Едут они путём-дорогою и наехали на огромный гроб. Стоит гроб, весь из камня высечен, а подле крышка лежит.
– Давай, – говорит Святогор, – померяем, для кого этот гроб изготовлен: кому из нас придётся впору, для того он и есть. Полезай-ка ты, Илья, вперёд.
Лёг Илья в гроб, да не по нему домовина: и широка, и длинна, и высока не в меру.
– Ну, – говорит Святогор, – видно, мне в него ложиться.
Лёг, протянул ноги, гроб пришёлся как раз по нему.
– Гроб-то ведь как нарочно для меня сделан, – говорит он Илье. – Ну-ка, меньший братец, сослужи мне службу, закрой меня крышкой.
– Нет, старший брат, вижу я, ты не малую шутку пошутить задумал: заживо себя хоронить собрался. Не подниму я крышки, не закрою тебя.
Привстал тут Святогор, сам поднял крышку и закрыл ею гроб.
Только что сошлись края, как и срослись вместе.
Силится Святогор поднять крышку – не может, зарос гроб, давит богатыря, не совладать ему со своею судьбиной. Бился он, бился, просит Илью:
– Братец меньший, душно мне, знать, конец мой приходит! Попробуй-ка поднять крышку.
Попробовал Илья – нет, куда ему! Срослась крышка с гробом, ничего с нею не сделаешь.
– Возьми, Илья, мой меч-кладенец, – просит Святогор, – попробуй-ка разрубить крышку поперёк.
Взялся Илья за богатырский меч, силился, силился, не может и приподнять его, не то что крышку рубить.
– Нагнись ко гробу, – говорит Святогор, – я дохну на тебя своим духом богатырским.
Нагнулся Илья, дохнул на него Святогор, и почуял он в себе силы втрое против прежнего.
Поднял он тогда меч-кладенец, взмахнул им над крышкой, опустился меч, зазвенел о камень, – глядь, а из-под него поперёк гроба железная полоса проросла.
– Душно мне, меньший брат, – жалуется Святогор, – попробуй-ка ударить мечом вдоль крышки.
Ударил Илья и вдоль крышки, из-под меча искры посыпались, и другая железная полоса выросла.
– Ох, тяжко мне, – стонет Святогор, – наклонись-ка ко мне, меньший брат, я дохну на тебя своим духом богатырским, передам тебе всю свою силушку великую.
– Довольно с меня и этой силы, старший брат, – отвечает Илья, – а коли ты передашь мне всю свою силушку богатырскую, так меня земля носить перестанет, как и тебя.
– Ну, хорошо же ты сделал, Илья, что не послушал меня: я бы дохнул на тебя мёртвым духом, и ты бы умер вместе со мною. Прощай, мой названый меньший брат, владей моим мечом-кладенцом, владей моей силой, а коня моего привяжи ко гробу, – кроме меня, никто с этим конём не совладает.
Замолк богатырь, замерли слова его, а Илья всё стоит, слушает, опершись на меч-кладенец, всё думает, не скажет ли ему старший братец ещё хоть словечко. Нет, затихли слова богатырские, пропала мощь-сила заветная, а из щёлки гробовой мёртвый дух пошёл.
Опоясал тогда Илья меч-кладенец, привязал коня Святогорова ко гробу, положил перед гробом три земных поклона глубоких, смахнул слезу горючую и поехал на святую Русь, к князю киевскому, Владимиру Красному Солнышку.
Богатырь Михайло Поток
Собрались славные богатыри на пиру у князя Владимира: все потешаются, гуляют, веселятся.
А Владимир Красное Солнышко по гридне столовой похаживает, то тому, то другому богатырю службы раздаёт. Наливал князь чару зелена вина, ковш мёду сладкого, подносил старшему богатырю, Илье Муромцу:
– Илья Муромец свет Иванович, ты съезди-ка на горы Сорочинские, побей силу неверную, татарскую.
Наливал Владимир-князь вторую чашу, подносил другому богатырю, молодому Добрыне Никитичу:
– Эй ты, молодой Добрынюшка Никитич, ты отправься-ка за море синее, ты прибавь-ка нам земельки святорусской, чтобы было с кого брать дани немалые.
Третью чару подносил он богатырю Потоку Михайлу Ивановичу:
– Ты съезди-ка, Михайло Поток, сын Иванович, в Подолье Лиходеево, ты возьми-ка с Лиходея дани за двенадцать лет с половиною.
