Самый лучший комсомолец. Том 1
В журналах я ничего не понимал, но все просмотрел и запомнил, пока подозреваемые объясняли Андрею Викторовичу, какое у них тут передовое заведение для инвалидов.
– Я совершенно уверен, что все у вас в порядке, а вы – честные люди, – вполне чистосердечно отвечал он им. – Это же инвалиды! Ну кто будет на инвалидах руки греть? Имею ввиду – на производстве, – посмотрев на ехидно ощерившегося меня, уточнил он.
– А почему у вас «некондиция» и «обрезки» прямо в день поступления сырья списываются, с разницей в десять минут? – полюбопытствовала малолетняя нейросеть, «доев» бухгалтерию. – Вы разгрузить-то хоть успеваете?
– Иии! – вжалась в стул бухгалтер и заревела белугой. – Ой не губ-и-и-и, это этот черт винова-а-ат! – начала колотить прижатого крепкой рукой дяди Пети к стулу директора кулачками по спине.
– Успокойтесь, гражданка! – лязгнул металлом в голосе дядя Витя.
Помогло.
– Где здесь, Сережа? – подсел он ближе ко мне.
БХССник, как «шарящий», подсел с другой стороны. Объяснил.
– Да как так?! – с неподдельной обидой воскликнул щелоковский засланец. – Вы что здесь, в две смены инвалидов пахать заставляете?!
– Я заставляю?! – заорал загнанный в угол директор. – Да они мне руки целовать готовы – кто им еще по «десятке» за смену даст?!
– Атлант расправил плечи! – умилился я. – Но ситуация прямо грустная, – вздохнул. – Девчонок жалко – в самом деле, либо панталоны по ночам подпольно строчить, либо в притон или порноателье.
На лице падшего директора мелькнула надежда.
– Но закон есть закон, – улыбнулся я ему. – Дядь Вить, на сколько тут наши уважаемые цеховики наворотили, если в годах?
– Да тут расстрел светит! – не подвел он и уточнил. – Вам, Викентий Петрович. А женщин у нас не расстреливают, поэтому вы сядете лет на двадцать, – ткнул он пальцем в ехидно косящуюся на подельника бухгалтершу.
– Ой не гу-у-у-би, – снова включила она «сирену».
– Тишина! – попробовал поддержать дисциплину сам.
Помогло.
– Товарищи, за сотрудничество у нас ведь положено снисхождение? – запросил подтверждения у старших товарищей.
– Положено, – важно кивнул Андрей Викторович.
– Гражданин Викентий, мы сейчас «хлопнем» кое-кого, и, по идее, после этого нам нужно возвращаться в Москву. В этом случае вы отправитесь с нами, вместе со всеми местными кадрами, которые вас прикрывали. Подпольное производство вы развернули особо циничное, эксплуатируюшее инвалидов. Да вас если государство не расстреляет, народ митинговать пойдет от такой несправедливости. Но! – хлопнул рукой по столу, заранее остановив набравшую воздуха в грудь бухгалтершу. – Но если вместо Москвы мы поедем, например, в следующий «глухонемой» подпольный цех, персонально про вас и вас, – распространил мотивацию и на счетовода. – В средствах массовой информации ничего не расскажут. Скажем, расстрел для вас заменится на «пятнашечку» с возможностью руководить производством, например, верхонок – зэки же не хуже шить умеют, уверен, вы и там развернетесь и наладите образцово-показательное производство. Получится – отсидите десять и по УДО на волю, – пообещал директору. А вам, – бухгалтерше. – Могу предложить десять с УДО через восемь, если будете стремиться к исправлению.
– Ой, не гу-у-уби… – тихо, словно по инерции завела бухгалтер.
– Две минуты на подумать, товарищи, – посмотрел на часы. – Извините, времени нету со смертниками в круговую поруку играть.
Директор раскололся через полминуты, тем самым сняв «блок» и с бухгалтерши. Их общий рассказ занял почти сорок минут, и был записан Вилкой, дядей Витей и Андреем Викторовичем.
– Даже ногти рвать не пришлось! – довольно потянулся я. – Дядь Вить, давайте поручим восемь других УПК товарищам, а сами полетим в Грузию, давить самого важного врага?
– А ты домой-то успеешь? – ухмыльнулся он.
