Глаза бездны

1

Яркое арктическое солнце светило с выцветшего от холода неба, дробясь на острых гранях массивных льдин и рассыпаясь бриллиантовыми брызгами. Розовые, зеленые, фиолетовые блики метались по палубе научно-исследовательского судна «Фрея», вставшего на прикол посреди бескрайних льдов.

– Вы уверены, что с ними все хорошо и помощь не нужна? – спросил Стивена Майкл, капитан судна.

Он знал этого человека не один год, давно работал с ним в одной команде, но всякий раз в подобных ситуациях поражался его хладнокровию. Черт его знает, от чего это происходило – от стальной силы воли, привычки держать себя в руках, несмотря ни на что, и не паниковать без толку? Или от глубокого равнодушия ко всему на свете, включая жизнь своих товарищей и подчиненных? Вот и сейчас Стивен – в толстой красно-синей парке с капюшоном, надвинутым так низко, что рассмотреть из-под него можно было лишь тонкий костистый нос и цепкие серые глаза под подернутыми инеем бровями – совершенно неподвижно стоял на палубе и, не мигая, смотрел в чернеющую среди льдин полынью, из которой давно уже должны были показаться дайверы. В то время как он, капитан «Фреи», уже готов был отдать приказ о начале спасательной операции, Стивен просто молча наблюдал за происходящим, ничем не выдавая своего волнения. Если, конечно, он в принципе способен был волноваться. У Майкла, проработавшего со Стивеном семь лет, были причины в этом сомневаться.

Майкл не много знал о прошлом Стивена. Понятно, конечно, что у сорокасемилетнего мужика имелся большой жизненный багаж. Так же совершенно очевидно, что прошлое этого человека было каким-то образом связано с наукой – уж слишком хорошо Стивен знал все про мировой океан, про процессы, происходящие на дне в разных точках земного шара, про то, как правильно проводить погружения, подводные исследования или доставать что-то со дна моря. Но вот почему он, обладая таким багажом знаний, не заседал в каком-нибудь пафосном университете, а занимался этим беспокойным, опасным и не всегда легальным бизнесом, оставалось для Майкла загадкой. Впрочем, Стивен хорошо ему платил, никогда его не подводил, а если нужно было, отмазывал и его, и любого другого члена команды от каких-либо неприятностей с законом, и Майкл был слишком умен и прагматичен, чтобы в подобной ситуации еще на что-то жаловаться. Однако когда дела шли так, как сегодня, Майкл все же не мог отделаться от смутного неприятно-тревожного чувства. Нет, в процессе их работы случалось… всякое, и, когда речь шла о каких-то случайных людях, Майкл с этим мирился. Но когда в опасности оказывались члены команды, а Стивен, не дрогнув ни одним мускулом лица, твердо говорил: «Подождем!», Майклу страшновато становилось рядом с ним. И трудно было не гадать про себя, как бы вел себя Стивен, если бы в опасности оказался, скажем, сам Майкл, его бессменный капитан на протяжении вот уже целых семи лет. Неужели так же хладнокровно наблюдал бы за ситуацией, не делая ни малейшей попытки вмешаться?

Стивен краем глаза покосился на топтавшегося рядом капитана. Тот шумно дышал, выпуская изо рта облачка пара, потирал руки, упакованные в толстые ватные перчатки, и по всем признакам хотел что-то ему сказать, но не решался. Вероятно, про дайверов. Наверное, думал о том, что их нет уже слишком долго, и силился спросить, а не нужно ли отправить под воду еще кого-нибудь для выяснения ситуации и оказания помощи по мере необходимости. Стивен, впрочем, считал, что необходимости в этом пока нет. Прошло еще не так много времени.

Он почувствовал, что глаза стало резать от слишком яркого солнечного света, нашарил в кармане солнцезащитные очки и надел их. Солнца тут, в Арктике, было много. Оно, словно в насмешку, шпарило и шпарило с небес, яркое, безжалостное и совершенно холодное. Льдины на этом солнце казались гигантскими, плохо ограненными бриллиантовыми глыбами, переливающимися всеми цветами радуги. К вечеру от белого, золотого, серебряного, радужного мерцания начинали нещадно болеть глаза.

