Тайна Безумного Шляпника
Сэр Уильям Биттон видел, что явно заинтересовал присутствующих, и по его манере поведения и паузам было ясно, что ему нравится рассказывать эту историю.
– Они меняли шкафы. Попрошу заметить, шкафы. – Он резко наклонился вперед. – И опять же – хорошо, что они вынули внутренний каркас, а не просто заменили внешние панели и оклеили бумагой. Там стояло облако из пыли и раствора. Двое рабочих как раз вынимали каркас, и я увидел… Джентльмены, я весь похолодел и задрожал. Между краями каркаса были засунуты тонкие листы бумаги, с пятнами от влаги, сложенные вдвое по всей длине. Это было словно откровение, потому что, когда я открыл дверь и впервые увидел тех рабочих, которые делали ремонт в доме, мне пришла в голову мысль: «А что, если я найду…» Признаюсь, я, можно сказать, растолкал этих людей. Один из них рявкнул: «Черт возьми!» – и чуть не уронил раму. Достаточно было одного взгляда на почерк, чтобы определить… знаете, эта характерная волнистая линия под заголовками в рукописях По и своеобразное написание «Э. А. По»? Однако я должен был вести себя осмотрительно. Я не был знаком с хозяином дома, а ему могло быть известно о стоимости рукописи. Предлагая рабочим деньги за то, чтобы они отдали ее мне, необходимо было соблюдать осторожность и не предлагать слишком много, иначе это показалось бы им подозрительным и они стали бы требовать больше. – Сэр Уильям натянуто улыбнулся. – Я объяснил, что это могло бы представлять некий сентиментальный интерес для человека, который жил здесь раньше, и сказал: «Смотрите, я дам вам за это десять долларов». Но даже это вызвало у них подозрения; кажется, они думали о спрятанных сокровищах, или о том, как их найти, или о чем-то в этом роде. Призраку По это понравилось бы. – И снова сэр Уильям усмехнулся, не разжимая губ. Он протянул руку. – Но они посмотрели на нее и увидели, что это всего лишь «что-то вроде рассказа или какой-то глупой чертовщины с длинными словами в самом начале». В конце концов они согласились на двадцать долларов, и я забрал рукопись.
Как вы, возможно, знаете, ведущими исследователями творчества По являются профессор Харви Аллен из Нью-Йорка и доктор Робертсон из Балтимора. Я был знаком с Робертсоном и отнес ему свою находку. Сперва я взял с него обещание, что он никогда и никому не расскажет о том, что бы я ему ни показал.
Рэмпол наблюдал за старшим инспектором. Во время рассказа у Хэдли был не то чтобы скучающий, но беспокойный и нетерпеливый вид.
– Но зачем держать это в секрете? – спросил он. – Если бы возникли какие-то сложности правового характера, вы были бы, по крайней мере, самым первым претендентом на находку; вы могли бы купить ее. И по вашим словам, вы сделали великое открытие.
Сэр Уильям пристально посмотрел на него, а затем покачал головой.
– Вы не понимаете, – ответил он наконец. – А я не могу объяснить. Я не хотел неприятностей. Я хотел, чтобы эта великая вещь, наша с По общая тайна, осталась только моей. Чтобы рукопись никто не увидел, если я этого не пожелаю.
На его лице отразилась некая бессильная ярость; он не мог подобрать нужные слова, чтобы объяснить нечто мощное и трудноуловимое.
– Во всяком случае, Робертсон – человек чести. Он дал обещание и сдержит его, хотя он и убеждал меня поступить именно так, как вы говорите, Хэдли. Но конечно же я отказался… Джентльмены, рукопись оказалась тем, что я и думал, даже лучше!
– И что же это было? – спросил доктор Фелл довольно резко.
Сэр Уильям открыл было рот, но вдруг замолчал.
