Жизнь Светланы Кульчицкой в столице. Книга 2. В поисках тайны

Светлана докладывает отцу об опасном объекте

Когда я вернулась домой после занятий, то как раз приехали отец и матушка со свитой. В доме немедленно стало многолюдно, и поднялась суета. Г-н Силантьев, начальник папиной охраны, определял порядок действий для своих бойцов. Г-н Яцек расселял слуг и служанок.

Отца я встретила на лестнице.

Среднего роста, в свои годы уже скорее плотного телосложения, с походкой лошадника, отец в столице одевался по-столичному. Вот и сейчас был на нем богатый, хоть и домашний камзол, мягкий, с широкими обшлагами, а также жилет медового цвета и белейшая сорочка, выглядывавшая из-под жилета двойным воротничком. За батюшкой неотрывно следовал лакей, из младших, готовый записать хозяйское распоряжение, подать, принести, вызвать… Выражение лица у батюшки было скептическое. По обыкновению своему, прибывая в особняк, отец первым делом обходил свои владения – гостиные и столовую, библиотеку и оранжерею, и спускался в сад. Слуги старались быть поблизости, чтобы если нужно перевесить картины, сменить занавеси, передвинуть мебель, это переставить, то убрать, – как только пан Кульчицкий изволит распорядиться, не дожидаясь панского гнева. В гневе отец бывал крут. Ошибок не прощал, но наказывал по справедливости. В иное время отец вел себя со слугами – язвительно, с домашними – снисходительно, с остальными – высокомерно, исключая разве что близких друзей.

Пан Кульчицкий как раз неторопливо выходил из оранжереи, чему-то ухмыляясь в густые усы. Я поприветствовала его:

– Очень рада Вас видеть, батюшка, – и поцеловала, – Как долетели? Где матушка?

– Хе! – отец остановился, разглядывая меня. – Иди, переоденься, за ужином все расскажешь.

Я собрала решимость:

– После ужина позвольте зайти?

Он, конечно, нахмурился и проворчал, что на порог ступить не успели, а дочь уже аудиенции требует.

– Что-то срочное?

– Не знаю, отец, потому и тороплюсь.

– Ладно, зайди после ужина.

…После ужина я явилась к отцу в сопровождении Гвадьяваты, и рассказала, что в нашем новом преподавателе аналитик опознал «опасный объект класса „меняющий обличья“, о котором необходимо немедленно доложить в Совет». Ну, вот я и докладываю.

Отец нахмурился и обратился к Гвадьявате:

– Как ты его назвал?

– «Клыхладан рихта»

– И что это значит?

– Это на ликантропском языке. Тип существ особой опасности. «Меняющие обличья» могут выглядеть как угодно.

– И как же ты его вычислил?

– Я умею их опознавать, но не могу объяснить как.

Отец раздраженно хмыкнул.

– На каком основании о них следует докладывать в Совет?

– Протокол №13/б, утвержденный в первый год от Декларации, устанавливает необходимость передачи сведений в Комиссию по наблюдению и противодействию опасным объектам.

– Что ты мне голову морочишь! – рассердился пан Севастьян, – Такой комиссии при Совете нет!

– Так точно, – подтвердил Гвадьявата, -ее расформировали 25 лет назад по рекомендации пана советника…

– Ты что, испытываешь мое терпение? – вкрадчиво поинтересовался отец.

Гвадьявата замер как замороженный. А мне внезапно стало страшно.

Отец сказал, как плюнул:

– Ты ошибся, Четверка. Еще пара подобных ошибок, и я тебя сменю на более совершенную модель. Пошел вон!

Гвадьявата вышел молча.

Отец прошелся по кабинету, недовольно ворча:

– Ну раз уж ты, дочь, все равно отнимаешь у меня время… Так кто этот опасный субъект?

– Г-н Черный Дагда Брюсович, преподаватель практической истории.

– Слышал о нем, Эккерт его хвалит. Надо бы самому посмотреть… Разрешаю пригласить этих твоих студентов к нам в субботу. И Черного тоже. Сам взгляну. Все. Свободна.

Я поклонилась и выскочила за дверь.

…Все были чем-то заняты. Матушка беседовала с г-жой Владиленой. Яся навещала брата в больнице. Об этом сообщил г-н Яцек, остановленный мною в коридоре, а также заверил меня, что здоровье Генриха идет на поправку. Г-н Яцек слишком воспитан, чтобы показать нетерпение, но когда в коридоре остановился сначала лакей, а потом служанка, я поняла, что создаю затор, и отпустила его. За моей спиной служанка торопливо защебетала.

