Франсуа и Мальвази. II том

– Штурмовать крепость для ночлега на одну единственную ночь, это нам может подойти?!…

– Он принимает нас за дураков!

– Да он просто решает нами какие-то свои дела!

Франсуа д’Обюссон держа пистолет дулом кверху остановил Мачете:

– Э! Ты кажется подумал что мы отказываемся настолько, что даже не желаем выслушать твоих разъяснений, раз повернулся задом? Клянусь я тебе его прострелю, если ты не изменишь своего мнения.

– Да нет же, ничего плохого я о вас не думаю, конечно же, успокойтесь только! Я ни на миг не сомневался о вашем согласии и повернулся идти к вам! – невольно отговаривался Мачете в затруднительном положении, чувствуя что чтобы он ни сказал, это вызовет недовольство, ни тех так других, – Там всего пол-сотни пьяных разбойников, сотня в деле сейчас!

Сзади, докуда доходили только отдельные слова, послышались ружейные выстрелы и более того усиленный рев возмущенного д’Олона с жестом руки «убрать».

– Шевалье, дайте мне пятьдесят луидоров! Я вас румяненьким до куда угодно доведу, еще и заработаю на этом!!!

– Боже мой! – прошептал Мачете, пригинаясь и присвистнув / на дорогу выбежал его черный конь /, спрыгнув прямо в седло, понукнул, – Вперед!

Шевалье д’Обюссон тронул за ним и весь отряд французов последовал вослед. Их втянули ловко и невольно в какую-то новую авантюру. Но по дороге можно было поподробнее пораспрашивать и обсудить меж собой. Справа по ходу к ним неприметно присоединились еще два наездника в старых кожаных бурках, и подозрительные на вид, что давно и так уже значило: бандит-одиночка далеко не одинок.

– Признаться да, – говорил Мачете подначивая, – когда такие герои после бурных восторгов от поживы, смолкли в гробовой тишине и завозмущались, когда узнали что придется чуток пострелять, я подумал что далеко с вами не уедешь. У нас не постреляешь – не поешь!

– А чей это замок… Шандади?

– Чей же еще, когда ворота в нем всегда нараспашку! И туда захоже всякое отрепье.

После этих слов они долго ехали молча, погоняя рысцой, или же наоборот сдерживаясь, в зависимости от того как успевал хвост, представленный графом д’Олоном, а вернее хвостом той лошади что бежала за ним вслед натяжеле, обвешанная поклажей двух тонких стволов кулеврин.

У банды Мачете имелся при себе запасной четвертый конь, полностью взнузданный, и он был передан испытывающим наиболее острую нужду позади…

Дорога, или лучше сказать путь, потому что уже редко когда замечались следы полозьев, совершенно отсутствовала обочина, и полотно иногда представляло собой некогда влажную корочку, затвердевшую на солнце, от чего не пылила, а только ломалась на мелкие ломтики под массивными обросшими копытами коней. Порою встречались такие заросли и с кактусами, что непривычные французы никогда бы не решились прогонять средь них своих коней, не будь едущих впереди них бандитов.

Заметно было что они много поднимались и редко когда доводились спуски. Жара стояла нестерпимая и не перебиваемая даже ветерком на редких спусках, с которых уже не доводилось сгонять, так как взбитость поверхности почвы изобиловала различными кочками и рытвинами не давшими бы этого сделать. Впереди виделись еще большие горы, куда они неукоснительно забирались. Неожиданно справа из-за невысокой горки, заросшей кустарником, выскочила широкая уезженная меловая дорога, по сообщению Мачете идущая на Сан-Вито ло Капо, которое они видели с моря. Кому вспомнилось то бездумное безмятежное время перед тем что их поджидало?…Дорога уносила их вверх. Выше на подъеме она стала вовсе твердой, как каменные грунтовки, покрывающиеся налетом дорожной пыли.

Незаметно движущаяся конная процессия оказалась на дне глубокой впадины, зажатой со всех сторон стенами крутых склонов. По левую сторону до подножия холма, иль даже еще ниже протянулась ложбина каменной реки в которой, казалось тек ручеек, но по всей видимости так только казалось, или же представлялось жаждущим рассудком. Жаждали не только люди, но и кони. Особенно сильно это проявилось при крутчайшем подъеме, где дорога после изгиба резко забиралась на кручу. Изнуренные мокрые от пота кони вяло передвигали одеревеневшими ногами и тяжело дышали, не в пример горским скакунам, легко возносившим своих наездников. Те так же выгодно отличались от усталых, запыхавшихся французов. Имея при себе фляжки с водой они ни разу не воспользовались ими, а Мачете заехав уже наполовину, не поленился повернуть коня обратно, видя как отстал граф д’Олон и что именно его заставляет плестись далеко взаду.

Ведя на поводу лошадь со «сломанной» или только подбитой ногой, которая теперь могла только идти ужасно хромая, д’Олон с заботливым, измучившимся лицом повернулся, заметив перед собой Мачете, изготовившегося стрелять.

