Лики и люди

Его глаза были полны ярой убеждённости и непреклонной решительности. Мол, только так и никак больше!

– Вот так всё просто? – спросил удивлённо Санд, раньше он не видел друга таким. Обычно Дим выказывал свои эмоции мягче, спокойнее.

– Сколько можно терпеть словоблудие вечных – до конца света? Так он наступит намного раньше, чем они думают, если не предпринять важные шаги. Любой относительно разумный лик понимает, что такая неопределённая ситуация с кораблём и возящимися вокруг него приспешниками, только усугубляет положение, способствуя деградации общества. Вместо того чтобы строить настоящие межзвёздные корабли, открывать новые горизонты в науке, технике и главное в себе, лики только суетятся, мелочатся и празднуют, а приводимые в пример скитальцы – лишь частные случаи, если не отговорки. Сейчас ещё в нас есть гармония между эгоистичным и истинным «я», но она смещается, глядишь, и пороки взрастут.

Санд внимательно слушал и вникал не только в смысл слов, но и в интонации, мимику, пытаясь охватить весь разум друга. А ведь он ещё с начала знакомства подозревал, что Дим при всём своём чистосердечии и добродушии не так прост. К большинству знакомых и друзей он относился предельно благожелательно, он от них ничего не требовал, а больше давал, и ему хватало быть самим собой, чтобы его любили, уважали и шли за ним. Санд вновь оглянулся на компанию весело что-то обсуждающую на удалении, а ведь все они пойдут именно за его другом, а не за ним, хотя с некоторыми именно он, а не Дим дружит ещё с детства. Всё, что сейчас сказал ему друг, они легко подхватят без раздумий и сомнений, да что они – многие подхватят, потому что за этими словами, этими глазами, этим ликом стоит правда. Санд всё понимает, но он не готов сейчас идти за ним и теми, кто рядом с ним. Но он не готов идти и за вечными. Дим нуждается в нём, он пытается не акцентировать свою зависимость, но не может, и их дружба сжата давящими тисками. Это неприятно, а у него и так, без друга с его революционными планами, на душе тошно. Не готов он к таким действиям; принуждение, насилие на призрачно далёкой Земле до сих пор болью отдаётся в сердце, а тут ещё не хватало на родной планете.

– Ты говоришь – «принудительно отобрать все привилегии», что за этим стоит? Мы уже, кажется, обсуждали эту тему и пришли к выводу, что принуждение невозможно? Может я выпал из реального мира? У меня такое чувство, что вокруг меня что-то затевается, а я совершенно не в курсе, – спросил Санд, всматриваясь в друга.

Дим немного притих, он понял, что перегнул палку, со скитальцем надо беседовать аккуратнее, внимательнее следить за своими выражениями и тем более эмоциями. Он чуть заискивающе посмотрел на друга, а это было совсем не в его стиле, тем более душе, свободолюбивой душе. Вот она – природа лика, даже самые лучшие, а Дим один из лучших, при неожиданных ситуациях теряют своё достоинство. Чувствовать своё несовершенство, следовательно, в меру заискивать перед тем, кто разумнее свойственно всем, но, оказывается, иногда может быть и наоборот. Непроизвольно или если что-то сильно надо, в данном случае второе.

К чести друга Дим быстро прочувствовал двусмысленность ситуации, и ему стало стыдно за свою слабость, и он понял, что всегда даже со скитальцем, от которого может многое зависеть, надо оставаться самим собой. – Да, ты выпал из общих настроений, потому что всегда был вне реальности сначала по юношеской беззаботности, теперь уже больше по статусу скитальца. Мир требует перемен, и это – не спонтанно рождённое стремление. Уже много веков другие, в том числе и святые, борются за свои права. Да, нас ещё не большинство, вечные не сдаются и продолжают внушать, влиять на общество, но с каждым годом число протестующих увеличивается. Десять, сто, тысяча лет, но то, о чём я говорил, обязательно случится. Великого ковчега не будет или он станет другим, – и Дим машинально взглянул в небо. – Не будет и вечных…, и скитальцев, и святых, и ангелов, и других. Будут только лики, одаренные Мировой гармонией каждый по-своему без искусственных методов выделения и разделения. Я хотел бы быть в чём-то и святым, и скитальцем, думаю, что они во мне и живут чуток, но что бы всё было естественно, без искусственных границ. – Дим уже говорил спокойнее, без лишних эмоций, но с такой же силой убедительности. – И ещё я хотел бы не тянуть с этим делом и быстрее претворить мечту в жизнь; и ещё я хотел бы, чтобы это стало и твоей мечтой, Санд, и ты помог бы воплотить её в реальность. Без тебя как скитальца, имеющего доступ к лабораториям, производствам Великого ковчега, сложно выполнить задуманное. Время показало, что вечные не поддаются уговорам, они обещают, порой преподносят несущественные подарки, заигрывают с ликами, особенно с управленцами в Совете, и ничего более. Мы должны найти их слабые места, и судя по скользкому неуверенному поведению, они явно есть и как раз на корабле, и если придётся, думаю, что без этого не обойтись, то и применить силу, например, вывести из строя его Мозг, без него вечные сами сдадутся. – Дим прямо смотрел на друга. – Я с тобой полностью откровенен.

