Пока ты веришь
– Ну?
Кофе она в самом деле варила неплохой, но этого мало, чтобы простить вопиющую беспардонность, продемонстрированную при первой встрече.
– Простите, господин…
– Мерит.
– Да, господин Мерит. Но это – моя комната.
– Чушь. Это комната Дориана, как и все остальные в доме.
Служанка запнулась, не найдясь с ответом.
Правильно, пусть знает свое место.
Эйден ничего не имел против женщин подобного сорта в определенных обстоятельствах. Но в собственном доме? Дориан все же чудак.
Впрочем, эта умело притворялась скромной горничной. Девушка как девушка. Не урод, но и не красавица. Краснеет легко и тут же бледнеет, так что веснушки на скуластом лице кажутся темнее. Часто поправляет волосы, слишком густые и тяжелые, чтобы несколько шпилек могли их удержать. Прячет глаза под густыми длинными ресницами. А глаза у нее темные, цвета горького шоколада. И во взгляде проскальзывает горечь…
Да, не красавица. Но на такой тип непременно должны находиться любители. После ярких бабочек-однодневок и потасканных многоопытных шлюх – иллюзия чистоты и крепкое молодое тело.
Единственное, что в ней наводило на мысль о пороке, – большой рот и полные чувственные губы. Эйден представил, как она, выходя вечерами на улицу, красит их жирной коралловой помадой…
Странные мысли. Но Мерит хорошо понимал их природу. Чувствовал…
Чувствовал себя живым.
В последнее время это случалось с ним редко.
Он направился к выходу, но в дверях развернулся к провожавшей его растерянным взглядом служанке.
– Я поселился в зеленой спальне. Знаешь, где это? Придешь ровно в полночь. Платье снимешь заранее, не люблю возиться с крючками и завязками. И… распусти волосы…
Она хотела что-то сказать, но Эйден не стал слушать. Если об оплате, пусть не волнуется – не обидит. Но цену назначит сам.
Пока он лежал на кушетке, недвижимый и безмолвный, Эйден Мерит нравился Эби гораздо больше. А после того, что он сказал, девушка только и думала о том, как бы вернуть его в положение, занимаемое им при первой встрече.
Что-то тяжелое, несомненно, помогло бы, и будь перед Эбигейл не холеный господин в дорогом костюме, а какой-нибудь освинский прилипала, она недолго сомневалась бы.
Но тут нужно было другое решение.
И она его нашла.
– Как это понимать?
Не сказать, что на следующее утро господин Мерит был разгневан тем, что не дождался ее ночью. Скорее – удивлен. Он снизошел до того, чтобы пойти за Эби на кухню, когда после завтрака на террасе она собрала на поднос чашки и блюдца. А у Эбигейл, не выспавшейся и злой из-за того, что до утра караулила, не надумает ли он сам явиться, не осталось сил бояться.
– Вам не понравился кофе? – спросила она со всей возможной почтительностью, но конец фразы смазался легким зевком.
– Мне не понравилось, что ты не выполнила моего распоряжения.
– Простите, господин Мерит, но мэтр Дориан приказал слушаться вас так же, как и его. А он мне подобных распоряжений не дает.
Молодой человек – Эби дала ему не более тридцати – насмешливо сощурился:
– Иначе говоря, моя просьба не входит в число твоих обязанностей?
– Совершенно верно, господин Мерит.
– А как насчет того, чтобы заработать привычным способом?
– Данный способ мне вовсе не привычен.
– Десять рейлов, – предложил он, пропустив ее слова.
Вряд ли освинские проститутки получали зараз столько, сколько Эби зарабатывала шитьем за две недели. А господин Эйден вряд ли когда-нибудь пользовался их услугами. Должно быть, назвал обычную цену какого-нибудь респектабельного борделя… Если бывают респектабельные бордели…
– Простите, господин Мерит. – Эби почувствовала, как краснеет, но ничего не могла с этим поделать. Зато могла другое. Под темным налетом трех последних лет, под прилипшей к ней грязью освинских улиц еще жила та девочка, которую отец заставлял перечитывать перед сном притчи из Священной книги, а матушка учила учтивому обращению. И коль нельзя послать высокородного наглеца куда подальше, нужно дать ему понять, что она не та, за кого ее принимают. – Полагаю, мэтр Дориан рассказал вам, как я попала в его дом, и вы сделали неверные выводы на мой счет. Да, я оказалась в тюрьме, так как находилась в неурочный час в неблагополучном районе, и по приговору суда, на котором мне не дали возможности оправдаться, вынуждена отработать три месяца. Пусть это будет мне наказанием за легкомыслие. Но мое легкомыслие совсем иного рода, господин Эйден.
