Просодия. Сатирическая повесть

Редактор Елена Васильевна Степанова

© Ольга Геннадьевна Карагодина, 2019

ISBN 978-5-4483-1362-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Аннотация

С дореволюционных времён в России существовали литературные клубы, салоны, музыкально-поэтические собрания. Они стали ведущей формой организации литературно-музыкальных сообществ. Различают поэтические, литературно-музыкальные, музыкальные и театральные гостиные. Как это происходит, кто попадает в эти салоны, что такое музыкальный котёл и как в нём вариться? Как оценить творчество, что такое просодия?

Просодия, в переводе с греческого, означает ударение, мелодию, то есть этот термин применяется к стихам, пению и подразумевает некоторую ритмическую и мелодическую схему, наложенную на цепочку звуков. Музыкальный котёл – это кухня, дрязги-сплетни околомузыкальной тусовки.

Обо всём этом в сатирической форме рассказывает эта книга.

Сон

Сон Саввы Отченашего, – фамилия ему досталась от далёких предков, – был сумбурным и реалистичным. После трудового дня, а работал он агентом по недвижимости, плотного ужина с женой, пары начириканных строк, ибо по совместительству с агентом он был ещё поэтом-самоучкой, Савва лёг спать поздно. Долго не мог уснуть и, лишь посчитав баранов, коих оказалось огромное стадо в несколько тысяч голов, провалился в чёрную дыру.

Под утро ему приснился красивый, волнующий, сказочный сон. Привиделось, что он сидит за столом и пишет стихи. Неясные строчки не рождённых стихов маячили в сознании, а ему никак не удавалось их записать. Бился-бился мухой в паучьей сетке, толку ничуть, не пишется и всё тут. Но неожиданно они запрыгали, заплясали и превратились в нотную тетрадь. Савва с изумлением обнаружил, как его рука выводит нотные знаки, хотя он никогда не учился музыкальной грамоте. Пригляделся к значкам и с изумлением заметил: ноты вспорхнули вверх и обернулись маленькими чёрно-белыми птичками, щебечущими какую-то неясную мелодию. Изо всех сил он старался её разобрать, но ничегошеньки не получалось. Савва вытянул голову вверх, боясь потерять птичек из виду и не заметил, как картинка изменилась.

Он очутился в ночном лесу на поляне у горящего костра, вокруг него – люди с гитарами поют песни. Савва – между ними, а перед его глазами прыгает весёлый огонь. Неожиданно пение смолкло, один из музыкантов встал, протянул ему руку, изрёк:

– Я спою песню на твои стихи.

– На мои? – подивился Савва. По спине пробежали мурашки. Ему показалось, что сейчас случится что-то из ряда вон выходящее. – Но на мои стихи песен нет! – растерянно глядя по сторонам, словно ища отгадку происходящему, выдавил он из себя.

Музыкант продолжал внимательно на него смотреть. Он был немолод, пожалуй, даже пожилой, с живыми карими глазами, крупным носом с горбинкой. В его чертах лица было что-то восточное, однако говорил он на чистейшем русском языке.

Савва заметил, как тот коснулся пальцами струн гитары, и они с трепетом отозвались. Зазвучала мягкая красивая мелодия. Баритон запел. Савва обомлел. Это были его ненаписанные строки о душе, ангелах, сотворении всего сущего. По лицу потекли слёзы:

– Как вас зовут, калика перехожий? Я читал, что вы можете переходить с того света на этот и обратно…

– Варламий, – просто ответил тот.

Только Савва захотел разглядеть собеседника – сон оборвался.

Рядом сопела в две дырочки гражданская жена Санька. Её белокурые локоны разметались по подушке и, судя по выражению сонного лица, снился ей очередной поход в кафе «Трюфелинка».

Каждую неделю Савва оставлял в этом чёртовом кафе часть зарплаты: Санька любила всё самое лучшее, а значит, всё самое дорогое. Вот и теперь она сладко причмокивала губами и облизывалась.

– Не иначе, ест черничное пирожное, – улыбнулся он, окончательно вылезая из-под одеяла. В голове свербила одна единственная мысль: подан знак! Нужно действовать. Кто-то свыше подсказывал – пора!

За кружкой обжигающе-горячего кофе пришла идея: а не собрать ли друзей-поэтов? Поговорить с ними. Попросить помощи в поиске музыкантов. В конце концов, организовать своё сообщество. Пусть одни пишут стихи, другие их поют.