– Минутку, господа. Дело не в том, что я не доверяю вам. Конечно нет. Ха! Но я и так многое выложил незнакомым людям. Простите. Я предпочитаю подольше сохранить свой секрет. Я открою вам, что это было, когда вы услышите мой рассказ о краже и решите, сумеете ли вы мне помочь.
На лице доктора Фелла появилось любопытное выражение: это было не презрение, не насмешка, не скука, а нечто среднее.
– Расскажите нам об обстоятельствах, сопутствовавших краже, – предложил он, – и о том, кого вы подозреваете.
– Она была украдена из моего дома на Беркли-сквер в промежутке между субботним днем и утром воскресенья. К моей спальне наверху примыкает гардеробная, которую я часто использую в качестве кабинета. Большая часть моей коллекции, конечно, находится внизу, в библиотеке, и в моем кабинете. В субботу днем я рассматривал рукопись в своем кабинете наверху…
– Он был заперт? – поинтересовался Хэдли.
– Нет. Никто – по крайней мере, я так думал – не знал о ней, и я не видел необходимости принимать какие-то особенные меры предосторожности. Она просто лежала в ящике моего стола.
– А члены вашей семьи? Они знали о ней?
Сэр Уильям склонил голову:
– Я рад, что вы спросили об этом, Хэдли. Не думайте, что я обижусь на это предположение, но я не мог высказать его сам. По крайней мере – не сразу. Естественно, я их не подозреваю; ха!
– Естественно, – невозмутимо ответил инспектор. – Итак?
– В настоящее время моя семья состоит из моей дочери Шейлы, моего брата Лестера и его жены. У племянника моей жены, Филипа, своя квартира, но он обычно обедает с нами по воскресеньям. Это все – за исключением одного гостя, мистера Джулиуса Арбора, американского коллекционера.
Сэр Уильям рассматривал свои ногти. Наступила пауза.
– Что касается того, кому было известно об этом, – продолжил он, небрежно махнув рукой, – то, конечно, мои домашние знали, что я привез с собой ценную рукопись. Но никто из них ничуть не интересуется подобными вопросами, и слова «еще одна рукопись» были достаточным объяснением.
– А господин Арбор?
Сэр Уильям спокойно сказал:
– Я намеревался показать ему рукопись. У него прекрасная коллекция первых изданий По. Но я не говорил ему об этом.
– Продолжайте, – невозмутимо сказал Хэдли.
– Как я уже упомянул, я рассматривал рукопись в субботу днем, довольно рано. Позже я поехал в лондонский Тауэр…
– В лондонский Тауэр?
– Мой старый друг, генерал Мэйсон, занимает пост заместителя коменданта. Он и его секретарь провели прекрасное исследование архивов Тауэра. Они хотели, чтобы я взглянул на недавно обнаруженную запись, касающуюся Роберта Деверо, графа Эссекского. Я приехал домой, поужинал в одиночестве и после этого отправился в театр. В кабинет я тогда не заходил, а когда вернулся из театра, было уже довольно поздно, поэтому я сразу же лег спать. Пропажу я обнаружил в воскресенье утром. Попыток взлома не было; все окна были заперты, и ничего больше в доме не тронули.
– Ящик был заперт? – спросил Хэдли.
– Нет.
– Ясно. И что вы сделали?
– Я вызвал своего камердинера. – Костлявые пальцы сэра Уильяма нервно стучали по столу; он повернул длинную шею и несколько раз пытался заговорить, прежде чем продолжил: – Должен признаться, Хэдли, что поначалу я отнесся к нему с подозрением. Он был новым человеком, работал у меня всего несколько месяцев. Ему было проще всего пробраться в мои комнаты, и он мог шарить там, как ему вздумается, не вызывая подозрений. Но… он казался слишком усердным, слишком примитивным, как собака, слишком глупым, чтобы делать что-то, что не входит в его непосредственные обязанности. Когда я его допрашивал позже, он был явно расстроен и несдержан, но это было лишь следствием его природной недалекости.
– А его история?
