Темные отражения
– Возможно, – подумав, согласился Павел. – Наверное, именно поэтому русский текст не видели те, кому я показывал книгу.
– Где сейчас книга?
– У меня дома.
– В Реальном мире?
– Конечно.
– Вы должны немедленно вернуться. И не выпускайте книгу из рук. – Глумз заговорил торопливо, сбиваясь, перескакивая с одной мысли на другую. – Это очень важно… Наши миры связаны подобно зеркальным отражениям… Представьте себе систему из множества зеркал: изображение передается с одного зеркала на другое. Это – модель… Ни одно действие в одном из миров не остается без ответа в другом… Мы связаны друг с другом, как сиамские близнецы, и если погибнет один мир, то вместе с ним прекратит свое существование и другой… Может быть, в иной форме…
– Но при чем здесь ваша книга? – с трудом перебил его Павел.
– В двух словах не объяснишь! – Глумз был в отчаянии. Его удивляло и выводило из себя безразличное спокойствие Павла. – Вы все поймете, когда сможете прочесть «К истории зеркал» полностью. Скажу не без гордости, я первый, кто сумел создать единую теорию существования Мира сна и его взаимосвязи с Реальным миром, хотя брались за эту задачу многие большие умы. К примеру, Игорь Бетлин, или… Впрочем, эти имена для вас ничего не значат… Прошу вас обратить внимание на то, что названия «Мир сна» и «Реальный мир» являются чистой условностью. На самом деле наш мир не менее реален, чем тот, в котором живете вы. И наоборот, ваш мир для обитателей нашего так же призрачен, как и Мир сна для людей из Реального мира…
– Вы начали говорить о книге, – напомнил Павел.
– В книге я изложил свою теорию. Пространственная формула, использованная вами, являлась всего лишь побочным результатом моей основной работы. Занимаясь своими исследованиями, я думал только о научном интересе и совершенно не принимал во внимание возможность практического использования моих открытий. Я сделал пять экземпляров книги, – Глумз совсем не весело усмехнулся. – В то время я и представить себе не мог, что она будет пользоваться спросом. Один экземпляр я отправил в Вавилонскую библиотеку, и его можно считать потерянным навсегда; второй я отослал своему коллеге и другу Шууму Ва. Три оставшихся я уничтожил, когда за мной пришли смотрители фараона. Следовательно, к вам каким-то образом попала книга, принадлежавшая Шууму Ва.
Глумз замолчал, глаза его погасли, казалось, он всецело ушел в свои воспоминания.
– А что было потом? – спросил после некоторой паузы Павел.
– Потом? – встрепенулся Глумз. – Потом я был сослан сюда, на Мертвый берег. Раз в неделю смотрители привозят мне еду, воду и новые предложения фараона. Последний раз Тахарет Четвертый в обмен на мои знания предложил разделить с ним власть. – Глумз насмешливо дернул уголком рта. – Даже представить смешно: фараон Гельфульд Первый!
– И что, нет никакой возможности убежать отсюда? – с сомнением спросил Павел.
– Увы, – развел руками Глумз.
– А с помощью вашей пространственной формулы?
– Этот путь для меня закрыт. Пространственная формула открывает проход из одного мира в другой только для тонкого тела. Отправляясь назад, вы вернетесь в свою плотную оболочку, в то место, где ее оставили. Если я перемещусь в Реальный мир, то возвращаться мне все равно придется сюда, на Мертвый берег.
– Зачем же возвращаться?
– Существование тонкого тела в Реальном мире жестко ограничено по времени.
– А что мне делать с вашей книгой?
– Уничтожьте ее! – с отчаянием и болью воскликнул Глумз.
Павел с сомнением покачал головой.
– Боюсь, у меня рука не поднимется бросить в огонь единственный экземпляр уникальной книги.
Павлу показалось, что при этих словах Глумз облегченно вздохнул.
– Тогда берегите ее, – сказал он. – Не отдавайте никому, ни на каких условиях! Помните, что в ваших руках, возможно, находится судьба мира!
Павел протяжно вздохнул.
– Да, вот только заботы о судьбе мира мне и не хватало.
Досада его была в значительной мере показной; на самом деле ему, как и любому другому, конечно же, хотелось хотя бы недолго побыть в роли спасителя человечества. Особенно, когда все происходит во сне, что делает задачу героя не слишком обременительной.
