Собрание сочинений. 4 том

Ирина улыбнулась, но тут же серьезно:

– Придется вас в милицию сдать.

– Да кто же мог подумать товарищ доктор! Не сдавайте, у меня свадьба в субботу, а если посадят?

– Свадьба, говоришь? А невеста кто?

– В садике с ребятишками. Приходите, будем очень рады. Регистрация в 12 часов, а потом уж застолье.

– Хорошо. На свадьбу не обещаю, а за то, что не бросили человека в беде, никуда заявлять не буду. Мы его быстро на ноги поставим. Иди уж, жених!

– Спасибо, доктор! До свиданья!

Истории веселые и грустные, с последствиями и пролетающие мимо. Каждый день.

***

Едва подмерзла земля, на Гнилое болото пригнали бульдозеры и экскаваторы. А накануне начальник мелиоративной станции пришел с предложением.

– Смотрите, Ирина Николаевна, на местности его почти не видно, но на старых картах сохранился ручей, он буквально в ста метрах от болота и уходит в сторону Безымянного озера, в трех километрах от райцентра. Озеро никак не используется, рыба в нем изросшая и остистая, мужики брезгуют, но на охоту ездят, камыш там густой. Что мы надумали? Начнем сейчас рыть, выступит вода, и куда с ней? А вот в ручей! Надо – я его углублю, чтобы сток был. Это ускорит наши работы, чтобы к весне заполнить котлован чистыми талыми водами. Как вам такой план?

Ирина пожала плечами?

– Вы же специалист, вам виднее.

Мелиоратор проворчал:

– Виднее! Понятно, что не с бухты-барахты пришло решение, так вы бы хоть похвалили.

Ирина смутилась:

– Простите, Геннадий Григорьевич, я совсем закрутилась. Конечно, спасибо за оригинальное решение. Скажу вам по секрету: в декабре юбилей нашей больницы, предложила Николю Петровичу собрать всех наших заговорщиков и отпраздновать, заодно и первые итоги подведем.

– Вот это дело! А то взялись за какой-то масштабный проект, а кто что делает – тишина. Там разговоримся. Значит, принимаете мое предложение?

Ирина встала и пожала гостю руку. И тут же вошел Хевролин, аккуратно обогнул ковер, видно было, что был на стойке, сел на стульчик.

– Ирина Николаевна, как у тебя со спиртом?

Она засмеялась:

– Нормально, Николай Петрович. Вам нужен спирт?

– Нужен, Ирина, и в приличных количествах. В леспромхозы без бутылки не заходи, к снабженцам на базы – такая же история. Мужики слезьми плачут: расходы на застолья приличные, надо списывать, а у нас и без того все работа из трех П.

Ирина переспросила, Хевролин расшифровал:

– Ирина-Ирина, все через договоренности, а бумаги составлять – три источника: пол, поток, палец. Надо поговорить с Семовских, чтоб выделил тебе дополнительно пару фляг. Я бы и сам, но, знаешь, предмет разговора мутный, подумает, что задурил старый друг.

Она черкнула в рабочей тетради и предложила:

– Давайте по стройке пройдем, по всему кольцу.

– Смотри, сапожки примараешь, что женихи подумают?

Ирина насторожилась:

– Какие женихи, Николай Петрович?

– Пошли, дорогой расскажу.

И рассказал, что третьего дня был у него директор дома культуры, мужчине под тридцать, холост уже в который раз, трезвый, красивый, на аккордеоне здорово играет. И поет. Спросил напрямую, не согласится ли председатель райисполкома пойти сватом, уж больно нравится певцу главный врач больницы. Чуть не на коленях умолял, пришлось прикрикнуть, что предрик – не сваха своим подчиненным, а если душа горит – собирай самодеятельность и в больницу, серенады под окном главного петь.

– Так что жди в ближайшее время.

Ирина было засмеялась, а потом спросила:

– Николай Петрович, а если в самом деле придут? Ведь не выгонишь. И как себя вести?