Мимо меня в сторону отцовского кабинета прошел Гвадьявата с папкой в руках. Бедняга! Получается, что я его подставила… Или нет? Он все равно доложил бы отцу, и испытал его гнев. Отец считает, что Гвадьявата не имеет права на ошибку? Удивительно! Ведь даже ружье бывает, что дает осечку… Раньше, когда Гвадьявата называл себя «вещью», я полагала в этом некоторое преувеличение. Но теперь, услышав отца, мне пришлось допустить, что пан Кульчицкий действительно считает своего секретаря «говорящим орудием». От таких мыслей у меня начала болеть голова. «Но не следует торопиться,» – сказала я себе, – «Гвадьявата – загадочная фигура, и со временем я надеюсь понять больше».

«Пойду-ка, поищу что-нибудь почитать», – решила я, и поднялась в библиотеку. Слуга зажег лампы и удалился.

Днем библиотека представлялась мне подводным царством, где властвует сонная тишина и медленно стынут спрессованные знания. Иное – вечером. Лампа на столе светила как теплый огонек в ночи, а книжные шкафы обступили ее как дремучий лес. Добрый библиотечный лес приготовил мне мягкое плюшевое кресло и отгородился от улицы тяжелыми шторами.

Что же почитать? А, сегодня г-н Белинский как раз продиктовал список книг. Некоторые я видела у нас в библиотеке. Вот, например, «Воспоминания леди Крапивы». Матушка кое-что пересказывала мне в детстве.

Надо сказать, что наша семья придерживается старой религии, и мы, дети Кульчицких, воспитаны в традициях верности Богу-Императору, который является Владыкой живых и мертвых. Культ этот в настоящее время стал тайным, скрытым. По крайней мере, я никогда не слышала, чтобы отец и мать говорили с кем-то о своей вере, и мне в детстве запрещали упоминать об этом при посторонних. Ежегодные приношения деньгами и подарками в канун середины лета мы всегда проводили в узком семейном кругу – отец и мать, дед, пока он был жив, сыновья и дочери папы от наложниц, но никогда ни сами наложницы, ни слуги не присутствовали. Об Императоре было мне немногое известно. Рассказывали, что сотни лет назад он проявил себя в мире и создал Империю, в которой сосуществовали разные расы и народы. Империя была обширна, сильна и богата. Император правил, железной рукой утверждая свою волю, награждая верных и карая отступников.

Пришло время, и Бог-Император покинул своих подданных в мире живых, но не умер, ибо не может умереть Владыка смерти, а ушел за грань. От этого в империи произошла смута. Род Кульчицких, вознесенный Императором при его жизни, продолжил быть верным Ему. Такова честь моего рода, и всех моих предков, а значит и моя честь.

В ответ на мои детские вопросы матушка рассказывала мне, что Бог-Император родился среди эльфов, и его матерью была леди Крапива, а отцом лорд Спящий-в-листве – так звучат имена родителей Императора на человеческом языке. Лорд Спящий был знатного рода, а Крапива – незнатной девушкой. Но они встретились, полюбили друг друга, и от их союза пришел в жизнь Бог-Император, чье скрытое имя на человеческом языке означает дикую розу, иначе шиповник.

«Воспоминания леди Крапивы» – одно из немногих произведений, сохранившееся с имперских времен. Точное количество томов неизвестно, но у нас в библиотеке есть том восьмой и тома первый и второй под одной обложкой. Я взялась читать с первого тома. Как и предупреждал наш преподаватель г-н Белинский, читать было сложно. За столетия, прошедшие от времен написания, язык изменился, и не все слова были понятны, и о чем-то приходилось догадываться. Я утешала себя тем, что книга издана в переводе на человеческий язык. Если бы леди Крапива писала на эльфийском, что вполне вероятно, то мне не удалось бы ее прочитать иначе, чем освоив эльфийский.

А так, хоть и с трудом, я штурмовала страницу за страницей, и передо мною открывался древний мир. Мир, где по городу бродили люди, эльфы, оборотни и вампиры. Мир, где дороги упирались в край света. Мир, в чем-то похожий на наш, а в чем-то бесконечно чуждый. Любовь, страх, зависть и ревность, гнев и расчет продолжали тревожить умы живущих и руководить их поступками. Боги выходили к смертным легко, а смертные были готовы к их божественным проявлениям. То, что мы сейчас назвали бы чудом, и раньше называли чудом, но принимали как обстоятельство жизни.