Чуть выше линии горизонта со стороны пустыни возникли два облачка пыли. Увеличиваясь в размерах, они быстро приближались к берегу.
Заметив их, Глумз забеспокоился.
– Это смотрители! – Глумз, вытолкнув Павла из ниши, сам вылез вслед за ним под солнце. – Вам следует немедленно возвращаться домой!
– Как? – Павел недоуменно поднял брови.
– Произнесите формулу и представьте, что вы уже дома.
– Но я хочу посмотреть, что будет дальше.
– Что значит «хочу посмотреть»! – закричал Глумз. – Это вам что, кино?
– Не кино, а сон, – возразил Павел.
– Если в этом сне вам отрежут голову, то проснетесь вы тоже без головы!
Клубы пыли тем временем приближались. Вскоре уже можно было рассмотреть двух огромных паукообразных существ, резкими толчками передвигающихся по раскаленному песку, подобно водомеркам, скользящим по зеркалу пруда.
Пауки остановились в нескольких метрах от обломка скалы, возле которого стояли, продолжая свой спор, Павел с Глумзом.
– Да что мне вас на коленях упрашивать, чтобы вы спасали свою жизнь? – шипел сквозь зубы Глумз.
– Можете не стараться, я все равно останусь, – возражал Павел, с любопытством разглядывая пауков. – Я никогда еще не видел ничего подобного.
Со спин пауков на землю спрыгнули четверо невысоких загорелых людей. Одеты они были в кожаные штаны до колен и короткие, не сходящиеся на голой груди, куртки с обрезанными выше локтей рукавами. Головы их были повязаны платками в крупную черно-белую клетку с длинными концами, спадающими на плечи. На поясе у каждого покачивался короткий, с широким лезвием, меч; в правой руке – копье, левая придерживает перекинутый через плечо хлыст.
– Ты кто такой? – грубо спросил один из смотрителей, подходя к Павлу.
На Глумза он даже не взглянул.
– В приличном обществе принято сначала здороваться, – с вызовом ответил ему Павел.
Смотритель, не говоря ни слова, резко ткнул его тупым концом копья в живот. Павел, захлебываясь горячим воздухом, согнулся пополам и тут же получил от второго смотрителя удар хлыстом по спине.
– Кто он? – спросил смотритель у Глумза.
– Формула! Произнеси формулу! – закричал Глумз.
– Ауру-тха, ахту-руа, – с трудом, задыхаясь, выговорил Павел и, закрыв глаза, постарался представить свою комнату.
В то же мгновение он провалился в черное небытие.
Глава 3
«Приснится же такое!» – было первой мыслью Павла, когда он открыл глаза.
За окном высвечивало хилое осеннее солнце, доносилась отдаленная ругань ворон, а Павлу казалось, что он все еще ощущает ступнями раскаленный песок Мертвого берега.
«Хотя бы во сне, а надо было искупаться!» – с запоздалым сожалением подумал Павел, вспоминая синие волны, оставляющие на берегу полоску влажного песка и хлопья белой пены. Когда еще удастся выбраться на море? Во сне и то нечасто такое случается…
Павел потянулся и хотел, как обычно, резко бросив тело вперед и вверх, сесть в кровати. Вместо этого, вскрикнув от пронзительной боли, он снова упал на спину.
Приподняв голову, Павел увидел в области солнечного сплетения свежий багровеющий кровоподтек, размером едва ли не с ладонь.
Он осторожно потрогал больное место двумя пальцами. Откуда мог взяться такой огромный синяк? Ударился во сне и даже не почувствовал? Обо что?.. Во сне его ударил в живот смотритель… Но ведь это было во сне! Нет-нет, надо успокоиться, всему должно быть реальное объяснение…
Павел медленно, не делая резких движений, поднялся, всунул ноги в тапочки и пошел в ванную.
У религиозных фанатиков, переживающих в своих фантазиях вместе с Христом крестные муки, на ступнях и запястьях появляются стигматы – кровоточащие язвы, как бы следы от гвоздей. Сон был необыкновенно реалистичным; возможно, что синяк на животе тоже своего рода стигмат? При определенных условиях изменения в нормальном состоянии нервной системы могут вызвать нарушение процессов обмена веществ в тканях, имеющие внешние проявления…
Да что же так трет ноги?!
Павел снял тапки и встряхнул их. На паркетный пол высыпался крупный желтовато-белый песок. Точно такой же, как на берегу…
– Бред какой-то, – пробормотал Павел и голой ступней разметал песок в стороны.