– Я же по поручению Николая Анисимовича! – притворно ужаснулся я. – И не могу остановиться на полпути! Да, мы прибыли сюда за порнографом, но, как образцовый пионер, я не могу смириться с существованием целой сети подпольного производства и распространения продукции! Страна теряет сырье, не получает налогов и доходов, а значит – мы имеем с черной экономической дырой, которая совсем не метафорически высасывает ресурсы ради того, чтобы… – просветлев, повернулся к директору. – А ради чего, подпольщик Викентий? Сколько денег тебе отгружали?
– Тысячу в месяц, – буркнул он.
– Плюс… сколько основных?
– Триста десять! – раздраженно рявкнул он.
– И сколько накопить успел? – спросил я.
Он тоскливо посмотрел на БХССника.
– Все равно отыщут и конфискуют, – развел я рукой. – Вы же удивительно однообразно нычете деньги под плиту, бриллианты – в бачок унитаза…
Директор дернулся – прячет!
– …и закапываете наличку в стеклянных банках в огороде на даче.
Снова дернулся.
– Так сколько?
– Тридцать тысяч, – вздохнув, ответил он.
– И куда тратить собирался? – спросил я.
– А куда у нас столько потратишь? – вздохнул он еще горше.
– Видите, товарищи? – с улыбкой обратился я к спутникам. – Спорим, что остальные члены банды так же ответят? Не ради не трудовых доходов все делается! Скучно им, понимаешь, честной жизнью жить, душа движухи просит, вот и начинают реализовываться в качестве члена черного рынка. Тоже системная проблема, – вздохнул. – Но это терпит, а пока, Виталина Петровна, «провесьте» нам, пожалуйста, воздушный коридор до Тбилиси через три часика – как раз уважаемого порнографа взять успеем.
– Угу! – кивнула довольная-предовольная приключением девушка.
Вот ради этой мордашки все и затевалось!
Глава 4
– Разрешение производствам сбывать внеплановую продукцию самим – это хорошо и правильно, – по пути к фотоателье я демонстрировал лояльность придумавшему эту схему товарищу Косыгину. – Государство большое, и заводов у него много, и, так сказать, «вручную» переместить каждую пуговицу от станка к конечному потребителю ему трудно. Данная мера частично упрощает жизнь и стране, и заводу, заодно позволяя немножко самореализовываться особо пронырливым директорам. Когда они делают это честно – честь им и хвала. Но есть такие, как наш новый друг Викентий Петрович – деловая жилка толкает их на деструктивную деятельность. Забавно – в «глухонемых» УПК рационализировали резинки от трусов, недовставляют в них резиновые жгутики, чтобы из метра делать три, два из которых уходят подпольно, а потом у пролетария из условной Астрахани трусы за две стирки держаться перестают. Про цеховиков и рационализацию условный пролетарий не знает, и даже не догадывается, поэтому плохие трусы приписывает непосредственно Советской власти, и полностью в этом прав – она, вообще-то, нормальными трусами обеспечивать его обязана в полной мере, и оправданий здесь быть не может. Хлопнем эту сеть, и трусы по всей стране станут чуть лучше. Вместе с резинкой укрепится и общий, так сказать, уровень доверия к власти.
Народ, включая потихонечку профессионально деформирующегося куда надо БХССника, грохнул.
Переждав, продолжил идеологическую накачку личной бригады (попрошу себе такую – хороший состав, мне подходит, даже штатный идиот в лице товарища оперуполномоченного есть):
– Кроме того: неотвратимость наказания – главная составляющая любой судебной машины. А народ-то не слепой, и видит, что подпольщик жирует на нетрудовые доходы много лет. Если ему можно х*й на уголовный кодекс класть, почему другим нельзя? И дисциплина в социуме неминуемо начинает деградировать. По-хорошему, нам нужно усиливать экономические отделы – и в МВД, и в КГБ.
Потому что, когда дед продавит кооперативы, житуха станет гораздо веселее – появятся, например, похищения с целью получения выкупа и прочие замечательно-редкие ныне штуки.
– Но это – долго и трудно, и я в этом совершенно ничего не понимаю, – вздохнул я. – Изложу соображения старшим товарищам, дальше пусть у них голова болит. Но такие акции, как сегодня, продолжать и масштабировать считаю необходимым. Слухи, опять же, ходят, и такой чудовищной величины жупел как внезапный проверяющий пионер со страшной ксивой не останется незамеченным. А вдруг кто испугается и перевоспитается? – вздохнул. – Иллюзий у меня нет, но даже один не открытый из-за нас цех – разве это того не стоит?