– Я одного не понимаю, зачем нужен этот заговор, мы что – живём в дикие времена? Если есть проблема, то можно вынести вопрос на Совет, и обязать вечных выполнить принятое решение. Они – часть общества даже с учётом владения космическим кораблём и не могут не выполнять общие правила. А если заупрямятся, то пусть и остаются со своим Великим ковчегом, оставив планету Лик и её жителей в покое.

– Наивный ты всё же, Санд, – усмехнулся Дим, не обижая друга. У него получалась такая правдивая добрая, одним словом приятная ухмылка. – Совет – это ставленники вечных, выбранные и натасканные ими. Почти все известные учёные, художники – это их избранники, пусть и заслуженно по способностям, это их протеже, имеющие привилегии за проталкивание их интересов.

– Какие привилегии? Согласен, у вечных, скитальцев и отдельных специалистов есть привилегия – доступ на Великий ковчег, а больше ни у кого нет, всем всё остальное доступно, у всех полное равенство и свобода.

– А власть, почёт?!

– Да какая же это привилегия? Это – порочная слабость, если бездарный лик лезет наверх пофорсить, или большая ответственность, если одарённый решается вести за собой других. Лично я близко не подойду к власти – это просто не моё, думаю это ближе тебе, Дим, ты – прирождённый лидер, способный отвечать за свои поступки. А что касается почёта – то, пожалуйста, аплодируйте, но только за настоящее достижение, а не мишуру и клоунаду. А так как я не могу ничего достигнуть, то и сторонюсь любых похвал. Мне куда ближе критика, хотя некоторые пытаются хвалить в надежде на будущие успехи, но я – уже не юнец, и не принимаю такие авансы, – с гордостью в душе за свои слова, хотя только что сам сказал, что гордиться нужно лишь стоящими делами, произнёс Санд и тут же, спохватившись, тише добавил. – Что-то меня понесло не туда. Короче, нормальному лику не нужны привилегии.

– Если тебе и мне не нужна власть и почёт, то это совсем не значит, что и другим, – уточнил друг и тут же спросил. – А сумеешь ли ты отказаться от звания скиталец, ведь оно даёт тебе возможность жить как тебе угодно, плюс, когда заблагорассудится посещать Великий ковчег?

– Может, и откажусь, время покажет, – не стал втягиваться в спор Санд. Он выразительно посмотрел на друга, и Дим всё понял.

– Ладно, оставим эту тему. Ты понял, что я хочу и жду от жизни, и понял, что я прошу от тебя как друга. Я понял, что ты не готов ещё принять окончательное решение, тебе надо время. Хорошо, я подожду, только будь со мной честен, как и я с тобой, – произнёс Дим, смотря в небо.

– Я всегда говорю с тобой прямо и только то, что думаю, – ответит Санд, тоже подняв глаза на звёздный корабль. – Я почему-то в последнее время вообще стал очень мнителен на счёт неискренности, наигранности, даже привычный флирт девчонок стал бросаться в глаза. А к друзьям я вообще придираюсь, словно они изменились. Что же происходит со мной? – озадаченно спросил Санд то ли друга, то ли себя.

– Взрослеешь, детство потихонечку покидает и тебя – такого удобного, не радушного переменам, оно вжилось в тебя всеми корнями, но законы природы берут своё и начинают рвать корни, а тут ещё и скитальчество свалилось на голову. Непонятно – удача или неудача? Лично я считаю, что удача, – он призадумался. – И ещё, какое бы ты, Санд, решение не принял в дальнейшем, знай, что перемены всё равно наступят, завтра или послезавтра, с твоим участием или без тебя, но наступят. Мне очень хотелось бы, чтобы они наступили быстрее и благодаря нашему с тобой общему участию. Я люблю тебя как друга и прошу относиться и тебя ко мне с любовью. Это не значит, что ты должен потакать мне в моих желаниях, просто доверяй мне и ничего не скрывай от меня, и если наши пути начнут расходиться, дай знать.