Прошло два месяца, и такой случай представился.

Савва много времени проводил на поэтических сайтах, где они с поэтами обсуждали творчество друг друга. Многие знакомства из виртуальных быстро переросли в реальные, а однажды он познакомился с поэтом и музыкантом из далёкого Израиля: у них оказалось много общего. Нового знакомого звали Варламий.

У того было туманное происхождение, в своей родословной он совмещал с десяток народностей: армян, грузин, евреев, русских, цыган, поляков… Он не так давно уехал из России, женившись на израильтянке, но на новой родине прижился плохо, чувствовал там себя гоем, а после обидного прозвища «армянская тухес», данного ему соседом по лестничной клетке, решил жить на две страны. Успокоился он только после того, как, однажды выйдя на лестничную клетку выкурить сигарету, послал соседа расхожей фразой на идише: «Киш мири ин тухес унд зай гезунд!», что означало: «Поцелуйте меня в задницу и будьте здоровы!»

– В конце концов, в наше время, – думал Варламий, – можно иметь и двойное гражданство.

Поэтому, дабы не лишиться прописки в Израиле, он четыре месяца жил со своей законной женой в Натании, остальное же время предпочитал проводить на исторической родине в Москве.

Отпуска были ему крайне необходимы ещё по одной причине: после двадцатипятилетия супружеской жизни они с Цилей пошли на второй срок, а его душе периодически требовался покой. Жена была хорошей женщиной, но шумной. Он был человеком предприимчивым и умным.

Свою квартиру в Москве Варламий не продал, а сдавал внаём. По приезде же всегда приглашал к себе друзей, «девочек» и коллег по прошлым работам, ибо в одном и том же месте подолгу никогда не задерживался.

И вот однажды, после того, как они переписывались полночи, Савва попросил Варламия выслать по электронной почте фото. Уж очень ему хотелось посмотреть на своего обретённого нового друга. Каково же было его изумление, когда он открыл почту и увидел: это был человек из сна. Лет шестидесяти, суховатый, с большим восточным носом, седыми вьющимися волосами и живыми карими глазами.

Савва был потрясён до глубины души. Теперь он точно знал, именно ему предначертано великое будущее. Он зачинатель чего-то нового, он чувствует в себе силы соединить музыку и стихи. Он будет поэтом-полководцем, летящем на белом Пегасе, ведущим за собой толпы трубадуров-альтруистов, поэтов-неудачников, кухонных гитаристов. Бардовская песня на оригинальные тексты – вот его конёк! Нет, конь. Он станет продюсером, и ему срочно нужен помощник.

Савва решил узнать, а не играет ли Варламий на каком-нибудь музыкальном инструменте? Выяснилось, что играет. На гитаре. Правда, в основном, для жены Цили. Но это не страшно, главное, начать. Потом поинтересовался, не мог бы Варламий написать песню на его стихи? Выяснилось, что тот никогда не писал, но попробовать хочет, мотивируя это тем, что лучше уж писать музыку, чем целыми днями смотреть, как Циля жарит рыбу фиш, а потом смачно её ест, облизывая косточки. Вот тогда Савва и рассказал ему о своих планах.

«Дорогой Варламий, – написал он новому другу, – мы рождены свершать великие дела. Мне был дан знак. Я ненавижу эту мерзкую скользкую жизненную борьбу, не оставляющую ни сил, ни желаний для осуществления мечты. Бытие – это гадство. Осуществить мечту можно только за счёт тех сил, что уходят на борьбу за жизнь. Но тот, кто там, наверху, правит миром, однажды сказал мне, что мир стоит не на слонах, не на китах, не на бегемотах, черепахах и быках. Он стоит на трёх огромных боровах, – смердящих и прожорливых, и мы с тобой должны быть выше этого. Мы поведём за собой людей и воспарим над мрачной действительностью!»

Варламий оказался человеком сметливым, поэтому, получив это душераздирающее и высокопарное письмо, задумался. Дело выглядело привлекательным. Вожак есть. А сколько страсти и нерастраченной энергии в далёком друге из России! Сколько грандиозных планов, помыслов в отношении поэзии и музыки!

– Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков, – вспомнил строки из песни Владимира Высоцкого и, не откладывая в долгий ящик, собрался ехать в Россию. Пришлось объяснить Циле, что там его ждёт работа, а, может, и мировой успех. Потом потратил несколько ночей под богатырский храп своего стодвадцатикилограммового золотка на сочинение пары песен на стихи Саввы и, как только результат был получен, отправил их автору.

Отклик пришёл спустя десять минут.

Савва был на седьмом небе от счастья. Теперь он может называться поэтом-песенником. Начало положено.

Спустя три месяца Варламий заверил Цилю в полной победе своего предприятия, наобещал золотые горы и полетел в Россию на целых полгода. За это время он намеревался помочь Савве создать поэтическое сообщество, смекнув, что управлять им сможет и в Израиле.

Через несколько бессонных ночей, проведённых в квартире Варламия, у них с Саввой родилось сообщество. Пока оно состояло всего из двух человек. Омрачало радость только одно: помимо рождения появились и жертвы. Взбунтовалась Санька, уличив Савву в неверности.

Варламий трезво оценил обстановку и лаконично уладил неприятность. Будучи опытным кавалером в общении с дамами, он сводил Саньку не только в «Трюфелинку», но и в ресторан «Выше облаков», что на вершине Останкинской телебашни, рассказал ей о своих грандиозных планах, пообещал держать в курсе всего, что будет происходить, после чего вопрос с рожками, будто бы пробивающимися в глубине пышной Санькиной причёски, на время был снят. Довольная Санька и сама загорелась новым предприятием.

Просодия

Вскоре на страницах литературных интернет-сайтов появились объявления: «Дорогие поэты и музыканты, присоединяйтесь! Новое сообщество „Просодия“ – это альтернативное общественно-творческое движение, в котором главным является синтез слова и музыки, союз поэтов и композиторов-исполнителей. Вас услышат! Вы будете выступать на лучших площадках нашего города!»

Начинать новое дело трудно.

Савва с Варламием решили сделать свой первый сольный концерт. Договорились с одним уважаемым клубом по поводу аренды помещения. Варламий в срочном порядке написал несколько песен на стихи Саввы, обзвонил своих знакомых и пригласил их на концерт.

Поскольку никто из знакомых до сих пор не видел Варламия, закатывающего концерты в клубах, – обычно он закатывал их для начальства, – многие с интересом откликнулись на предложение.

Со своей стороны, Савва пригласил своих соратников-поэтов вместе с жёнами и детьми.

Поэты всполошились.

Услышав новость о том, что Савва организовал концерт, и на его стихи теперь поют песни, многие пошли посмотреть на сие действо – кто из любопытства, кто из зависти.

Частенько первый блин выходит комом, но этот концерт удался. Начинающие предприниматели остались довольны собой, однако нужны были другие исполнители. Всё ж слушать одного Варламия было тяжеловато, ибо по большей части он остался архитектором, а не певцом, как ни старался.

Прочитав в письмах об успехах мужа, Циля страшно возгордилась. Она никогда не сомневалась в своём Варламчике и тоже было засобиралась в Россию, но муж быстро её напугал слабым здоровьем, промозглым российском климатом, неподъёмными ценами на всё, включая трусы и спички и отсутствием хорошей рыбы.

А в Москве жизнь завертелась. Общественность, состоявшая, в основном, из малоизвестных поэтов, бурно зашевелилась. С музыкантами, правда, было туговато, но Варламий придумал ход. Понимая, что приличные композиторы не заинтересуются мало кому известными поэтами, он сделал ставку на тех, кто поёт свои песни на кухне друзьям и уговорил знакомую поэтессу Хладу поискать их через интернет. Огромное количество людей, пишущих музыку, ищут тексты для своих песен. Им наверняка понравится предложение выступить в приличном клубе.

Хлада рьяно взялась за дело. Прошерстила поэтические и прозаические сайты, прочитала гору написанной муры, завела отдельную страничку в интернете и понемногу начала выходить на безродных музыкантов. Многие самоучки уже махнули было рукой на своё творчество, но теперь им представлялся шанс начать всё заново и, главное, для этого не требовалось высшее музыкальное образование, да и возраст не играл никакой роли.

Хлада кидала крючок с наживкой и довольно скоро стала опытным рыболовом. «Вы пишете песню на мои стихи или стихи вот этих поэтов – я помогаю выступить на сцене престижного клуба». Творческий народ повалил валом.