В ванной он осмотрел себя в большое зеркало, висевшее на двери. Помимо кровоподтека на животе, поперек плеча правой руки, как перевязь, багровел набухший кровью рубец. Павел повернулся боком и смог увидеть, что рубец перечеркивает и спину.
– Сон продолжается… – Павел подмигнул своему отражению.
Он старался выглядеть бодрячком, но на самом деле ему было жутковато. Если ночью, разговаривая с Глумзом, он не сомневался, что все происходит во сне, то сейчас был уверен, что не спит. Для этого ему не требовалось даже щипать себя или бить по щекам. Разум требовал рационального объяснения происходящим странным событиям и не находил его. Мозг начинал понемногу звенеть от напряжения.
Приняв чуть теплый душ и осторожно, боясь потревожить больные места, растеревшись полотенцем, Павел вернулся в комнату.
На столе возле томика Глумза сидела огромная толстая крыса, раза в два превосходящая в размере самого крупного из своих сородичей. Крыса нервно подергивала длинным, покрытым редкими щетинками, розоватым хвостом, похожим на гигантского дождевого червяка, отмокшего и потерявшего цвет в луже на асфальте, и, кажется, собиралась попробовать на зуб корешок лежащей перед ней книги.
Павла передернуло от омерзения. Откуда взялась в квартире эта жуткая тварь?
Крыса глянула на Павла выпученными, похожими на пришитые бусины глазами, шевельнула усами, оскалив широкие желтые резцы, и недовольно заворчала. Вместо того, чтобы скрыться где-нибудь под диваном, она уперлась передними лапами в книгу и стала толкать ее к краю стола, который почти касался подоконника. Задние когтистые лапы крысы оскальзывались на полированной поверхности, она возмущенно пищала и все усерднее толкала книгу.
Подняв голову, Павел увидел обнаженную женщину, стоящую на карнизе по другую сторону оконного стекла. Кожа ее, отливающая красновато-коричневым цветом, казалась гладкой и лоснящейся, словно смазанная тонким слоем прозрачного жира. Черные волнистые волосы падали на плечи и закрывали половину лица. Глаз, не прикрытый волосами, напряженно следил за движением крысы по столу. Ярко-красные губы, обнажая ряд ровных белых зубов, кривились то ли в полуулыбке, то ли в полуоскале. За спиной у нее время от времени распахивались большие перепончатые, как у летучей мыши, крылья, помогая удерживать равновесие на узком карнизе. Одной рукой она держалась за оконную раму, а другой, просунутой в форточку, пыталась дотянуться до книги. Крыса и крылатая женщина явно действовали заодно.
Сорвав на бегу тапку с ноги, Павел размахнулся и припечатал голову крысы к столу.
Крыса завизжала от боли, но, падая, сумела зацепиться за край стола передними лапами.
Павла поразил вид этих лап, больше похожих на маленькие детские ручки. Вместо когтей на пальцах были розовые ногти, отросшие сверх всякой меры, с черной каемкой грязи по краям.
Крыса подтянулась на лапах, готовясь снова вскарабкаться на стол, и Павел еще раз ударил ее тапкой. На этот раз удар пришелся по голове и цепляющимся пальцам. Пронзительно взвизгнув, крыса кубарем скатилась на пол.
Крылатая женщина за окном издала глухой гортанный звук. Рука ее, запущенная в форточку по самое плечо, стала неестественно удлиняться, вытягиваться, загребая воздух хищно скрюченными пальцами и неумолимо приближаясь к книге.
В последний момент Павел успел выхватить книгу из-под пальцев, царапнувших ногтями по переплету, и, шарахнувшись в сторону, отпрыгнул в дальний конец комнаты.
Женщина разочарованно и злобно вскрикнула, выдернула руку из окна, взмахнула крыльями и, сорвавшись с карниза, исчезла.
Крысы тоже нигде не было видно.
Павел, скорчившись, сидел на полу, забившись в узкую щель между спинкой кровати и книжным шкафом. Все тело его сотрясалось от нервной дрожи, а руки судорожно прижимали к груди книгу в зеленом переплете.
– Бред, бред какой-то, – без остановки повторяли его трясущиеся губы.
Он уже не мог понять, где кончается сон и начинается реальность. Что происходит с ним? Откуда взялись эти бредовые видения? Неужели во всем виновата проклятая книга?
