конечно, это детское рассуждение. Все наши цари и генсеки с помощью высокоученых наставников, как их сейчас называют коучей, изучали историю, иностранные языки, но совершали такие же ошибки, как будто понятия не имели об истории государства. Так для чего нам нужна история?
Сейчас я не смогу точно ответить на этот вопрос. Узнать, что мы произошли от обезьян и гордиться тем, что у нас нет хвостов? Кривляемся мы совершенно сознательно и нас за это не садят в клетки для показа такой же кривляющейся публике за деньги. Гордиться тем, что мы режем хлеб стальными ножами, а для еды пользуемся вилкой и ножиком, хотя птицу все равно едим руками? Конечно, суть истории не в этом, но любая наука должна нести какую-то пользу человеку. Не бывает науки ради науки, так же как не бывает искусства ради искусства. И то, и другое должно чем-то помочь человеку стать лучше или, используя научные достижения, совершить рывок в техническом прогрессе, или своим трудом понравиться кому-то и завоевать сердце красавицы…
– … слушай внимательно, – перебил меня слабый голос дяди. – У меня нет других наследников, кроме тебя. Все это рухлядь, которую нужно выкинуть. Я мог быть богаче графа Монте-Кристо, но я знаю, в какой стране я живу и знаю, что богатство у нас сродни горю, а не счастью. Стоит у кого-то появиться копейке, как откуда ни возьмись, его осаждают толпы страждущих. Они не ударили палец о палец для заработка, но считают, что ты должен поделиться со всеми.
Этого нет ни в одной стране мира, даже в диких племенах Африки и Азии. Богатый человек должен тратить свои деньги на свою личную защиту и на защиту своего богатства вместо того, чтобы богатство давало жить и другим людям.
Я оставляю тебе только старую записную книжку и вот это колечко. Колечко береги пуще своего ока. Книжку можешь и потерять, трагедии от этого не будет, хотя в ней зашифрованы места трех довольно больших кладов. Любой клад обеспечит безбедную жизнь до самой смерти тебе и любому количеству твоих потомков. Да вот только неизвестно, на пользу ли пойдут эти богатства. Думай сам. Может быть, я просто был не прав, закопав свои таланты в землю и не пустив их в дело на благо семьи.
Я не сожалею о своей жизни. Прожил ее так, как Бог дай каждому или не дай Бог каждому. Колечко сразу надень на палец, никогда не снимай его и никому о нем не рассказывай, особенно женщинам. Не может быть никого, кому можно доверить эту тайну, кроме своего единственного наследника.
Помнишь сказку «Аленький цветочек»? Чудище лесное дало купцу колечко, которое стоит повернуть камешком вниз, и сразу вернешься туда, откуда прибыл. Это колечко такое же. Мне его дал странный человек, которого я нашел в лесу неподалеку от места раскопок городища, ты знаешь, где это городище, и который умер у меня на руках. Где я только не побывал за это время. Я прожил такую длинную жизнь, которая не уместится ни в какую книгу.
Все, что я рассказывал, была правда, но мне никто не верил. Приготовься к тому, что и тебе не будет веры. Если будешь к этому относиться спокойно и сможешь легализовать свои знания, то ты будешь знаменитым человеком. Не разбрасывайся, как я. И еще скажу, не верь никаким партиям, особенно тем, кто обещает построить общество счастья и социального равенства. Это самые опасные партии. Это те же кровожадные ацтеки и майя, которые бездумно приносили жертвы и лили безвинную кровь для построения общества Солнца…
Я слушал его, и мне казалось, что я уже где-то слышал это.
Вдруг я почувствовал, как слабеет державшая меня рука дяди, падая безвольно вниз. Я потряс его за плечи, послушал биение сердца, но ничего не услышал.
Приехавшая «Скорая помощь» зафиксировала факт естественной смерти и увезла старика с собой, оставив адрес, по которому я смогу забрать его для погребения.
Глава 2
Через неделю после похорон я переехал на квартиру дяди. Мама моя не возражала. Я уже человек взрослый и должен жить отдельно. В этом году оканчиваю институт и должен определиться со своим будущим.
Рухлядь всю я выкинул. Наших с мамой сбережений хватило, чтобы купить простенькую мебель в квартиру.
Колечко я надел на безымянный палец левой руки и носил постоянно. Оно мне пришлось впору и совершенно не мешало. Простенькое тоненькое серебряное колечко в виде змейки с зелененьким камешком на месте глаза.