– У него не было никакой истории, – раздраженно сказал сэр Уильям. – Он не заметил ничего подозрительного, ничего не видел. Мне с трудом удалось достучаться до него, чтобы он понял, насколько важна вещь, которую я искал. То же самое было и с остальными слугами. Они ничего не заметили.
– А как насчет членов семьи?
– Моя дочь Шейла отсутствовала весь день в субботу. Когда она вернулась, то была дома совсем недолго, а затем отправилась на ужин с молодым человеком, с которым помолвлена… Кстати, это секретарь генерала Мэйсона. Мой брат Лестер и его жена были в гостях у друзей на западе Англии; они вернулись лишь в воскресенье вечером. Филип – Филип Дрисколл, мой племянник, – приезжает к нам только по воскресеньям. Следовательно, никто не заметил ничего подозрительного в тот момент, когда рукопись могла быть украдена.
– А этот господин Арбор?
Биттон задумался, потирая худые руки.
– Он очень хороший малый, – ответил он. – Сдержанный, образованный, порой немного саркастичный. Довольно молодой человек, я бы сказал, что ему едва ли больше сорока… А, о чем вы спрашивали? Ах да, мистер Арбор. К сожалению, он не имел возможности ничего заметить. Его американский друг пригласил его в деревню на уикэнд. Он уехал в субботу и вернулся только сегодня утром. Кстати, это правда, – добавил он, возвращаясь к своей обычной манере и метнув на собеседников хитрый взгляд, – я звонил, чтобы это проверить.
Хэдли кивнул. Казалось, он что-то обдумывал.
– Я свел вас с детективом-консультантом, – медленно произнес он, кивнув в сторону доктора. – Доктор Фелл проехал некоторое расстояние, чтобы оказать мне эту услугу. Таким образом, я умываю руки в этом деле до того момента, пока вор не будет найден и вы не решите возбудить уголовное дело. Но в ответ я хотел бы попросить вас об одолжении.
– Одолжении? – повторил сэр Уильям. – Боже правый, да, конечно! Все, что угодно, в разумных пределах, я имею в виду.
– Вы говорили о своем племяннике, мистере Дрисколле.
– Филип? Да. А что по поводу него?
– Который пишет для газет…
– О, ах да. По крайней мере, пытается. Я приложил немало усилий, чтобы устроить его в газету. Ба! Между нами, редакторы говорят мне, что он может писать неплохой материал, но у него нет ни малейшего чутья на новости. Харботтл заявляет, что он мог бы пройти прямо перед собором Святой Маргариты и ни за что не догадался бы, что там идет венчание. Поэтому-то его и не взяли в штат.
Хэдли повернул к нему безучастное лицо и взял со стола газету. Но только он открыл было рот, как подоспевший официант нервно взглянул на него и что-то прошептал.
– Что? – сказал старший инспектор. – Говорите громче, дружище! Да, это я. Точно. Спасибо. – Он осушил свой стакан и с досадой посмотрел на своих спутников. – Это чертовски смешно. Я сказал, чтобы они не звонили мне, только в крайнем случае. Извините, я на минутку.
– В чем дело? – поинтересовался доктор Фелл.
– Меня просят к телефону. Вернусь через минуту.
Они молчали, пока Хэдли шел за официантом. Испуг и тревога, читавшиеся во взгляде Хэдли, поразили Рэмпола.
Он вернулся менее чем через две минуты, и Рэмпол почувствовал ком в горле. Старший инспектор не торопился, был, как всегда, спокоен и сосредоточен, но его шаги по кафельному полу звучали громче, а лицо казалось бледным в ярком свете лампы.
Остановившись на мгновение у барной стойки, он произнес несколько слов и вернулся к столу.
– Я заказал всем напитки, – медленно произнес он. – Виски. До закрытия осталось всего три минуты, а потом нам придется ехать.
– Ехать? – повторил сэр Уильям. – Куда ехать?