– Бред. Полнейший бред, – в последний раз произнес Павел, теперь уже почти спокойно, почти придя в себя.
При чем здесь книга, он просто переутомился. Лекции в институте, занятия дома, чтение до двух часов ночи, бесконечные психологические опыты на самом себе, и вот результат: крыса с детскими ручками, голая женщина за окном… Интересно, что сказал бы на это старик Фрейд?
Павел заставил себя усмехнуться.
На занятия сегодня он решил не ходить. Пора устроить себе выходной: просто погулять по улицам, зайти в кафе, посмотреть какую-нибудь дурацкую кинокомедию и лечь пораньше спать.
Выходя из дома, он тем не менее сунул книгу Глумза во внутренний карман плаща.
На дворе стояла великолепная осень, чистая и прозрачная. Бледному солнцу, пробивающемуся сквозь затягивающее его серое марево, удавалось еще донести до земли частицу своего тепла. Деревья, казалось, передумали сбрасывать пожелтевшую листву и ждут, когда она снова оживет и позеленеет.
Павел неспешно шел по скверу между рядами скамеек, занятых молодыми мамашами, которые, пользуясь хорошей погодой, вывели и вынесли на воздух своих многочисленных чад, чтобы они перед долгой зимой вобрали в себя побольше последних лучей пока еще теплого солнца.
Прогуливаясь по скверу, Павел мельком взглянул на лавку букиниста, в которой вчера приобрел книгу. Дверь ее была приоткрыта.
Старичок хозяин встретил Павла с распростертыми объятиями.
– Добрый день! Добрый день! Рад снова видеть вас! Постоянный клиент – гордость хозяина магазина! Надеюсь, вы остались довольны вчерашней покупкой?
– Да, благодарю вас, – кивнул Павел. – Я хотел бы узнать, нет ли у вас других книг этого автора?
Букинист посмотрел на Павла поверх очков.
– К сожалению, имя автора мне неизвестно.
– Его имя Гельфульд Глумз.
– Гельфульд Глумз… – Прикрыв глаза тяжелыми морщинистыми веками, старичок какое-то время беззвучно пережевывал имя губами, словно пробуя его на вкус. – Нет. Определенно – нет. Я никогда прежде не слышал этого имени.
– Очень жаль. Извините. До свидания.
Павел повернулся к выходу.
– Подождите! – окликнул его книжник. – Вчера, буквально через полчаса после вас, ко мне в лавку зашел человек, интересовавшийся книгой, которую вы купили. Он очень расстроился, узнав, что она уже продана, и просил передать вам, если вы снова зайдете, его визитную карточку. Он сказал, что ему очень нужна эта книга и просил, чтобы вы непременно связались с ним или оставили у меня свои координаты.
Букинист протянул Павлу визитную карточку с золотым обрезом. На глянцевом прямоугольнике буквами с вычурными завитушками было выведено: «Матфей Матфеевич Матфеев. М.Чересседельный пер., д.1, кв.5». На обратной стороне чернилами от руки было приписано: «Заходите в любое время. Не стесняйтесь».
– Этот человек сказал вам, как называется книга? – взмахнув визиткой, спросил Павел.
– Нет, – качнул головой букинист. – Но он описал, как она выглядит. Другой такой книги, как мне кажется, просто не существует. По крайней мере, я не встречал. А через мои руки прошло немало книг…
– Большое спасибо! – Павел убрал карточку в карман.
Букинист быстро глянул по сторонам, словно желая убедиться, что, помимо него и Павла, в магазинчике больше никого нет и, перегнувшись через прилавок, приблизил свои губы к уху Павла.
– Скажу вам по секрету, – очень тихо произнес он. – Этот человек мне совсем не понравился.
– А почему шепотом? – так же тихо спросил Павел.
– Я прожил долгую жизнь, – тяжело вздохнул старик. – Если человек мне нравится, то я говорю об этом во весь голос, а если нет, предпочитаю помалкивать. Кто знает, может, я ему тоже чем-то не понравился? Зачем мне лишние неприятности?
Еще раз поблагодарив книжника, Павел вышел из лавки.
Засунув руку в карман, он медленно провел пальцем по глубоким бороздкам золотого тиснения на переплете книги.
Наконец-то среди вороха мистики, наслаивающихся сновидений и призраков появилось реальное лицо, хотя и с несколько странным, симметричным именем. Если некто по фамилии Матфеев целенаправленно разыскивает книгу Глумза, следовательно, он что-то о ней знает. Похоже, появилась возможность положить конец неизвестности, тайнам и наваждениям, связанным с книгой.
