Самый лучший комсомолец. Том 2
Осознав, что в глазах не владеющей немецким части нашей группы Виталина только что выдавила глазки немецкому старичку – да еще и по секретному приказу! – попросил дядю Витю объяснить, кого это мы там на крыше встретили. Народ проникся, и даже Хиль благодарно поцеловал Вилке ручку, заявив, что теперь будет спать спокойно, потому что все время после визита в Освенцим он представлял на месте тамошних детей своего сына.
Сама Виталина мрачная донельзя – жалеет не о содеянном, а о потере самоконтроля. Увел ее за дальний столик:
– «Вот я с собой не совладала, значит и вправду бракованная», – начал обрабатывать любимый столовый прибор.
Девушка подпрыгнула – прямо в точку!
– Но мы оба понимаем, что это – разовая акция, – продолжил я. – Более того – в данной конкретной ситуации обвинять тебя ни один здравомыслящий человек морального права не имеет. Я бы, например, тоже с радостью чего-нибудь доброму доктору открутил. Молоды мы с тобой, – развел руками. – Вот дядя Витя бы сдержался идеально, потому что всем нашим фронтовикам в какой-то момент пришлось переключаться с парадигмы «убей немца» на «освободи немцев от нацизма». А насмотреться-то они явно успели побольше нашего. Если когда-нибудь встретим еще военных преступников, будешь им глаза выдавливать?
– Без приказа не буду, – буркнула Вилка.
– Вот видишь, – развел я руками. – Ты вместо посыпания головы пеплом…
Подняв руку над головой, помахал косящейся на нас официантке.
– …готовься капитанские погоны пришивать и получать награду от наших израильских, будь они трижды неладны, партнеров.
Официантка робко подошла, и я спросил:
– Уважаемый товарищ, а у вас в меню присутствует суп Румфорда?
Вилка хрюкнула – отходит помаленьку!
– Извините, товарищ, такого супа у нас нет, – расстроила она меня.
А я бы попробовал!
Пришлось заказать две порции картофельного супа с мясом, столько же шницелей, отварные яйца под горчичным соусом, кофе (настоящий, на песочке варят!) и яблочный сок в качестве дополнительного напитка.
– Десерт? – напомнила занесшая заказ в блокнотик фройляйн.
– Доверяю выбор десерта тебе, – улыбнулся я Виталине.
– Картофельные сладкие оладьи с изюмом, – решила она.
Официантка передала заказ на кухню, и наши товарищи, поняв, что так можно, тоже начали заказывать всякое. Те, у кого аппетит после выдавливания глазок в прямом эфире остался, разумеется – где-то две трети, крепки предки, не мне чета.
Бухнув в суп ложечку горчицы – насмотрелся на делавших так аборигенов в прошлом ресторане – с немалым удовольствием выхлебал результат.
– Вкусно, но я бы грибочков добавил, – поделился ощущениями с Вилкой.
– Ты бы их везде добавлял, – хихикнула она.
Вроде вернула душевный покой.
– Это правда, – покивал я. – Лучше грибов могут быть только грибы. Замечала, что грибница похожа на нервные окончания? Это неспроста – поедая грибочки, мы напрямую запитываемся энергией от вселенского гигамицелия.
Девушка прикрыла рот салфеткой, чтобы просмеяться, а я щедро намазал шницель все той же горчицей. Зря это она – вот Ленин шарил, потому что и сам был грибом.
Настроение – огонь, потому что инфа о местоположении известных мне по послезнанию нацистов в «инфобомбе» была, и, раз Менгеле зашевелился, зерна упали на благодатную почву. Наглость, конечно, нереальная – прямо в Берлин приперся! И хваленый орднунг что-то сбой дал. Не узнали? Ой не знаю, как-то не верится – все ведь знают, что Южноамериканские документы нужно проверять особенно тщательно, уж больно много недобитков на этот материк убежало. Впрочем, с оккупированными кадрами пусть старшие товарищи разбираются – я свою работу по тыканью пальцем в нехороших людей сделал идеально.
Наш посол прибыл как раз к моменту, когда мы доели специфические, но вкусные оладушки и представлял собой седого худого старика «за пятьдесят» со вполне приятным лицом.
– Здравствуйте! – поднявшись навстречу к безошибочно направившемуся к нашему столику послу, пожал руку. – Очень приятно с вами познакомиться, Петр Андреевич!
– Взаимно, – улыбнулся он. – Как вам Германия?