Хэдли молчал до тех пор, пока официант не принес напитки и не отошел от стола. Тогда он произнес:
– Будем! – Торопливо выпил немного виски и осторожно поставил стакан на место.
Рэмпол вновь ощутил нарастающее чувство ужаса.
– Сэр Уильям, – продолжил Хэдли, глядя прямо на собеседника, – приготовьтесь к потрясению, которое вас ждет.
– Что? – сказал тот.
– Мы только что говорили о вашем племяннике.
– Да? Ну, боже правый! А что с ним?
– Боюсь, я должен сообщить вам, что он мертв. Его только что нашли в лондонском Тауэре. Есть основания полагать, что он был убит.
Донышко бокала сэра Уильяма звякнуло о полированную столешницу. Он застыл, устремив на Хэдли остекленевший взгляд, и, казалось, перестал дышать. Наконец он с усилием произнес:
– Я… у меня здесь машина…
– Есть также основания полагать, – продолжал Хэдли, – что розыгрыш, который мы считали просто шуткой, вылился в убийство. Сэр Уильям, ваш племянник одет в костюм для гольфа. А на голову трупа кто-то водрузил вашу украденную шляпу.
Глава третья
Тело у ворот предателей
Лондонский Тауэр…
Во времена правления Вильгельма Завоевателя над Белой башней развевалось знамя с тремя нормандскими львами, а над Темзой белели крепостные стены, сложенные из добытого в Кане известняка. За тысячу лет до того, как была написана «Книга Страшного суда», римские дозорные выкрикивали ночные стражи с Башни божественного Юлия. Ричард Львиное Сердце расширил ров вокруг приземистой серой крепости, возведя мощные внешние и внутренние укрепления по периметру ее четырнадцати акров. Здесь скакали на конях короли в железных доспехах и алых плащах: Генрих Любезный и Эдуард Молот Шотландцев; а перед ними в Вестминстер несли крест, Эдуард Третий склонялся, чтобы поднять подвязку дамы, а одинокий призрак Бекета бродил по Башне святого Фомы.
Дворец, крепость, и тюрьма. До возвращения Карла Стюарта из изгнания Тауэр служил резиденцией монархов, королевским дворцом остается он и по сей день. Перед казармами Ватерлоо, где некогда проводились турниры, слышны звуки горна, стук колес и марш гвардейцев. Иногда, в пасмурные и прохладные дни, с Темзы наползает клубящийся пар, не настолько легкий, чтобы его можно было назвать дымкой, и не настолько плотный, чтобы его можно было назвать туманом. На Тауэрском холме почти не слышно гула транспорта. В бледном свете над резким изгибом круглых башен возвышаются призрачные крепостные стены, с реки доносятся заунывные гудки лодок, а тюрьма щерится прутьями стальной ограды…
Рэмпол уже бывал в Тауэре. Он видел его летом, когда трава и деревья оживляют проходы между стенами, однако он мог себе представить себе, каким он будет сейчас. Во время той казавшейся бесконечной поездки сэра Уильяма в автомобиле от площади Пикадилли до Тауэра его воображение разыгрывалось все сильнее.
Подумав об этом, он понял, что последние слова Хэдли были самыми ужасными из тех, что он слышал за свою жизнь. Дело было не только в том, что человека нашли мертвым в лондонском Тауэре. Он уже наслушался ужасов во время дела Старберта в Линкольншире. Но шляпа сэра Уильяма, которую чья-то сатанинская рука водрузила на труп, одетый в костюм для игры в гольф, была последним штрихом в этой жуткой истории. После того как этот безумец украсил украденными шляпами извозчичьих лошадей, фонарные столбы и каменных львов, он, похоже, решил, что удобнее всего надеть головной убор на труп.