На обороте визитки было написано: «Заходите в любое время». Павел решил не откладывать и отправиться к Матфееву прямо сейчас.
Глава 4
Малый Чересседельный переулок Павел отыскал недалеко от центра, в одном из тех мест, где, сделав всего несколько шагов в сторону от автомагистрали, можно увидеть за спинами современных бетонных многоэтажек дома, возраст которых исчисляется, должно быть, трехзначным числом. Кто жил в этих двух-, трехэтажных строениях, вросших в землю по окна первого этажа так, что для того, чтобы войти в подъезд, нужно было спуститься вниз по узкому наклонному желобу, протоптанному в слое спрессовавшегося мусора?
Стены парадного были вымазаны – иначе не скажешь – неровным слоем грязно-зеленой краски, облупившейся и облезшей во многих местах. Над грудой сорванных со стены почтовых ящиков красной краской были намалеваны корявые буквы: «Граждане жильцы! Соблюдайте в подъезде чистоту и порядок!» Надпись, похоже, сделали просто пальцем, измазанным в краске. Наверх вела лестница с выщербленными ступенями и без перил.
Квартира, которую искал Павел, находилась на третьем этаже. Дверь была новая, неокрашенная, номер квартиры аккуратно выведен на доске фломастером.
Не найдя звонка, Павел негромко постучался.
– Да-да, входите! Дверь не заперта! – громко ответил из-за двери сильный несколько глуховатый мужской голос.
Павел открыл дверь и оказался в длинном полутемном коридоре.
– Проходите же! – позвал из глубины квартиры все тот же голос.
Миновав коридор, Павел попал в небольшую почти квадратную комнату. Окна плотно закрывали горизонтальные жалюзи. На полу был расстелен лимонно-желтый ковер с очень густым, мягким ворсом. По центру ковра стояла настольная лампа без абажура. Ее яркий слепящий свет делал все, что находилось вокруг, плоским и контрастным.
Мебели в помещении не было никакой, кроме двух больших, глубоких кресел, в одном из которых сидел хозяин.
Поднявшись навстречу гостю, он слегка наклонил голову и представился:
– Матфеев, Матфей Матфеевич. Чем обязан вашему визиту?
Неловко поклонившись в ответ, Павел назвал свое имя и протянул Матфееву его визитную карточку.
– Очень рад вас видеть. Прошу, садитесь, – Матфеев сделал приглашающий жест в сторону кресла.
Хозяин квартиры был высокий, подтянутый мужчина лет пятидесяти. В длинных, густых, зачесанных назад темных волосах лишь местами пробивались редкие седые нити. На узком вытянутом лице с острыми угловатыми чертами резко выделялся большой крючковатый нос с горбинкой. Глаза скрывали очки с темными зеркальными стеклами. Весь костюм Матфеева – мягкие кожаные полуботинки, узкие брюки и свитер под горло с закатанными по локоть рукавами – был цвета безлунной ночи. Рельефные мышцы предплечий говорили о недюжинной силе их обладателя.
– Прошу извинить меня за скудность обстановки: я здесь временно, проездом. – Разговаривая, Матфеев слегка шевелил кончиками пальцев, будто старался освободиться от налипшей на них невидимой паутины. – Букинист, должно быть, сказал вам, что меня интересует книга, которую вы купили у него вчера.
– Меня тоже интересует эта книга, именно поэтому я и пришел, – сказал Павел.
– Она у вас с собой.
То, что это было скорее утверждение, нежели вопрос, Павлу не понравилось, поэтому он и ответил:
– Нет, она осталась дома.
– Вы говорите неправду, – с укором произнес Матфеев. – Книга лежит у вас во внутреннем кармане плаща.
– Откуда вам это известно?
Матфеев сделал неопределенный жест рукой: какая, мол, разница, известно – и все тут.
– Покажите мне ее! – Это прозвучало почти как приказ. – Прежде чем продолжать разговор, я должен убедиться, что это именно то, что мне нужно.
Павел достал книгу и, держа ее обеими руками, протянул Матфееву так, чтобы он мог рассмотреть обложку.
Матфеев, весь напрягшись, подался вперед. Пальцы его нетерпеливо подергивались, казалось, он готов был вырвать книгу из рук Павла.