Через короткий промежуток времени дела пошли в гору. Появились новые исполнители. Все они где-то работали и имели различные профессии. Среди них были адвокаты, бухгалтеры, врачи, секретари, преподаватели английского языка, охранники, кассиры и даже банкиры. Объединяло их одно – все писали стихи или прозу, играли на гитаре, фортепиано, владели синтезатором и с удовольствием откликались на новое для них дело, а именно: написание песен.

Поначалу концертов было немного: по одному в месяц, но музыканты всё прибывали, и скоро их стало довольно много.

Арлен Колотушкин и Ведмедь

Став продюсером, Савва начал не только примерять лавры, но и собирать шишки. С каждым артистом приходилось работать в отдельном порядке.

Однажды на один из сборных концертов исполнитель русского шансона Арлен Колотушкин, в мирской жизни трудившийся охранником, пригласил своего друга в качестве группы поддержки. Он собирался выступить сам и уговорить Савву выпустить на сцену его друга.

Поначалу Савва заартачился, но Арлен стоял за друга горой и даже приплатил за него. Они давно были знакомы, жили в соседних квартирах.

Савва хорошо знал увлечения соседа. Арлен любил охоту, держал здоровенную псину и сочинял песни на стареньком синтезаторе. К тому же, его знали и уважали жильцы подъезда, благодаря истории о задержании наркомана. История переходила из уст в уста, обрастая всё новыми деталями. А было так.

Арлен всей душой ненавидел братию нариков, да надо же было такому случиться: на ловца и зверь бежит.

Работа у него сидячая – просиживал штаны охранником офиса, двигался мало, старался после работы ходить пешком. В один из вечеров, возвращаясь домой, Арлен поднимался к себе на четвёртый этаж. Он уже предвкушал горячий ужин, дымящийся на столе, когда заметил в пролёте между этажами фигуру: молодой паренёк африканской наружности держал в руках маленький пакетик. Негритёнок тоже его заметил, сверкнул белками глаз на тёмном лице, подмигнул Арлену и… показал раскрытую ладонь, а в ней – пакетик с белым порошком.

От возмущения у Арлена подскочило давление, зашумело в ушах, ударила кровь. Не говоря ни слова, он подскочил к парню, схватил его за тёмно-серую куртяшку с капюшоном и поволок вниз. Курчавый дурачок и не подозревал, с кем связался. У Арлена была бульдожья хватка. Паренёк взвыл, что-то залопотал, но Арлен его не слушал, доволок до двери и выкинул на улицу.

На следующий день у подъезда его поджидали двое: один чуть помельче Арлена, но довольно крепкий, другой – худенький и пониже. Он достал какую-то книжицу и ткнул под нос:

– Попрошу остановиться и пройти к нашей машине!

– А вы кто такие? Документики имеются? – осведомился Арлен.

– Сейчас узнаешь, падла, – прошипел мелкий, ткнув под нос удостоверение сотрудника ФСБ. – Ответишь за хулиганство.

– Ну-ка, дай почитаю, – начал наливаться злостью Арлен, – какая там фамилия… Свищев? Что-то я таких в районном отделе не знаю, – и на всякий случай прихватил руку мужичка повыше локтя. Тот испуганно забился.

В бой вступил товарищ Свищева. Он схватил Арлена за вторую руку и попытался загнуть её за спину.

Изумлённый Арлен расхохотался, выпустил мелкого и сцепил руки перед собой: «Давайте, орлы! Расцепите ручки!»

Мужики повисли на его руках, как пиявки. Тот, что был повыше, прохрипел:

– Валера, доставай наручники!

При слове «наручники» Арлен побагровел, расцепил руки и, сделав стряхивающее движение, откинул нападавших, мгновенно перехватив обоих за воротники курток.

Марина ждала мужа. Он задерживался, она нервничала, поглядывая на часы. На обеденном столе остывала жареная оленина, добытая мужем на охоте.

Неожиданно за дверью послышалась возня, и она узнала голос мужа:

– Марин, открывай. Руки заняты. Зови Дарли.

Распахнула дверь, пропустив вперёд собаку.

На пороге стоял красный, аки поздняя рябина Арлен, в его руках карасями барахтались два мужика. Один из них практически висел над полом. Арлен втолкнул их домой, не выпуская из рук, и громко скомандовал:

– Дарли! Охранять!

