Бумажный грааль. Все колокола земли
Из-за мыса в поле зрения Говарда появился пеликан. Над пляжем он сделал круг и сел на капот машины, словно эмблема производителя. У Говарда внезапно закружилась голова, и он отошел от края обрыва. Пугающе ритмичный шум волн напомнил о скрипе мельничного колеса из его снов.
Что делать? Остаться здесь? Слишком самонадеянно – расхаживать по туманным полям, когда никого нет дома. Будто воришка. Да и какой в этом смысл? Грэм вполне мог уехать куда-нибудь на всю ночь. Вот и Говарду лучше бы отправиться в Мендосино и снять себе номер в отеле. А утром, постирав вещи, он позвонит дяде Рою и сообщит о своем приезде, объяснит, что добрался сюда на пару дней раньше, чем планировал, и… Шансов мало, но, если застать Сильвию врасплох, может, она не успеет испугаться. А если дома у дяди что-то пойдет не так, всегда можно перебраться в гостиницу.
Когда сзади послышались шаги, Говард смотрел на океан. Затем обернулся, ожидая все-таки увидеть Грэма. Но ему улыбался какой-то незнакомец. Не желая выглядеть подозрительным, Говард уверенно протянул руку. Мужчина с силой ее пожал – одним мощным движением – и сразу отпустил.
– Мистер Джиммерс, – представился он, явно желая услышать объяснения по поводу того, с какой целью Говард рыскает вокруг дома. Выглядел мужчина не очень-то довольным, но и неприятностей от него, похоже, ждать не стоило. Лицо широкое и мясистое, как на карикатуре с жабой-джентльменом, волосы темные с проседью, спутанные. Одет он был в шерстяной свитер, на вид довольно удобный, старый джинсовый комбинезон и стоптанные домашние тапочки, словно только что сидел в кресле у камина за чтением. На вид лет шестьдесят, может, шестьдесят пять, невысокий и коренастый.
– Говард Бартон, – отозвался Говард и после паузы добавил: – Вообще-то я ищу мистера Грэма. Я приехал к нему с юга, из музея.
– Насчет восточного искусства?
– Верно. – Хорошо, что мужчина о нем слышал. Значит, его тут ждали. – Рой Бартон из Форт-Брэгга – мой дядя.
Вряд ли, конечно, мистер Джиммерс знаком с его дядей, зато теперь, после упоминания о родственнике, живущем неподалеку, он вызовет меньше подозрений.
– Да ладно! Тот самый Рой Бартон? Музей ду́хов, автомобиль с призраками?
Говард кивнул. От дядиной известности, видимо, не сбежишь.
Судя по выражению лица мистера Джиммерса, затея Роя Бартона у него восторга не вызывала. Он повернул голову набок и, прищурившись, осмотрел Говарда с ног до головы, как будто желая снять мерки.
– В сарай не заглядывал? – Мистер Джиммерс постучал костяшками пальцев по стенке красно-белого металлического сарайчика, где виднелась большая вмятина как раз на уровне автомобильного бампера. Вероятно, по пути к обрыву «студебекер» чуть не снес этот самый сарай. Покосившиеся раздвижные двери, покрытые ржавчиной, запирались смехотворно гигантским замком. И как, интересно, Говард мог туда попасть? Что за глупый вопрос? Хотя взломщику с отмычкой здесь работы на пару секунд.
– Я – нет, – ответил Говард. – А мистер Грэм дома?
Мистер Джиммерс явно смахивал на местного сумасшедшего. Что же он там прячет в своем сарае? Стояла эта конструкция на заросших сорняком деревянных балках чуть ли не на самом краю обрыва. В таких захудалых сарайчиках обычно не хранят ничего, кроме садовых инструментов.