Дядя Петя с доброй улыбкой покивал:
– Стоит, Сережа. Ты вообще молодец, и я Павлу Анатольевичу с Семеном Кузьмичом так и скажу, – заверил он.
Цвигун тоже в теме, получается – а как иначе, пусть и «ручной», а глава КГБ, значит о таких вещах знать должен.
– Уверен, Николай Анисимович по достоинству оценит твой вклад в это дело, – заверил БХССовец.
– Да я-то че, меня любым генералом заменить можно было, – отмахнулся скромный мальчик. – И порнография-то херня, я совершенно уверен, что про Викентия Петровича и его замечательное производство знает весь город – продукция-то прямо через местные магазины и реализовывалась, по поддельным накладным. Вроде и не отличишь, а с другой стороны – почему директора магазинов вам не стучат? – обвиняюще ткнул я пальцем в БХССника. – Потому что всем по*уй! – удрученно ответил на вопрос сам. – Посадил фарцовщика, получил палку, сходил к дяденьке порнографу за взяткой и пошел в «глухонемой» бордель – такой вот, похоже, распорядок у ваших местных кадров, Андрей Викторович.
Оперуполномоченный вздохнул:
– Я обязательно поговорю с Николаем Анисимовичем о большой проверке местных кадров.
– И ваши них*я не лучше! – стер я ухмылку с лица дяди Пети. – У вас же есть такая штука как «патрули» например? Почему не ведется работа с населением? Притоны – в многоэтажных жилых домах, в которых просто не может не найтись любящих посидеть на лавочках бабушек, которые, уверен, не раз жаловались участковому, а он с удовольствием проводил «проверки». Почему неприметный молодой человек в костюме с красной корочкой об этом не знает? Я понимаю, что порт и иностранцы, следовательно – повышенная нагрузка по «шпионскому» направлению, но, сука, взяточник-участковый для государства в миллион раз опаснее условного фотографирующего корабли турка!
Дядя Петя изобразил «это не ко мне». И ведь действительно не к нему. Вздохнув, продолжил жаловаться на несовершенство мира:
– И это – шмотки. А еще есть еда, где «утруску и усушку» сам призрак капитализма велел уважаемым людям из-под полы продавать. «Усохнуть» ведь и элитарная часть жратвы может, а народу и то, что реально нужно списывать, пойдет. В московских столовках все хорошо, но это – столица. А пойдемте вон туда! – ткнул пальцем в «Столовую № 72». – Жрать охота, сил нет, заодно проверим котлеты на процент хлеба.
Дядя Петя гоготнул и добро дал.
Коллектив в пути раздулся до пятнадцати человек, включая очень бледного полковника местного БХСС – вечно от такой компании даже мы отнекиваться не смогли, пришлось взять. Зашли в столовую, где сразу стало очень тихо – половина «гостей» в милицейской форме, остальные – с каменными рожами. В центре – светлоликий взъерошенный пионер рядом с тщетно маскирующейся шикарной Вилкой. Картина – закачаешься!
Вежливо и в кромешной тишине скупили все имеющиеся котлеты с пюре и компот из сухофруктов. Не удержавшись, купил всем бананов – в Москве не всегда и не у всех есть, а тут, получается, Юг, и везти удобно.
Расселись, продегустировали.
– Ну вы все поняли, Андрей Викторович, – вздохнул я, отодвинув недоеденную, жутко невкусную, похрустывающую на зубах тертыми копытами, на треть состоящую из хлеба котлетку.
– Пи*дец, – угрюмо вздохнул он, отодвинул свою и прошипел на полковника. – Почему служба не несется?
Бедолага подпрыгнул, дрожащими руками платочком вытер рот и мощно отмазался:
– Да я контрабандистов ловил, когда ты, сопляк!..
– Тишина! – рявкнул дядя Витя. – Товарищ полковник, пойдемте поговорим с персоналом.
– Повара до такой кондиции себе отрезать не будут! – попросил я их в спину не трогать напуганных белохалатных тетенек. – Проблема – выше!
– Поучи! – обернувшись, с улыбкой подмигнул дядя Витя.
– Бананы невкусные! – вредным тоном добавила Вилка и протянула надкушенный фрукт мне. – Попробуй!
Такое мы пробуем с радостью!
– Как будто зеленый, – прожевав, согласился я.
– Моченые, – развел руками много сегодня узнавший о жизни в родной стране БХССник. – В кипяток макают, зеленые от этого желтеют.
– И можно продать подороже, – кивнул я и вынес печальный вердикт. – Вокруг – одно сплошное нае*алово.