– Да, это она, – сказал Матфеев. Внимательно рассмотрев книгу, он вновь, расслабившись, погрузился в кресло. – Что вы хотите за нее?
– А что вы можете предложить? – растерялся от неожиданности Павел.
– Все, что хотите, – приподняв руки с колен, Матфеев слегка развел их в стороны. – Практически все.
– Прежде всего я хочу знать, что это за книга.
И Павел снова убрал книгу в карман, давая тем самым понять, что не торопится с ней расстаться.
– Это книга по алхимии. – Голос Матфеева стал безразлично ровным. Слишком уж безразличным. – Написана она в тринадцатом веке монахом-альбигойцем Густавом Майрой, напечатана в конце пятнадцатого в городе Майнце.
– На вид книга совсем новая, – возразил Павел.
– Современное переиздание, – ответил Матфеев. – Выпущена очень небольшим тиражом, специально для коллекционеров. Больше ни для кого интереса она не представляет.
– На каком языке она написана? – тут же спросил Павел.
– Это давно забытый тайный язык альбигойского ордена, – кистью левой руки Матфеев неопределенно взмахнул в воздухе.
– Вам известно название книги? – задал новый вопрос Павел.
– Конечно, – лениво кивнул Матфеев. – «Великое Делание и другие сто рецептов для практического применения».
– В таком случае, – Павел бросил на Матфеева взгляд победителя, – у меня совсем не та книга, которая вам нужна.
– Что вы хотите этим сказать? – Брови Матфеева удивленно взметнулись над оправой очков.
То, что Павел не видел глаз собеседника, лишало его возможности до конца насладиться своим торжеством.
– Книга, которая лежит у меня в кармане, называется «К истории зеркал и связанных с ними явлений симметрии сна», и написал ее некто по имени Гельфульд Глумз!
Матфеев, как подброшенный, вскочил на ноги.
– Кто вам это сказал?! – негромко, со сдержанным напряжением воскликнул он.
– Прочитал, – невозмутимо ответил Павел, покачивая ногой.
– Как это «прочитал»?! – Голос Матфеева едва не сорвался на крик.
Павел удивленно повел плечом, выгнул губы и наморщил лоб, как будто не понимая, чему здесь собственно удивляться?
– Как все читают. – Он взмахнул рукой, пытаясь повторить недавний непринужденный жест своего собеседника.
– Вы знаете язык?
В голосе Матфеева явственно прозвучали растерянность, недоверие и злость.
Ах, как хотелось Павлу видеть в эту минуту его глаза!
– Извините, но я пришел сюда не для того, чтобы меня допрашивали, – церемонно, со сдержанным торжеством произнес Павел. – Я вижу, откровенный разговор у нас не получается.
Поднявшись из кресла, он коротко поклонился – гораздо изящнее, чем при знакомстве, – и направился к выходу.
– Постойте! – Стремительно выбросив руку вперед, Матфеев крепко ухватил Павла за локоть. – Искренне прошу простить, но вы ошеломили меня своими словами! Я был уверен, что никто в вашем мире не сможет прочесть книгу Глумза!
Павел позволил Матфееву снова усадить себя в кресло.
Матфеев, похоже, был уверен в том, что его гостю удалось прочитать всю книгу Глумза, и Павел не стал разубеждать его. Слушая Матфеева, он только многозначительно кивал.
– Как вы понимаете, – продолжал тот, – знания, заключенные в книге Глумза, практически бесполезны в Реальном мире, но в Мире сна они бесценны.
При словах «Мир сна» Павел перестал изображать всеведущего мудреца и удивленно посмотрел на Матфеева.
– Вы верите в существование Мира сна? – спросил он, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более небрежно.
– Конечно, – ответил Матфеев и едва заметно улыбнулся. – Ведь я сам оттуда.
Если бы не события, проиcшедшие прошлой ночью и сегодня утром, Павел скорее всего счел бы Матфеева сумасшедшим и поспешил бы уйти. Но теперь он уже сам был близок к тому, чтобы поверить в существование таинственного, никому не известного, находящегося где-то за гранью реальности Мира сна. В противном случае пришлось бы разрабатывать версию о эпидемии галлюцинаций с однотипными видениями.
– Итак, думая, что мне неизвестно содержание книги, вы собирались купить или выменять ее у меня, чтобы воспользоваться в личных интересах, – произнес Павел голосом судьи, оглашающего приговор.