Феминиум

Вячеслав Дыкин, Далия Трускиновская

РЕПУТАЦИЯ

Вы слыхали, как орет кэп Митрич?

Ваше счастье, если не слыхали.

Если на регату свалился мертвый штиль, и яхты стоят впритирку, и никто уже не понимает, как маневрировать, когда возникнет хотя бы намек на ветерок, кэп Митрич выходит на палубу, встает на какое-то тайное место, набирает воздух в грудь, руки стискивает перед собой, как оперная певица на правительственном концерте, набирает воздух в грудь, каменеет на полминуты, а потом орет на спинакер:

– А ну, сукиного сына вонючее охвостье, пошел, пошел, ПОШЕЛ!!!

Спинакер вздрагивает – и яхта двигается с места.

Говорят, он такое проделывал не меньше пяти раз.

Я услышал голос Митрича сквозь наушники, которые полагается надевать при спуске с орбитальной станции на грунт. Он прибыл раньше нас с Меркелем и уже показывал, кто на бетонке главный.

Бетонка – это, как я понял, не от хорошей жизни. Большую часть поверхности Второй-Гамма-Оленя занимает океан, а меньшую – острова разной величины, выстроенные здешними коралловыми червями. Но строили их безмозглые черви полмиллиона здешних лет назад и занимались своим делом под водой. Потом в результате движения литосферных плит эти участки океанического дна поднялись на поверхность. Острова с виду были замечательные, высокие и живописные, потому что скалистые берега поросли разноцветными лишайниками. Но внутри они были очень хрупкие, для посадки космоботов и грузовых транспортов пришлось выстроить искусственный остров площадью примерно в шесть квадратных километров, плоский и серый. Название ему дать не удосужились, так что – бетонка.

Так вот, я услышал этот нежный голосок, когда до бетонки оставалось еще метров сто, и сквозь наушники. Ну, не сто, но полсотни – точно.

– Меркель! – орал кэп, запрокинув голову. – Собака бешеная! Ты очки привез?!

Когда Митрича позвали в очередную регату, он собрал нас в каком-то хитром отсеке портала Министерства обороны Коммерческого союза. Там было четыре степени защиты, один другого круче, и каждое наше слово, прежде чем прозвучать, проходило через искажающие фильтры. Нам нужно было распределить обязанности и обсудить технические вопросы. В частности, мы брали на пробу очки, десяток опытных образцов из лабораторий министерства, с композитными стеклами и особо хитрой оправой, имеющей электронную начинку не хуже, чем у наручного коммуникатора. Министерство потому и оплачивало наше участие в регате на паях с заводами Брауна и концерном «Медиастар», что хотело провести испытания своей техники в условиях, приближенных к боевым.

А где условия лучше, чем на Второй-Гамма-Оленя? Особенно во время сезонных штормов, когда идут один за другим совершенно фантастические циклоны. Дело в том, что у планеты два спутника, и регулярно возникает ситуация, когда один тянет за собой громадную приливную волну, а другой затмевает собой светило, эту самую Гамму Оленя. Вот тогда температура вдруг понижается, зарождаются циклоны, по океану ходят волны высотой с десятиэтажный дом, и вся обстановочка – не просто на любителя, а на очень выносливого любителя, и привыкшие к ней колонисты заводят свои скутеры в гавани, сами же прячутся в нарочно вырытых пещерах.

Вот почему тут уже восьмой раз устраивают регату, которая, в сущности, соревнование уже не яхт и экипажей, а технологий. Но и от экипажа много зависит.

Так вот, кэп Митрич, ходивший в кругосветку даже на старушке Земле-Первой, знал поименно все полторы тысячи парней, участвовавших в гонках высокого класса за последние двадцать лет. Он отобрал нас, просеивая через сито с очень крупными дырками: песок улетел, остались одни неграненые бриллианты, вроде нас с Меркелем. Но была в судовой роли должность, вызывавшая у кэпа скрежет зубовный.

Лига равноправия, которая всем нам надоела до полусмерти, добилась того, что в каждый экипаж должна быть включена женщина. Пусть одна – но чтоб была! Собственно, и раньше их брали – на камбуз, открывать жестянки с консервами и полоскать в забортной воде тарелки. Но сейчас они попадали на яхты в принудительном порядке, и это было отвратительно.