Приняли богатыри чаши одною рукою, выпили сразу, не поморщились, седлали скоро-наскоро коней богатырских, поехали по чисту полю каждый в свою сторону, исполнять службу княжескую.
Как приехал Михайло Поток в землю Лиходееву, раскинул он шатёр белого полотна на зелёных лугах, на траве шелко́вой. Надел он на шатёр маковку красного золота: днём маковка что солнце сияет, ночью не уступит светлому месяцу.
У Лиходея Лиходеева была дочь, Марья Лиходеевна, хитрая девушка, всякому колдовству учёная. Увидела она шатёр в поле и просится у отца:
– Отпусти меня, батюшка, что-то прискучило сидеть в тереме, погуляю я в чистом поле с нянюшками, с матушками и с сенными девушками.
Отпустил её отец. Разбрелись по чисту полю нянюшки, матушки и сенные девушки, а Марья Лиходеевна к шатру подбежала, внутрь заглянула.
Спит богатырь в шатре, похрапывает. Смотрит на него в щёлку девица, посматривает, а богатырский конь оземь копытом бьёт и говорит человечьим голосом:
– Спишь ты, Михайло Поток Иванович, а у шатра-то твоего девица-красавица стоит!
Вскочил Михайло Поток на ноги, вышел из шатра – не видит девицы, одни лебеди да гуси по заводям плавают. Присмотрел он лебёдку золотое перо – голова у лебёдки унизана нитями золотыми, перевита каменьями самоцветными, скатным жемчугом.
«Вот ту лебёдку намечу да и подстрелю», – думает богатырь. Натянул лук, насадил стрелу, метит в лебедь белую золотое перо, а лебедь-то поднялась высоко-высоко, покружилась да и спустилась перед самым Михайлом на землю, обернулась красной девицей, Марьей Лиходеевной, и говорит ему:
– Не стреляй в меня, молодец, а вези меня на святую Русь, окрести в православную веру да и женись на мне.
Полюбилась Михайле Потоку девица, и дали они друг другу зарок: как женятся, кто первый из них умрёт, с тем в могилу и другого живьём закопать.
Не поехал он за данью, а взял с собою Марью Лебедь Белую и пустился в обратный путь к Киеву.
Повстречал он в чистом поле Илью Муромца и Добрыню Никитича. Везёт с собою Илья добычи, золота, серебра бессчётно, везёт и Добрыня дани немало, что вперёд забрал с покорённых земель, только один Михайло Поток свет Иванович не везёт ни золота, ни серебра, а ведёт за руку одну свою Марью Лебедь Белую.
– Как же ты на глаза к Владимиру-князю покажешься? – говорят ему богатыри. – С чем ты в Киев явишься? Мы дадим тебе золота и серебра, от своих богатств отделим.
– Не надобно мне, братцы, ни золота, ни серебра, а привезу я одну Марью Лебедь Белую, с нею и покажусь на глаза к Владимиру-князю.
Приехали богатыри: Илья Муромец со своею добычею, Добрыня с данью; отдали Владимиру, поклонились, прочь пошли.
Увидал Владимир Михайла Потока с его невестою, обласкал их, говорит:
– Это мне больше по сердцу, чем если бы ты мне дани привёз; я и тех-то богатырей посылал из Киева, чтоб они себе невест нашли.
Устроил Владимир свадебный пир, и зажил Михайло с молодою женою, о зароке не думаючи.
Другой раз посылает его Владимир за море:
– Ты съезди-ка, Михайло Поток свет Иванович, за сине море, к царю Налёту Налётовичу, ты отвези ему дань за двенадцать лет.
– Не стану я везти ему дань за двенадцать лет, поеду к нему и без золота, и без серебра.
Поехал богатырь к Налёту Налётовичу, приехал да и говорит:
– Я послан из Киева, от Владимира Красное Солнышко, везу тебе дань за двенадцать лет.
– А где ж у тебя дань? – спрашивает Налёт Налётович.
– Да была она собрана монетою медною, на телегах отправлена, телеги-то в дороге поизломались, вот мужики и чинят их, ещё не доехали.
Развеселился Налёт Налётович.
– На радостях, Михайло Поток Иванович, сыграем с тобою в такую игру, в какую бы у вас на Руси стали играть.
– А у нас на Руси стали бы играть на дощечке дубовой, в шашки кленовые.
– Давай играть в шашки.