– Пятнадцать?
Слушал, понял, но отступать не желал. Возможно, не поверил.
– Я не торгую собой, – произнесла Эби четко.
– Двадцать?
– Я не проститутка, – повторила она, с трудом удерживаясь от того, чтобы повысить голос.
– Так даже интереснее. Двадцать пять? Чем ты занимаешься в своем Освине? Прачка? Кухарка? Уличная торговка? За три месяца ты успела бы что-то скопить, а теперь, по ошибке или нет, будешь работать бесплатно. Я предлагаю компенсировать вынужденные неудобства. Пятьдесят, и заканчиваем торг.
Пятьдесят рейлов. Будь у Эби такие деньги, она нашла бы комнатку, поближе к парку, где чище и публика поприличнее, и ушла бы от дядьки…
– Господин Эйден, – вымолвила она медленно, глядя не на него, а на свои сцепленные в замок руки. – Вы – человек благородный, и негоже вам делать подобные предложения порядочной девушке.
Развернулась и вышла за дверь, не задумываясь, как будет расценено столь неуважительное поведение.
Подобным образом Эйдена еще не отшивали. Вежливо, спокойно. Под конец еще и о приличиях напомнили. И кто? Какая-то… Ладно, не шлюха. Шлюха не откажется от пятидесяти рейлов. Но… забавно. Да, именно забавно.
А то, что не продается за пятьдесят рейлов, можно купить за сто. Или тысячу. Главное, что купить можно.
Господин Мерит не был стеснен в средствах и не имел нужды тратить их на что-либо, помимо удовлетворения своих желаний. Сейчас он желал узнать цену добродетели, теплой веснушчатой кожи и глаз цвета горького шоколада. Предел, за которым совесть замолкает в угоду алчности…
– Вы не заняты? – Мэтр Дориан застал гостя задумчиво обрывающим лепестки с цветов оплетавшей террасу розы и, видимо, стоял какое-то время за спиной, думая, удобно ли оторвать его от столь важного дела. – Мне нужна помощь.
– Все, что в моих силах, – с готовностью откликнулся Эйден.
– Вот! – Маг резко выставил вперед то, что до поры держал в опущенных руках, и молодой человек непроизвольно отшатнулся, увидев человеческую голову с широко распахнутыми глазами. – Как вам?
Мерит громко сглотнул, почувствовав, что галстук превратился в удавку.
– Это Джек, – подсказал Лленас. – Вернее, его часть. Я его… ее немного усовершенствовал. Обработал кожу специальным составом, чтобы улучшить эластичность. И, видите, глаза?
– М-да… весьма… – оценил, приходя в себя, Эйден.
Неудивительно, что Эбигейл перепутала их в первую встречу: съемная голова Джека при беглом взгляде мало чем отличалась от несъемной господина Мерита. Темные волосы, изогнутые брови, прямой нос, квадратный подбородок, тонкий, слабо подкрашенный рот. Но если присмотреться, сходство тут же терялось. Во-первых, новые глаза Джека были не карими, а зелеными. А во-вторых, механический человек, как ни парадоксально, выглядел несколько живее Эйдена.
– Я и ресницы ему сделал! – похвастал мэтр. – Пришлось клеить по одной, чтобы выглядело естественно, но это не так утомительно, как кажется. Работа руками, однообразная, доведенная до автоматизма, оставляет простор для работы мысли, и пока я занимался внешним видом Джека, появилась идея по улучшению его устройства. Помните, я говорил, что Алистер подсказал мне, как стабилизировать установки координации? Я придумал, каким образом можно настроить Джеку зрение. И именно для этого мне нужна ваша помощь.
Задумка Дориана, как всегда, была, как все гениальное, проста и, естественно, сопряжена с определенным риском.
– У вас может начаться головокружение, приступ дезориентации.
– Я с этим живу, – успокоил мага Эйден.
Узнав, что от него потребуется, он согласился сразу же, а если бы мэтр сказал, что за аттракцион придется заплатить, не раздумывая, выписал бы чек.
