Геббельс. Портрет на фоне дневника

Елена Ржевская

От издателя

Борух Горин, главный редактор издательства «Книжники»

Елена Ржевская была очевидцем и одновременно творцом событий своего времени.

Военная переводчица, тогда еще Елена Каган, попала на фронт под Ржевом, который и дал ей литературный псевдоним – Ржевская. Она дошла до Берлина и потом прожила очень долгую жизнь. Чрезвычайно талантливый литератор с острым взглядом и беспощадной к себе совестливостью, Ржевская оставила уникальное свидетельство о тайнах мая 1945-го – о том, как были обнаружены трупы главарей нацистской Германии и документы в бункере Гитлера. Ржевская стала одной из первых, кто прочитал дневники министра пропаганды Третьего рейха Геббельса.

Книга, которую вы держите в руках, – это авторская реконструкция биографии Геббельса на основе его дневников. Елена Ржевская с исторической объективностью показывает, как болезненный нарциссизм, помноженный на безнравственность, превратил вульгарного неудачника в воплощение абсолютного зла. Доверимся свидетельству современницы тех страшных лет, свидетельству очевидца, который сохранил для нас подлинную историческую память об освобождении Европы из нацистского плена.

Дневник на фоне истории

Татьяна Тимофеева, доцент исторического факультета МГУ

Начало ХХ века было для Германской империи временем процветания и надежд. Экономическая мощь и подъем национального духа вели рейх к большой войне. Только так великий народ, каким считали себя немцы, мог наконец-то занять подобающее ему место в мире. Ведь другие страны не спешили признавать германское превосходство. Но сильные армия и флот в блицкриге, молниеносной войне, должны были доказать право немцев на мировое первенство.

Однако Первая мировая война завершилась для Германии катастрофой. Мир, который страна вынуждена была подписать в Версале в 1919 году, обрушился на нее невиданным унижением. Германия была признана единственной виновницей войны. У нее отобрали все колонии и значительную часть территорий, и миллионы немцев оказались теперь в чужих государствах. Ей запрещалось иметь большую армию, самолеты, танки, флот. Франция, вековой враг, настаивала на миллиардных репарациях.

Военное поражение стало для Германии национальной трагедией и привело к революции. Кайзер Вильгельм отрекся и бежал из страны. В провинциальном городе Веймаре была провозглашена республика. Озлобленные невзгодами бюргеры сочли, что это коммунисты и евреи нанесли «удар кинжалом в спину». Люди искали врагов, предателей, виновных в разбитых надеждах. Возникали многочисленные партии, и каждая выдавала свой рецепт спасения. Вдобавок в каждой из 24 земель существовал собственный парламент (ландтаг), своя армия и свои законы. Поэтому подлинного единства в стране не было, а региональный сепаратизм нарастал.

В условиях такой политической неразберихи и экономической нестабильности в январе 1919 года в столице Баварии Мюнхене журналист Карл Харер и слесарь Антон Дрекслер создали Германскую рабочую партию (ДАП) под лозунгами крайнего национализма и антисемитизма. В пивных, где легко можно было запустить в несогласного кружкой, ее немногочисленные члены клялись в любви Великой Германии и обвиняли во всех бедах марксистов и евреев. Осенью 1919 года их собрание посетил некто Адольф Гитлер – невзрачный сотрудник отдела пропаганды и информации баварской армии. Уже через год он разработал для ДАП новую программу под названием «25 пунктов»: единство и согласие – только для немцев, счастье и достаток – для «расово полноценных», еврей не может быть гражданином Германии и т. п. А еще через год, в 1921-м, Гитлер встал во главе этой партии и переименовал ее в Национал-социалистическую (НСДАП).

Вот тогда все и началось.

Положение в стране обострялось. Веймарская республика, связанная по рукам и ногам Версальским договором и огромными репарациями, не могла дать гражданам надежду на лучшее будущее. В марте 1920 года консервативный политик В. Капп при поддержке добровольческих корпусов во главе с генералом В. Лютвицем попытались силой свергнуть правительство, которое покорно сокращало армию. Угроза военной диктатуры вызвала восстание рабочих Рура, пролетарско-революционного сердца Германии.