По металлической крыше звякнули капли налетевшего дождя, и звук гулким эхом отозвался изнутри. На мгновение показалось, что из сарая слышны чьи-то голоса – возможно, голоса удивленных призраков, ссорящихся между собой. Такой вот обман слуха. Мистер Джиммерс вдруг опять прищурился и глянул на Говарда с неким изумлением, точно увидел его по-новому. Он прикрыл лицо рукой от дождя – хотя тот сразу же прекратился – и, развернувшись, потопал к дому, жестом призывая посетителя следовать за ним.
Уже у крыльца Говард заметил, что дверь в кабину трейлера со стороны пассажира приоткрыта. Он распахнул ее полностью. Бардачок тоже открыт и практически пуст. Исчезло пресс-папье, а с ним и многое другое: набор предохранителей, куча мелочи, манометр, карандаши, невскрытая пачка воска от доски для серфинга и всякое накопившееся за десять лет барахло, совершенно бесполезное для человека, который на него покусился. Говарда нагло обчистили, хотя, не считая пресс-папье, в бардачке не было ничего ценного. Нетронутым осталось пирожное и почти все наклейки – забрали одну с пеликаном.
Мистер Джиммерс стоял в проеме на входе в дом и ждал Говарда. Тот хлопнул дверцей автодома и побежал по извилистой дорожке к крыльцу.
– В обуви нельзя, – заявил мистер Джиммерс.
Говард разулся и аккуратно поставил ботинки у двери, рядом с тремя другими парами.
– Вы представляете, у меня из бардачка все стащили. В том числе пресс-папье, за которое я отдал почти двести долларов, – пожаловался Говард и подумал, не стоит ли включить самого Джиммерса в список подозреваемых. Впрочем, глянув на мужчину еще раз, выкинул эту мысль из головы.
Мистер Джиммерс невозмутимо рассматривал вечернее небо.
– Я уж было подумал, что ты привез с собой дождь. – Он вздохнул и опять бросил на Говарда косой взгляд. – Не советую оставлять тут машину открытой. Обдерут как липку. Они страсть как любят всякое барахло, особенно мелочевку. Глаз да глаз, не то и пуговицы с куртки унесут. Ходят по паркам с бумажными мешками и собирают всякое-разное: крышечки от бутылок, осколки цветного стекла, все, что валяется под ногами. Кухонные приборы готовы стащить прямо со стола.
– Кто же это? – спросил Говард.
– Да вся их чертова шайка! – Джиммерс протер очки краем жилетки. – От меня, правда, держатся подальше. Я зловредный тип, и они прекрасно это знают. Только завидят меня – и сразу в сторону, мол, пропустите мистера Джиммерса. Не давать спуску – такой у меня принцип. И очень даже правильный, рекомендую и тебе придерживаться. Ты к нам с юга, да?
– Верно. – Говард никак не мог понять, кому этот чертов Джиммерс не хочет давать спуску. – Так о ком вы говорите?
– Их тут называют клейщиками. Работают в некоторых общинах в лесу, выше уровня тумана. Производят товары для «Санберри», натуральные продукты. Все очень полезное. И вечно что-то строят. Половину этого дома как раз они и сделали. – Он показал на каменные стены и потолок с выступающими балками. – Они… можно сказать, любили Грэма. Чуть ли не боготворили его. Носились с ним как с королем. Но вы их тут вряд ли встретите, они редко приезжают в город. А вот машину только оставишь незапертой – и всё, сразу обчистят. Точно сороки, слетаются на всякие побрякушки.
– Спасибо, что предупредили.
– Что ж… – Мистер Джиммерс угрюмо покачал головой. – Тебе, мальчик мой, еще многое предстоит понять. Приехал с юга… А у нас тут все по-другому. Вот тебе мой совет: учись побыстрее, здесь полно людей, которые не станут обходиться с тобой так же хорошо, как я. И клейщики еще не худший вариант. Далеко не худший. Может, даже заведешь среди них приятелей – все зависит от того, кто ты такой на самом деле. Вот я, например, держу у себя в мастерской деревянную бочку и складываю туда всякое старье: шурупы и шайбы, гнутые гвозди, отломанные головы оловянных игрушек. И раз в два месяца, начиная с января, в первое воскресенье выставляю эту бочку в поле. На следующее утро она пустая. И они меня за это уважают. Я человек тяжелый, зато обращаюсь с ними справедливо, если мне позволяют.