– Вгоняет в уныние – смотришь на Берлин, потом мысленно возвращаешься на Родину – в ее, скажем так, «замкадную» часть, и вообще непонятно, кто в войне победил, – развел я руками.
– Здесь тоже по-разному живут, – пояснил неразумному мальчику посол. – Берлин – это витрина.
– Все понимаю, – улыбнулся я. – Как подростку мне свойственно несколько преувеличивать, поэтому стараюсь давать себе волю там, где никакого вреда мои преувеличения не вызовут. В телевизоре ничего подобного говорить не буду. А как вы с такой кухней, – указал на початую баночку горчицы. – До сих пор желудок не сожгли?
– Во всем нужно знать меру, – широко улыбнулся он и задал завуалированный вопрос. – Прием отменять нельзя.
– Было бы грустно, если бы пришлось – я уже настроился, – улыбнулся я в ответ. – И у нас еще Бранденбургские ворота не осмотрены, Петр Андреевич, если можно, разрешите продолжить экскурсию? Мне за границей неуютно, поэтому стараюсь почерпнуть из этой поездки максимум, чтобы не давать себе поводов уезжать с Родины снова.
– Включая поимку Йозефа Менгеле, – ухмыльнулся он.
– Я здесь не при чем, это к Москве, – невинно улыбнулся я.
Покивав – «ну конечно верю, Сереженька!» – он отправился общаться с дядей Витей (успел в Москву позвонить, минут пятнадцать общался цитатами из Ильфа и Петрова, к огромному неудовольствию штазистов, у которых ключа расшифровки, понятное дело, нет).
– Не отпущу, – заметив набежавшую на Вилочкино лицо тень, заявил я. – Щас вернемся в Москву и в свободное время будем боевое слаживание в качестве тактической двойки проходить на секретном полигоне, я договорился. Там, я полагаю, время от времени приходится напарника трогать, а тебя трогать мне приятнее, чем незнакомцев.
– Могут дома заставить сидеть, в качестве образцовой домохозяйки, – вздохнула она.
– Ты же не хочешь, значит не заставят, – отмахнулся я. – Мне без моего агента никак, и продуктивность ценного мальчика демонстративно упадет разика этак в четыре. Прикинь насколько страшна "Итальянская забастовка" в моем исполнении, помноженном на предельную бюрократизированность СССР? Кому оно надо? И потом, случившееся – не прецедент, а инцидент, на это давить и будем. Кроме того – не будет враньем, если мы выдадим полуправду о том, что ты выполняла мой прямой приказ – хорошо меня зная, считала невербальное желание выдавить гниде зенки, и, защищая репутацию подшефного светлоликого мальчика, взяла грязную работу на себя. Выражаю тебе личную благодарность и приглашаю составить мне пару на вечернем приеме.
– Неуместно, – поморщилась она.
– «Неуместно» нам до одного места! – фыркнул я. – Нафиг, разве я не заслужил с красоткой под ручку продефилировать под завистливыми взглядами обладающих гораздо менее привлекательными парами немцев и соотечественников? Ничто обезьянье мне не чуждо!
– А может мне стыдно с малолеткой под ручку на людях ходить? – вредным тоном спросила Вилка.
– Х*й сосать нормально, а под ручку ходить стыдно, – покивал я.
Виталина залилась краской. Милаха, блин!
Посол со штазистами договорились, и первый в компании дяди Вити нас покинул. Бледненький Леонид Матвеевич погрузил нас в подогнанный транспорт (я чисто из вредности подчеркнуто-пристально осмотрел днища, демонстрируя недоверие к проштрафившимся штазистам), и остаток экскурсии Берлином пришлось любоваться из окошек. Тоже нормально.
Прибыв в посольство, сходили в душ и переоделись – я в костюм, Виталина – в совершенно умопомрачительное вечернее платье, идеально выдерживающее баланс между наготой и скромностью. В ушках – янтарные серьги, на шее – янтарный же кулончик на золотой цепочке. Мои подарки, да. Перед выходом с улыбкой мне заявила:
– Сегодня у тебя экзамен на умение вести себя на жутко пафосных мероприятиях для взрослых солидных обезьян.
– Приятно, когда такая шикарная дама цитирует, – улыбнулся я в ответ, поцеловал Вилочку, дал ей несколько секунд поправить помаду и вытереть мне губы, девушка взяла меня под руку, и мы отправились блистать.