Огромный чёрный ротвейлер, грозно рыча, сел перед хозяином. Мужики притихли. Арлен скомандовал жене.

– Быстро набирай Васильича и поднеси мне трубку к уху. Возьми из кармана этого червя, – потряс в воздухе мелким мужичком, – удостоверение подполковника ФСБ. Проверим, что за птица.

Марина с расширенными от ужаса глазами стала нервно шарить по нагрудному карману взбрыкивающего псевдофээсбэшника. Тот лягался, но молчал. Достала книжицу, развернула, прочла: «Начальник управления Центрального округа подполковник Свищев».

В это мгновение тот, что повыше, попытался вывернуться и достать ногой Арлену в пах. Здравствуйте! Если бы он только знал, что собака – чемпион Москвы по кусачке. Она бросилась на злоумышленника, но хозяин остановил её и в ответ двинул Свищеву ногой под зад.

– Не трепыхайся, карась!

Дотащив обоих до дивана, кинул подполковника на подушки, второго же, зажав покрепче, повалил на пол и сел верхом, заломив руки за спину.

Марина прибежала с телефоном, поднесла трубку к уху мужа.

– Алло, Васильич, привет! Пробей-ка по базе, есть у вас в управлении некий подполковник Свищев? Что случилось? Потом расскажу. На охоту через неделю? Конечно, поедем! Песни под гитару? Будут. Не торопись, я подожду. Чего пыхчу? Кабанчика завалил…

Тем временем Свищев вовсе не собирался дожидаться окончания разговора. Он попытался вскочить с дивана и кинуться на Арлена со спины. Тут его и накрыло. В лицо злоумышленника ударила струя нервнопаралитического газа – это не выдержали нервы у Марины, которая решила постоять за мужа и собаку. Не растерялась и Дарли, крепко взявшая свою добычу за ногу. Аккуратно, ровно так, чтобы удержать, но не прокусить, как учили в кинологической школе. Глаза злодея заслезились, горло сдавило, он зашёлся кашлем. Враг был повержен. Дарли скосила глаза в сторону хозяина. Тот одобрительно крякнул, восхищаясь своими девочками.

– Дарли, выплюнь его! – и крикнул в трубку: – Ну что там? Нет такого? Я так и думал. Васильич, приезжай на оленину. Сейчас. Пару мальчиков возьми. На меня совершено нападение. Чего ржёшь? Кто осмелился? Нашлись два дурака…

Через семь минут Марина, до сих пор держащая в руках баллончик, открыла дверь. На пороге стоял Олег Васильевич – начальник отдела Юго-Восточного округа по борьбе с преступностью и террористической деятельностью. За ним – трое молодых парней. Двое с автоматами и один в штатском. Васильич с интересом рассматривал удостоверение, когда услышал надсадный кашель.

– Кто это у вас так кашляет? Кого Дарлюша взяла за горло?

– А-а, – махнула рукой Марина, – это я его спрыснула. Он мешал Арлену держать крупную птицу.

Разберёмся, – улыбнулся Васильич, махнув мальчикам. – Взять!

После этого случая Арлена наградили за доблесть и честное служение Родине, а по району поползли слухи о его героическом поступке.

Савва уважал и чтил соседа, и пригласил его в свою команду одним из первых. Вот и сейчас не смог ему отказать. На сцену поднялся Евгений Ведмедь. Как нередко бывает, фамилия солиста соответствовала образу. Огромный мужик с выправкой особиста в тёмно-коричневом вельветовом костюме, с густой седой шевелюрой и громогласным голосом.

Ведмедь пел с детства. Он громко орал в яслях, голосил в детском саду, с удовольствием ходил на все уроки пения в школе. Пение давалось ему гораздо лучше остальных школьных предметов. Частенько, придя домой, он вынужден был давать дневник отцу на подпись, после чего выслушивал обязательный в таких случаях монолог: «Русский – два, математика – два, физика – два… Физкультура – это уж ни в какие рамки… забыл форму – два! Растяпа! О! Пение – пятёрка… Господи! Этот дeбил ещё и поёт!»