Первый том начинался как путевые заметки. С того момента, как юная Крапива, тогда еще не леди и не мать Императора, отправилась в дорогу, она писала о чудесах, которые ей довелось увидеть. А я читала ее повествование как волшебную сказку. Как такое может быть? Как может быть так много чудес? Я удивлялась, и одновременно верила, что все написанное – правда, потому что суть оставалась знакомой и в моем мире – радость от встречи друга и скорбь о потере друга, великое чудо обретения любви и разъедающие душу сомнения, ревность, страх и преодоление страха, честь, верность, и сомнения, опять сомнения… Наверное, редакторы этой книги просто не осмелились поправить хоть букву в писаниях матери Божественного Императора. Иначе почему текст беседовал со мною голосом юной девушки, многое непонимающей, многому удивляющейся, где-то признающей свое несовершенство, а порою наоборот самоуверенной там, где самоуверенность ведет к поражению.

Время летело незаметно. Когда в окно заглянул рассвет, я пообещала себе, что обязательно вернусь, и, зевая, отправилась в спальню, чтобы вздремнуть хотя бы пару часов.

1ая неделя, вторник

Лекция по общей истории барона Эккерта. Поль видит во сне Светлану. Приготовления к вечеринке. Светлана рассматривает картины в галерее.

Во вторник утром Поль не пришел на занятия. Я забеспокоилась и шепотом спросила Франтишека, где Поль и не случилось ли чего с ним. Франтишек пожал плечами и ответил, что Поль сегодня в кампусе не ночевал, но не стоит беспокоиться, такое бывает.

На вторую пару Поль тоже не пришел. Хотя я и уговаривала себя не волноваться, но все мои панические мысли, все опасения, что внимание Лео Оглы к моим друзьям может довести до беды, как это случилось с Генрихом, вспыхнули с новой силой. Возможности г-на Лео велики. А вдруг его приятели встретили Поля и затеяли ссору? А вдруг Поля убили? Или ранили, и бросили умирать? И если сейчас его не найти, то потом будет непоправимо поздно, и останутся лишь горькие сожаления. Пусть я сейчас буду выглядеть дурой и истеричкой, но зато потом не буду корить себя за бездействие. И я позвала Поля мысленно, как привыкла обращаться к Гвадьявате. Я не подумала, что у меня может не получиться, я просто позвала: «Поль! Где ты? Что с тобой?» – и услышала ответ: «Лана? Ты меня зовешь? Я приду.» Это я не точно выражаюсь, потому что слов не было. Я ощутила его удивление и его намерение, но в отличие от мыслесвязи с Гвадьяватой, которая для меня протекает как спокойный обмен словами, здесь был лишь всплеск эмоций, и связь распалась сама собой. Но все же я уверилась, что Поль жив, не ранен и не болен. Я успокоилась и смогла сосредоточиться на лекции, тем более, что лекция того стоила.

Второй парой стояла лекция барона Эккерта по общей истории. Декан встретил нас словами: «Ну что ж, давайте посмотрим, что вы знаете о нашей истории…»

Кое-что я знала, почерпнутое из учебника при подготовке к вступительным экзаменам. Учебник мне сильно не понравился. Ценная информация сводилась к тому, что Смутные войны завершились подписанием Декларации, и настало мирное время, которое и продолжается до сих пор. С кем воевали, за что воевали – неясно. Намеками, вскользь упоминалось, что за время Смутных войн многие народы и даже расы были уничтожены, а обширные земли, и даже континенты, обезлюдели, и стали непригодны для жизни.

Хуже учебника истории был только учебник географии, в котором была всего одна (!) карта, изображающая столицу и округа советников, причем подписаны были лишь крупнейшие. Владения Кульчицких были обозначены, но к югу от Таврии начиналось белое пятно, как будто земля обрывалась в никуда. Уроженка Тавриды, я не понаслышке знала эти места, и собственными глазами видела, что земля и море одинаковы хоть до границы, хоть за ней. А вот из карты это не следовало.