Глава 6
– Все понимаю – дипломатия, мать ее, представительские функции, но разве нормально в теплом помещении в норку кутаться? – кивнул я на жену одного из пришедших на прием Советских генералов.
Цыганщина натуральная – вся в брюликах, «рыжье» и мехах. Вкус в комплект не входит. "Поляна" на столах соответствующая, всё в икре (в серебряных блюдах-тазиках), фаршированных креветками осетрах (никогда такого не видел), импортной "синьке" и прочих изысках. Представив, сколько народной прибавочной стоимости уходит на подобные банкеты (а посольств у нас ух много, и везде банкеты устраивать хотят), включил юродство и весь вечер цедил один-единственный стакан сока, тем самым подав дурной пример девушке, которой пришлось делать так же.
– Что я, икры не ела? – презрительно фыркнула она в ответ на мой виноватый взгляд.
Первая фаза приема – это где знакомимся и расточаем комплименты в ответ на комплименты – осталась позади, и народ частично к нам интерес потерял, переключившись на привычную подковерную возню. На а чего – внучек лидера одной шестой части суши (все знают, но все притворяются, будто нет) как приехал, так и уедет, а все вот эти вот останутся. А еще неплохо кайфанул от бросаемых на Вилочку жадных взглядов. Завидуйте!
– Европа же, чай не Урюпинск, – саркастично поддакнула Виталина моему упреку совковым (потому что Советский – это звучит гордо, и этому нужно соответствовать) дамам в безвкусии. – Нужно соответствовать.
– И ведь даже не осознают, насколько потешно выглядят. Чисто купеческие жены времен Империи – лишь бы дорого-бохато было, – кивнул я. – Безвкусица у них, а стыдно мне. Принимай новый термин, подходящий к таким ситуациям – «испанский стыд», для краткости – «кринж».
– А как ты так сократил? – хихикнула она.
– Сам придумал, сам и сократил как захотел, – с улыбкой развел я руками. – У меня своя философская концепция, в рамках которой все можно поделить на «базу» и «кринж».
– Подросткам свойственно черно-белое мышление, – ехидно улыбнулась она и перешла к оправданию соотечественников. – Справедливости ради, настолько плохо выглядит меньшинство.
– У остальных либо консультанты толковые, либо вкус, – покивал я. – Даже доярка при должной подготовке способна управлять государством, чего уж про выбор особо качественных шкурок для укутывания обезьяньего тельца говорить?
– Ахтунг! – задавила смех Вилка.
Сигнал понятен – до нас идет какая-то шишка.
– Фридрих Гельм, бесполезный, но не обижай, – совершенно не двигая улыбающимися крадущейся к нам пожилой паре губами выдала она инструкцию.
Я вообще никого не обижаю, но пусть будет.
– Гутен абен! – обменялись рукопожатиями и поцелуями ручек.
Вот тут я в глубоком минусе – против бабушек ничего не имею, но целовать руку Вилке несоизмеримо приятнее.
Дальше представились и представили спутниц.
– Виталина Петровна, моя муза.
Вредина незаметно ущипнула меня за задницу.
Зато какие рожи сразу – «ах, муза, это так возвышенно!». Полезным гостям Виталину представляю как «секретаря-консультанта», вызывая рожи сально-понимающе-завистливые у части мужской, и рожи осуждающие у женской.
Себя осуди, элита колхозная!
Некоторые – вот ржака! – пришли с расфуфыренными дочерьми возраста от тринадцати до восемнадцати лет со вполне прозрачными намерениями. Очень приятно познакомиться, прекрасные фройляйн, буду рад видеть вас на завтрашнем концерте Boney M, ауфидерзейн.
Вроде справляюсь – Вилочка по крайней мере мной вполне довольна, значит экзамен пока проходит штатно.
Поговорив ни о чем, гости нас покинули, сменившись англичанами из их посольства – с этими поговорили о том, как я доволен работой с английским лейблом. Еще были французы и господа из ФРГ – включая моих издателей, по чьей инициативе я на немецкие земли и прибыл.
А вот с кем потусоваться было реально прикольно, так это с главкомом Советского контингента на территории ГДР Виктором Георгиевичем Куликовым и его генералами. «Паркетных» здесь нет, поэтому за Менгеле нас с Виталиной без пяти минут носили на руках, старательно делая вид, что верят в мое «я тут не причем, это все Москва».