– Можем их не ждать, – прокомментировал взмах дяди Витиной руки в ведущем на кухню дверном проеме дядя Петя.
– Пойдемте доедать порнографа, – кивнул я, и мы пошли, оставив часть местных под руководством дяди Вити улучшать котлеты в отдельно взятой столовке.
– Внезапная проверка – это когда внезапная проверка! – продолжил я по пути воспитывать товарища оперуполномоченного. – Спорим руководство Одессы с самого нашего прибытия о*уевает? Мечемся туда-сюда, в процессе выявляя множественные акты прискорбного бездействия местных органов охраны правопорядка. У них ведь «внезапная», – добавил голосу сарказма. – Поди запланирована недели через полторы была!
– Через две! – гоготнув, поправил дядя Петя.
– Ну вот! – обрадовался я. – А тут баня не топлена, каравай не выпечен, потемскинская деревня не выстроена. Ну как с такими некультурными людьми как мы работать? А кто это в наш кортеж влился? – заметил едущую за нами черную Волгу.
– Неизвестный, – с видимым удовольствием выговорила Виталина.
С удовольствием поддаемся!
– Надо бы узнать.
Она рассмеялась и пояснила:
– Неизвестный Николай Александрович, первый секретарь Одесского городского комитета КПУ.
– Уравнение с Неизвестным! – восхитился я. – «Глухое дело» еще в самом начале, а уже такой важный человек нас ловить отправился! Давно? – спросил у дяди Пети.
– Должен был прибыть в столовую, но ты не дождался, – ухмыльнулся он.
– Градоправителю по вверенной территории побегать полезно, – хохотнул я. – Но нужно познакомиться. Давайте вон там, у стихийного рынка остановимся, клубники купим! – заметил я набитые алыми ягодами ведра.
Остановились, и я выкупил у всех местных бабушек все что было, доплатив за ведра и добавив за беспокойство – ведра поди еще купи! Пока КГБшники заставляли гостинцами багажники, ко мне подошел пожилой, невысокий, толстый, плешивый и очкастый, Николай Александрович.
– Здравствуйте! – улыбнулся я ему. – А у нас клубники нету, представляете? Надо почаще на юг выбираться – может и бананы нормальные найдем, как думаете, Николай Александрович?
Мужика перекосило – «почаще» ему явно очень не хотелось.
– На каком основании ребенок запугивает и допрашивает граждан моего города? – взяв себя в руки и сложив последние на груди, надменно сверкнул он на меня очками.
Удачно расторговавшиеся бабушки на фоне оперативно сваливали, не забывая неприязненно коситься на обижающего такого хорошего мальчика «хозяина города».
– Если диктующий всему миру свою неумолимую волю рабочий класс посредством министра внутренних дел счел нужным наделить меня возможностью немного попинать твоё болото… – показал ему гигаксиву. – Кто мы такие, чтобы с ним спорить?
На деда будто ведро воды вылили – так поник.
– Просто ужасно, гражданин градоправитель. Две организованных преступных группировки и сеть притонов – и это один только УПК для граждан-инвалидов. Сверху – фальшивые бананы и х*евые котлеты! Работать-то пробовал, Коля? – спокойно спросил я и сделал шаг на него, с любопытством глядя снизу вверх.
Он сделал шаг назад, воровато поозирался, наклонился ко мне и прошептал легендарное:
– Сколько?
– Два миллиона, и все заводящиеся прямо сейчас дела на твоих ручных полковников и цеховиков волшебным образом испарятся, а я расскажу Николаю Анисимовичу какой тут у вас райский уголок. Не появляюсь следующие три года, дальше – извини, придется отгрузить еще, – с наглой улыбкой выкатил я ему ценник.
– Столько нету! – паническим шепотом прошептал он.
– А сколько есть?
– Полтора.
– Где полтора, там и два! – отмахнулся я. – Либо неси, либо послом туда, где кроме песка и верблюжьей колючки ничего нет. Один уже на Новую Гвинею поехал – но он-то из Москвы, а тебе по чину море не положено.
– Час! – попросил он.
– Время пошло! – кивнул я, и Николай Александрович убежал собирать «дань» ревизору.
– Бл*дь, ну ничего со времен Гоголя не поменялось! – расстроенно сплюнул я, когда «хозяин» скрылся, а ко мне подошли очень любопытно глядящие товарищи-силовики. – Он же принесет! На глазах старшего офицерского состава КГБ и БХСС вручит набитый чемодан с угодливым поклоном! Что это, товарищи? – грустно спросил я у них.