В 1923 году республика пережила самый острый кризис. Правительство отказалось от репарационных выплат. А ведь по Версальскому договору в таком случае Франция имела право оккупировать Рурскую область. Что и произошло: в Рур немедленно вошли франко-бельгийские войска. В Германии разразился финансовый и политический коллапс. Коммунистический интернационал вместе с немецкими коммунистами готовил в стране пролетарскую революцию. Одновременно усилились сепаратистские настроения на Рейне и в Баварии. В Мюнхене было даже объявлено чрезвычайное положение.

В обстановке грозной сумятицы в стране Гитлер решил, что пора взять инициативу в свои руки. В ноябре 1923 года он вместе со штурмовиками из своей партии предпринял попытку государственного переворота. После провала Пивного путча НСДАП была запрещена, а Гитлер провел несколько месяцев в тюрьме, так и не признав за собой никакой вины. Но в тот момент он стал известной фигурой, о нем писали газеты.

Ввиду отчаянного положения Германии державы-победители на конференции в Лондоне летом 1924 года после нелегких дебатов признали: чтобы Германия платила репарации, надо восстановить ее экономику и помочь с инвестициями. Был принят американский план Дауэса, по которому Германия могла платить соответственно своим возможностям и получала международный заем. Но конфликт, вызванный франко-бельгийской оккупацией, был урегулирован только на аналогичной конференции в Локарно в 1925 году. После этого Германия стала членом Лиги Наций и должна была окончательно признать послевоенные границы, что вызвало бурю возмущения в рядах националистов.

Тем временем Адольф Гитлер продолжал строить амбициозные планы. Еще в тюрьме он изложил свои идеи в книге «Моя борьба» («Майн кампф»). Впрочем, в НСДАП была тогда еще одна крупная фигура – Грегор Штрассер, фактически второй по влиянию человек, который пытался сохранить партию, запрещенную после провала путча. Однако он во многом серьезно расходился с Гитлером: допускал компромисс с другими политическими силами, в том числе с левыми, выступал против строгой партийной иерархии, даже организовал собственную фракцию с программой, отличной от гитлеровских «25 пунктов». Штрассеру активно помогал секретарь его группы, молодой человек по имени Йозеф Геббельс. Угнетенный безденежьем и жизненными неудачами, он жаждал признания и стремился сделать карьеру. Геббельс разделял националистические идеи и 22 февраля 1925 года вступил во вновь разрешенную НСДАП в партийном округе (гау) Рейнланд-Норд.

«Левые оппозиционеры» категорически расходились с Гитлером в вопросах расы и национального единства. Краеугольным камнем бредовых идей Гитлера было расовое единство всех немцев по принципу «чистоты крови». А для Штрассера и Геббельса национальный вопрос был второстепенным – куда сильнее их влекло заманчивое слово «социализм». Поэтому они считали неизбежной как классовую борьбу внутри немецкой нации, так и революцию. Гитлер же считал социальные конфликты главной причиной слабости Германии, а его целью было восстановление сильной власти и порядка. Во внешней политике Штрассер с Геббельсом и вовсе ориентировались на союз с большевистской Россией против «капитализма и империализма Запада». Фракция Штрассера стала прямой угрозой авторитету фюрера и целостности НСДАП.

Решающую победу над «левой оппозицией» Гитлер довольно легко одержал на собрании руководства партии в феврале 1926 года в Бамберге. Вот тут-то, оценив силу харизмы фюрера, Геббельс и переметнулся на его сторону. Вскоре Йозеф получил пост партийного руководителя (гауляйтера) Берлина. Перед ним открылись серьезные карьерные перспективы. Мечты сбывались, жизнь налаживалась.

Правда, положение самой НСДАП было пока более чем плачевно. Стабилизация Веймарской республики, улучшение экономической ситуации и климата в обществе оставили нацистам жалкие 2,6 % голосов и всего лишь 12 мест на выборах в рейхстаг в мае 1928 года. Однако, как только Германия вступила в Великую депрессию 1929–1933 годов, все изменилось. Несмотря на смягчение репарационных платежей по новому американскому плану Юнга, надежды на стабильность рухнули, вновь обострилась безработица, немцев с новой силой охватили неуверенность, отчаяние и обида. НСДАП, будучи по своей сути партией кризиса, сумела извлечь все выгоды из этих обстоятельств. Нацисты смогли и дать Германии «образ врага», виноватого сразу во всем, и обещать возрождение страны, которое наступит сразу же после их прихода к власти на волне народного единства. Геббельс, который к тому времени исполнял одну из ведущих ролей в партийном руководстве, приложил немало усилий для того, чтобы немцы пошли за фюрером прямо в коричневую тьму величайшей национальной катастрофы.