– Выберу самую старую и гнусную обезьяну, – пообещал Митрич с самого начала.

Мы все ждали, когда же появится обезьяна. Все четыре дня, что мы провели в крытом доке, доводя до ума нашу «Аркону», язвили на эту тему. Насколько я знал кэпа, с него бы сталось выбрать судового кока по ролику на сайте знакомств. Он многое выделывал в знак протеста. С другой стороны, не все ли равно, кто гремит жестянками на камбузе? Во время регаты не до эротики.

Мы питались в ресторане. На бетонке своего ресторана, конечно, не было, но раз в год по случаю регаты туда высаживался целый кулинарный десант. А почему бы нет? Четыре десятка лодок, под три сотни яхтсменов, плюс обслуга, плюс пресса, все эти телекомпании и видеопорталы, плюс походный госпиталь, без которого тоже нельзя, потому что прилетают все ветераны, случайно оказавшиеся в радиусе ста световых лет, будь они неладны! Они лезут в доки со своими доисторическими советами, сидят на пирсах с пивом и галдят, как стая бешеных ворон, а потом валятся с инфарктами и инсультами.

К нам подошло… ну, сперва мы это приняли за низкорослого безбородого, плотного парня.

– Капитан Митрич?

– Я самый.

– Поскольку вы не выбрали себе кока, организационная комиссия прислала меня. Я ваша поварешка.

– Очень приятно… – пробормотал кэп, разглядывая наше новое приобретение. – А что? Случалось мне видеть теток и пострашнее. Как тебя звать?

– Химена.

– Ходила на чем-нибудь покруче надувного матраса?

– Я здешняя. Вожу скутер, ходила через Северное море на плотах.

– Поварешкой?

– Поварешкой.

– Ну, ладно. Голову покажи.

Химена послушно нагнулась, и Митрич изучил ее короткую, чуть ли не под корень, стрижку.

– Живности нет, – доложил он. – Сойдет. Знаешь, где стоит «Аркона»? Загружайся.

Она преспокойно ушла.

– Очень хорошо, – сказал Меркель. – Мой организм сообщает, что госпожа Химена ему без надобности.

– И мой, – добавил наш штурман-электронщик Бруно.

Мы все согласились, что приобретение качественное – никто не попытается в самую решительную минуту гонки зажать его на камбузе.

Химена, бросив в каюте сумки с вещами, отправилась на склад – получать провиант, с кем-то там сцепилась, кэпа нашли по радиосвязи и сказали:

– Отзовите своего крокодила, а то мы за себя не ручаемся.

– О чем хай? – вежливо спросил кэп.

– Отказалась брать консервированную говядину, потому что…

– Говядина бэррисоновская?

– Да, но Бэррисон – генеральный поставщик…

– Сейчас у вас вместо одного крокодила появится десять, которые не желают во время гонки жрать дерьмо! – заорал в микрофон Митрич. По-моему, на складе его услышали без всякой рации.

Химена вернулась с победой – за ней тащился робо-погрузчик с провиантом, в том числе с маленькими хорошенькими баночками местной говядины. На островах Даннанской гряды выращивают экологически идеальную скотину.

– Уложилась в смету? – спросил кэп.

– Консервы дороговаты, но я потратила на них алкогольные деньги.

– Что???

Мы в гонке не пьем, но спиртное на бурту должно быть. Должно – и точка. Если во время регаты выкидывают красные зонды, гонка прекращается, и все отсиживаются в бухтах. Не очень-то походишь сквозь длинную волну высотой с восьмиэтажный дом. Вот тогда очень полезно сидеть в каюте и расслабляться, пока не выкинут бело-черные зонды.

– Моя задача – кормить вас, а не поить.

Я думал – кэп ее в воду скинет. Но он каким-то чудом удержался. Только вдруг стал похож на гранитного болвана из марсианского парка скульптур.

– Пили, пьем и будем пить, – вместо него ответил Бруно. – Если объявят перерыв больше суток – сухие ходить не станем.