Вечерами я сидел и рассматривал записи в записной книжке.
Один рисунок особенно привлек мое внимание. Похоже, что это была схема расположения чего-то.
Нарисован перекресток, в центре которого изображен прямоугольник. Прямые углы, образовавшиеся от пересечения двух дорог, поделены линиями, заканчивающимися крестиками и в образовавшихся углах написаны цифры: 4 и 7, 8 и 6 (в этом углу был нарисован серп с молотом), 6 и 5, 3 и 5.
И все. Я стал пробовать искать закономерность в цифрах. Что они обозначают? Величину углов или значения тригонометрических функций? Все очень сложно или все очень просто? А попробуем арифметику. 4+7=11. На противоположной стороне 6+5=11. Так, что-то уже есть. 8+6=14 и 3+5=8. Ну и что? А вот что. 11+11=22 и 14+8=22. Это уже вроде ключа получается. 22 и 22 может говорить о том, что в центре рисунка не прямоугольник, а квадрат. Ведь квадрат – это тоже прямоугольник, у которого все стороны равны по 22. По 22 чего? Метра, сантиметра, миллиметра? Нет и здесь ничего нет. Все это ерунда. Нужно брать схему города и сравнивать со схемой. Только какого города схему нужно брать?
Я осмотрел комнату дяди полностью и ничего не нашел. Вроде бы все просто, но подсказок никаких нет.
Ночью мне тоже ничего не приснилось. Это только в сказках ночью снятся подсказки решения загадок.
Схему я заучил наизусть. А вдруг это нумерация домов? Если это так, то эти дома находятся в центре. Если не в центре, то в начале улицы. Но какая же улица? Хорошо, пусть я найду эту улицу, что я буду вскрывать дорогу в центре перекрестка? Кто мне это разрешит? Кто мне разрешит остановить движение на улице? Это вообще нонсенс.
Все, кто говорит, что они, где хотят, там и копают землю, это либо хвастуны, либо люди, которые ни разу не натыкались на электрические кабели или другие коммуникации. Нет, я не представляю, как воспользоваться чертежом, чтобы найти что-то.
Даже, если клад спрятан в доме, что мне дом разрушать? Нет, это мистификация. Я человек в целом рациональный и заниматься ерундой не буду. И книжку дяди я забросил в дальний ящик, потому что ничего интересного я там не нашел. Были там еще пара схем, но и в них я ничего не понял.
Весна в этом году выдалась знатная. Мгновенно растаял снег и все газоны превратились в помойки. Люди высокой культуры зимой спокойно игнорировали мусорные урны и бросали мусор в соответствии со своим культурным уровнем. Весной этот культурный уровень и вытаял. Честно говоря, мне стыдно за наш город, за наших горожан. Я не думаю, что наши далекие предки точно так же бросали мусор. Хотя, все может быть. Люди древние, с канализацией знакомы не были, но уж отхожие места устраивали в положенных для этого местах, а не гадили там, где захочется.
Как начинается весна, так все сразу вспоминают о ленинских субботниках. Даже во времена послеленинские участие в субботниках было добровольно-принудительным.
О студентах на субботнике даже и не говорят, это как бы само собой разумеющееся: вот вам лопаты, метлы и метите отсюда и до обеда.
И мы пошли мести. По улице Пролетарской. От церкви и до центральной улицы. С Пролетарской улицы нет выезда на центральную магистраль. Знак – «кирпич». Я подметал улицу и автоматически думал о том, что серп и молот это пролетарский символ. На пересечении Пролетарской улицы с центральной магистралью стоят четыре старинных двухэтажных дома из красного кирпича. То ли ремонтировать их хотят, то ли сносить, но все четыре дома стояли одиноко, сверкая глазницами выбитых окон.
Один дом имел номер 8 по улице Пролетарской и номер 6 по центральной магистрали. На противоположной стороне стоял такой же дом с номером 7 по Пролетарской улице и номер 4 по центральной магистрали. У меня даже сердце заколотилось. Это то самое место. Я с трудом дождался конца субботника и «смыканул» от традиционного обмывания результатов работы. Сказался, что нужно бежать к матери и понесся в церковь.