Сейчас, летом, было еще более-менее терпимо. Льдов было меньше, и дневная температура доходила порой даже до плюс 5. Пару раз Стивена заносило сюда зимой, когда невозможно было даже на палубу высунуться, не натянув на лицо шапку-балаклаву. Сейчас же он и его команда обходились лишь пуховиками и термобельем. Прибрежный пейзаж сменился с зимнего серо-коричневого на летний сине-зеленый. Побережье Ледовитого океана, мимо которого они проходили, впечатляло сейчас всеми оттенками спектра. Островки снега серели среди мягкого нежно-зеленого мшистого ковра. На темно-серых валунах виднелись разноцветные лишайники. Кое-где встречались даже цветы – полярные маки, лютики и какая-то ползучая трава. Дальше на север, ближе к Северному полюсу, пейзаж уже меньше отличался от зимнего. Разумеется, в отличие от холодных месяцев с их непроглядной чернотой, на фоне которой полярные льды высятся какими-то сказочными зачарованными замками, сейчас здесь царил полярный день. Небо не темнело ни на минуту, и красочный яркий насыщенный закат буквально через несколько мгновений сменялся не менее поразительным голубоватым рассветом. Пару раз с борта «Фреи» им удавалось увидеть белых медведей, расположившихся на льдинах. И Стивена зачаровывала своеобразная тяжелая неповоротливая грация самых мощных хищников земли. Впрочем, времени любоваться пейзажем и прислушиваться к ощущениям, которые он рождает внутри, у него особенно не было. Нужно было выполнить заказ, клиент на этот раз хотел получить то, что искал, в кратчайшие сроки.

Своим делом Стивен занимался уже более 20 лет и успел за это время обзавестись завидной репутацией и клиентурой. Он не раз слышал, как о нем говорили: «Этот Грэм может достать из-под воды что угодно». И про себя Стивен считал, что подобные отзывы – не такое уж сильное преувеличение. Он действительно занимался тем, что доставал со дна моря или с борта затонувшего корабля любую названную заказчиком вещь, будь это ценный груз или некая эксклюзивная вещица, интересующая богатого коллекционера. Не особенно любопытствуя о самом предмете охоты, он разрабатывал план операции с учетом физических, геологических и химических особенностей района, где находился искомый предмет, а затем отправлялся на место вместе со своей командой и проводил необходимые работы. Разумеется, были случаи, когда даже он не мог ничего сделать, но за его карьеру такие заказы можно было по пальцам пересчитать.

Несколько лет назад, уже создавший себе в своем деле солидную репутацию и сколотивший немалый капитал, он приобрел «Фрею». «Фрея» была научно-исследовательским судном, списанным Калифорнийским исследовательским институтом. Стивен выкупил его за относительно небольшую сумму, а затем вложился еще, чтобы оборудовать корабль для нужд своего дела. «Фрея» обладала специальным оборудованием и обшивкой, позволявшей ей выходить в плавание во льдах Арктики, но в то же время могла дрейфовать и в южных водах. На борту судна были установлены приборы для исследования воды, дна, атмосферы. И команду за эти годы Стивен подобрал себе отличную. Все ребята были мастерами своего дела и притом людьми не щепетильными, лишних вопросов не задавали и были готовы беспрекословно выполнять все распоряжения хозяина.

Разумеется, бизнес Стивена, помимо очевидных опасностей, связанных с погружениями и взаимодействием со стихией Мирового океана, предполагал еще и другие трудности, обусловленные человеческим фактором. Заказы, которые получал Стивен, легальными были не всегда. Скажем, иногда хозяину компании, занимающейся транспортировкой грузов, требовалось забрать с затонувшего судна улики, явно указывающие на то, что крушение произошло по недосмотру владельца корабля. Или свихнувшийся коллекционер готов был поделиться своими миллионами ради того, чтобы заполучить какой-нибудь артефакт с потопленного военного корабля, являвшегося секретным объектом. Так или иначе, легальность заказа никогда не являлась для Стивена критерием, чтобы соглашаться или отказываться от работы. К каждому заказу он подходил как к увлекательной задачке. Он словно всякий раз снова становился увлеченным физикой школьником, победителем областных олимпиад и бессменным председателем городского кружка «Юный физик». За подобное возвращение в юность, за загоравшееся в нем чувство азарта, за ту порцию адреналина, которую он получал во время поисковой операции, – за все это многим можно было поступиться. Да и немалые деньги, которые толстосумы платили ему, тоже были лакомым куском.