– Мое дело – чтобы вы ходили сытые. Остальное меня не касается. Поставьте сходни для погрузчика.

И, соскочив на борт с причала, пошла на камбуз.

На старте мы не проспали, удачно ушли в отрыв.

Ветер уже набирал силу штормового, поэтому, чтобы понапрасну не вертеться, как плевок на сковородке, вдоль стартовой линии, мы заложили пару длинных галсов вдоль, определили для себя варианты удачных мест для старта и с этим покинули стартовую зону, предпочитая контролировать всю эту сутолоку со стороны. Свою же позицию тщательно отслеживали, чтобы в нужный момент лечь курсом на стартовую линию и в зависимости от ситуации пересечь ее, не теряя время на ненужную борьбу. Что в общем-то и удалось.

Пока основная масса участников выясняла отношения у наветренного знака, мы относительно спокойно, ходом пересекли стартовую линию приблизительно посередине. Расчет оправдался. Связанные маневрированием соперники еще некоторое время не могли развить полную скорость, поскольку постоянно вели интенсивную борьбу и накрывали друг другу ветер. Мы же, получив преимущество в скорости и маневре, буквально выстрелили и, имея чистый ветер, возглавили флот.

Дальше по маршруту было любопытное место – высокие острова невероятной формы, с множеством мысов и бухточек, а между ними проливы. Мы могли просто обойти острова – и, если бы мы не вырвались вперед, так бы и сделали. Но когда начался настоящий шторм, мы уже были в створе пролива, обозначенного на карте как «проход Альберта». Он больше всего был похож на ту синусоиду, по которой пьяный матрос утром возвращается на судно.

– Мы одним камнем убьем двух зайцев, – сказал Митрич. – Между островами укроемся от шквалов и чрезмерного волнения и будем продвигаться вперед. А когда выйдем из этого Альбертова заднего прохода, то окажется, что мы – лидеры до конца гонки. Кто отстал – отстал навсегда.

– Ты когда-нибудь ходил тут? – спросил Ян Яссон, наш рулевой.

– Нет. Но пройду. Тем более что нас в этот проход уже тащит.

Какой-то здешний подводный черт действительно пихал «Аркону» к створу. Порывы ветра были все сильнее, и погода с природой просто не оставили нам выбора.

Химена, как ей и полагалось, была на камбузе. Мы по очереди спускались туда поесть. Она спрашивала, как обстановка, мы отвечали. Когда мы прошли метров пятьсот, очень удивляясь, как могла возникнуть такая узкая и извилистая щель между двумя скалистыми, высотой не меньше двухсот метров, берегами, Химена вышла на палубу. Она была в таком же малиновом комбезе, как у всей команды.

– Не беспокойся, мы отвернемся, – сказал Меркель. Он подумал, что наша поварешка хочет, как мы, справить нужду за борт. При малой волне это даже полезно – заодно тебя и подмоет.

– Нет, я хочу знать, зачем мы тут.

– Не твое дело, – отрубил кэп.

– Зря вы это сделали.

– Погоди, Митрич, она же здешняя! – воскликнул Меркель. – Почему – зря?

– Потому что тут – аэродинамическая труба. Когда в открытом море ветер – три балла, тут могут быть все пять и даже восемь.

– Врешь.

– Не вру.

– А почему?

– Ну, как вам объяснить…

Она задумалась, а ровно через четверть минуты мы поняли – поварешка права.

Свистело и выло – всё. Взятые на закрутку паруса, леера, шкоты. Анемометр зашкалило! Хоть паруса и были убраны на закрутки, остающейся парусности хватало для развития невообразимой скорости, но в этом-то и была проблема.

Сильнейший ветер и приливное течение сковали яхту в управлении, оставив только возможность удерживать курс, но никак не поменять. И несло нас прямо на скалы. Перспектива нерадостная, если подумать про отвесность и высоту берега, про буквально кипящую воду у прибрежных камней. В такой ситуации – черт с ней, с гонкой. Втемяшиться бы как-то между пары-другой камней, композитный корпус выдержит, а там уже заниматься борьбой за живучесть, по крайней мере по палубе не будут лететь сбивающие с ног потоки воды.