– Надо бы на этот случай бойкую подругу иметь, она бы отшила, как полагается, без скандала. А лучше пока закрывайся с вечера, если кто и стукнет, чужим голосом скажи, что она в область уехала. А то приглядись, может, и в самом деле сосватаем?

Оба захохотали.

– Нет, Николай Петрович, мой жених пока в резерве.

Вышли на болото, два бульдозера нарезали русло, по которому болотная жижа уйдет по ручью, а три экскаватора вгрызались в рыхлый мокрый грунт, забрасывая в кузова «Камазов» ковш за ковшом. Подошли к первой строительной площадке, навстречу вышел Иван Сергеевич Еремеев. Ирина подошла, обняла старого друга за плечи:

– Как вы, Иван Сергеевич, как Клавдия Петровна?

Еремеев кивнул:

– Ничего, я в работе забываюсь, мать тоже как-никак. Гриша у меня извелся совсем. Ему предложили солидный перевод в северный район, он отказался. Из-за нее. Приезжает каждый выходной, сначала с товарищем за рулем, потом и сам. Про вас спрашивал.

Ирина от неожиданности покраснела, смутилась.

– Передавайте поклон Григорию Ивановичу.

– Передам. Ты бы приехала как-нибудь в субботу, банька у меня крестьянская, посидели бы за столом да подумали, как дальше жить. Не стану скрывать Ирина Николаевна, а вы бы с Гришкой красивой были парой.

Ирина молчала. Давно возникшее и тщательно скрываемое от самой себя расшевелил этот добрый человек. Как она может? Его жена умерла в ее больнице, умерла надежда на младенца. Как? И не находила ответа. Значит, никак. И тут не судьба. Ирина не заметила, что заплакала. Еремеев обнял ее, стиснул в плечиках:

– Не будем спешить, все само собой образуется. А ведь мать-то со мной согласна, вот в чем интерес. Ладно, о деле. Мы с Алексеем Павловичем на пару взялись за хирургическое отделение, так оно у тебя помечено. Фундамент решили литой делать, никак не можем с бетоном решить. Но литой, если хорошо сделан, не уступит, подушки-то мы все равно закладываем. С кирпичом я договорился, начали возить, вот наши кучки. Только потаскивают, хозяйка, материалы, все во времянку не спрячешь. Сторожа надо ставить.

Подошел Хевролин, поздоровался:

– Шесть объектов в работе, невиданное дело. За зиму стены можно сложить, как думаешь, Иван Сергеич?

– Все можно, Николай Петрович. Меня в первый месяц войны призвали, и вместо фронта дальше в Сибирь. Сперва пилораму установили, из досок сколотили бараки, стали площадку готовить, а под что – не говорят. Станки привезли, бетонные основания надо заливать, а мороз под тридцать. В трех кострах котлы с водой стояли, тут же бетон мешали, арматуру резали и заливали. Масса еще не взялась, а уже станок огромный двумя кранами мостят, одели на толстые анкерные болты, затянули гайками, а электрики уж подключают. Танковый завод привезли, и надо собрать в месяц, а чтоб к новому году уже танки дал. Скажи сейчас – не поверят, а ведь дали. Уже потом стены выложили, тепло завели. Сколько хороших людей там полегло от простуды и недоедания, плохо кормили, пока начальника снабжения не расстреляли. Воровал, сукин сын, и торговал в городе. А ты говоришь – стены. Выложим, и перегородки сложим, а по теплу крышу, окна и двери. Все надо потихоньку, с толком. Напарник мой Алексей Павлович, тут был, да уехал, наверно.

***

Утреннюю планерку закончили под дружный смех, дежурный врач, сдававший смену, спокойная и сдержанная Агриппина Валерьевна, в конце сообщения сказала, что уже утром пришлось отваживаться с патологоанатомом.

– Перебрал лишку? – поддел кто-то.