На юге и западе хотя бы границы округов были проведены, а на севере и востоке не было обозначено даже этого. Округа уходили в белое поле с надписью «выжженные земли». Во время экзаменов среди абитуриентов немного болтали об этом. Вроде бы до Смутных войн там жили нечеловеческие расы – эльфы и ликантропы. Во время смуты по этим территориям был нанесен удар с применением древнего оружия, который уничтожил всех и все. Немногочисленные эльфы вымерли полностью, а более многочисленные оборотни частично выжили, но впали в дикость, и теперь остатки их доживают свой век в Тавриде в качестве рабов и говорящей скотины. Предположительно, древнее оружие на этом закончилось, а может быть, ужаснувшись последствий, его уничтожили. По крайней мере, этот инцидент называют теперь «Большая ошибка». Может быть, после этого и закончились Смутные войны. Но опять же в учебнике об этом не сказано.

Я с нетерпением ожидала, что же поведает нам барон Эккерт. Он начал издалека:

«Мы считаем, что около трехсот лет назад в мире, не пересекаясь, существовали две независимые культуры. При этом мы не можем считать их культурами разных рас, поскольку есть свидетельства, что в обоих культурах значительную часть населения составляли люди. Условно, мы назовем эти культуры: культура «А» – рационального типа, и культура «Б» – иррационального типа. Если говорить о культуре «Б», то ее памятники свидетельствуют о том, что в нее входил конгломерат разных рас – люди, эльфы, дварфы, оборотни, и иные существа. Свидетельства о многорасовости культуры «А» тоже есть, но менее очевидные. Так, если для культуры «Б» основным письменным источником являются «Воспоминания леди Крапивы», то для культуры «А» количество сохраненных книг значительно больше, но лишь в единственной – писаниях Толкиена – есть сведения об иных нечеловеческих расах.

Другими, неписьменными, источниками о древних временах являются архитектурные сооружения. В настоящее время архив Исторического общества насчитывает около тысячи описаний древних поселений, и большая часть их относима нами к объектам рациональной культуры.

Теперь о существовании этих культур в историческом прошлом. Культуру «Б» можно соотнести с легендами о существовании Империи, во главе которой стоял бессмертный Бог-Император. В культуре «А» также существовала Империя, но в ней сменяли друг друга смертные императоры и императрицы. В качестве примера упомяну книгу «Капитанская дочка», с которой вы начали знакомство с исторической литературой. В поздних своих проявлениях рациональная культура приходит к корпоративному стилю управления, о чем можно судить по книге «Воспоминания и размышления» за авторством Жукова, которую вы будете проходить на втором курсе. В качестве примера сооружений культуры «Б» можно привести объект, условно называемый «Замок Императора», расположенный в окрестностях столицы. К культуре «А» мы относим, например, архитектурный комплекс Медведь-горы в Тавриде. Об этом сооружении вам расскажут на ландшафтоведении.»

…Поль появился к концу занятия. Он проник в аудиторию, извинился, и уселся с краю на передней скамье. Я видела, как он нашел меня глазами, кивнул, здороваясь, и принял вид прилежного ученика.

С окончанием лекции я буквально сорвалась с места, и заторопилась к нему. Дюбуа уже встречал меня стоя, ироническим поклоном:

– Г-жа Лана, рад Вас приветствовать.

Я смущенно пожала плечами:

– Разве мы перешли на Вы? Я беспокоилась, что тебя нет на занятиях. Что-то случилось?

Поль ухмыльнулся:

– Я сдавал Мартесу срочный заказ. Пришлось ночью поработать у него. Он, знаешь ли, ревнитель эксклюзивности. Когда я вернулся утром в кампус, то решил вздремнуть, благо эти предметы я уже сдавал раньше. И тут ты мне приснилась и потребовала, чтобы я появился.

– Ой, прости, я нечаянно!

Поль с веселым изумлением приподнял бровь:

– Ланка, ты что, действительно извиняешься за то, что мне приснилась? Здесь впору мне извиняться.

Я не удержалась от ответной шпильки:

– Я-то знаю, за что извиняюсь. А вот за что ты извиняешься, мне не понятно.

Поль слегка покраснел:

– Ну, ты мне приснилась… И я как дурак, вскочил и побежал. Соображать начал позже, уже на выходе из кампуса. Но, не возвращаться же было!

…В обед я пожаловалась Полю, что отец готов принять в особняке Кульчицких весь наш курс, но я настолько не понимаю, как за это дело взяться, что руки опускаются.