– Попали – так попали! – прокричал Митрич.

На камни так на камни, подумал я. Обидно – а что делать? Ян Яссон врос ногами в палубу, руками в штурвал, и теперь только от его опыта и чутья зависело – будет ли удачной попытка выброситься на камни и получить шанс на спасение.

В такой переделке «Аркона» еще не бывала – скорость бешенная, потоки воды по палубе – мне по пояс. Впереди пара подходящих камней, между которыми можно вклинить корпус…

Тут-то нас и настигла приливная волна. Яхту подняло над камнями и швырнуло вперед. Мы заорали, поминая всех чертей и их анатомию на пяти языках.

Как-то сразу стало сумрачно, пропали волна и ветер. Небо тоже пропало. Яхта шла по гладкой воде в непонятную темень.

– Что это? – спросил Бруно, глядя вверх. – Куда мы влетели?

– Неприятная штука. Под многими островами такие дырки. Некоторые безопасные, – неохотно ответила Химена.

– Она что же – шириной как весь остров?

– Почти.

Мы включили ночные фонари и увидели себя на краю огромного озера, над которым было с сотню метров воздуха до незримого потолка пещеры.

– Чем-то тут воняет, – сказал Бруно. – И очень мне эта вонь не нравится. Пойду разберусь…

Штурман-электронщик идет в регату с кучей всякого непромокаемого железа. Кроме штатных «ясушных» раций величиной с горошину, которые вставляются в оправу очков, у него еще собственные, водоплавающие, и спасательный плот укомплектован, как вычислительный центр Космической академии на Земле-Третьей. Бруно полез вниз, а «Аркона» продолжала двигаться вперед – ее тащило течение.

Мы стояли на палубе в большом недоумении – как-то нужно было отсюда выбираться. Но никто ни о чем не спрашивал Митрича, хотя именно по его приказу мы вошли в Альбертов проход. Последнее дело – задавать дурацкие вопросы. Экипаж мы – или богадельня для престарелых проституток?

– По-моему, это берег, – сказал наконец кэп, глядя на темную линию, окаймлявшую озеро. – Нужно ошвартоваться, и Меркель пойдет берегом обратно. Чтобы понять, через какую щель мы сюда протиснулись. Может быть, удастся вывести «Аркону»…

Мы поняли, что он имеет в виду.

В такой ситуации можно, конечно, воспользоваться и двигателем, но запущенный двигатель автоматически означал выход из регаты, мы все еще были живы, здоровы и продолжали участвовать в гонке. Положение еще не было настолько форс-мажорным, чтобы воспользоваться двигателем и позже это объяснять судейской коллегии. Оставался только один вариант – высадить десант на берег и на длинном тросе провести яхту вдоль него до выхода из пещеры. Или подтянуться на лебедках на заякоренном тросе…

Мы включили прожектор и стали искать подходящий кусочек берега. Озеро под островом было не менее хитрой конфигурации, чем сам остров, и кое-где вдоль поднимавшейся вверх стены имелась полоска шириной в десяток шагов, а в иных местах ее вовсе не было. Нам требовалось место, откуда Меркель мог бы без особого риска подойти к арке, под которой мы пролетели, и выбраться в проход, остальное – дело техники. Главное – найти, где закрепить трос.

Запах в этой пещере стоял – гаже некуда.

– Я сейчас от этой вонищи грохнусь, – сказал Ян. – Во, во, глядите…

Над водой взбух пузырь, покачался на мелких волнах и лопнул.

Все повернулись к Химене.

– Что это за дрянь? – спросил кэп.

– Донный газ. По-научному – сернистый газ, но к нему еще какой-то дряни подмешано. Как вы думаете, почему здесь пещер под островами так много, а гаваней в них так мало? – вопросом ответила Химена. Ответа не требовалось.

Из люка высунулся Бруно.

– Правильно, сернистый газ, – подтвердил он. – Я на транспорте служил, нанюхался, им боксы, в которых фрукты перевозят, окуривали, чтобы гниль не завелась. Там, внизу, трещины, из них он и выходит. Все дно в пузырях, вот…

Он показал экран коммуникатора. Там сменялись картинки с безжизненным пейзажем этого самого дна.