– Я бы не сказала, в обычном состоянии, но он прибежал в приемник в полусознательном состоянии, ничего не могли добиться, пока не ввели успокоительное.

Патологоанатомом от райотдела милиции работал вышедший на пенсию по выслуге лет хирург Спирин Анатолий Филиппыч. Фамилия дала ему прозвище, и все коллеги беззлобно звали его просто: Аспирин, да он и не обижался. Выпить любил, с утра уже чуть поправленный, а к вечеру уже никакой. Так называемая «анатомка», просторная изба, была на самых задворках больницы, Анатолий Филиппыч приходил рано утром, снимал висячий замок, широко открывал дверь и кричал: «Ну, как ночевали, покойнички?». Как сам объяснял, фразу эту придумал, чтобы не молчать, одно дело живого человека резать, совсем другое в темноте к покойнику заходить. Накануне вечером случилось ДТП, трое пьяных парней перевернулись на мотоцикле с коляской. Двое отделались ушибами, а третий, известный выпивоха Зюзя, сидел в коляске, вынули без признаков жизни, положили в скорую. Дежурный хирург Шиманов торопился на операцию, мельком глянул: пульса нет, зрачки не реагируют, махнул рукой и убежал. «Что он сказал?» – спросила фельдшер. «Ничего», – ответил водитель, – махнул в сторону покаянки». Зюзю увезли в морг, Аспирину гаишники позвонили, что утром нужен будет акт вскрытия.

Был конец сентября, ночи холодные, Филипп Филиппыч в легоньком пальтишке изрядно промерз, как всегда, открыл дверь: «Ну, как ночевали, покойнички?». «Да так бы ничего, только холодно!». Обомлевший Аспирин хлопнул дверью и, не помня себя, влетел в приемное отделение. Шофера скорой и кочегары котельной пошли проверять, а навстречу им Зюзя, живой и невредимый. «Совсем оборзели начальники, в палатах ни матраса, ни одеяла, да к тому же не топят!».

Все разошлись, раздался длинный телефонный звонок.

– Здравствуй, Ирина Николаевна.

– Здравствуйте, Юрий Николаевич!

– Видишь, как у нас все складно получается. Рассказывай, как работается?

– Могу доложить, Юрий Николаевич, что шесть корпусов строится, все трудно, не хватает материалов, особенно сложно по кирпичу и цементу. Дают в вагонах, руководители нанимают тюрьму, заключенные, бедные, сознание теряют, а как потом от пыли освобождаться в их условиях?

– Ну, ты на жалость не нажимай, зеки из всех проблем найдут выход. Я уже говорил с Хевролиным, он в курсе, и тебя хочу предупредить. Кто-то телегу накатал на ваш район, что ведете незаконное строительство. Председатель облисполкома человек новый, москвич, приехал строку в биографию получить, создал бригаду и направляет завтра к вам. Ты будь ближе к Николаю Петровичу, он сегодня на бюро райкома все доложит, тебя пригласят. Самое главное, чтобы никто не попался на злоупотреблениях, остальное можно объяснить. И еще. Дает нам министерство одно место на курсы повышения квалификации главврачей городов и районов. Хотел тебя направить, ты ведь уже вторую пятилетку без отпуска, отдохнула бы, но ведь откажешься.

– В такой ситуации, конечно, откажусь. Не могу же я своих мужчин оставить, вместе будем от комиссии отмахиваться.

– Молодец, по-мужски рассудила. Ну, учеба от тебя никуда не уйдет, да и нужна ли она тебе? Ты и без того на пятилетку другие районы обходишь. Ладно, не зазнавайся, а за комиссией я буду следить.

Вечером в райкоме собрались все, кто был связан с проектом «Больничный городок». Хевролин коротко сообщил о приезде комиссии и попросил еще раз проверить документацию, связанную со стройкой, прямо сегодня ночью, потому что комиссия прибывает утренним поездом, и у нас будет к началу рабочего дня.