Когда формальная часть приема подошла к концу, товарищи генералы усадили меня за рояль, и перед нами с короткой программой (экономят силы перед концертом) выступили Boney M. Спели про Sunny, про Распутина и еще три песенки и откланялись под частично вымученные (много здесь пожилых) аплодисменты. После этого я «уговорился» поразвлекать гостей, занял белоснежный рояль и бахнул немецкоязычное-антивоенное: [https://youtu.be/Fpu5a0Bl8eY]. Под рояль не совсем то, но народу вроде понравилось. Дальше немного попиарил выходящий на экраны в начале декабря фильм про Бима, спев «любэшный» саундтрек оттуда – «Березы», «Давай за нас» и «Позови меня тихо по имени». Вояки прямо прониклись и обещали сводить вверенный контингент в кино. Далее прекратил музицирование и целиком прочитал по памяти "Сказ о Федоте-стрельце". Всё, сердечки местной воинской верхушки успешно украдены. Мнение МИДовцев мне не интересно – жрите халявную икорку и улыбайтесь, выполняя тем самым девяносто процентов служебных обязанностей.
«Домой» вернулся донельзя морально выжатый, но Вилочка быстро вернула мне душевный покой, продемонстрировав насколько она мной довольна. насколько «Домой» вернулся донельзя морально выжатый, но Вилочка быстро вернула мне душевный покой, продемонстрировав насколько она мной довольна. «Домой» вернулся донельзя морально выжатый, но Вилочка быстро вернула мне душевный покой, продемонстрировав насколько она мной довольна..
Увы, блаженство вечно длиться не может, поэтому в дверь деликатно постучали. Накинув халат, пошел открывать и узрел дядю Витю.
– Ругаться будете? – вздохнув, спросил я.
– Да, – подтвердил он.
– Ох уж эти спецслужбы, – снова вздохнул я и повел гостя внутрь, где Виталина успела надеть спортивный костюм и принять уставной виноватый вид.
Подустав обкладывать нас старым добрым трехэтажным (к немалому моему удовольствию, я красивые загибы всегда ценил), дядя Витя подвел итог, обратившись к Виталине:
– По-человечески я тебя понимаю, но, если бы не он, – невежливо ткнул в меня пальцем. – Я бы тебя обратно в архивы списал. Совсем расслабилась! Забыла, зачем приставлена? Последний шанс тебе, профукаешь – всё, другого не будет.
Пфф!
– А ты не заигрывайся! – прилетело и мне. – Хочешь в любовь-морковь играть, найди кого попроще, а оперативника экстра-класса не порть!
После этого он счел урок усвоенным и слил немного инсайдов с допросов Менгеле:
– Сломался, гад, всех своих «друзей» сдал, лёгкой смерти просит. В Аргентине… – он осекся, пожевал губами и утаил кусочек. – Сбежал, короче. В Берлин приехал – никто не узнаёт, расслабился, второй месяц тут квартирует. У него билеты в Египет на послезавтра куплены, а тут крик «Менгеле» и слепота. «Что я сделал этой женщине? Почему она такая жестокая?» – передразнил он светило третье-рейховской медицины.
– Просто о*уеть насколько особь может быть лишена совести, – вздохнул я.
После дяди Витиного ухода девушка сбегала на кухню, откуда вернулась с тарелкой мелких, на один укус, пирожков и термосом чая. Все это мы употребили под программу «Время» – в посольстве Советское телевидение частично ловится, состоящую всего из двух новостей – короткого репортажа о ЧП с поездом (показали Хиля, который с улыбкой успокоил народ тем, что все в порядке, и коллектив на гастроли прибудет вовремя. За ним выступил наш Министр путей сообщения, который напомнил гражданам о необходимости соблюдать правила поведения в поезде) и длинного – о поимке Йозефа Менгеле. Ни меня, ни Виталину, ни дядю Витю не показали – мы же все типа-секретные, нам еще цеховиков громить! – отдувались Петр Андреевич и местные КГБшники со штазистами. Последние – благодарили «братский Советский народ» за неоценимую помощь в поимке такого-то преступника. После передачи показали документалку про доктора, как бы напомнив народу, насколько опасную тварь изловили родные спецслужбы. Что ж, огромный плюсик в репутационную копилочку КГБ нам всегда нужен!
* * *Вчерашний сигнал «мальчик умеет сочинять на немецком» был считан, в рекордные сроки переработан, и ровно в семь утра – заранее утвержденное время моего пробуждения – зазвонил телефон. Поговорив с нашим послом, согласился на внепланового соседа по завтраку в посольской столовке (притворяется, по факту – ресторан).