– Я, если можно так выразиться, подключу ваше сознание к телу Джека, – повторил уже сказанное маг, прикрепляя к его вискам присоски с тянущимися от них проводками. – Вы осмотритесь, попробуете сделать несколько шагов. Ваше восприятие своего… точнее, его роста, угол и спектр зрения зафиксируются в искусственной памяти. А я отрегулирую процесс извне.
– Я готов, – торопливо отрапортовал молодой человек.
– Закройте глаза. Я скажу, когда открыть.
Это напоминало прохождение через портал.
Зажмурился, открыл глаза – и увидел себя в другом месте, уже не из лежачего положения, а стоя посреди комнаты.
Ростом они с Джеком почти не отличались, и ощущения дискомфорта не возникло. Так… никак…
Чувства потерялись.
Исчезло пощипывание от электродов и ощущение твердой кушетки под головой.
Исчезла… Эйден прислушался к себе и понял, что не ошибся: исчезла боль. Стало легко и свободно…
– Вы в порядке? – услышал он голос Дориана.
Обернулся на звук. Не чувствуя тела, но все же обернулся. Кивнул.
Движениями управлял разум, а не бечевки мышц. Он хотел поднять ногу, и нога поднималась. Хотел взмахнуть рукой, и она взметалась вверх…
Он управлял механическим человеком изнутри, но это оказалось не так весело, как ожидалось.
Эйден моргнул… хотел моргнуть, но у Джека не было век. Он продолжал смотреть. Видеть.
Но не чувствовать.
Пропала не только боль – все.
Он знал, что стоит, но не ощущал пола под ногами.
Вертел головой, и казалось, что это ветер крутит безвольный флюгер.
Коснулся рукой лица – и думал, что пальцы пройдут щеку насквозь…
– Дориан! – позвал он.
Джек беззвучно ворочал тяжелой челюстью.
– Дориан, остановите это!
Свобода?
Легкость?
Нет – пустота.
– Дориан!
Чужое, но такое послушное тело рвануло в сторону, туда, где сидел у железного ящичка с десятком рычагов и кнопок маг. Руки подняты над головой сигналом о помощи…
– Дориан!
Лленас всполошился. Посмотрел на него… На него, запертого в механическом теле. На него, лежащего на кушетке…
Эйден проследил последний взгляд. Жутко.
Лучше бы ему этого не видеть.
Лучше бы не знать.
– Отключаю, – сказал маг. – Только не нервничайте.
Глаз в этот раз закрыть не получилось.
Вспышка…
…и обещанная дезориентация. Головокружение и готовое вырваться из груди сердце.
– Лежите, лежите. – Подоспевший маг придавил его за плечи к кушетке. – Это скоро пройдет.
– Простите, – просипел Эйден. – Я не смог… там…
– Что за глупости? Все вы смогли, запись сделана.
– Хорошо. – Он дышал часто и прерывисто, радуясь этим спазмам и вернувшейся, практически уже родной боли. – Второй раз не повторю. Это… похоже на смерть… Я…
«Не хочу умирать!» – почти уже выкрикнул он, но прикусил губу.
Разве его желания что-то решают?
Глава 6
Кто-то назвал бы его черствым, но Дориан не переживал из-за случившегося в лаборатории. Вся процедура не заняла и пяти минут, о возможных неудобствах Эйден был предупрежден и в себя пришел достаточно быстро – причин для тревог маг не видел. Немного жалел, что не мог сам поучаствовать в уникальном эксперименте, но кто бы тогда направлял пси-потоки и регулировал питание записывающего устройства?
Свою роль в свершившемся он ставил намного выше, нежели пассивную помощь Мерита. Да и Алистер Ранбаунг, мимоходом подавший идею скорректировать «зрение» механического слуги, по мнению Лленаса, был причастен к сегодняшнему прорыву постольку-поскольку.
Алистер с этим не спорил.
– Мысли как дети, – говорил он, смеясь. – Зачать ребенка – дело нехитрое, как и высказать мысль. Но выносить, родить, а после воспитать дано не каждому. Потому я и занимаюсь исключительно теорией, а практику оставляю таким, как Дориан.
Мэтр Ранбаунг явился к ужину. Его не ждали, но приняли с радостью.
С этим добродушным толстяком, который даже студентов не мог заставить себя побаиваться, как то подобает при его статусе заведующего кафедрой Общей теории магии, Дориан Лленас дружил со времен учебы. А подобная дружба, пусть и не расцвеченная частыми встречами, шумными праздниками или, что больше ценится в среде практикующих магов, успехами совместной работы, тихая и спокойная многолетняя дружба, основанная на взаимном уважении, дорогого стоила.