– Рекордная взятка! – хрюкнул дядя Витя.
Лишь бы дед не позвонил с приказом остановиться. Я, конечно, остановлюсь, но будет грустно.
– Понятых надо бы, – спохватился Андрей Викторович.
– На месте найдем, – сочувственно глядя на меня (ну расстроился мальчик от того какой вокруг бардак), погрузил нас в машины дядя Петя.
– Почему высшие государственные чины так не делают? – жалобно спросил я, усилив впечатление.
Взрослые отвели глаза – что тут ответишь?
– А что на Колыме например творится? На золотых приисках? Песчинок-то ой много, сами в ботинки сыплются – ну как не утащить? Удивлюсь, если меньше десятка тонн в год на «утруску и усушку» уходит.
– Этим товарищ Цвигун уже занимается, Сережа! – обрадовался возможности немного успокоить болящее за Родину пионерское сердечко дядя Петя.
– Это хорошо, – послушно утешился я.
Добрались – и впрямь фотоателье! Вошли, обнаружив за стойкой чем-то громыхающего плешивого мужика в очках и еврейской наружности. Не как что-то плохое, разумеется – в СССР национализма нет.
Он поднял на многочисленных гостей взгляд и гостеприимно улыбнулся. Самоконтроль – в наличии. Подошли.
– Здравствуйте!
Кивает и показывает на табличку на прилавке «Глухонемой. Читаю по губам».
Я перешел на жесты: «А ты девушек для души фотографируешь или за деньги?»
Глухонемой советский порнограф Леня Лейцман резко погрустнел и ответил:
«Ко мне бандиты пришли, вместе с участковым. Куда я денусь? Здесь…» – указал на пол. – «Дед мой работал, и отец мой работал».
«Ничего не могу сделать – наследие своих предков ты уже надежно просрал. Но если сдашь всех, кого знаешь, оформим тебе фотоателье в Магадане, там тоже люди фотографироваться хотят. Но эротика – только для себя, не на продажу».
«Почему я должен тебе верить?» – иронично окинув меня взглядом, спросил он.
«Потому что я специально выучил твой язык только ради этой встречи», – честно признался я и показал ксиву. Убрав на место, добавил. – «И потом – какой у тебя выбор? Либо верь пионеру, либо, извини, расстрел в назидание твоим коллегам». – Припугнул по методичке дяди Вити.
«Хорошо» – грустно прожестикулировал Лёня и рухнул на стул.
– Дядь Петь, дядь Вить, Андрей Викторович, я этому человеку пообещал чуть большее снисхождение, чем обычно. Да, я понимаю, что это не совсем законно, но разве это не справедливо? Прилетев за ним, мы вычистили из города немало мусора, а уважаемый порнограф еще накинет сверху после допросов. Устроим ему фотоателье в Магадане? Под строгим надзором во избежание, разумеется, – попросил я.
«Понятым пойдешь?» – прожестикулировал Лене дядя Петя, продемонстрировав неизвестный доселе навык.
«Пойду» – смиренно ответил порнограф.
– Получается – заслужил, – подмигнул мне КГБшник.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– Понятым это я завсегда! – ввел местный БХССник одетого в тельняшку и растянутые на коленях синие треники седого дедушку. – О, а че вы, немого крутить будете? И правильно – он сюда баб водит похабные фотографии делать! – мощно добавил он улик следствию.
Отвечать было лень, и я отдал объяснения на откуп старшим товарищам. Дядя Витя справился просто блестяще:
– Посиди тихонько, отец, надо так.
– Ну, раз надо! – с удовольствием повторил дед и опустился на подоконник.
Ну вот, остановились, и сразу по малолетнему организму поползла усталость. Долой!
– А мы его вообще арестовать сможем? – задал я вопрос, который давным-давно следовало. – У него же депутатский иммунитет.
Взрослые снова отвели глаза – стыдно, что об этом подумал только ребенок.
Не осуждаю – сегодня очень необычный день. Можно даже сказать – эксперимент: «что будет, если дать непоседливому пионеру бесконечный административный ресурс».
– Надо звонить, – решил дядя Петя и пошел звонить, а я двинулся ко всеми забытому Лёне.
«Кофе есть»?
«Растворимый».
«Угостишь? Весь день по Одессе бегаем, со злом боремся».
«Я – зло?» – грустно усмехнулся немой.