– Будем лепить коллектив с германоязычным репертуаром! – радостно заявил я предельно милой (потому что сонная и растрепанная) Виталине.
Поощрив меня за набирающую ход экспансию поцелуем в щечку она пошла умываться, а мне ничего не оставалось кроме как присоединиться к ней в этом порыве – ванная у нас тут одна, а время поджимает.
Одевшись – Виталина выбрала «маскировку» – спустились в столовую, где Петр Андреевич познакомил нас с мрачным худым немцем в круглых очках с именем-отсылкой (пока несуществующей) Ганс Ландо, отчего я сразу настроился на серьезный лад – знаем мы этих Гансов!
Представитель лейбла спросил, много ли у меня песен на немецком, и получил честный ответ – ДОФИГА. Это его обрадовало (по словам, на каменной роже ни жилки не дрогнуло), и он предложил услуги собственных артистов.
– Извините, хер Ландо, но у меня нет никакого желания работать с зарубежными кадрами, – развел я руками. – Уверяю вас, в нашей стране достаточно владеющих немецким языком одаренных людей. Другие наши проекты говорят сами за себя – наши граждане прекрасно справляются.
Потому что цель «заработать бабла» – глубоко побочная, мы тут занавес дырявим вообще-то, а иностранные артисты в этом подмога слабая.
– Если возьмете наших, мы могли бы предложить несколько более выгодное для вашей стороны распределение доходов, – завуалированно обвинил он меня в жадности.
– Стандартный контракт нас более чем устраивает, – отказался я. – Извините, либо работаем по устоявшемуся регламенту, либо не работаем никак.
Дали по рукам, и фриц ушел в недра посольства готовить почву для нового проекта. Приятно, когда все скучные обязанности тащат на себе взрослые!
В отличном настроении отправился на встречу с учениками школы при посольстве – сиречь, Советскими детьми, которых не любить просто невозможно. Где-то на двадцатой минуте выступления, которое начал сразу с политинформации («Немцев-то не обижаете? Молодцы! Эти немцы свои, союзные, и обижать их нельзя, ведь во многом благодаря нанесенным Германии по итогам Империалистической войны обидам…»), начал понимать, что что-то здесь не так, потому что ребята поделились на две категории – первая привычно-радостная, внимает со светящимися глазками, а вторая – прямо странная, совершенно непривычно-серьезная и даже напряженная. Нет, отсутствие щенячьего восторга при взгляде на меня не преступление (пока!), но дети так себя не ведут. Значит – зашуганы родителями-дипломатами, которые велели при виде меня сидеть с закаменевшими рожами. Понять могу – внутри-то СССР функционеры бегают обезглавленными паникующими курицами, силясь понять, что за фигня творится, а здешние-то еще меньше знают! А вот чего понять я не могу, а главное – совершенно не хочу, это взгляды, которые дети «сурьезные» бросали на детей нормальных. Презрение и стыд за совершенно социально приемлемое (радоваться на специально выделенных для этого мероприятиях, вообще-то, никто пока не запрещал) поведение соучеников, вот что в них было!
После выступления попросил Леонида Матвеевича тихонько собрать мне «нормальных» для более предметного разговора, напрочь зарубив его робкие «можно не надо?». Настроение по итогам более камерной встречи полетело в помойку – вот здесь «мажорность» и «элитарность» цветет и пахнет! «Нормальными» оказались дети, так сказать, прислуги – поваров, электриков, уборщиц и прочих пролетариев. Дети дипломатов с ними принципиально не общаются – не по рангу, мать его! И ладно бы только это – "чмырить пролов" в посольской школе любят очень многие, при полном попустительстве педсостава, который мы целиком поменяем, как только я вернусь в Москву. Но педсостав – это даже не полпроцента проблемы.
Пришлось идти в кабинет Петра Алексеевича, после чего ему пришлось спешно собирать доступных в данный момент подчиненных.
– Товарищи, – встав за кафедру и глядя в холеные, скучающие рожи, начал я грустный разговор. – Ответьте мне на вопрос – зачем Родина вас сюда направила?
Дипломаты не подкачали, выдав идеологическое обоснование своего здесь пребывания прямиком по методичкам.
– Вот видите, – обрадовался я. – Приказа воспитывать своих отпрысков в презрении к «обслуге» не было, а я вот только что с местными детьми разговаривал и прямо расстроился. Когда указ о кухаркиных детях-то возрождать намерены, дворяне х*евы?