Говард кивнул.
– Кажется, я понял, – сказал Говард, хотя ничего толком не понял. Головы от игрушек? Тут все по-другому? Что именно?
Мистер Джиммерс по-отечески положил руку ему на плечо:
– Ты еще и не такое успеешь тут увидать, гарантирую. Можно сложить в шляпу все, что ты знаешь, и все равно останется место для кролика. И даже не думай, что сумеешь меня обхитрить. Я не говорил, что занимаюсь астрономией? Я уверен, что существует плоское, то есть двухмерное созвездие из пяти звезд в форме потира – чаши для причащения. Никто раньше не мог определить ее очертания, так как созвездие наклонено перпендикулярно вращению земли. В основании находится Сириус, Собачья звезда, она же указывает истинное направление к небесному мельничному колесу. Правда, скоро ее сдвинет с места боковой космический ветер, и тогда… – Он качнул головой. – Ты мне веришь?
– Конечно, – ответил Говард, а про себя подумал, что его собеседник – самый настоящий псих. Упоминание небесной мельницы могло бы привлечь внимание Говарда, если бы не смешалось с остальным вздором. Так вот что он, наверное, прячет в сарае – свое двухмерное созвездие. Впрочем, опасности от мистера Джиммерса не исходило. – У вас там, в сарае, обсерватория? – улыбнулся Говард, желая проявить интерес к беседе. И слишком поздно осознал, что его новый знакомый может обидеться.
– Что тебе известно про сарай? – сразу насторожился Джиммерс. – Ты заходил внутрь?
– Нет, я ведь только что приехал. Ничего мне не известно. – Беседа свернула совсем не в ту сторону. Надо бы сменить тему. – Так где же мистер Грэм? – еще раз спросил Говард.
– Умер, – ответил Джиммерс.
Глава 3
– Умер?
Мистер Джиммерс с серьезным видом кивнул, но в его опечаленном взгляде проскакивала все же некая подозрительность, будто он предполагал, что Говард что-то от него скрывает.
– Свалился с обрыва всего пару недель назад. Это его машина там, на скалах, внизу. Падение с такой высоты несовместимо с жизнью. Тело так и не нашли. Я предполагаю, что бедолагу выбросило в воду и унесло береговым течением далеко на юг. В общем, ты бы мог дождаться его и у себя дома.
Потрясенный, Говард прошел за мистером Джиммерсом в тускло освещенную гостиную.
– У вас не найдется чего-нибудь выпить? – спросил Говард, не боясь уже показаться невежливым. В желудке было на удивление пусто. Новость совершенно сбила его с толку, и почему-то возникло ощущение, что теперь все его планы нарушены, а жизнь и вовсе кардинально изменилась.
Мистер Джиммерс на вопрос о выпивке отреагировал озадаченным взглядом, словно не мог понять, зачем это нужно, однако потом кивнул и исчез в соседней комнате. Раздался приятный звон бокалов. Хотя бы один уместный звук, единственный знакомый звук за последнюю неделю.
В доме с каменным полом и каменными же стенами, покрытыми неровным слоем штукатурки, было холодно. От оплывших свечей в комнате едва ли становилось светлее, и помещение смахивало на храм. Очаг тоже был из камня и кирпича, и в гостиной, несмотря на мощное пламя, царила ледяная стужа. Говард подошел поближе к камину, пытаясь вспомнить, под каким камнем скрыта пустота, в которой пятнадцать лет назад спрятали рисунок. Никаких следов: ни трещин на стыках, ни сколотой известки.