По случаю субботника в церкви стояли десятка полтора старушек и усердно молились. Я взял свечку и пошел к образу Святого Николая угодника. Поставил свечку в один из свободных подсвечников и сказал:
– Поддержи, Святый, меня в сомнениях моих. Знаю, что не может быть того, о чем я думаю, но то, что я видел, ввергает меня в сомнения. Если существуют чудеса, то дай мне знак какой-нибудь.
И вдруг, словно ветерок откуда-то подул, и заметалось, запрыгало пламя на моей свече, а все другие свечи горели ровно и ярко. И моя свеча гореть стала тоже ярко и пламя метаться перестало.
– Спасибо, – сказал я и вышел на улицу.
Подойдя к дому, отмеченному серпом и молотом, я стал внимательно осматривать стены. Все вроде бы нормально. Кирпичи как кирпичи. Но цифры восемь и шесть – это не только номер дома. Восьмой кирпич от фундамента по углу вверх и шесть кирпичей вправо от угла. Какой-то нестандартный кирпич и немного шатается, если его пошевелить. Ключами от дверей я выковырял часть цемента и, обламывая ногти, с трудом вытащил кирпич. Оглядываясь по сторонам, будто что-то украл, я завернул кирпич в куртку и понесся домой, благо жил недалеко. Надо же. Жил недалеко, а никак не мог додумать, что клад был рядом. А клад ли это? Может, это плод моего больного воображения и несу я простой кирпич, который кирпичом так и останется.
Глава 3
Моя «добыча» представляла собой клейменный двуглавым орлом кирпич-сырец. Потряс у уха – не звенит, не звякает. И зачем мне этот кирпич? Начал внимательно осматривать. Торец, выходивший на улицу, ровный, монолит, а противоположный торец неровный, будто кто-то рукой замазывал его.
Постучал молотком. Крепко. Стукнул очень сильно, и сразу замазка немного провалилась внутрь, трещиной обозначив ее пределы. При помощи отвертки мне удалось вытащить куски глины, которой было замазано отверстие, и я увидел кусок холстины, потемневшей от времени, но сухой.
В холстину было завернуто что-то тяжелое. Развернув ее, я увидел потемневшие от времени погоны штабс-капитана, ордена Святого Георгия 4 степени и Святого Владимира 4 степени с мечами и с бантом, десять золотых пятирублевиков (полуимпериалов) 1822 года и документ, что штабс-капитан такой-то за героизм награжден золотым оружием. И фамилия, имя и отчество – моего покойного дяди. А ведь он рассказывал, как участвовал в Первой мировой войне, дослужился до штабс-капитана, стал георгиевским кавалером. Все родственники смеялись над ним и считали местным шутом. Сейчас мне стало стыдно за то, что мы все ему не верили. И я это все никому не покажу, чтобы и меня тоже не посчитали сумасшедшим.
Один полуимпериал я продал нумизматам и выручил за него сумму, много большую, нежели мне дали бы, если бы я сдал ее в скупку золота. Скажу, что мне на многое хватило денег, в том числе и на абонирование отдельной ячейки в банке.
Кладоискательство – дело занятное, но дядя давал понять, что это лишь на крайний случай. У студента немного возможностей для заработка. Если только устроиться дворником по совместительству, собирать и сдавать бутылки, сесть на телефон и выдавать себя за посредника в продаже различного вида техники, но таких посредников «кидают» в девяности девяти случаях из ста. Торговать наркотой? Себе дороже. Либо сам на иглу сядешь, либо специально подсадят, либо конкуренты замочат «передозом».
Стипендии не хватит никакому, даже по миллиграммам рассчитывающему свою жизнь студенту. Деньги мне нужны на жизнь, но уж никак не на посещение ночных клубов и дискотек. Эти заведения не что иное как форма современной шизофрении. Я никогда не положу свой глаз на девчонку, которая тащится от таких дискотек. Мне нужна спутница жизни, мать моих детей, а не пустоголовая кукла со звоном музыки в ушах.
Мои взгляды ни для кого не были тайной и меня за глаза называли «Пуританин». Если я пуританин, то какие же были пуритане на самом деле? Да, не завидую я молодежи, которая жила в пуританское время.
Честно говоря, вопросы развлечений у меня были на последнем месте. Да как могло быть иначе, если на носу защита диплома, а тема сформулирована мною, не без участия дяди: «Первая мировая война как Отечественная война русского народа».
– Ну-ну, – сказали в деканате, – посмотрим, что у вас получится. Что это за Отечественная война во время империалистической бойни?