Дипломаты ловко изобразили непонимание, в ответ я зачитал длиннющий список прегрешений части их отпрысков. Справедливости ради немалая часть присутствующих своих детей воспитывает правильно. Демонстративно убрав листочки во внутренний карман (пустые, по памяти цитировал, но так солиднее), широко улыбнулся:
– В течение недели все неспособные воспитывать потомство в правильном ключе – фамилии я только что озвучил – получат новые назначения. Туда, где кроме верблюжьей колючки и песка ничего нет. Все ваши потомки с этой минуты навсегда заносятся в особый список и лишаются права поступать в высшие учебные заведения. Новых дворян стране не надо, зато людям рабочих профессий она всегда рада. До свидания, товарищи.
И в кромешной тишине, задыхаясь от ненависти, покинул кабинет. Ё*аные обезьяны! За нами (потому что «я» – это «я и Вилка») как наскипидаренный вылетел Петр Алексеевич, начавший выгораживать своих выкормышей:
– Откуда у тебя такие полномочия?
С демонстративным спокойствием достал полученную перед отъездом ксиву особого инспектора Министерства Иностранных дел за подписью товарища Громыко, который решил перенять опыт силовиков по запуску в банки с пауками неподдающегося подкупу и обману малолетки. Подавив удивление, он попытался снова:
– Эти дети с рождения вращаются в дипломатических кругах, знают внутреннюю кухню и умеют вести себя в обществе. Лишая их шанса поступить в МГИМО, ты лишаешь Советский Союз ценного кадрового ресурса!
Просто о*уеть!
– Петр Алексеевич, вы – пожилой человек с гигантским жизненным опытом и блестяще «рулите» чудовищно важным для Родины направлением, – зыркнув на него исподлобья, перешел на безэмоциональный тон. – Но конкретно сейчас вы сказали, что дети дипломатов – особенные, а дети пролов, стало быть – чмошники. Напомните, в какой момент мы начали строить даже не классовое, а кастовое общество?
Пожилой дипломат дернулся.
– Я обязательно передам ваши слова товарищу Громыко вместе с детальным пересказом того, насколько ваши подчиненные обосрались с воспитанием потомства. Вы правы, дети здесь не причем, но в вопросах государственного строительства этот аргумент никчемен, а заведомо запоротые нерадивыми родителями, решившими, что они не быдло рязанское, а, так сказать, элита, кадры, Родине на ответственных должностях не нужны. До свидания.
И мы с Виталиной, ускорив шаг, спустились на первый этаж, где подобрали дядю Витю, пару штатных охранников и Леонида Матвеевича. По пути в телевизор попытался взять себя в руки и состряпал в голове доклад на Высочайшее имя, в котором попрошу царя-батюшку ограничить приток «потомственных» в международные структуры. Безусловно, всем перекрывать кислород и вправду расточительно – далеко не все дипломатские дети проявили внутреннюю гниль, и какая-то часть безусловно достойна пойти по стопам родителей, поэтому предложу ввести квоты – например, половина мест уходит «потомкам», но остальные, уж простите, должны заполняться простолюдинами. И да начнется грызня за право устроить сыночке жизнь так, чтобы он питался исключительно икоркой!
– Ох и нажил ты себе врагов, Сережа, – вздохнула Виталина.
– Что там? – заинтересовался дядя Витя.
Объяснил – он одобрительно хмыкнул, а вот Леонид Матвеевич схватился за голову.
– Твоего пристроим, не боись! – презрительно фыркнул я, окончательно потеряв остатки уважения к этому кадру. – Выделили, бл*дь, куратора! – набрав воздуха в грудь, рявкнул. – В руки себя взял!
Он подпрыгнул и съежился в дальнем уголке машины.
– Дядь Вить, давайте бесполезный актив диппочтой в Москву отправим? Можно мне нормального, идеологически подготовленного, стрессоустойчивого товарища вместо этого мягкотелого куска дерьма выписать?
– Сережа, успокойся, – мягко шепнула мне на ухо Виталина.
– Домой хочу, – горько вздохнул я.
Вот она причина всех бед – сколько бы внутри родного симулякра расхитителей соцсобственности не было, но светящиеся верой в светлое будущее глаза соотечественников напитывают душевным покоем и верой в правильность выбранного пути. А здесь – руки опускаются от того, насколько система гниет на всех уровнях. И как это разгребать?