Поездка длилась мучительно долго. Вест-Энд окутывал легкий туман, сгущавшийся по мере приближения к реке, а на Кэннон-стрит было уже почти темно, и шоферу сэра Уильяма пришлось ехать с большой осторожностью. Сэр Уильям, без шляпы, в небрежно намотанном шарфе, сидел, зажатый между Хэдли и доктором Феллом, напряженно подавшись вперед и обхватив руками колени. Рэмпол сел на одно из маленьких сидений. Сэр Уильям тяжело дышал.
– Нам лучше поговорить, – серьезно сказал доктор Фелл. – Мой дорогой сэр, вам станет легче… Теперь это уже убийство, Хэдли. Я вам все еще нужен?
– Более, чем когда-либо, – ответил старший инспектор.
Доктор Фелл задумчиво надул щеки:
– Тогда, если не возражаете, я хотел бы спросить…
– Что? – сказал сэр Уильям безучастно. – Ох! Нет-нет. Нисколько. Спрашивайте. – Он по-прежнему вглядывался в туман.
Машина резко остановилась. Сэр Уильям повернулся и сказал:
– Я, видите ли, очень любил этого паренька.
– Понимаю, – угрюмо произнес доктор Фелл. – Что вам сообщили по телефону, Хэдли?
– Только то, что я вам сказал. Что парень мертв, заколот каким-то образом. И что он был в костюме для игры в гольф и в шляпе сэра Уильяма. Звонок перевели из Скотленд-Ярда. Меня это вообще не должно было касаться. Это дело полицейских местного участка, если только они не обратились за помощью в Скотленд-Ярд. Но в данном случае…
– Что?
– У меня было ощущение, что проделки этого проклятого шляпника – не просто шалости. Я отдал приказ – за что получил кучу насмешек за спиной, – чтобы местные полицейские сообщали о новых выходках со шляпами в Скотленд-Ярд и информировали меня лично через сержанта Андерса.
– А как люди в Тауэре узнали, что это шляпа сэра Уильяма?
– Я могу ответить на этот вопрос, – проворчал сэр Уильям, распрямляясь. – Мне надоело все время надевать не свою шляпу, выходя по вечерам. Все цилиндры выглядят одинаково, а инициалы на них только запутывают. Внутри моих складных цилиндров и шелковых шляп выбито золотом «Биттон»; если уж на то пошло, и на котелке тоже. – Он говорил быстро и сбивчиво, его мысли путались. – Да, и если подумать, это тоже была новая шляпа. Я купил ее тогда же, когда и фетровую, потому что у моего другого цилиндра сломался каркас…
Он умолк и провел рукой по невидящим глазам.
– Ха, – вяло продолжал он, – странно. Вы сказали «моя украденная шляпа», Хэдли. Да, шляпа была украдена. Совершенно верно, но как вы узнали, что на трупе Филипа нашли именно эту украденную шляпу?
Хэдли был раздражен.
– Я не знаю. Мне сообщили по телефону. Но сказали, что тело обнаружил генерал Мэйсон, и поэтому…
– А, – пробормотал сэр Уильям, кивая и пощипывая переносицу. – Да. Мэйсон был у нас дома в воскресенье, и, полагаю, я ему говорил.
Доктор Фелл наклонился вперед.
– Итак, – произнес он, – это была новая шляпа, сэр Уильям?
– Да. Я же сказал вам.
– Складной цилиндр, – вслух размышлял доктор Фелл, – который вы впервые надели… Когда он был украден?
– Что? А, в субботу вечером, когда я возвращался домой из театра. Мы свернули с Пикадилли на Беркли-стрит. Было душно, ночь была довольно теплая, и все стекла в машине были опущены. Симпсон притормозил у пассажа Лэнсдаун, чтобы пропустить переходившего улицу слепого торговца с лотком в руках, на котором лежали карандаши или что-то вроде этого. И тут кто-то выскочил из тени у входа в пассаж, просунул руку в заднее окно машины, сдернул с меня шляпу и убежал.
– И что вы предприняли?
– Ничего. Я совершенно растерялся.
– Вы погнались за этим человеком?
– Чтобы выставить себя дураком? Боже правый! Нет.