Майкл снова запыхтел рядом с ним и уже, кажется, решился, наконец, разразиться речью, когда черная гладь воды вдруг всколыхнулась и из нее показался водолазный шлем. Стивен почувствовал, как стальной капкан, все это время словно сжимавший его внутренности, постепенно разжимается. Он отлично понимал, какие опасности таит в себе погружение под толщу льда. Даже самым опытным дайверам (а иных сюда и не пускают) для дайвинга в районе Арктики необходимо иметь за плечами не менее 50 погружений и международный сертификат Ice Diver. Но и они порой совершают ошибки, стоящие им жизни. Кроме того, есть объективные факторы, существенно затрудняющие работу дайвера в холодных арктических водах. Во-первых, одежда. Обычный гидрокостюм здесь не подойдет. Дайвер, намеревающийся совершить погружение в водах Арктики, сперва надевает термобелье, затем специальный комбинезон из термоизоляционного материала и под конец уже сам гидрокостюм. Все эти слои одежды предохраняют от переохлаждения, но делают человека неповоротливым, серьезно сковывают движения. К тому же от умения мастерски владеть плавучестью под водой – например, практически зависать на месте там, где надо, или отплывать назад без помощи рук (а это на самом деле не так-то просто и требует определенного опыта – в первую очередь навыка управления воздухом под костюмом), – так вот от умения контролировать свое тело зависит само нахождение дайвера под водой.

Впрочем, все это ерунда по сравнению с настоящей опасностью – приступом клаустрофобии, который может охватить дайвера подо льдом. Стивен знал об этом не понаслышке, так как в былые времена, когда он еще только начинал делать первые шаги в этом бизнесе и не мог позволить себе нанимать опытных профессионалов, ему многое приходилось выполнять самому, в частности, совершать погружения. Именно поэтому Стивен знал, что подобное случается даже с теми, кто никогда ранее не был подвержен приступам клаустрофобии. Царящие под толщей льда вечные сумерки и само осознание того, что выбраться наверх можно только через майну – прорубь во льду, угнетающе действуют на психику, и порой ломаются даже самые стойкие. И тогда остается только полагаться на напарника, контролирующего твое погружение с палубы. Если становится по-настоящему невмоготу, нужно сделать три рывка страхующей веревки – это означает: срочно меня вытягивай! А дальше следуют самые страшные в жизни мгновения ожидания, и жуткие мысли проносятся в голове одна за другой: почувствовал ли рывки твой напарник, среагирует ли он достаточно быстро и вытащит ли тебя из сумрачной ледяной бездны.

Дайверы, которых он отправил под лед сегодня, никаких сигналов снизу не подавали, именно поэтому Стивен считал панические настроения капитана преждевременными, хотя и понимал, что человек подо льдом, каким бы опытным он ни был, может попросту потерять сознание до того, как успеет подать сигнал. Впрочем, в таком случае чисто формально придраться к ним, оставшимся на судне, будет не за что.

Но, к счастью, теперь, когда шлем первого дайвера показался из воды, можно было вздохнуть спокойно. Стивен махнул рукой в перчатке матросу, и тот, понимающе кивнув, метнулся в кубрик. Знал уже, что рюмка водки, поданная водолазу в первые несколько минут после того, как он вылез из-подо льда, – это не только традиция арктических погружений, но и необходимость. Температура подо льдом минус один градус, замерзать начинаешь уже через полчаса, а водка поможет человеку сразу же согреться.

Первый дайвер выбрался из проруби, но подниматься на борт не спешил, почему-то медлил. И Стивен буквально через пару секунд понял, в чем дело, когда увидел, как в проруби показался следующий ныряльщик. Он передал что-то первому, и они вместе вытащили из воды темный прямоугольный предмет и поставили его на лед. Значит, справились, достали! Отлично! Теперь оставалось лишь убедиться, что это то, что нужно заказчику, – бортовой самописец с затонувшей подводной лодки. Если все в порядке, можно будет хоть сегодня сворачиваться и возвращаться в цивилизацию.