– Сломавшихся лошадей… кончают!

Мачете смотрел на него так, что граф оказавшийся беззащитным перед лицом бандита вполне мог бы соотнести эти слова и к поотставшему себе, от чего издав невнятный звук невольно отвернул глаза… Раздался выстрел: лошадь пала замертво, Мачете отъезжал обратно, а он, граф д’Олон на виду у всех остался в глупом положении.

С настороженным вниманием наблюдавшие французы видя что ничего страшного не произошло, устало обернулись назад и вся колонна тронулась дальше. Д’Олон погнал за ними, соглашаясь с тем, что конец у нее все равно один: не от пули так от сицилийского волка.

Достигнув самого гребня, откуда по идее должен бы был быть спуск, поехали по сравнительно ровной по горизонтали ленте дороги, с которой смотреть вниз через край спокойно было невозможно: далеко внизу пропасти виделись ранее не замеченные цитрусовые деревца, выделяющиеся темно-зелеными шариками крон; на противоположном склоне холма в невероятной крутизне разместилось небольшое серое глино-каменное строение пастуха.

Далее пошли более щадящие условия для езды. С дороги, которая шла во дворец они свернули. Путь пролегал по местам под легким уклоном и все больше вниз. Без особых затруднений пересекались заросли и пастбища. Вдобавок попался мутный жидкий ручей, к которому с особой жадностью припали конские головы, превратив его в несколько луж.

Мачете видя как Фернандо внимательно смотрит на то, как его конь потягивает в себя грязную жижу, понимающе кивнул, сказав по-испански:

– А мы люди!…Мы подождем…

И подождав еще с минуту, когда конская голова поднялась, деланно оттопырил борта куртки, присел на корточки, и опершись на длинные руки приложился к тому же месту…

Фернандо скриворотило и стошнило, всё сразу. И хотя жажда очень отразилась на его лице, незадачливого испанца невольно поворотило от такого упоения и под громкий гортанный хохот Мачете он с обескураженным видом поспешил увести коня.

Мачете долго хохотал вослед, затем остановившись задумчиво произнес: «Нет»…

В путь таких – не берут!

Про таких – не поют!

Он снял с пояса фляжку с водой и пустил по очереди, хоть по глотку промочить горло. Двум своим дружкам он показал сделать то же самое. Фляжки уходили в другую от Фернандо сторону и он не уважая себя, позорно поплелся под торжествующим многозначительным взглядом Мачете, в итоге не успел.

В следующий раз по словам проводника был сделан крюк и остановились они уже около многоводного ручья, вода в котором хоть и была мутной, но с поверхности ее никто не боялся пить.

…Совершенно того не ожидая взобрались с обочины на широкую меловую дорогу, сверкающую белизной на ярком еще свету. Под воздушной белой пылью чувствовался хороший естественный дренаж, не дававший ей раскиснуть во время дождей. При сравнительно быстром передвижении, которой колонна французов устремилась по дороге, временами поднималась большая пыль и поэтому чтобы не глотать ее зря, ими была занята вся ширина. Разбившись по цепям нестройной массой они вели путь по узкому равнинному коридору в общем-то называемому дорогой, которой можно было назвать так с большой натяжкой, но важен был сам факт того, что невысокие внутренние сицилийские горы протянулись по обе стороны на отдалении. Признаться никому не хотелось сворачивать с наезженного пути и торить новый, через ряды казалось непрерывных стен холмов с разрушающимися, обнаженными макушками, выветривающимися от известняка и песчаника.

– Vade Retro!…Сатана, – проговорил неожиданно Мачете глядя в подзорную трубу. – Гляньте-ка что!

Ничего особенного д’Обюссон не увидел, разве что едущих навстречу вполне приличных людей… Непонятно только что в этом факте у Мачете могло вызвать столько эмоций? Видя что «встречи на дорогах» шевалье не волнуют бандит-одиночка после минутного всматривания в трубу на ходу коня подал предположение:

– О да, среди них никак едет сам монсеньор Спорада!? Это его люди.

У д’Обюссона хватило выдержки чтобы дернувшаяся за трубой рука осталась держать вожжу. Рассудив, что ежели едет – то обязательно приедет. И через очень короткое время он получил зрительный прибор, переданный де Гассе.

…Так он и знал!…Карета, столько сопровождающих людей верхом и все ради того чтобы в цельности довезти то пестренькое, что потихоньку качалось в седле, разве что не свесив обе ножки по одну сторону, так называемо по-женски, злился он голодно и все не мог хорошо разглядеть лица, повернутого к пожилому всаднику, едущему рядом…

Грузный, седовласый и недобрый лицом старик прищуря глаза вглядывался вперед с видимым недовольством отразившемся в сильном нахмуривании морщинистого лба.

– Что такое??…Неужели марсальцы? – недоумевал он.