Геббельс

Портрет на фоне дневника

2 мая 1945-го Берлин пал. Под вечер, когда в городе еще продолжалась сдача оружия гарнизоном, в саду имперской канцелярии возле запасного выхода из подземного убежища Гитлера (фюрербункера) были обнаружены мертвые, почерневшие от огня Геббельс и его жена; они приняли накануне яд.

Геббельс – рейхсминистр пропаганды, гауляйтер Берлина[1], ближайший сотрудник и наперсник Гитлера. В дни сражения он к тому же и комиссар обороны Берлина.

На другой день, 3 мая, в подземелье имперской канцелярии – фюрербункере – старший лейтенант Ильин одним из первых оказался в кабинете Геббельса.

Прочитав упоминание о себе в моих «Записках военного переводчика»[2], Л. Ильин прислал мне письмо: «Вот я и есть тот самый старший лейтенант Ильин, большое спасибо, что не забыли вспомнить… “Вальтер” 35-мм, заряженный, с запасной обоймой, мной был взят у Геббельса в кабинете в столе, там были еще два чемодана с документами, два костюма, часы. Часы Геббельса находятся у меня, мне их дали как не представляющие никакой ценности, но я их храню как память…»

Документы, находившиеся в двух упомянутых Ильиным чемоданах, мне, военному переводчику штаба армии, пришлось тогда разбирать.

22 апреля – оставалось десять дней до падения Берлина – Гитлер позвонил из своего убежища Геббельсу, предложил ему перебраться с семьей в бункер, где теперь была последняя ставка Гитлера. Тотчас адъютант Геббельса был послан за его семьей, находившейся в загородном доме.

Видимо, сборы самого Геббельса были лихорадочны и в чемодан отправлялось то, что было под рукой, без внимательного отбора. Здесь оказались сценарии, присланные авторами министру, шефу кино, с сопроводительными письмами, выражавшими почтение и надежду. И изданная факсимильно семь лет назад к сорокалетию Геббельса юбилейная книга, воспроизводящая его рукопись «Малая азбука национал-социализма»[3]. Здесь же – полная инвентарная опись одного из загородных домов Геббельса. Учтено все – от гарнитуров до носового платка доктора Геббельса и его места в бельевом шкафу. Здесь же в чемоданах были бумаги его жены Магды Геббельс: папка «Харальд – пленный», в ней документы о пропавшем на фронте без вести ее сыне от первого брака. И начавшие поступать из американского плена письма от Харальда[4]. В чемодане – семейные фотографии. Описи гардероба детей. Счета из магазинов. И разные семейные записи. Было тут и предсказание шведского ясновидца, доставленное в апреле жене Геббельса по партийным каналам. Ясновидец сулил: «По истечении пятнадцати месяцев Россия будет окончательно завоевана Германией. Коммунизм будет искоренен, евреи из России будут изгнаны, и Россия распадется на маленькие государства».

Но, надо думать, не спасением всех этих бумаг в свой последний час был озабочен Геббельс. Предметом его постоянного беспокойства в тревожные дни поражений были дневники, находившиеся там же, в одном из чемоданов. Кому именно было поручено после его самоубийства вынести чемоданы, спасти дневники – неизвестно. Как стало мне известно позже, согласно последнему распоряжению хозяина дневники должны были быть уложены в специальные металлические ящики и захоронены до второго пришествия на землю нацизма. Но наказы и распоряжения больше не выполнялись. Мертвый шеф уже не мог востребовать исполнительности. А порученцы спешили, сбрасывали эсэсовскую форму, переодевались, спасались кто как мог.