Стивен видел, как дайверы передали самописец времен холодной войны кому-то из матросов, а сами принялись подниматься на борт. Стащили шлемы и тут же опрокинули по рюмке, закусили кусочками черного хлеба с толстым шматком мясных консервов на каждом.

Стивен на мгновение даже позавидовал этим ребятам. Он хорошо помнил, какое ощущение охватывает тебя, когда укрепленный на шлеме фонарь высвечивает подо льдом километры чистейшей прозрачной воды. Когда ты словно висишь в пустоте, а над тобой простираются бесконечные наслаивающиеся друг на друга льдины. И чувство эйфории, охватывающее тебя после подъема на поверхность от осознания того, что ты побывал в самой бездне и выбрался из нее живым, тоже помнил очень отчетливо. Как и первый обжигающий глоток водки и разливающееся по телу тепло. Впрочем, он был человеком слишком рациональным для того, чтобы, поддавшись внезапному порыву, самому решиться на погружение. Возраст был уже не тот, да и положение руководителя экспедиции требовало от него решения других задач. И рисковать всем ради того, чтобы воскресить давно забытые ощущения, он бы никогда не стал.

Через пару часов, уже убедившись, что дайверы достали из-подо льда именно то, что нужно, и связавшись с заказчиком, Стивен отдал приказ двигаться к берегам Норвегии. Уже близился вечер, и за стеклами иллюминаторов можно было наблюдать удивительный арктический закат. Солнце, налившееся обманчиво теплым оранжевым светом, опускалось за горизонт, окрашивая разными цветами ледяные глыбы. Снег искрился в его лучах, отливал то сапфирово-синим, то алым, то изумрудно-зеленым. Словно кто-то щедрой рукой рассыпал вокруг огромную горсть самоцветов, переливавшихся теперь в лучах заходящего солнца, которое через несколько минут должно было снова выплыть из-за горизонта, возвещая начало нового дня.

Когда Стивен уже собирался растянуться на узкой корабельной койке и уснуть, его вдруг позвали в рубку, сообщив, что кто-то вызывает его по спутниковой связи. Скомандовав радистам выйти на палубу и оставить его одного, Стивен взял трубку и сразу узнал знакомый глуховатый голос. Среди заказчиков Стивена попадались разные люди: боявшиеся разоблачения владельцы корабельных компаний, странные коллекционеры, экстремалы-любители, желавшие, чтобы им организовали погружение к какому-нибудь затонувшему объекту, бог знает чем привлекшему их внимание. Почти со всеми Стивен умел найти общий язык, скорректировать заказ, если нужно, или твердо отказаться, если задуманное заказчиком не представлялось возможным осуществить. Лишь этот голос стабильно вызывал у него оторопь и острое желание немедленно бросить трубку и скрыться в какой-нибудь самой отдаленной трущобе мира. Этот негромкий, вежливый, порой даже ласковый голос обладал странным, парализующим волю действием.

– Здравствуйте, Стивен, как вы поживаете?

– Прекрасно, – отозвался он, тут же напрягаясь и чувствуя, как по спине, вдоль позвоночника, пробегают мурашки.

– У меня появилось дело для вас. Задача довольно непростая, но, думаю, вам под силу с ней справиться. Я уже обращался с этим вопросом к другим специалистам, но, к сожалению, удовлетворительного результата не получил. Вернее будет сказать, дело застопорилось на середине. Особой сложности в плане использования технологий оно не представляет, но сработать нужно будет чисто и аккуратно. Как вы это умеете. Могу я на вас рассчитывать?

Больше всего на свете Стивену сейчас хотелось бы буркнуть: «Я занят, ничем не могу помочь». Но он уже слишком давно крутился в этом бизнесе, чтобы понимать: отказ такому человеку чреват не просто потерей репутации. Не потрафишь ему – и очень скоро окажется, что твоему судну по неизвестным причинам закрыт вход во все крупнейшие мировые порты, что постоянные заказчики обходят тебя молчанием и обращаются к другим, что у организаций, обеспечивающих государственную безопасность сразу нескольких стран, вдруг появились к тебе вопросы. Всплывут подробности каких-нибудь прошлых экспедиций или что-нибудь еще в таком же роде. Именно поэтому Стивен, поморщившись, словно от боли, и по привычке запустив пальцы в седеющие волосы, обреченно спросил:

– А о чем идет речь?