В нашей стране какие бы перестройки не проходили, а дело Ленина-Сталина в исторической науке живет и процветает. Почему-то все войны, которые велись до революции, считаются несправедливыми и империалистическими. Исключение сделано для войны 1812 года и то только в части сражения при Бородино. Войны после революции – справедливые за счастье народов тех стран, где тайно проливали свою кровь и гибли наши солдаты и офицеры.
Собственно говоря, участие России в первой мировой войне имело те же цели, что и в 1854-1855 годах, когда Англия и Франция совершили интервенцию в Крыму. И сейчас Россия, как напившаяся допьяна баба с обидевшими ее кавалерами пошла под ручку в другой кабак. Никогда Англия и Франция не были и не будут союзниками России.
Война могла быть, но скорее всего, она бы завершилась достижением перемирия между Российской и Австро-Венгерской империями и защитой интересов славян на Балканах, но болгарские «братушки» выступили против России. И еще выступят. И другие «братушки». Только уже в составе Североатлантического блока во главе с США.
Россия как была сама по себе Россией, так и останется. Если уж куда-то и ввязываться, то только с пользой для России и для приобретения боевого опыта. Пусть обходятся без нас, а мы должны блюсти интересы своего государства.
Все-таки, дядя мой чего-то напутал и меня с панталыка сбил. Вероятно, придется изменять тему дипломной работы. Да, а колечко интересненькое. Вроде бы и проба на колечке есть. Я взял из ящика маленькую лупу и поднес ее к глазам, стараясь рассмотреть кольцо на сгибе безымянного пальца. Так смотреть неудобно, перевернем колечко клеймом вверх. Только я перевернул кольцо, как в глазах у меня потемнело, и я почти ничего не видел вокруг. Я лежал на грубой деревянной кровати, на столике рядом горела свеча в фигурном подсвечнике.
В дверь постучали.
– Мсье, а вэ ву фэ?
Что такое? Похоже на французский язык, но почему я нахожусь не в своей комнате? Я встал, подошел к двери, отодвинул защелку и открыл дверь.
В длинном коридоре было еще шесть-семь дверей. У моей двери стояла миловидная девушка в светло-синем платье, передничке и кокетливой кружевной белой наколочке на голову:
– Мсье, а вэ ву фэ?
И посмотрев еще раз на меня, убежала.
Странно. Испугал я ее, что ли?
Я сел на кровать и стал осмысливать ситуацию. Где я? Почему я очутился в этой комнате с грубой мебелью. Какой-то неприятный запах, то ли от свечки, то ли из кухни. А, может, я просто сплю, и мне все это снится?
Внезапно дверь резко открылась и в комнату вошли двое полицейских с револьверами. Судя по форме – черные каскетки с козырьками, развевающиеся накидки выше колена и не наши револьверы – французские «ажаны».
Меня стали спрашивать, но я ничего не понимал. В разговоре я вдруг услышал слово «бош». Да так же французы называли немцев. Когда я сказал по-немецки: «Ich bin nicht bosch», меня свалили на кровать, завернули назад руки и еще поддали по бокам, но я продолжал кричать: «Ich bin nicht bosch, ich bin russisch.» Наконец, меня оставили в покое и старший из полицейских, указывая на меня револьвером, спросил: «Russisch?» И я как полиглот закивал головой и сказал: «Йес, йес». Полицейский снова спросил: «Inglisch?», на что я ответил: «Но, но, руссиш». Полицейские, так и не добившись ясности, отвели меня в полицейский участок. Там со мной пробовали говорить по-немецки, по-английски, но все безрезультатно. Что-то я совершенно не обращал внимания на изучение иностранных языков, считая, что историку достаточно знания русского языка. Боже, как я был неправ.
К вечеру меня посадили в темную комнатушку и дали фаянсовую кружку кофе и кусок черного хлеба.
Глава 4
Утром меня снова напоили достаточно жидким кофе и дали кусок хлеба, намазанный, похоже, сливочным маслом. Правда, привкус у этого масла был какой-то сальный.
Часов в десять меня привели в кабинет, где сидел мужчина во французской офицерской форме и человек в российской военной форме в чине капитана: серебряный погон с одним просветом и вензелем как будто Николая Второго. Если так, то это флигель-адъютант.
– Вы меня понимаете? – спросил капитан.
– Да, понимаю, – ответил я.
– Кто вы такой, как попали сюда и что за странная одежда на вас? – спросил капитан.