– И конечно же, – сказал доктор Фелл, – вы не сообщили об этом в полицию. Вы его разглядели?
– Нет. Говорю вам, это было слишком неожиданно. Секунда – и его и след простыл. Ха. Черт бы его побрал! А теперь… понимаете… – нерешительно пробормотал сэр Уильям, крутя головой по сторонам, – понимаете, не в шляпе дело; я думаю о Филипе. Я третировал его, хотя и любил как сына. Но я всегда учил его, как надо жить. Держал на голодном пайке, грозил прекратить помогать, то и дело твердил ему, какой он никчемный. Не знаю, почему я так делал, но каждый раз, когда я видел этого мальчика, я испытывал желание преподать ему урок. Он совершенно не знал цены деньгам.
Лимузин плавно скользил среди красноватых домов и уличных фонарей, в туманной пелене их блики отражались в окнах машины. Выехав на Марк-лейн, они обогнули монумент и спустились с Тауэрского холма.
Рэмпол не мог разглядеть ничего дальше нескольких футов. В клубящейся дымке мерцали фонари, а со стороны безбрежной пелены тумана, скрывающей реку, раздавались короткие резкие гудки, а в ответ издалека доносились более низкие.
Когда лимузин проехал через ворота в ограждении, окружавшем все пространство, Рэмпол протер глазок в запотевшем окне и посмотрел наружу. Он увидел очертания сухого рва, вымощенного белым бетоном, с хоккейными воротами, валявшимися где-то посередине. Дорога поворачивала влево, вела мимо каркасного здания (он вспомнил, что это касса и буфет) и уходила под арку с приземистыми круглыми башнями по обе стороны. Они остановились как раз под самой аркой. К ним вышел часовой в сером гвардейском мундире, с винтовкой на груди. Лимузин остановился, и Хэдли выскочил из него.
В тусклом, призрачном полумраке рядом с дозорным появилась еще одна фигура. Это был бифитер в мундире, застегнутом на все пуговицы, в коротком синем плаще и красно-синей шляпе. Он сказал:
– Старший инспектор Хэдли? Спасибо. Пройдете за мной, сэр?..
Хэдли коротко спросил:
– Кто здесь главный?
– Начальник стражи, сэр, подчиняется заместителю коменданта. А кто эти господа?
– Мои помощники. Это сэр Уильям Биттон. Какие действия уже были предприняты?
– Начальник стражи объяснит, сэр. Тело молодого джентльмена обнаружил генерал Мэйсон.
– Где?
– Полагаю, на ступенях, ведущих к Воротам предателей, сэр. Вам, конечно, известно, что стражников приводят к присяге, как констеблей. Генерал Мэйсон предложил, чтобы мы связались непосредственно с вами, а не с окружным полицейским участком, поскольку вы были другом дяди молодого джентльмена.
– А меры предосторожности?
– Приказано никого не впускать и не выпускать из Тауэра до получения разрешения.
– Хорошо! Распорядитесь пропустить полицейского врача и его помощников, когда они прибудут.
– Да, сэр. – Он коротко переговорил с часовым и провел их под арку башни.
От этой башни (она называлась Средняя) через ров каменный мост тянулся к другой, еще более массивной башне с круглыми бастионами, и арка в ней вела на внешние стены.
По левую и правую сторону простирались эти серо-черные, испещренные белесыми камнями, мощные оборонительные сооружения, влажный туман сгустился настолько, что вход было совершенно невозможно рассмотреть.
Под аркой следующей башни возникла еще одна фигура, так же напугав своим внезапным появлением, как и остальные: это был невысокий мужчина плотного телосложения с прямой осанкой. Руки он держал в карманах мокрого плаща из водоотталкивающей ткани, мягкая шляпа была надвинута на брови. Услышав приглушенные шаги, он двинулся им навстречу, всматриваясь вперед.
– Боже правый, Биттон! Как вы здесь оказались? – сказал он, схватив сэра Уильяма за руку.