– Дорогой мой, вы же не ждете, что я стану обсуждать подробности заказа по телефону. Могу лишь сказать, что отправиться вам придется в Тихий океан, в район Соломоновых островов. Это не слишком нарушит ваши планы?

– Нет, нет, это меня вполне устраивает, – упавшим голосом отозвался Стивен. – В таком случае, где мы могли бы встретиться и обсудить детали?

– Вы вроде бы через два дня должны прибыть в Норвегию, порт Тронхейм, – предположили на другом конце линии.

И Стивен снова с досадой вцепился в волосы пальцами. Откуда ему это известно?

– Все верно, – ответил он.

– Отлично. К этому времени туда прилетит мой человек, он с вами свяжется. Надеюсь, вы все обсудите и придете к взаимопониманию. В расходах не стесняйтесь, я очень заинтересован в заказе. Удачи вам!

После этого мягкого напутствия в трубке раздались гудки. Стивен готов был в ярости запустить телефоном в стену, но сдержался – слишком хорошо он научился владеть собой за долгие годы. Совершенно незачем было давать понять команде, что новый заказ, каким бы он там ни был, вызывает у него подобные эмоции. Нужно держаться уверенно, всем своим видом внушая подчиненным, что ничего особенного в предстоящей операции нет – только так и можно сохранить свой авторитет и заставить людей тебя слушаться.

Посидев несколько минут на койке и собравшись с мыслями, Стивен сунул ноги в ботинки, набросил красно-синюю парку и вышел из каюты, чтобы найти Майкла. Нужно было предупредить его, что в ближайшее время им предстоит путешествие в южные широты. Пусть сразу по прибытии в порт займется необходимыми приготовлениями.

Ночью шел дождь, а солнце с самого рассвета принялось шпарить, как заведенное. И вся влага с земли, с насыщенно-зеленых мясистых листьев, с белого, как зубной порошок, песка, испаряясь, словно зависала в жарком морском воздухе. Горячий пар окутывал все тело, кожа была липкой от пота, дышать было трудно. Дмитрий жил и работал здесь, на Соломоновых островах, на крупнейшем острове архипелага – Гуадалканале, уже больше двух лет, но до сих пор не мог понять, полностью ли привык к местному климату. Хотя нельзя сказать, чтобы эти климатические условия были самыми суровыми, в которых ему приходилось когда-либо бывать. Жара и влажность, разумеется, несколько осложняли жизнь, но, сказать по правде, справляться с погодными условиями в тундре или в горах на Алтае было куда сложнее.

Еще труднее, чем с климатом, было свыкнуться с местной природой. Каждый раз, выходя на утреннюю пробежку, Дмитрий не мог избавиться от ощущения, что каким-то образом попал прямиком на разворот туристического буклета, рекламирующего прелести тропического отдыха. Причудливо изогнутая береговая линия уходила далеко к горизонту. Справа лениво катил тяжелые волны Тихий океан. Вода под солнечными лучами была словно раскрашена широкими полосами то синего, то бирюзового, то бледно-голубого цвета. Солнце, отражаясь в ней, щедро рассыпало по волнам золотые и серебряные искры, так что глазам было больно смотреть и приходилось щуриться. Волны медленно катились к берегу, сердито взвивались, оседали кудрявой пеной и, шипя, выплескивались на белоснежный песок.

Слева от пляжа шелестели крупными листьями пальмы – порой высокие, уходящие толстыми, покрытыми серой корой стволами куда-то под облака, порой низкие, приземистые, кончиками листьев подметавшие землю. Среди деревьев виднелись домики местных жителей – все как один построенные на высоких сваях. Цунами здесь боялись как чумы, даже в тех частях Соломоновых островов, которым подобная опасность и вовсе не угрожала. Островерхие крыши с чуть более пологими по бокам скатами, крошечные веранды, на перилах которых сушились яркие рваные тряпки, перевернутые кверху дном деревянные лодки, старые снасти, кучи разноцветного мусора в кустах. Вот такой пейзаж Дмитрий видел каждое утро на протяжении почти двух лет.