Алтуфьев был очень серьезен:

– Мне только что звонил первый, я ему все объяснил. Большой трагедии он не видит, понимает, что доброе дело решаем всем миром, но предупредил, что в комиссии много финансистов, малейший зигзаг в сторону корысти – партбилет на стол. Я не стал уточнять, чей, могу предположить, что и мой. Потому прошу: будьте бдительны, если есть какой-то грешок – закройте сию минуту. Объяснить можно все, кроме жульничества. И чем оно мельче, тем гнуснее.

Утром комиссия в полном составе была в кабинете Хевролина. Начальник контрольно-ревизионного управления Нестеров, хороший знакомый Николая Петровича, начал с шутки:

– Мы сегодня чуть не весь автобус из города на ваш район забронировали, давненько таким составом не ездили, так вот, наши шутят: что же такого натворили в Пореченском районе? Поделись, товарищ председатель.

– Вы знаете, товарищи, что район наш активно развивается, каждый год прирост всех видов продукции от пяти до десяти процентов. Население растет почти на тысячу в год, к нам едут люди из других регионов, но и мы сами стараемся, рождаемость до шестисот ребятишек в год. А социальная сфера отстает. Мы понимаем, что государство все средства бюджета направляет на развитие топливно-энергетического комплекса, потому изыскиваем внутренние резервы. И вот появился проект «Больничный городок», идея хорошая, два объекта нам удалось включить в план, понятно, что не роддом и поликлиника, а общежития в хозяйствах, но мы на это идем. Еще четыре объекта восемь хозяйств, попарно, делают хозяйственным способом, то есть, от гвоздя до бетона изыскивают на стороне. Люди к проверке готовы, все документы будут предъявлены членам уважаемой комиссии.

Вместе с Хевролиным распределили людей, машинами исполкома, райкома и сельхозуправления развезли по хозяйствам. Договорились, что все соберутся после первых двух дней работы.

Алексей встретил своих гостей в кабинете, предложил чай, сказал, что обедать лучше с половины первого, а ужинать в семь часов, тогда меньше посетителей. Комендант предупрежден, гостиница готова.

– Бухгалтерия на первом этаже, все документы по больничному объекту ведет один бухгалтер, так надежнее, ничего не напутаешь. Она вас ждет. Я буду к пяти часам, если вдруг вопросы. Все, желаю вам успешной работы.

В обед Хевролин начал обзванивать директоров.

– Как у тебя, Яков Лукич? – нервно спросил Стукалина.

– Да задергали, Николай Петрович, задергали: это почему, да это откуда?

Хевролин не выдержал:

– А ты какого хрена ихние юбки пасешь? Я вчера ясно сказал: руководители занимаются своими делами, и раньше пяти часов в конторах не появляются, что не возбуждать интерес. Что молчишь?

– Да не успел уехать, только спустился вниз, главбух бежит: «Требуют!».

– Ну и отдувайся, коли сам влип! – и бросил трубку.

Из других руководителей удалось перехватить Карповича, начальника участка мелиорации.

– Ко мне, Николай Петрович, никаких вопросов. Дободалась до меня дама бальзаковского возраста…

– Какого возраста? – не понял Хевролин.

– Среднего. «А с каким экономическим расчетом вы роете котлован под будущий пруд?», – интересуется дама. Я поясняю: «Экономическая эффективность не столь очевидна, пока не начнет объект фунциклировать, так и говорю, ей Богу! – не вру! – фунциклировать по полной программе. А это значит: приехали вы на берег, день жаркий – пожалуйста, в тень платанов или пальм, или фиговых деревьев, а нет – берите лодку и плавайте среди лилий и балаболок. Она интересуется: «А что за цветы – балаболки?». Отвечаю: растут парами, одна мужская, другая, напротив, женская, раз в сезон они оплодотворяются, и кто это видел, тот никогда не забудет. А муж ваш тем временем с обширных плантаций самых экзотических цветов нарежет вам огромный букет хризантем, барбарисов и особых интимных цветов, понюхав которые, вам тут же захочется покинуть сие многолюдное место и уединиться где-нибудь за пределами больничного городка. И отсюда начинается экономическая и социальная эффективность вот этой грязи, которую мы сегодня ворочаем. Николай Петрович, дама заприхохатывала, сделал мне ручкой и сказала, что никакими пошлыми бумагами она после столь чудесного рассказа заниматься не хочет!