– Не важно, – резко ответил сэр Уильям. – Спасибо, Мэйсон. Где он?
Мэйсон посмотрел на друга. У генерала были рыжие усы и бородка, совсем мокрые от дождя, его тусклое лицо избороздили глубокие складки, а вокруг жестких, проницательных немигающих глаз образовались морщины.
– Боже правый! – сказал он, отпуская руку. – Это?..
– Старший инспектор Хэдли. Доктор Фелл. Мистер Рэмпол. Генерал Мэйсон, – представил всех сэр Уильям, кивнув. – Где он, Мэйсон? Я хочу его видеть.
Генерал Мэйсон взял сэра Уильяма под руку:
– Вы, конечно, понимаете, что мы не имели права трогать тело до прибытия полиции. Он находится там, где мы его обнаружили. Верно, мистер Хэдли?
– Совершенно верно, генерал. Не могли бы вы показать нам это место? Спасибо. Боюсь, нам придется оставить тело там, пока его не осмотрит полицейский врач.
– Ради бога, Мэйсон, – тихо сказал сэр Уильям, – как он был убит?
Генерал провел рукой по усам и бородке – это был единственный признак того, что он нервничает, и сказал:
– Арбалетный болт, насколько могу судить. Торчит из его груди примерно на четыре дюйма, и острие едва выходит с другой стороны… Простите. Арбалетный болт. У нас в арсенале есть несколько таких. Прямо в сердце. Мгновенная смерть, Биттон. Никакой боли.
– Вы имеете в виду, – сказал старший инспектор, – что в него стреляли?
– Или закололи, как кинжалом. Скорее всего, именно так. Подойдите и осмотрите его, мистер Хэдли, а потом принимайте бразды правления вон там. – Он кивнул в сторону башни позади себя. – Можно использовать Зал стражников как помещение для допроса.
– А как же посетители? Мне сказали, что вы отдали приказ никого не выпускать.
– Да. К счастью, погода сегодня скверная, и посетителей немного. А еще повезло, что в углублении у лестницы Ворот предателей туман очень густой; не думаю, что прохожие его там заметят. Насколько я понимаю, об этом пока никому не известно. Если посетители хотят уйти, их останавливают у ворот и говорят, что произошел несчастный случай; мы постарались разместить их с удобством до тех пор, пока вы не сможете с ними поговорить.
Прямо перед ними простиралась дорога с твердым покрытием. Слева, на небольшом расстоянии за длинной аркой, под которой они стояли, Рэмпол разглядел туманные очертания еще одной круглой башни. К ней примыкала высокая стена, идущая параллельно дороге. И теперь Рэмпол вспомнил. Эта стена слева защищала внутреннюю крепость, – проще говоря, это был еще один прямоугольник внутри стен. Справа от них располагалась внешняя стена, выходящая на пристань. Таким образом получалась полоса шириной около двадцати пяти или тридцати футов, которая тянулась по всей длине укреплений вдоль берега реки. Генерал Мэйсон вел их по этой дороге примерно на протяжении ста ярдов; затем он остановился и указал направо.
– Башня святого Фомы, – сказал он. – А под ней – Ворота предателей.
Ворота предателей представляли собой широкую, приплюснутую арку из камня, похожую на жутковатый камин в толще стены. На уровне дороги шестнадцать широких каменных ступеней вели вниз к большому мощеному пространству, которое некогда было руслом Темзы: раньше это были ворота для доступа в Тауэр с Темзы: вода поднималась до уровня верхних ступеней, и баржи проходили под аркой, чтобы причалить к пристани. Здесь находились старинные заграждения, закрытые, как и в былые времена: две тяжелые створки ворот из дубовых бревен и вертикальных железных прутьев, над которыми тянулась дубовая решетка, заполнявшая пространство арки сверху. Позади, на Темзе была построена пристань, а обширное пространство под аркой теперь оставалось сухим.