Это был десяток толстых тетрадей, густо исписанных, – латинский шрифт с примесью готических букв. Буквы теснились в словах, смыкаясь, и текст очень туго поддавался прочтению. Даже для самого беглого ознакомления с дневниками никакой возможности в тех обстоятельствах у меня не было. Слишком напряженные были часы. Перед нами стояла неотложная задача – установить, что с Гитлером: жив или нет? Улетел или скрывается где-то здесь? В найденных документах мы искали какой-либо штрих, наводящий нас на верный след. Дневники же Геббельса – та группа тетрадей, что мы нашли, – начинались в 1932 году, когда Гитлер рвался к власти, оканчивались последней записью, датированной 8 июля 1941-го, через 17 дней после нападения Германии на Советский Союз, и ничем нам полезны не были.

На следующий день был обнаружен мертвый обгоревший Гитлер. Это событие и вовсе затмило интерес к дневнику Геббельса. Тетради следовало отправить в штаб фронта, но как будто некоторое время они еще оставались на попечении «хозяев» имперской канцелярии – в штабе армии, штурмовавшей ее[5], – и отправлены были «наверх» около 20 мая. Следом меня вызвали в штаб фронта. Там скопились груды неразобранных документов, присланных с разных участков боев. На местах переводчиков не хватало, и нередко бумаги посылались наобум. И что-то ценное могло затеряться. Много было беспечности по отношению к трофейным документам. Сейчас даже трудно понять, как быстро произошла тогда их девальвация в восприятии тех, кто прошел долгий путь из России до победы в Берлине. В сущности, все, что было в те дни вокруг, включая нас самих, все одушевленное и неодушевленное – все было само по себе документальным.

Но тогда в штабе фронта тетради Геббельса лежали все же отдельно от всех прочих бумаг. Я была вызвана переводить их. Продвигалась я по тексту очень медленно из-за почерка Геббельса. На его неразборчивый, трудный почерк сетует немецкий историк Эльке Фрёлих, издавшая в 1987 году четырехтомное собрание рукописных дневников Геббельса, осуществившая этот многолетний подвижнический труд[6].

А тогда, уяснив, что дневники обрываются в 1941-м, командование решило, что тетради не имеют практического значения и не стоит ими заниматься. Только что завершилась страшная война, как считали тогда, последняя. Люди не испытывали интереса к тому, что уводило в даль прошлого. История, казалось в мае 1945-го, начинается с новой страницы.

Но, так или иначе, на этом вроде бы можно было поставить точку. В том смысле, что найденные дневники должны были быть переданы историкам-специалистам и войти в научное обращение. А если широкий читатель заинтересуется, то и предоставить ему возможность читать их в том объеме, в каком он готов был бы преодолевать неслыханное многословие автора дневников (от руки – более 4000 страниц, да еще несметное число надиктованных Геббельсом стенографам расшифрованных машинописных страниц – они были найдены позже). Так развивался бы нормально этот сюжет. Но в нашем обществе нередко властвовал абсурд. Так, волей Сталина было запрещено предавать огласке, что советскими воинами обнаружен покончивший с собой Гитлер, и этот важный исторический факт был превращен в «тайну века». Как очевидец событий, сделать эту тайну достоянием гласности я смогла только после смерти Сталина. Что же касается дневников – о них ничего известно не было, будто их и не находили вовсе.

Нравы нашей секретности – поставщики детективных сюжетов, которые в свою очередь тоже засекречены, и нужно много терпения и много лет уходящей жизни, чтобы добраться до них. Так, лишь год назад[7] удалось установить траекторию пути этих тетрадей в Советский Союз. Они были доставлены Сталину и до 1949 года находились у него.

Дневники Геббельса оказались в круговерти тех же тайн, что и факт обнаружения Гитлера. И только после смерти Сталина я смогла впервые рассказать также и о том, что нами были найдены дневники Геббельса (Записки военного переводчика // Знамя. 1955. № 2). Не скажу, чтобы это мое первое сообщение привлекло тогда заметное внимание нашей науки – историографии, еще дремотной под игом догматизма и оттого нелюбознательной. Но на вопрос, где же дневники, я ничего не могла бы ответить толкового – да и уцелели ли они или затерялись в грудах неразобранных материалов?