Что, впрочем, не исключало между ними секретов и недомолвок, как вот, к примеру, Эйден Мерит. Дориан не посвящал старинного приятеля в подробности своих взаимоотношений с молодым человеком, уже четвертый год гостившим в его доме по две-три недели в сезон. Слухи давно превратили Эйдена в дальнего родственника мага, оба они этих слухов не опровергали, и все знакомцы господина Лленаса, не исключая мэтра Алистера, за неимением других объяснений вскоре уверовали в их родство.
– Итак, у Джека теперь человеческое зрение. Что на очереди? Кажется, ты хотел наделить его способностью говорить. – Ранбаунг попытался пригладить пухлой пятерней волосы, но эффект наблюдался обратный: рыжая грива встала дыбом. В сочетании с гладким, толстощеким лицом теоретика это выглядело забавно.
Но мэтру Дориану было не до улыбок.
– С этим возникли проблемы, – удрученно покачал головой он. – Подача воздуха, сокращение связок, артикуляция. Представляешь, насколько крохотными должны быть механизмы, обеспечивающие движение губ и языка? Хотя… если снабдить ротовую полость чувствительными мембранами, издающими в зависимости от частоты колебаний достаточно широкий диапазон звуков, а после вложить в искусственный разум способность комбинировать эти звуки в нужной последовательности…
Лленас тут же загорелся новой идеей. В его голове уже чертились схемы и писались формулы заклинаний. Дергался острый носок комнатной туфли на заброшенной на ногу ноге – хотелось, забыв обо всем, бежать в лабораторию, где в одном из ящиков лежали оставшиеся после ремонта музыкальной шкатулки леди Вессер тонкие медные пластинки, попробовать сперва с ними…
– Дориан! – Алистер шутливо погрозил пальцем. – И думать не смей. У меня другие планы на тебя и сегодняшний вечер. Эйден, поддержите меня!
– В чем? – Молодой человек, до этого момента не принимавший участия в беседе магов, отвлекся от своих, судя по лицу, не слишком веселых мыслей.
– Поедемте в оперу! – огорошил их предложением Ранбаунг. – Я выкупил ложу на новый сезон, но так ни разу и не выбрался. А сегодня дают «Дни сомнений», и прима, по многочисленным свидетельствам, хороша нереально.
– В оперу? – Мэтр Дориан уже пришел к выводу, что одной только медью не обойдется. – Можно и в оперу.
– Но чтобы я не видел в твоих руках блокнота и карандаша! – пригрозил Алистер.
– Не увидишь, – мысленно заканчивая чертеж звукового механизма, пообещал изобретатель. – Я давно уже не трачу время на записи. Все здесь. – Он постучал пальцем по лбу.
– Все? – недоверчиво переспросил толстяк. – Заклинания, технические разработки, формулы – все?
Лленас кивнул.
– А если с тобой что-то случится? – Алистер глядел с укором. – Что станет с твоими трудами? Мир потеряет их вместе с тобой?
– Увы, – без особого огорчения развел руками Дориан. Он получал удовольствие от своей работы и без всеобщего признания, тем более его не интересовало признание после смерти.
– Глупо! – рассердился Ранбаунг. – Твои творения со временем могут найти должное применение. Паромобиль, холодильная машина, механические слуги.
– Паромобиль и холодильную установку я планирую продать, – успокоил друга изобретатель. – Тогда, конечно, придется оформить чертежи соответствующим образом и передать производящим компаниям. А слуги… – Для Лленаса Джек был промежуточным этапом в его исследованиях, но пока маг не готов был делиться этим с кем-либо. – Мне уже заявили, что покуда не переведется население Линкарры, в искусственных людях нет нужды. Они слишком дороги, тогда как женщины у нас рожают совершенно бесплатно.
– Не скажи! – возразил толстяк. – Ты не думал, что твои техночеловеки могут пригодиться в военном деле, например? Представь, сколько жизней спасет механический солдат.
– Простите, мэтр Алистер, – заговорил со своего места Эйден. – Рискну показаться циником, но и во время войны живые – до поры живые – люди обойдутся правительству дешевле. Хотя в том, что касается записей, я с вами соглашусь. Дориану следовало бы сохранить свои работы для потомков – возможно, они оценят их, в отличие от современников.