Говард вытянул почти уже заледеневшие ноги перед огнем, пошевелил пальцами. Сейчас бы надеть ботинки обратно или достать вторую пару носков из трейлера. Только вот за окном мрак и туман, машину даже не видно за пеленой темноты, а в лесу рыщут воришки.
Опять вспомнилось пресс-папье, украденное из бардачка. Проучили его на двести долларов. И Грэм, оказывается, мертв…
Говард похлопал по карману, в котором лежало письмо от Грэма. Слава богу, что хотя бы его он не оставил в кабине трейлера. Может, прямо сейчас показать письмо мистеру Джиммерсу, пока суд по делам о наследстве – или кто там этим занимается – не забрал все вещи Грэма? Тогда рисунок будет утерян навсегда. С другой стороны, кто вообще такой этот чертов Джиммерс? Расположился тут, расхаживает по комнатам, как у себя дома, ведет странные разговоры про сарай… Говарду вдруг ужасно захотелось заглянуть туда хотя бы одним глазком.
Хватит, что за глупости! Если его застукают возле сарая или камина, вся затея с рисунком Хокусая, и так уже шаткая, пойдет прахом. В этот момент Говард заметил, что на стенах полно картин, фотографий и бесконечных гобеленов. Хорошенько рассмотреть их в тусклом свете не получалось, и он подошел ближе.
В целом он не увидел ничего примечательного: репродукции сцен охоты и портретов странно одетых женщин с развевающимися волосами, не принадлежащих ни к одной известной исторической эпохе. Жуткие африканские маски, деревянные марионетки и шкафчик-витрина, забитый посудой из цветного стекла… Куда, кстати, запропастился мистер Джиммерс? Точнее, куда запропастилась обещанная выпивка?
Говард направился в соседнюю комнату. Здесь горел яркий свет от самой настоящей электрической лампы. Тогда зачем все эти свечи в гостиной? Возможно, мистер Джиммерс просто любитель создать атмосферу. Говард сразу вспомнил эту комнату – с восточными коврами, разномастной дубовой мебелью и деревянной люстрой.
На стене выстроились в вертикальный ряд три старинные фотографии в неудачных рамках. В памяти всплыл университетский курс по прерафаэлизму в фотографии: тогда для их изготовления применялся коллодионный процесс. Снимки сделал Джон Рёскин, но в каком году? В 1855-м? Или в 1860-м? В любом случае это антиквариат, и, если фотографии оригинальные, какой-нибудь коллекционер выложит за них целое состояние. Говард уставился на снимки, не веря своим глазам. Он уже видел их давным-давно, но лишь теперь понял, что перед ним серия фотографий Рёскина «Тинтернское аббатство».
Десять лет назад Говард не интересовался ничем, кроме работ Братства прерафаэлитов, и с трудом одолел эссе Рёскина «Семь светочей архитектуры» и его бессвязные лекции о прерафаэлитах. Собственно, сам Майкл Грэм был праправнуком Джеймса Грэма, фотографа-прерафаэлита. Однако дело было не только в этом. Джона Рёскина считали крайне загадочной фигурой. Страдающий импотенцией гений, окруженный творческими фанатиками, бескрайне преданными ему самому и его страстному желанию воплотить природу в искусстве.
Так или иначе, неудивительно, что Майкл Грэм оказался владельцем этих фотографий. Вполне возможно, они достались ему по наследству. И, представьте себе, годами висели здесь на стенах, собирая пыль! Этот дом – настоящая сокровищница для коллекционера.
Говард вдруг почувствовал на себе взгляд мистера Джиммерса. Тот стоял в дверном проеме с бокалом в одной руке и бутылкой вина – в другой. Говард предпочел бы пиво, но в данный момент это было совсем не важно по сравнению с письмом в кармане.
– Я хотел спросить насчет японского рисунка, – начал Говард, решив сразу перейти к делу. Мистер Джиммерс уже понял, с какой целью он приехал, так зачем ходить вокруг да около?