Поль повертел вилкой:

– Хм… В субботу! Приглашать меньше чем за неделю уже не очень-то вежливо. Но, ладно, студенты – люди не гордые. Сегодня надо написать приглашения, тогда завтра их можно раздать.

Я разволновалась:

– Я не всех запомнила по именам! Как же я их напишу?

Поль хитро улыбнулся:

– Я раздобуду список. Знаю, как и у кого. Ты напишешь текст, закажешь нужное количество оттисков, а завтра перед занятием мы встретимся и впишем имена.

– Надо заказать с запасом. Давай посчитаем – нас, студентов, двадцать три человека, а также г-н Черный, г-н Эккерт – невозможно его не пригласить. Значит, заказывать надо три десятка. Ой, а могу ли я пригласить г-на Катца? Боюсь, что моя семья к этому не готова…

Поль усмехнулся:

– Да… Пан советник Кульчицкий и так демонстрирует чудеса демократичности, приглашая в свой дом компанию оборванцев.

– Поль, немедленно прекрати!

– Я пошутил. Но ты права – г-ном Катцем твой уважаемый отец подавится. Впрочем, тан Лоуренс – вольнослушатель, а приглашение касалось лишь студентов.

– Верно. Хотя мне неловко перед Лоуренсом. Вчера предложила свою дружбу, а завтра не пригласила в гости.

– Не волнуйся, я ему объясню. Давай лучше о другом подумаем. У праздника должна быть культурная программа. В середине – трапеза, под завершение – танцы. Но вот с чего начать? Вечеринка предполагает что-то еще – конкурсы, загадки, фанты, в конце концов…

– Я могу показать библиотеку и оранжерею.

– Библиотека не годится. Ваша библиотека – не галерея, как у Мисхеевых, где работает мой старший брат. Там все устроено для показа гостям, а у вас – нет. У Кульчицких в библиотеке работают, а не принимают гостей.

– А еще у нас есть картинная галерея.

– Хорошо, но недостаточно. Давай подумаем до завтра.

Вернувшись домой, обнадеженная обещанием помощи, я развила бурную деятельность. Написала текст приглашения. Например, так:

«Уважаемый Поль Дюбуа!

Приглашаю Вас на праздничную встречу, посвященную началу занятий 1ого курса истфака сего года. Встреча состоится в субботу в особняке Кульчицких. Начало в 17 часов.

Паненка Светлана Кульчицкая»

И нарисовала симпатичный орнамент из виноградных лоз.

Разыскала г-на Яцека и попросила заказать тридцать отпечатков. Г-н Яцек задумчиво покивал своими великолепными бакенбардами и попросил распоряжений относительно ужина:

– В пятницу прилетит самолет из Тавриды. Фрукты и морепродукты мы получим наисвежайшие. Но может быть, у Вас есть особые пожелания?

Я восхитилась. Г-н Яцек не нуждался в обдумывании проблемы, как я, он сразу брался ее решать.

– Да, Вы правы. На ужине есть случай блеснуть особенностями таврической кухни. Мясные перемены – шашлык, долма, сациви. Рыба и моллюски. Сыр, в том числе овечий. Зелень, конечно. Что-нибудь с кизилом и грецкими орехами, – например, подлива к мясу и сладости. Среди фруктов – виноград и гранаты обязательно. Ну и конечно знаменитые вина Кульчицких. Ах да, еще цветы.

Г-н Яцек уже извлек из кармана записную книжку, и теперь скорописью помечал в ней, кивая в такт моим словам.

– Будет сделано. Возможно, паненка Светлана, Вы сочтете уместным сделать гостям подарки? Золото, серебро, драгоценные камни?

– Нет, для студентов это слишком вызывающе. А для преподавателей – тоже, но по другой причине, – я стремительно соображала, – пожалуй, подойдут полудрагоценные камни. Мне всегда нравился сердолик, но можно светлую яшму или агат. Небольшая брошь с золоченой гравировкой «Первый курс исторического факультета», и год.

Г-н Яцек кивнул:

– Записано. Теперь место. Вы хотите собрать гостей в доме или в саду?

Я задумалась:

– В саду было бы очень мило, если бы не ваша северная погода. К ночи холодает. А если пойдет дождь, то праздник будет испорчен…

Г-н Яцек успокаивающе махнул рукой:

– Я могу заказать навесы и жаровни.