– Он бы принимал все иначе, если бы уже обзавелся потомками, – хохотнул Ранбаунг.
Сам он был потомками не обременен, но для друга выступал порой активным сводником. И Дориана такое внимание к его личной жизни не радовало.
– Согласен, – сказал он, хмурясь. – Записи иногда помогают. Я стал забывать… не работу, с этим все в порядке. Стал забывать какие-то эпизоды жизни. Например, вторую неделю не могу вспомнить, куда подевал третью девицу.
И Алистер, и Эйден уставились на него с одинаковым немым удивлением. Пришлось рассказать о многочисленных попытках обзавестись временной служанкой.
Мерит хмыкнул и пожал плечами: его участь неведомо куда запропастившейся девушки не интересовала. А толстяк вдруг рассмеялся:
– Поражаюсь тебе, Дориан. Сколько лет уж поражаюсь. Не было никакой третьей девицы.
– Не было? – озадачился маг.
– Уверен. Отбрось все нереальные версии, и останется одна – очевидная. Ты сбился со счета, как иногда путаешь дни недели. Принял третью за четвертую и остановился, как решил, на седьмой, когда эта твоя…
– Эбигейл, – подсказал, опередив хозяина, Эйден.
– Когда твоя Эбигейл на самом деле шестая.
– Надо же, – расстроился мэтр Лленас. – Она мне уже понравилась. Кофе у нее выходит замечательный, и вообще.
– Никто не требует менять ее на новую, – успокоил Алистер. – И твоей страсти к нумерологии лично я не разделяю. Меня в данный момент занимает другой вопрос: мы едем в оперу или нет?
– Да, – кивнул мэтр Дориан. – Если подскажешь, где раздобыть труп без значительных повреждений.
Как ни странно, этот вопрос показался его собеседникам не таким удивительным, как заявление о пропаже девицы, но маг все же пояснил:
– Хочу сам исследовать строение гортани и проверить еще кое-что. Не доверяю справочникам.
– Могу устроить, – отозвался Ранбаунг. – У меня как раз есть несколько тел. Трое мужчин от двадцати пяти до сорока и женщина. По-видимому, беженцы из Гилеша. Проходили перевал Каримах и попали под ледяное дыхание гор.
– Неужели? – заинтересовался мэтр Лленас. – Ледяное дыхание просыпается самое частое раз в пятьдесят лет.
– Не повезло бедолагам, – согласился толстяк. – Зато повезло нам. Я выкупил тела для опытов. Сам понимаешь, уникальная возможность. Они идеально сохранились: мгновенная смерть от стремительного переохлаждения. Милосердная, можно сказать, смерть – они и почувствовать ничего не успели.
– Откуда такая уверенность? – хмуро спросил Эйден. – Как говорят, оттуда еще никто не возвращался.
– Возвращались, друг мой, – снисходительно улыбнулся мэтр Алистер. – Еще как возвращались. Иначе Пять Академий не тратились бы на содержание кафедры прикладной некромантии. Дориан, тебе ведь безразлично, чей это будет труп? Тогда я пришлю тебе женщину. Договорились? А теперь собирайтесь, господа, собирайтесь.
В оперу они успели вовремя, однако задолго до окончания спектакля Лленас вернулся домой. И причиной тому была отнюдь не работа.
У этой причины были мягкие белоснежные волосы, фарфоровая кожа и огромные синие глаза. И красивый округлый почерк, которым она вывела на клочке бумаги, что в антракте вложила в его руку, всего два слова: «Едем к тебе?»…
Имя Ада не шло ей совершенно. Ада – коротко и сухо. Сразу представляется этакая деловитая дамочка, серьезная и даже стервозная. Линда? Тоже нет. Линда – это милая куколка, настолько же глупая, насколько хорошенькая.
Она была Адалиндой.
Даже в острейшие мгновения близости Дориан не сокращал ее имени, одного родного, состоящего из двух чужих, в звучании которого заключалась вся она – умная женщина под личиной большеглазой куклы.
А она звала его… Она просто звала, как сегодня, и он забывал обо всем.
– Не знала, что ты любишь оперу. – Тонкие пальчики с острыми, покрытыми нежно-розовым лаком ноготками медленно опускались по его груди к животу… и сложившийся механизм речевого аппарата рассыпался по деталям…
– Не люблю. Алистер пригласил.
– Добряк Алистер. Хоть кто-то заботится о том, чтобы ты не сидел дни и ночи напролет в мастерской… Но ты отладил зрение?