– Непременно. В этом не сомневайся. И чтобы не случилось, я всегда буду к тебе относиться если не с любовью, то с уважением, – промолвил Санд в ответ.

Великий ковчег сверкал в небе, а Санд всё откладывал полёт к нему. Он сам решил, что надо чередовать приятные увлечения с полезным делом, то есть продолжать изучение корабля, других дел у него просто нет, но до сих пор тянул. Хорошо, если бы получал большое удовольствие от хобби, отдыха с друзьями, но и удовлетворение было каким-то неполноценным. К тому же встречи с друзьями стали не так часты, как раньше. Санд искал свои ответы и перемены. Иногда хотелось привлечь помощника, но никого не было. Плат – вечный, и обсуждать с ним надо вечные темы, Дим – хороший друг, но между ними всё предельно ясно. Уточнения, которые порой хотелось высказать другу, при тщательном обдумывании становились ненужными. Они прекрасно понимают друг друга. Надо же, Дим тоже думает о гармонии в ликах, беспокоится о перекосах. Наверное, во время последнего разговора он подумал и о гармоничной середине в нём – скитальце и не утешился. Ну что он, Санд, всё тянет с полётом на ковчег? Стесняется там неловких, неприятных ситуаций, боится перемен?

Да, вечные действительно заигрались, но и за ними стоит что-то истинное. Плат тому доказательство, какой бы убитый у него не был чистый разум, он всё же светлый и сильный, и он постоянно пронизывает, пропитывает собой его разум, они гармонизируют, несмотря на расстояние. Что же за ситуация такая, и как её разрешить? Вечных не сломить, не переубедить, но и применить к ним силу – ужасная крайность. Они бесспорно больше обещают, чем дают, но и за словами друга стоит только идея – благая и легко по его рассуждениям оправдывающая принуждение, а каков на самом деле получится результат – никто не знает.

В одном Санд не сомневался, что и Плат и Дим ему желают счастья, каждый конечно по-своему. Один – настоящий наставник, другой – настоящий друг. А он сам – просто скиталец, правда, гложут некоторые сомнения. Вот их-то и надо разрешить. Надо жить, дружить, верить и делать не только то, к чему душа лежит, но к чему рассудок зовёт, и без претензий к другим, да и к самому себе. Но без претензий к себе не получается – сколько же можно тянуть с отлётом на Великий ковчег? Но он тянул.

Как-то вечером, одиноким вечером, ему не хотелось никого видеть из друзей, чтобы лишний раз не было напоминания, какой он слабый и нерешительный (правда завтра утром он уже точно улетает на Великий ковчег), к нему подошла знакомая девушка. Санд сидел за столиком и пил средней крепости напиток, когда она подошла и поприветствовала его. Лаи, так звали девушку, была просто знакомой, и он любезно пригласил её составить компанию. Они познакомились года два назад, и было время, довольно часто виделись, за ней ухаживал, как выяснилось потом безрезультатно, один из друзей. Санд запомнил её, потому что она была более выразительной для него, чем другие девчонки. Впрочем, её поведение в кругу друзей было неактивным, незаметным, она больше слушала, тише смеялась, но что-то утончённое чудесное было в её облике, и он её приметил. Приметил, может ещё потому, что она часто смотрела на него своими большими красивыми глазами, смотрела не на друга, а именно на него. Санд был в ту пору симпатичным весёлым парнем, конечно, не таким обаятельным, красивым и разумным как Дим, а больше безалаберным и разболтанным, но некоторые девчонки заглядывались и на него, поэтому он не придал её вниманию особого значения, тем более за ней ухаживал друг.

И вот она снова оказалась перед его взором с такими же красивыми, правда, чуть грустными глазами. Такая же тонкая, но грациозная, такая же скромная, но душевная. Неожиданно в голове у него мелькнула странная мысль, что в девушке есть что-то схожее с танцующей молодой землянкой, образ которой так запал ему в душу – какая-то хрупкая нежная красота, но вызвавшая в одном случае в нём болезненное ощущение, а в другом – восхищение. Лаи вела нормальный здоровый образ жизни, как и все молодые лики, а её чуть заметная миниатюрность, элегантность только выделяла её, но он, как и многие молодые парни кидался на броские, выпячивающиеся качества девушек. Чем ярче причёска, украшения, развязнее поведение, тем привлекательнее. Каким же слепым и глупым он был.