Навстречу ему попалась высокая женщина, которая волокла за собой огромный матерчатый мешок – должно быть, шла в центр, на рынок. И Дмитрий в который раз про себя отметил удивительную особенность местных жителей: их кожа была теплого темного оттенка, а курчавые волосы – светлыми, рыжевато-золотистыми. Странный, нигде больше им не виданный, но по-своему привлекательный контраст. За цветистую юбку женщины цеплялся ребенок – шоколадного цвета мальчишка лет пяти, в одних кое-как натянутых выгоревших шортах и с пышным облачком рыжих волос вокруг головы.

– Zap maan, – протяжно произнесла женщина на местном диалекте пиджин, представлявшем собой причудливую смесь официального английского, исковерканного порой до неузнаваемости, и остатков туземных наречий.

И Дмитрий привычно сухо кивнул и буркнул какую-то ответную любезность. Он вовсе не стремился входить в тесный контакт с аборигенами, завязывать какие-то дружеские или добрососедские связи. И женщины этой не помнил. Она же наверняка знала его в лицо – не так-то много было здесь европейцев, к тому же за столько месяцев, проведенных на острове, работник метеостанции, разумеется, успел примелькаться.

Как следует разогревшись, Дмитрий выбрал безлюдный участок пляжа и принялся делать упражнения. Приседания, отжимания, пресс. Он старался держаться в форме и к своим сорока трем пока не замечал за собой каких-то возрастных изменений. Тело охотно отзывалось на нагрузку, слушалось, оживало. Кровь бежала по жилам, и мышцы приятно гудели. Были времена, когда эти свидетельства собственного непобедимого здоровья, силы и мощи, доказательства того, что жизнь продолжается, несмотря ни на что, почти приводили его в отчаяние. Но время, неумолимое время, шло, утекало сквозь пальцы и притупляло боль, которая, как когда-то казалось, никогда не утихнет. Он давно свыкся с этим, смирился, и занятия спортом снова превратились в ничего не значащий ежедневный ритуал, привычный и машинальный.

После зарядки он стянул через голову футболку, положил ее на песок и, оставшись в светло-зеленых купальных шортах, пошел к морю. Здесь, в лагуне, море было совсем мелким, и к вечеру вода успевала сильно нагреться под лучами солнца. Но сейчас, утром, она еще омывала тело приятной прохладой. Прозрачная, еще не взбаламученная за день, искрящаяся в утренних лучах. Сквозь нее отлично просматривался белоснежный песок. И юркие прибрежные рыбки разноцветными стайками сновали туда-сюда. Он вошел в нее по пояс, постоял несколько секунд, привыкая и вглядываясь в линию горизонта, где море солнечным маревом сливалось с иссиня-голубым небом, затем взмахнул руками и нырнул в воду головой вперед.

Домик, выделенный Дмитрию для жилья, почти ничем не отличался от остальных местных хибар. Дощатое строение на высоких сваях, две крошечные комнатки с минимальным количеством мебели, узкая терраса, где едва можно было разместить гамак, спартанский душ. Единственным отличием было разве что наличие мощного кондиционера – все же климат Соломоновых островов был для него, россиянина, слишком тяжелым. К тому же, если на ночь оставлять окно открытым, в комнату набивалось огромное количество жутковатого вида тропических насекомых. Из кое-как прилаженного к стене над раковиной зеркала, перед которым брился Дмитрий, на него смотрело покрытое стойким ровным загаром лицо с крупными, но достаточно классическими чертами. Высокий лоб, твердый тяжелый подбородок, резкие скулы, тонкий в переносице нос, сурово сжатые губы, выгоревшие золотистые брови над светлыми глазами. Покончив с бритьем, Дмитрий пригладил отросшие русые с чуть рыжеватым отливом волосы, машинально отметив про себя, что пора бы подстричься. Все-таки он не очень хорошо переносил местную жару, а волосы, чуть отрастая, начинали ему мешать, от них делалось еще жарче, и ему начинало казаться, что на голову надета плотная шерстяная шапка. Ни в какие местные парикмахерские, где островные мастера, любители замысловатых экзотических причесок, предлагали обслуживание на любой вкус, он не ходил, не желая уделять своей внешности внимания больше, чем требовали обычные правила гигиены и здорового образа жизни. Поэтому раз в пару месяцев просто доставал из шкафчика в душевой машинку для стрижки волос и сбривал волосы, оставляя короткий ежик. Однако сейчас времени на бритье уже не было, и Дмитрий пообещал себе заняться собственной прической вечером.