– Да. И собираюсь дать Джеку голос.
Снова в его голове тонкие полоски металла крепились на стальной цилиндр, вибрировали струны. В опере он слышал виолончель – ее голос порой похож на человеческий… Но для Джека нужно усилить басы…
– Не сейчас. – Адалинда прижалась к нему всем телом, поцеловала в висок. – Я знаю, у тебя получится. Но не занимайся этим, пока ты со мной.
И тут же сама спросила, ускользая от его губ:
– Ты никогда не думал, что Джек после завершения сгодится не только на роль домашнего прислужника? У искусственного мозга огромный потенциал.
Большинство его знакомых женщин слова-то такого не знали – потенциал. Они и о существовании мозга, даже не искусственного, вряд ли догадывались…
– А ты никогда не думала уйти от мужа? – в тон ей спросил он вдруг.
– Что? – Вопрос застал Адалинду врасплох.
– Уйти от мужа, – повторил маг, мягко сжав в ладонях ее лицо, чтобы не дать возможности отвернуться. – Ко мне.
– В смысле… – Нежные щеки под его руками сделались горячими от прихлынувшей крови.
– Во всех смыслах. Официальный развод, и через полгода ты – госпожа Адалинда Лленас.
Еще несколько минут назад он не собирался говорить ей ничего подобного, но сейчас это почему-то стало важно. Даже важнее голосового аппарата.
– Ты же не серьезно? – Она все-таки вырвалась и теперь сидела на постели, поджав к подбородку колени. Было в этой позе что-то невероятно трогательное, а белое покрывало рассыпавшихся по плечам волос не скрывало, а лишь подчеркивало ее ослепительную наготу.
И мэтр Лленас абсолютно искренне признал, что, невзирая на спонтанность предложения, серьезен как никогда.
– Зачем? – Она не смотрела на него и сама пряталась под спадающими на лицо прядями. – Я ведь наслышана о вас, господин маг. Салджвортские кумушки наперечет знают всех ваших бывших любовниц. Каждая из них была непременно замужем. Не затем ли, чтобы ты мог счастливо избегать алтаря? И вдруг система дала сбой?
– Дрянная была система. Я решил создать новую.
– И она будет работать? Я не люблю мужа, Дориан. Он не любит меня. Он изменяет мне, я – ему. Не скажу, что это нормально, но в какой-то степени это честные отношения. А с тобой… Мы погрязнем во лжи. Ты будешь лгать, будто я интересую тебя больше твоих механизмов, а я притворяться, что верю этому и рада, если обо мне вспоминают хотя бы раз в неделю.
Он взял ее руку и поднес к губам.
– Я постараюсь измениться.
Адалинда покачала головой:
– Постараешься. Но не изменишься.
– Я закончу Джека, и у меня не останется ничего интереснее тебя, – пообещал он жарко.
Она задумалась.
Думала долго, молча, не отнимая у него руки, на которой он перецеловал уже каждый пальчик, и наконец заговорила:
– Хорошо. Заканчивай. И потом, если еще останется такое желание, мы вернемся к этому разговору.
Теперь, когда она не гуляла с Джеком и не находилось работы по дому, Эбигейл уже не скучала. Во-первых, мэтр Дориан, заметив, как она, вытирая пыль с книжных полок, читает названия на корешках, разрешил ей брать книги с одного из стеллажей, там, где, как он сказал, стояли «сказки», а не «серьезная литература для работы». А во-вторых, с господином Эйденом не соскучишься.
В комнату к ней он больше не заходил, но, к несчастью для Эби, жизнь ее не ограничивалась уютной спаленкой.
С утра, еще до того, как мэтр Дориан позвонит, господин Мерит появлялся на кухне, чтобы распорядиться насчет кофе. Расхаживал по дому, когда она занималась уборкой. Раз, якобы нечаянно зацепившись за что-то, порвал рукав и велел Эбигейл зашить. Посреди дня, пока маг работал в лаборатории, вдруг изъявлял желание подкрепиться. А когда она выгуливала в саду механического человека, непременно вертелся рядом – говорил, из научного интереса, хотя на самом деле интерес его никакого отношения к науке не имел.
– Двести рейлов?
Каждый раз так. Сперва спросит что-то, заданий надает, а потом прищурится, ухмыльнется и… уже двести рейлов.
За такие деньги мог всех освинских девок разом скупить.