Стали играть. Налёт-то и проиграл послу всю дань за двенадцать лет, вдобавок и своей казны немало. Вдруг прилетели на окно два голубочка и заворковали:
– Михайло свет Иванович, сидишь ты, в шашки поигрываешь, а невзгодушки над собой не чуешь: умерла твоя хозяюшка, нет на свете больше Марьи Белой Лебеди.
Вскочил Михайло, бросил шашки на пол, дубовая дощечка вдребезги разлетелась, позабыл и про выигрыш, вскочил на коня и крикнул:
– Ой ты, конь мой ретивый, сюда ты вёз меня три месяца, а отсюда неси меня три часа, через три часа доставь меня в Киев; реки, озёра перескакивай, широкие поля-раздолья промеж ног пускай!
Летит конь, что стрела мчится, поспел через три часа в Киев. Встречают Михайла его братья названые, Илья Муромец да Добрыня Никитич, говорят горестно:
– Умерла твоя жена, Марья Лебедь Белая, с вечера разболелась, а в ночи и не стало её.
Приказал Михайло Поток плотникам сделать гробницу из белого дуба, такую гробницу, чтобы двое в ней могли и стоя стоять, и сидя сидеть, и лёжа лежать.
Готова гробница – что изба стоит.
Взял тогда Михайло с собой хлеба ни много ни мало на три месяца. Привезли ту гробницу на кладбище, спустили Михайла Потока во сырую землю вместе с мёртвым телом, положили с ним его оружие, сбрую, спустили в яму и коня его богатырского. Взял Михайло в могилу клещи и пруты железные да свечу воску ярого, большую свечу, не малую, чтоб горела она три месяца.
Живёт Михайло под землёю три месяца, прошли три месяца как один день; стоит богатырь над мёртвой женою целый день до полуночи.
А как пришла пора полуночная, приползла в могилу змея лютая подколодная, кинулась на покойницу. Ухватил тут Михайло змею клещами за пасть и стал её сечь железными прутьями, сам приговаривает:
– Задавлю я тебя, змея лютая, пещерная, изведу и твоих двенадцать детёнышей.
Взмолилась змея:
– Не губи меня, могучий богатырь, принесу я тебе живой воды – оживишь жену свою Марью Лебедь Белую, дай мне только сроку три года.
Не слушает её Михайло, бьёт да приговаривает:
– А коли хочешь живою остаться, принеси-ка мне воды через три часа.
– Принесу и через три часа, только пусти…
– Оставь мне твоего змеёныша порукою.
Отдала змея змеёныша, а Михайло положил его под каблук да и раздавил.
– Почто ты моё дитя раздавил? – застонала змея.
– А чтобы ты меня не обманула: принесёшь скорей воды – и змеёныш будет жив, и Марью Лебедь Белую оживишь.
Поползла змея и через три часа принесла живой воды, прыснула на змеёныша – зашевелился он и ожил.
Тогда и Михайло Поток прыснул водою на мёртвую; потянулась Лебедь Белая, зевнула, встала и говорит:
– Долго я спала, а проснулась скорёшенько.
Случилось это как раз в воскресенье. Идут от обедни богатыри, слышат: кричит под землёю Михайло Поток, аж земля дрожит.
Разрыли богатыри могилу: выходит Михайло из колоды и ведёт за собой Марью Лебедь Белую. Подивился народ, прошёл слух о Марье бессмертной по всей земле: встала-то она из могилы ещё краше, чем прежде, что заря утренняя, и стали про неё говорить, что такой другой красавицы и на свете нет.
Наехали на горы Сорочинские сорок царей-царевичей, сорок королей-королевичей и посылают послов в Киев, к князю Владимиру.
– Хотим мы, – говорят, – чтобы князь отдал нам чудесную красавицу, о которой слава по всей земле прошла, а не отдаст добром – мы её с бою возьмём, тогда и Киеву несдобровать.
Закручинился Владимир Красное Солнышко, говорит Михайле:
– Ты отдай, Михайло Поток свет Иванович, жену свою царям-царевичам, королям-королевичам – неужели из-за неё одной всем нам пропадать?
Нахмурился богатырь:
– Ты отдай-ка лучше свою княгиню, Апраксию прекрасную, а я с женой своей ни за что не расстанусь, разве силой возьмёте.