Сегодня Евгений Петрович выступал в клубе в поддержку друга Арлена. Песню он взял хорошую, не какую-нибудь чукотскую народную – «что вижу, то пою»: «Вижу, зал небольшой, однако, потолок чёрный-чёрный, как фрака, Красным, жёлтым горят рамп-глазницы, – Это мой выступленье. Красиво. Ыыыыыыыыыыннн…», а любимую с детства: «Чуть помедленнее кони» Владимира Семёновича Высоцкого. Этого исполнителя он почитал и уважал за умные, сердцем пропетые песни, близкие каждому неравнодушному русскому человеку. Но главное, у них были схожи голоса. Евгений Петрович пел с хрипотцой, старательно подражая своему кумиру. К выступлению готовился заранее и основательно. Не доверяя никаким звукооператорам, привёз чемодан собственной аппаратуры, микрофон, усилитель. Установил оборудование на сцене и сел на первый ряд рядом со своей женой ждать приглашения, с тоской глядя на выступающих, в отличие от супруги. Люся была совершенно счастлива, что её вывели в свет. Она радостно хлопала каждому исполнителю и кричала «браво».

Отпел заунывным голосом какой-то мужичок с взъерошенной шевелюрой, в потёртом джемпере в шашечку, белёсых джинсиках и кроссовках, судя по манерам, из грузчиков, которые в свободное от работы время поют под гитару песенки собственного сочинения.

Потом выплыла престарелая опереточная певица, вынужденная пробовать себя в шансоне. Гремя объёмным ожерельем и браслетами, она смахивала на рождественскую ёлку. Закатив глаза, вероятно, думая, что выглядит театрально, дама больше напоминала деревенскую курицу, собирающуюся снести яйцо. Странно было слышать тоненький голосок, вылетающий из недр объёмной фигуры. Глядя на неё, Евгений Петрович совсем было зачах, но толстуха довольно быстро отголосила и объявила в микрофон его выход.

Евгений Петрович встал, посмотрел на жену взглядом полководца перед сражением, расправил пиджак, подтянул штаны и вышел на сцену. Там включил свою аппаратуру, взял микрофон и запел.

Зал охнул: из аппарата раздалась фонограмма с оригинальной аранжировкой. Настолько необычной, что слушатели не сразу поняли, что это: то ли марш, то ли реквием.

Пропустив вступление, Евгений Петрович громко запел, не попадая в собственную фонограмму. По залу разнесся рёв медведя-шатуна, потревоженного охотниками в зимней берлоге:

– Чу-у-ть пом-м-м-медлен-н-нее кони-и… чу-у-у-у-ть помедленнее…

Раздался раздражённый выкрик:

– Чуть побыстрее! Пойте быстрее!

Но Евгений Петрович никого не слушал. Что они понимают в пении!? Главное, петь громко и доходчиво. Со всей душой. А что пугаются молодые девицы – это хорошо.

Две девушки за столом недалеко от сцены громко зашептались.

– Ты не знаешь, кто его привёл? Это же ужас, как он поёт! Рычит, как недобитый кабан.

– Было бы у меня ружьё, я бы его пристрелила, чтобы не мучился, – громко зашептала вторая.

– Видимо, своим пением он убивает время, – зашептала первая.

– Он выбрал страшное оружие, – отозвалась подружка.

Евгений грозно сверкнул глазами на девиц и окончательно отстал от фонограммы. Теперь он пел сам по себе. А капелла. Фонограмма закончилась, а Евгений Петрович ещё только допевал куплет, поэтому припев у него вышел без музыки.

Закончив выступление, он посмотрел в зал с видом рыцаря, одержавшего победу на турнире. Жена встала во весь рост и стала восторженно хлопать супругу. Евгений Петрович слегка поклонился.

О чём-то шептавшиеся девицы, громко захлопали в ладоши и радостно выкрикнули хором «браво». «Курицы довольны», – удовлетворённо подумал Евгений Петрович, расправил грудь и выдохнул:

– А сейчас я спою ещё одну песню.

Девицы аж рты ладошками прикрыли и вновь яростно зашептались:

– Что он собирается спеть? Прошляпин хренов! – но тут же смолкли, наткнувшись на испепеляющий взгляд жены Евгения Петровича.

Певец же басовито затянул безо всякой музыки:

Неожиданно в зале раздался треск, потом громкий стук падающего стула, а следом и звук плюхнувшегося тела. Один из зрителей, тучный юморист, слегка расслабившийся в буфете, развлекавший зрителей анекдотами до начала концерта, в попытке подпеть исполнителю активно заёрзал на стуле, и тот развалился.