– Я тоже. Что тебе о нем известно?
– Ничего. Знаю только, что мистер Грэм собирался отдать его в музей.
Он вытащил письмо из кармана и протянул Джиммерсу.
– За этим ты и приехал, да? Спустя годы? И что же тебя подтолкнуло – жадность или что-то другое? Я всегда хорошо разбирался в импульсивных желаниях, и есть в твоих глазах нечто загадочное.
Говард постарался бросить на него взгляд, лишенный какой-либо загадочности. С чего вдруг Джиммерс стал откровенно подозрительным и устроил ему допрос?
– Вся эта ерунда про кражу, – продолжал мистер Джиммерс, – про то, что из машины якобы украли какую-то там стеклянную безделушку, – все это выдумка, да? Хитрая уловка. Решил отвести подозрения и выставить себя жертвой воришек. – Он резко закивал, потом еще одним кивком указал куда-то на стену. – Его украли, так ведь?
– Что? Украли мой трейлер? – Говард от испуга сделал шаг в сторону двери, но быстро понял, что мистер Джиммерс говорил вовсе не о его машине. Он имел в виду рисунок. – Когда его украли? Я уже неделю в дороге…
– Неделю? Да из Лос-Анджелеса за день можно добраться! Езды часов одиннадцать. Или, мой таинственный незнакомец, ты уже несколько дней бродишь по округе? – Мистер Джиммерс чересчур драматично поднял брови. – Полагаю, именно ты способен объяснить, куда пропал рисунок и кто убил беднягу Грэма.
– Убил?! – воскликнул Говард.
Секунд двадцать Джиммерс неотрывно смотрел на Говарда, пока тот переваривал услышанное. А потом вдруг громко засмеялся, прогнувшись вперед и хлопая себя по колену, – наверное, решил пошутить над дурачком с юга. Он провел рукой по волосам, взъерошив их, и с отвратительной ухмылкой направился к Говарду, протягивая ему бокал.
– Не унывай! В наши дни никому нельзя доверять. Обчистят по полной, только волю дай. У нас тут есть поговорка: «Давить в их же логове». А если не получается, дави в другом месте. – Джиммерс по-заговорщицки подмигнул и дернул за подтяжку, которая щелкнула о грудь. – Идем наверх, – добавил он, унося с собой бутылку и бокал. – Покажу тебе кое-что.
Вина он сегодня, пожалуй, так и не дождется, подумал Говард. Впрочем, от сердца отлегло. Судя по всему, рисунок никуда не подевался. Опасаясь воров, мистер Джиммерс спрятал его подальше. Он, конечно, тот еще чудак, но по-своему умен. Только что же произошло со стариной Грэмом? Его действительно убили? Если убили, то за что? Кому понадобилось убивать девяностолетнего старика?
Лестница привела их на третий этаж, где за витражным окном скрывалась темнота. На витраже была то ли каменная стена, сложенная из лосося, то ли пересохшая река с бьющимися рыбами. У стены лежал сломанный Шалтай-Болтай, а с лесистых холмов спускались два автомобиля странной формы, скрепленные тонкими нитями медной фольги и украшенные кусочками граненого стекла.
Так вот откуда в моем сне Шалтай-Болтай, подумал Говард, чувствуя некоторое облегчение. Много лет назад он наверняка видел это окно, и с тех пор образ Шалтая-Болтая засел где-то в подсознании. Даже у самых причудливых деталей из сновидений есть вполне банальное объяснение. Впрочем, это окно может оказаться очередной тайной без разгадки.
Он не успел хорошенько рассмотреть витраж, потому что мистер Джиммерс открыл дверь, ведущую на чердак, включил свет и отступил, пропуская гостя в просторную комнату. Под потолком были видны открытые балки и нижняя часть кровли. Днем источником света здесь служили два больших витражных окна в крыше и еще два в стене, с видом на океан. В углу стоял семидюймовый телескоп на колесиках, окруженный картами созвездий. Посередине расположились дубовый стол и два удобных на вид мягких кресла. Полки вдоль стен были завалены книгами, готовыми вот-вот упасть на пол. Сильно пахло трубочным табаком.