Надел он поверх лат женское платье, спрятал под ним свой меч-кладенец, оседлал коня и поехал на горы Сорочинские. Коня оставил под дубом, взял лук, стрелы и пошёл к тому месту, где на лугу расположились приезжие цари-царевичи и короли-королевичи, и говорит:
– Здравы будьте, сорок царей-царевичей, сорок королей-королевичей! Я Марья Лебедь Белая. Много вас наехало, за кого же мне замуж идти? Если вы из-за меня заспорите, так много будет у вас драки, много крови прольёте, а достанусь я всё-таки одному; так уж лучше я расстреляю стрелы по чисту полю, а вы бегите искать; кто первый мне принесёт стрелу, за того я и замуж пойду.
Расстрелил Михайло по чисту полю столько стрел, сколько женихов понаехало. Разбежались цари-царевичи и короли-королевичи, бегают, ищут, спорятся, а Михайло сидит в своём шатре да поджидает: который прибежит со стрелой в шатёр, тому он голову отрубит – так их всех и перевёл, ни одного в живых не осталось.
Приезжает в Киев, а там ждёт его нерадостная весть: пока он сражался с царевичами да с королевичами, жену его Марью Лебедь Белую увёз царь Вахрамей Вахрамеевич в Волынскую землю.
Не пивши, не евши бросился Михайло за ним в погоню. Полетел конь его богатырский через горы и долы, через поля и леса, и настигли они Вахрамея у самого его царства Волынского. Смотрит Марья в трубку подзорную, серебряную, видит: мчится по полю её муж Михайло Поток. Не люб он ей показался, захотелось ей царицей пожить в богатом Вахрамеевом царстве, и задумала она думу чёрную. Наливает она чару зелена вина, а туда сыплет зелья сонного и выходит из шатра с низким поклоном:
– Здравствуй, муж любезный, Михайло Иванович! Стосковалась я по тебе, богатырю, не могу ни пить, ни есть. Вахрамей-царь увёз меня насильно, я бы без тебя и жива не осталась! Выпей на радостях чару зелена вина, а потом и поедем в Киев.
Сдался Михайло на её льстивые речи, соскочил с коня, взял чару одной рукой, выпил одним духом да и свалился как сноп на землю – одолел его чародейский сон. А Марья Лебедь Белая не дремлет; ухватила богатыря за русые кудри, перебросила через плечо и проговорила:
– Где лежал Михайло Поток, там будь теперь бел-горюч камень! А как пройдёт три года времени, ты уйди, камень, в мать сыру землю.
Стал богатырь камнем, а Марья уехала с царём Вахрамеем в царство его Волынское.
Много ли, мало ли прошло времени, стосковались о Михайле Потоке его братья названые, Илья с Добрынею.
– Дай, – говорят, – пойдём в Волынскую землю, спросим, где могила Михайлы Потока, поклонимся праху его богатырскому.
Оделись они нищими каликами, подошли к рубежу Волынской земли, а навстречу им идёт третий калика, старенький такой странничек, седенький.
– Возьмите, – говорит, – меня в товарищи.
Согласились они и пошли втроём в Вахрамеево царство.
Подошли к царскому терему, встали у окошка косящатого и просят милостыню.
Выглянула Марья в окошко и велит Вахрамею:
– Зови скорее калик в палаты наши белокаменные, угости их на славу, отпусти с великой почестью – ведь это не калики, а могучие русские богатыри.
Послушался её Вахрамей, привёл калик в палаты, напоил, накормил досыта, а на другой день посылал слуг в свои погреба глубокие за золотом, серебром, и накладывали каликам полные сумы всякого богатства.
Пошли калики, а старик, что с ними в товарищи напросился, впереди их, дорогу показывает. Довёл он их до того места, где Поток окаменел, остановился у бел-горюч камня и говорит:
– Ну, добры молодцы, давайте теперь наше богатство делить.
Высыпали они всё из сумок, незнакомый калика стал богатство на равные доли делить, и видит Илья Муромец, что он на четыре кучки раскладывает.
– Что же это ты, старинушка, на четыре доли делишь? Нас ведь трое, кому же четвёртая доля будет?
– А тому будет четвёртая доля, кто этот камень в богатыря, брата вашего названого, оборотит, – отвечает калика.
– Батюшка, калика незнакомый, – взмолился Илья Муромец, – если можешь ты этот камень оборотить в богатыря Михайла Потока, так бери за это и все четыре части, нам не нужно ни одной денежки!
Приподнял тогда старик камень одной рукой и бросил через плечо, а сам приговаривает:
– Стань ты, бел-горюч камень, снова богатырём!
Глядят богатыри – лежит на месте камня Михайло Поток, потягивается.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиВсего 10 форматов