Едущая рядом молодая девушка повернулась и сделав паузу улыбаясь, почти смеясь произнесла:

– Разве князь де Бутера со своими марсальцами на дороге не так же любезен как на празднествах и балах-маскарадах у нас в Сан-Вито или во дворце Нормандов?

– Нормандов! – сварливо повторил старик. – На дорогах он хуже всяких нормандов! Поэтому я попрошу займите свое место в карете и задерните занавески.

– Скорее всего прятаться нужно вам! – вообще рассмеявшись звонко отпарировала она, на что пожилому сопровождающему пришлось смолчать, не найдя более приличествующих словесных форм для отдачи повторного приказа, и в любом случае прежде его внимание привлек подъехавший сзади паж, произведенный в этом месяце выше в форейторы, о чем свидетельствовал его новый зеленый костюм и пренаглые манеры, с какими молодец из-за его спины обратился к синьорине.

– Сестричка!

– А-а!? – протянула она игриво томно.

– Прелестненький цветочек, красавица моя ненаглядная как солнышко ясное, отпусти меня, мне срочно нужно в это самое…

Голос Виттили недосказанно осекся на последнем слове, когда он заметил что за странное воинство приближается к ним навстречу… Его же сестричка: элегантная юная особа с величавой осанкой и гордо поставленной головкой, прелестно оформленной внешне, залилась таким звонким задорным смехом, что прическа, убранная корзинкой вверх затряслась бриллиантовыми подвесками с длинными вытянутыми каменьями, ставшими мелко дробно стукаться друг о друга. Особенно что ее рассмешило было то, что Виттили, который появился под руку к разговору срочно захотелось в это /…ну как его там! / сразу как только выяснилось с кем им предстоит встретиться, вдобавок к его комичной клянчующей гримасске на лице. Хорошо зная лукавость своего «братца», а вернее мошенническое нутро, она предположила что не скоро его увидит. На всем пути до Сан-Вито можно найти массу причин почему и что ему помешало дослужить этот оплаченный наперед месяц сполна, и почему он вернулся без нового зеленого крепдешинового костюма с полосочками.

– Ну иди, – отпустила она, вволю насмеявшись и вспомнила, что хотела посмотреть на встречных мужчин. Однако ее снова отвлек противный старикан-чичисбей.

– Так!! Молодой человек!…Да вы! Коня оставьте! Оставьте, вам же только до первых кустов доехать нужно! Не чаете же вы скакать от них до самого Алькамо, – опозорил он Виттили, скромно пытавшегося прихватить с сбой и коня.

– Ну зачем так, не надо, ему же тоже нужно ездить, – заступилась за братца знатная синьорина, тем томным женским голосом, который звучит обычно под руку и не является чем-то обязательным, даже от столь знатной сеньоры.

– Ничего! Недалеко! И так дойти можно. – твёрдо настоял жёсткий старикан, отлично знавший о всех уловках и проделках юного негодяя, который уже известно как использует причину встречи с незнакомыми людьми, обозванными уже Нормандами наводяще. И осрамленный при всех Виттили под непрестанным наблюдением старика еще более смешался, когда за вожжи цепко ухватился приставленный следить конюх; вынужденно слез с коня, передавая поводья: представившийся случай надо было использовать. Ему бы надо было дождаться разъезда со встречными, тогда бы исправилось дурное положение, которое несомненно за ним возникло в глазах людей из кавалькады, кои и сами побаивались предстоящего; и эту диспозицию он понял, попав в другое прямо-таки дурацкое положение из-за попытки спроедошничать на коня, когда оставшись с одним костюмом на поживу, ему и в самом деле пришлось уйти с дороги в «кусты» от греха подальше такой встречи в одиночку с этой конной шарагой при пушках, что заметно уже приблизилась.

Шевалье д’Обюссон заметил что Мачете что называется линяет, постепенно затесываясь в самую гущу.

– Приготовьте оружие! – скомандовал он задним, когда как передние вместе с ним обо всем уж договорились. С левого края была оставлена лазейка, но такая чтобы в нее невозможно было проехать, а впечатление о серьезности их намерений раньше времени не создавать. Меж тем оно шло, авангарды отряда и кавалькады сближались и сблизились настолько, что Франсуа сам себя поймал на желании разглядеть обладательницу синего платья из воздушного шелка и кашемирового плаща, перекинутого через руку, но ее не было видно из-за темной фигуры старика с широкой грудью намеренно прикрывавшего ее за собой. Не заметил как наступил момент: масса конных французов являвшая собой невозможность сузиться, заслоняя тем самым проезд разбухшей голове кавалькады, заставила приостановиться… и в этот самый лучезарный миг Франсуа увидел подавшуюся вперед на своем коне саму синьорину, ее лицо!…встретилось с ним и пленило светлым нежным видением женской прелести, устремленной к нему… Сколько длились эти светозарные мгновения?…невозможно было почувствовать, но как темная тень навалился, оттеняя ее собой старик чичисбей, заметивший нескромность своей подопечной. Закрывая собой и резко раздраженно придерживая ее коня, процедил сквозь зубы:

Примечания