– Бутылку оставь себе, – сказал мистер Джиммерс.
– Что, простите? – обернувшись, спросил Говард.
Джиммерс по-прежнему стоял в коридоре. Бутылку вина и бокал он поставил на пол прямо на входе в комнату. Говард не успел сдвинуться с места, как щелкнул замок. В двери открылось небольшое окошко, мистер Джиммерс заглянул внутрь; виднелись только его глаза и нос.
– Сэндвич с ветчиной подойдет?
Говард промолчал. Он был в ярости.
– Считай, это досмотр, – продолжал Джиммерс. – Как будто ты только что пересек границу восточной Европы и тебя задержали для проверки документов. Всё ли в порядке, или пора пускать в ход резиновые дубинки?
Мистер Джиммерс со смехом закрыл окошко и, судя по звукам, пошел по лестнице вниз. Потом стало тихо. Говард ждал его возвращения, думая, что дверь вот-вот откроется. Наверняка это очередная шутка. Чувство юмора у мистера Джиммерса явно какое-то неземное.
Хотя через десять минут окошко вновь открылось, мистер Джиммерс вовсе не собирался выпускать Говарда. Он принес сэндвич с ветчиной, пачку чипсов и переспелый банан. Затем сунул в окошко уголок покрывала, и Говард с благодарностью потянул его на себя, словно фокусник, вытаскивающий огромный шарф через горлышко крошечной бутылки.
– Поосторожней с обогревателем, – сказал мистер Джиммерс. – Если врубить на всю, выбьет пробки.
Окошко задвинулось, и он ушел.
Выходит, Говарда решили похитить. Точнее, уже похитили. С этим все ясно. Что теперь делать? Угрожать, кричать? Колотить по двери оловянной кружкой? Где ее только взять, эту кружку. Да и вообще, последние события казались настолько безумными, что Говард пока не понимал, что здесь происходит на самом деле. Мистер Джиммерс явно задумал какую-то хитрость. Через пару минут он наверняка…
Говард ждал, но Джиммерс так и не вернулся. Да, это настоящее похищение, его заперли на чердаке старого каменного дома на безлюдном обрыве.
На Говарда вдруг накатила волна страха. Он подошел к двери и начал стучать.
– Эй! Какого хрена!
Голос прозвучал громко и непривычно. В наступившей тишине слышался лишь шум волн, разбивающихся о рифы. Говард мерил шагами комнату, жутко злясь на Джиммерса, сжимал и разжимал кулаки, осознавая абсолютную беспомощность своего положения и всем сердцем желая вновь оказаться дома, в собственной гостиной, где играет музыка. Зачем он вообще сюда поехал, что его заставило?
Когда прошло полчаса, а мистер Джиммерс так и не вернулся, Говард решил смириться с судьбой. Кричать, молотить в дверь и что-то требовать – ниже его достоинства. Лучше сделать вид, что он ничуть не напуган, просто устал от глупого розыгрыша. Не будет же Джиммерс держать его тут слишком долго? Зачем? Правда, в последнее время почти все казалось бессмысленным. Говард понемногу превращался в Алису, заблудившуюся в Стране чудес на северном побережье.
Он резко встал и подергал двери в восточной стене. За одной скрывался полупустой встроенный шкаф, за другой – туалет с унитазом и раковиной. Покрутил краны – вода есть, на раковине кусок мыла и стаканчик. На полу стоял электрический обогреватель, Говард перетащил его в комнату и воткнул вилку в единственную найденную на чердаке розетку. Лучше уж пусть выбьет чертовы пробки, чем он тут замерзнет.