«Ты – зло неизбежное, поэтому я на тебя не сержусь и чисто по-человечески мне тебя жалко».
«Пойдем» – вздохнул он, и мы с не могущей себе позволить оставить меня без присмотра (чему я только рад) Вилкой пошли с ним в подсобку.
Пока закипал чайник, еще немного поговорили, и с напитком вернулись в зал.
– Гражданин Неизвестный снят с должности две минуты назад, – порадовал новостью дядя Петя.
Дед одобрил, получается. Сидит поди в Кремле, доклады слушает да потешается – дорвался внучек до власти. А самое приятное – ксива-то «щелоковская», с товарища Андропова какой спрос? Все вопросы к МВД, товарищи!
Процесс передачи взятки прошел даже в какой-то степени трогательно: столько облегчения в человеческих глазах, как у с широкой улыбкой при всем честном народе вручающего мне набитый рублями чемодан Николая Александровича, я не видел никогда. «Уходи, государев человек!»
– Поздравляю с произошедшим на глазах у многих достойных доверия свидетелей актом передачи взятки личному инспектору министра внутренних дел СССР по особо важным вопросам, – поздравил я его, отдал чемодан дяде Вите. – Если можно, давайте в «Союзмультфильм» это отправим. Вы же не против немного помочь советским детям получить больше мультфильмов, гражданин Неизвестный?
Падший градоправитель посмотрел на окружающих глазами загнанной лошади и простонал:
– Да что здесь происходит?!
Глава 5
Освещенный закатными лучами Ту-144 набрал скорость и взлетел. Пока – все как обычно. Набрав высоту, мы ускорились, и, почти не ощущая перегрузок, с громким хлопком пробили звуковой барьер. Вот теперь мы – необычный самолет! Шумит, конечно, но в грузовых ИЛах несоизмеримо хуже. Могуч СССР – очень внушительная техника. Аварийность, конечно, но от крушения самолета я точно не сдохну – не бывает таких попаданцев. И даже для меня дороговато – «соточку» за день успешно прокатал. Интересно, если однажды прокатаю все деньги, дед даст полетать в долг?
Вперед нас вылетело полсотни БХССовских следаков и столько же КГБшников, армейские части на местах приведены в слегка боеспособное состояние, а в находящийся в восьмидесяти километрах от Тбилиси город Казах нас повезут на ЗиЛе под конвоем из двух таких же, но с солдатиками. Москва наконец-то опомнилась и начала работать соразмерно объемам «спрута».
– Устал? – сочувственно улыбнулась Вилка.
– Устал, но завтра все равно выходной, – улыбнулся я в ответ. – Спасибо большое! – поблагодарил вручившую мне кофе бортпроводницу. – Возьмете домой ведро клубники? Я на всех брал.
– Возьму! – не стала она стесняться. – Спасибо! – и ушла к себе.
С нами их три штуки, поначалу нервничали, а теперь ничего, привыкли.
– Можем ехать домой – справятся и без нас, – предложила Виталина.
– Это – слабость и потеря лица! – покачал я головой. – Взялся – делай до конца. Да ладно тебе, дети вообще-то полны энергии! – бодро вытянул кулак над головой. – Но был бы очень рад вздремнуть на твоем плече.
Вилка убрала разделяющий нас подлокотник и с теплой улыбкой вытянула руки навстречу:
– Иди сюда!
Поставил кофе на столик и устроившись поудобнее на теплом, мягком, гладящем меня по голове и вкусно пахнущем секретаре, услышал:
– Столько пошлятины, а сам подушечки пальцев трогаешь, и аж глаза закатываются.
Прикрыв глаза, поймал ее руку и нащупал пальцы:
– Подушечки классные!
– Мальчишка! – нежно шепнула мне на ухо Виталина.
Открыв глаза, выпрямился и спросил:
– Как тебе «Глухое дело»?
Отпил кофе.
– Кто-то вздремнуть хотел, – хохотнув, напомнила девушка.
– С тобой не получается, – объяснил я. – Слишком хорошо, чтобы спать – теряю драгоценное время с любимым столовым прибором впустую.
Вилка хихикнула, отвесила формальный щелбан и ответила:
– «Глухое дело» оказалось гораздо масштабнее, чем казалось. Ты знал, что так будет?
– Ну я же не пророк, – развел здоровой рукой. – И в самом деле полетел за порнографом. Остальное – так, сопутствующий урон.
– Урон нанесен знатный! – продолжила веселиться Виталина.