Но в 1964 году, когда я изучала архивные документы в связи с работой над книгой «Берлин, май 1945», я пережила неожиданную встречу с дневником Геббельса, точнее, с одной лишь тетрадью, но это все же означало, что дневники есть, они целы. Тетрадь эта – хронологически последняя из найденных нами: начатая 24 мая 1941-го, доведенная до 8 июля 1941-го. Тетрадь охватывала последний месяц тайных приготовлений нацистской Германии к нападению на Советский Союз – предпринятые провокации и маскировки, доверительные беседы фюрера с Геббельсом; обнажала ближние и дальние цели войны, вводила в обстановку и атмосферу в Берлине тех дней. Дневник – саморазоблачительный документ; я писала об этом тогда, повторю это и сейчас, исходя уже из несравненно большего объема прочитанных страниц.

В журнальный вариант моей книги «Берлин, май 1945» вошли фрагменты дневника Геббельса (Знамя. 1965. № 5). Оказывается (об этом читаю теперь у Геббельса), он выгодно продал наперед свои дневники, обязав издателя опубликовать их лишь через двадцать лет после его смерти. И вот такое совпадение: ровно через двадцать лет, день в день, впервые появились записи дневников Геббельса, хранившиеся в советском архиве и миру неизвестные. В более полном объеме они вышли тогда же, составив большую главу в моей книге «Берлин, май 1945».

С той поры в течение двадцати с лишним лет новых извлечений из этого состава тетрадей опубликовано не было.

Но вот в 1973 году, находясь в Германии, я услышала по телевидению о сенсации Франкфуртской книжной ярмарки: куплены у ГДР дневники Геббельса. Речь шла о тех, что скрылись в наших архивах.

Что стояло за этим сообщением, можно было уяснить себе лишь спустя годы. Западногерманская печать сообщала: в 1969 году Берлин посетило «высокопоставленное лицо» из Советского Союза, вручившее ценный подарок – дневники Геббельса. Как выяснилось позже, микрофильмированные. Этим «высокопоставленным лицом» был Л. И. Брежнев, приехавший в Восточный Берлин.

Не стану описывать перипетии издательской судьбы скопированных дневников, осложненной тем, что издатели не располагали подлинниками и не имели к ним доступа. Все же в 1987 году четыре тома дневников Геббельса – свод рукописных тетрадей – были по заданию Мюнхенского института современной истории в сотрудничестве с Федеральным архивом изданы Эльке Фрёлих. Проделана была огромная работа, вобравшая восемь лет упорного труда историка. Тетради, найденные в бункере, составляют более половины этого собрания.

Появление дневников Геббельса западная научная общественность и печать расценивают как важное событие. Из тех, кто стоял рядом с Гитлером, один лишь Геббельс вел систематически дневник, фиксируя факты и события тех лет. В дневнике подробно записаны Геббельсом доверительные беседы с ним Гитлера в разные периоды. Откровенно освещены методы нацистов в борьбе за власть и за осуществление власти. Подготовка к агрессии – началу Второй мировой войны. Отношения внутри партии, интриги, провокации.

Но, может, не менее существенна возможность узнать из «первых рук», что за тип политического деятеля выдвинул на авансцену фашизм.

«Национал-социалистом надо родиться!» – восклицает в дневнике Геббельс, когда мучительные сомнения – стоило ли ставить на Гитлера – позади, он окреп, уверился в победе национал-социалистов, выделился в партии и стремительно делает карьеру, когда постылая бедность отошла в прошлое – партия наделяет его материальными благами. Тогда-то и найдена эта формула: «Национал-социалистом надо родиться!» Она и самоутверждение в избранничестве, и подспорье в карьере: пользуясь таким произвольным критерием, легче дезавуировать соперника в борьбе за ключевые позиции в партии, за место возле фюрера. А в этой борьбе Геббельс – с первых же своих шагов национал-социалиста и буквально до последнего часа.

В самом ли деле человек может явиться на свет эмбрионом нациста и с фатальной предназначенностью? И как утверждение Геббельса соотносится с ним самим?

Ведь каждому что-то дается в путь. Как же распорядился этой ношей Геббельс?

Я видела страшный конец Геббельса, обугленные тела его и жены, шестерых детей, умерщвленных родителями. Теперь я всматриваюсь в начало его пути. Дневник дает возможность проследить за модификациями личности Геббельса, отдавшегося нацистской карьере на службе у Гитлера. Отчетливее представить себе генезис фашизма, его роковой соблазн и тотальную разрушительность для каждого человека.

Глава первая