В целом на чердаке имелось все необходимое. Если мистер Джиммерс будет приносить еду, здесь можно спокойно провести несколько месяцев. Говард подбежал к окнам, открыл одно из них. В комнату просочился туманный воздух с ароматом влажных скал и океана. Он бы запросто сумел выбраться наружу, только вот прямо под ним начиналась пропасть – до скал внизу примерно сто пятьдесят футов. В крайнем случае можно разорвать покрывало – допустим, зубами – и сделать из полосок веревочную лестницу. Или же украсть ложку и смастерить из нее оружие, заточив о каменные стены. Правда, если кормить будут одними сэндвичами, о ложке можно и не мечтать…
Рассмеявшись вслух, Говард закрыл окно и завернулся в покрывало. Все это было настолько странно, что даже не верилось. Он подошел к двери и, взяв с пола бутылку вина, присмотрелся к этикетке. Хоть что-то приятное. «Вино из дикой ежевики. Ферма “Санберри”». Ниже была картинка в духе Нормана Рокуэлла с женщиной в лоскутном платье, которая собирает ежевику с кустарников, растущих прямо из-под капота «студебекера». Вся машина напоминала сад: на заднем сиденье цвели розы, с крыши торчали маргаритки. Кончики спаржи тянулись из шин и доходили до крыла автомобиля. Целое дерево, усеянное персиками, вымахало из багажника. Под картинкой была еще одна надпись: «Натуральное и полезное».
– Все страньше и страньше, – сказал Говард вслух. Потом, собравшись с духом, отпил вина – и тут же скривился и поставил бутылку к двери. Во рту остался кислый привкус диких трав и неспелых ягод. Еще одна дурацкая шуточка Джиммерса. Никакое это не вино, а больше похоже на жидкость для мытья подгоревших сковородок.
Он зашел в туалет и налил стакан воды. Затем присел в кресло, чтобы все обдумать. Вряд ли Джиммерс скоро откроет дверь и выпустит его отсюда. Планы крушились с поразительной скоростью; вместо них в голову приходили беспокойные мысли, намеки и фантастические идеи. Говард чувствовал себя рыбой, плывущей по темной реке и впервые с удивлением заметившей, что вокруг нее постепенно сжимается сеть. Пытаясь как-то объяснить поведение мистера Джиммерса, он неожиданно вспомнил про покрытый водорослями «фольксваген». Как и все остальное, включая витраж, винную этикетку, «студебекер» и обчищенный бардачок, минивэн своим видом намекал на то, что северное побережье – отдельная вселенная, скрытая в тумане, и в этой вселенной действуют собственные законы природы.
Много лет назад на побережье процветали религиозные культы: бесследно исчезали автостопщики, на пустынных пляжах проводились кровавые ритуалы, на дорожные отбойники насаживали отрубленные головы. Любопытно, что же стало с приверженцами культов? Неужели они нашли себе самую обычную работу, например, на целлюлозном заводе? Или они по-прежнему здесь, притаились в лесной чаще? И кто все-таки украл вещи из его трейлера? Как там говорил Джиммерс – клейщики? Что еще за хрень? Да и сам Джиммерс, кто он вообще такой? Глава какого-нибудь культа, поклоняющегося грибам? Нет, вряд ли. Судя по множеству книг, телескопу и всему остальному, он определенно чувствовал себя здесь как дома. Джиммерс давно тут живет, а старик Грэм не пустил бы к себе никаких аферистов.
Когда Говард бывал в этом доме пятнадцать лет назад, до чердака он вроде бы не добирался. Может, мистер Джиммерс уже тогда жил здесь и разглядывал небо в поисках малоизвестных созвездий. Кроме Говарда и Сильвии у Грэма в тот момент обитали и другие жильцы. Был один знахарь-травник, страшно гордый своей профессией, и художник из Сан-Франциско, рисовавший авангардные комиксы, тот самый Хорек, за которого Сильвия потом чуть не вышла замуж.