Химена, тихо выругавшись, надела висевшие на шее очки.

– Мы влипли, – сказал я.

Но виновника, конечно, не назвал.

Еще один пузырь появился над водой. Он покачивался совсем рядом с кормой «Арконы», и мы хорошо видели, как в свете прожектора на нем переливается радужная пленка.

– Дьявол, сейчас он лопнет… – прошептал Ян.

И пузырь лопнул.

Наверное, когда я за грехи свои попаду в ад, там будет так же вонять горящей серой.

Ян схватился рукой за горло и упал на колени. Такого кашля я отродясь не слышал – и надеюсь, что больше не услышу. А у кэпа, сдуру сдвинувшего на лоб очки, от вони потекли из глаз крупные слезы.

– Надень очки, болван! – закричал Меркель. – Химена, где аптечка? Нужно сделать хотя бы мокрые повязки!

– Не вижу! Ни хрена не вижу! – ответил Митрич. – Жжет! Я ослеп!

Химена не ответила. Она молча смотрела на бурую воду. Не иначе, ждала очередного пузыря.

И тут «Аркону» сильно качнуло.

– Нагонная волна! – сообразил Бруно. – Смотрите! Она тащит нас!..

Яхту действительно протащило ближе к середине подземного озера.

– Черт, черт, черт! – выкрикивал Митрич, держась за леера. Он был уже в очках, да что проку?

– Что это значит? – спросила сама себя Химена.

– Так, парни. Я за вас отвечаю! Черт, где вы все? Пробиваемся назад! Это – приказ! – распорядился Митрич. – Кто-нибудь, дайте руку!

– Мы не успеем, – возразила Химена. – Смотрите! Это волна прошла низом, вот что наделала…

Мы увидели поблизости от яхты, справа по борту, еще три пузыря.

– Убирайся на камбуз! – прикрикнул на женщину Митрич. – Поварешка мне еще советов не давала! Ганс, врубай мотор.

– Есть, кэп, – ответил я. Моя должность в экипаже – матрос-механик.

– Быстро разворачиваемся и ищем ту проклятую дыру! Пусть даже обдерем скулы…

– Эх… – сказал Бруно.

Такое «эх» в переводе не нуждается – накрылась наша победа в регате медным тазом. Позор – на всю галактику… Да и просто обидно – ведь шли первыми…

Так вышло, что я в этот миг смотрел на Химену. Не потому, что красавица, – просто так стоял и видел ее лицо. Видел, как сошлись брови. Очень нехорошо сошлись.

Сказал, значит, Бруно «эх», а наша поварешка услышала.

С одной стороны, ее дело – миски мыть и молчать, а с другой – она ведь здешняя.

– Если включить мотор, мы расшевелим винтом всю дрянь на дне хуже всякой нагонной волны, – возразила Митричу Химена. – Это можно делать, только если перед нами открытый выход и шанс вылететь, как пуля из ствола. Иначе мы тут сдохнем.

– Значит, нужно выходить пешком, – решил Бруно. – Кэп, нам просто не повезло. Как ты сказал, мы оставим тут «Аркону», на плотике доберемся до береговой полоски, выйдем в проход и сообщим начальству, чтобы нас отсюда…

– Нет!

Это был голос Химены.

Сказать, что мы обалдели, – значит вообще ничего не сказать.

– Дура, да мы же тут подохнем! – вдруг заголосил Меркель. – Ничего себе регата! Оставайся, если хочешь, а я…

– Сам дурак, – попросту ответила Химена. – Ян, пусти-ка…

– Ты еще здесь? Куда полезла?! – возмутился Митрич.

– К рулю. Кэп, не рычи, у меня диплом капитана.

– Какого еще капитана?!

Митрич много чего добавил бы, но случайно проскочившая в пещеру волна, пришедшая из той проклятой дырки, чуть не скинула его за борт.

– Двухгодичные курсы в Нью-Бристоле, кэп, – невозмутимо доложила Химена. – И на руле я сидела. Где-то там должен быть выход в открытое море.