– Тогда давайте проведем праздник в саду. Мне так и привычнее, и спокойнее. Все-таки я не всех своих сокурсников еще знаю, мы почти не знакомы. Но я хочу показать им нашу картинную галерею, так что в дом мы все-таки зайдем ненадолго.

– Как пожелаете, паненка Светлана. Кого из музыкантов Вы хотели бы нанять?

– Да, да, музыканты… Мне очень понравилась одна группа с Музыкальной улицы. Генрих знает… – я осеклась, – Ах, Генрих! Есть ли надежда, что его отпустят из больницы к субботе?

Г-н Яцек печально покачал головой:

– Генрих идет на поправку не так быстро как нам хотелось бы. Впрочем, я уточню. Музыкантов приглашу на четверг. Вы послушаете и решите окончательно. Пожалуй, на сегодня у меня вопросов больше нет.

Я поблагодарила г-на Яцека и направилась в сторону галереи.

Длинный коридор левого крыла на втором этаже был отведен под коллекцию картин. Я прошла мимо непременных изображений лошадей: «В ночном», «Дух табуна», «Купание красного коня», «Атака конной лавы». Но дальше… В конце коридора размещались несколько полотен, в которых я узнала стиль г-на Ли, моего учителя рисования. Г-н Ли был полуэльфом. Если я не ошибаюсь, то дед спас ему жизнь в те времена, когда инородцев преследовали и убивали. Дед Жорж скрыл его в Тавриде, и г-н Ли стал другом нашей семьи. Он учил рисовать маму, а потом меня. Г-н Ли умер недавно, вскоре после дедушки. В нашей таврической усадьбе хранится немало его картин, но эти, из столичного особняка, я еще не видела.

Я остановилась перед картиной.

Центральная фигура – несомненно, эльф. Все признаки – и острые уши, и чуть выпирающие верхние клыки, и другие, менее явные. Эльф опирался рукой на стол с какими-то бумагами, лицо его было обращено к слушателям, которые столпились вокруг. Немолодой мужчина в богатом костюме и при оружии склонил голову, соглашаясь. Несколько крестьян – мужчин и женщин в простой одежде – внимательно слушали. За спиной у них расстилалось весеннее, еще невспаханное поле, по которому тянул за собой плуги некий механизм на гусеничном ходу. Картина называлась «Первая борозда в колхозе «Слава Императору».

Боковые фигуры – мальчишка забавляется с собачонкой, девушка смотрит на парня, старик, присев на корточки трогает землю узловатыми пальцами. Все было нарисовано так правдоподобно, что у меня возникло сомнение. Неужели г-н Ли жил настолько долго, что видел это все своими глазами? Или талантливый художник всего лишь иллюстрировал свои мечтания об имперской эпохе?

В любом случае это заинтересует студентов-историков. А что если… Поль говорил о шарадах… Если сделать дагерротипию картины, вырезать отдельные фигуры, и попросить рассказать свои предположения о каждой из них. А потом собрать воедино. Вот и шарада!

Я подошла к следующей картине г-на Ли. Она называлась «Ночная атака гвардейцев Протектора на реке». Картина показалась мне сложной, если не сказать фантасмагоричной. Зарево над рекой. Черные силуэты кораблей на реке, и черные силуэты-фигурки в небе, которые то ли летят, то ли падают. Изображено их было десятка два на картине, и по самым крупным можно было понять, что это оборотни. На переднем плане пушка изрыгала огонь в сторону кораблей, и вокруг нее тоже суетились оборотни. Я посчитала этот сюжет неподходящим для вечеринки, но сделала себе заметку на будущее подумать о нем, уж очень непонятен.

Последняя картина в коридоре. «Наследники Императора на открытии новой станции чугунки» – гласило название, и в скобках – с дагерротипии. Здесь была изображена платформа железнодорожной станции, полная народа, а в центре – на возвышении – помосте или трибуне – три фигуры. Я внимательно вглядывалась в изображение. Ну надо же, наследники Императора! И опять у меня появилось чувство узнавания. Что-то знакомое… недавно промелькнуло. Где-то я недавно видела похожую троицу… Точно! Памятник! Наш шофер, Маркелыч, проезжая по городу показывал мне памятник. Кому и когда поставлен – неизвестно, но старый. Местные жители называют его «Три охламона», и более ничего не знают. Однако, лица похожи…