– Ничего странного на мне нет, – пожал я плечами. – Я студент, исторический факультет пединститута в Энске…
– Что, в Энске есть пединститут? – удивился офицер.
– Есть, – подтвердил я.
– Извините, милостивый сударь, – сказал мой собеседник, – давно за границей, не знал, что открыли такой. И что вы здесь делаете?
– Да я, знаете ли, путешествую…, – начал говорить я.
– Как вы путешествуете? – удивился капитан. – Вы знаете, что идет война?
– Не знаю, – признался я.
– Как не знаете? Вы знаете, какое сегодня число? – продолжал спрашивать офицер.
– Не знаю, – честно сказал я.
– Сегодня 17 июля 1915 года, – сказал капитан, подняв вверх палец для придания значительности сказанного им.
– Так, июль 1915 года, – начал я проговаривать как бы для себя. – Значит, в войне уже участвуют Япония, Италия, Турция, через месяц на стороне Германии выступит Болгария …
– Да как вы смеете клеветать на наших традиционных союзников? – офицер резко встал со своего стула. – Все, идемте со мной.
Мы вышли на улицу. Вероятно, капитан решил все вопросы с французскими властями, и я сейчас нахожусь в его распоряжении.
– Откуда вы такой взялись? – отчитывал меня капитан. – Ничего не знали и вдруг начали перечислять, кто уже участвует в войне. Вы не нелегальный сотрудник Генштаба? Нет. Какие языки вы знаете? Никакие. Да кто же вас учил? Почему вы такой странный? Знаете все и не знаете ничего. Как мне вас представлять послу? А, может, вы просто шпион?
– Ну, что вы, господин капитан, – сказал я со всей чистосердечностью, – просто я из своего времени почему-то попал в ваше. И то, что вы говорите, все правильно. Если вы мне не поможете освоиться с этим временем, то я просто пропаду один в незнакомом месте и среди незнакомых людей.
– Странные вещи вы говорите, – капитан посмотрел на меня с сомнением и удивлением. – Такого не может быть по определению. Нельзя перескакивать из одного времени в другое время. Чем вы можете это доказать?
Я порылся в карманах. Шаром покати. Нет. Нашел копейку. Капитан посмотрел на нее и сказал:
– Ну и что? Копейка как копейка. Правда, я таких не видел. Святой Георгий. Оформление неплохое.
– Хорошо, посмотрите на мои часы. Что вы скажете? – спросил я, снимая часы с руки.
Капитан взял в руки мои старенькие электронные часы с надписью Nokia. Подарок фирмы при покупке мобильного телефона.
– Интересно, – офицер с любопытством рассматривал часы. – Какие маленькие и удобные часы. Вероятно, швейцарские, умеют часы делать, шельмы. Сравните с моим золотым «Брегетом» на цепочке?
– Господин капитан, это электронные часы, – сказал я. – Они работают на маленькой батарейке и их механизм в десятки раз меньше самого корпуса. Есть у вас перочинный ножик?
Капитан достал из «пистончика» брюк небольшой перочинный ножик, открыл одно лезвие и протянул мне. Я открыл заднюю крышку часов и показал механизм и кадмиево-никелевую батарейку. Ширпотреб. Капитан был просто удивлен.
– Знаете что, вы поживете пока у меня, – сказал он. – Я с вами займусь французским языком, а потом мы решим, что с вами делать. Плата за мои услуги – вы будете рассказывать мне о том, как вы жили в ваше время. Я знаю, что мне никто не поверит, но интересно послушать. Договорились, сударь?
– Договорились, – сказал я, просто не веря в то, что мне попался человек с развитым воображением и отсутствием характерных в то время предрассудков.
– Идемте-с, – сказал офицер и открыл передо мною парадную дверь достаточно богатого дома.
Капитан снимал трехкомнатную квартиру на третьем этаже четырехэтажного дома с балконами. Балкона в квартире не было, зато одна дверь открывалась прямо на улицу, и выход был загорожен ажурной металлической решеткой. Создавалось ощущение, что это тоже балкон и человек мог помахать рукой прохожим, приветствуя их в погожий июльский день.
– Располагайтесь, – сказал хозяин. – Вот здесь умывальник. Воду расходуйте экономно, потому что водопровод не работает, но скоро его починят. Есть канализация, а, значит, туалет в квартире. Вы туалетом пользоваться умеете?