Хевролин вздохнул:

– Ох, и трепло ты, Геннадий Григорьевич, прости за прямоту! Ну, а если она про эти балаболки на совещании начет рассказывать, куда мне бежать? Ты зачем в гидротехники пошел? Тебе надо было к Райкину, и хохмили бы на пару. У тебя и фамилия как раз.

– Нет, Николай Петрович, я хоть и Карпович, но бульбешник, сало и картошку люблю, я бы на этой сцене сдох с голоду на сосисках да коктейлях.

Вечером встретились с Нестеровым, Петр Иванович не улыбался и не шутил. Старый и опытный финансист, он понимал, что руководители района идут на «обходные» решения не от хорошей жизни, понимал и то, что строительство хозяйственным способом держится не только на инициативе и самодеятельности, но и на неких связях с заводами и оптовыми базами, где самый дефицитный материл можно на каких-то условиях, явно небескорыстных, получить без фондов и чуть ли не за наличный расчет. Таким образом, вроде бы благое дело подрывает плановую экономику, ведь кто-то не получит тот кирпич и тот бетон, который уже увезли на больничный городок. Схема не новая, прозрачная, но не наша, не советская. Нестеров понимал, что, если его сотрудники выйдут на столь серьезные обобщения, то Хевролину с кампанией мало не покажется.

За чашкой чая он вкратце рассказал о своих опасениях хозяину кабинета, тот кивнул:

– Понимаю и тебя, Петр Иванович, за наши грехи ты свою шею подставлять не будешь. Я-то ладно, снимут, переживу – дело жалко. Такое великое дело загубим из-за фитюльки, бумажки, которой нет, или написана не так, как надо.

– Ты вчера говорил о генеральном плане застройки больничного городка, он у тебя есть?

– Он у главврача.

– Позови ее, а то как-то странно получается: все на нее работают, а она в стороне.

Через десять минут Дзюбина уже была в кабинете предрика, закрепила на стене огромный лист с планом застройки и обратилась к Нестерову:

– Вам с самого начала?

– Пожалуй. С удовольствием послушаю.

Хевролин заметил, что с появлением женщины Нестеров приободрился, повеселел. Ирина Николаевна подробно рассказала о пруде с лодками и карпами, о лесных аллеях из разных деревьев, о цветниках, потом перешла к комплексу зданий, которые огромным разомкнутым овалом расположились вокруг этого оазиса.

– Вы, дорогая моя, представляете, в какую сумму выльется это строительство? – мягко спросил Нестеров.

– Не представляю, но Юрий Николаевич Семовских уже сказал, что обеспечение оборудованием съест весь бюджет облздрава.

– Вот видите! И, тем не менее, мы будем поддерживать ваш проект, потому что хватит жить в хижинах, Николай Петрович, хватит прибедняться, хиленькими прикидываться. Мы богатейшая держава, в конце концов! Дай мне телефон.

Он долго набирал номер, долго ждал ответа. Наконец, мужской голос:

– Слушаю!

– Добрый вечер, Федор Яковлевич.

– Здравствуй. А ты откуда звонишь?

– Как откуда? От Хевролина. Вы же направили нас всем составом проверить, что они творят, по той несчастной жалобе.

– Ты уже акт составил?

– Какой акт, Федор Яковлевич, какой акт! Не будет никакого акта, это я тебе говорю, главный ревизор области! Да они делают завтрашний день! Они разработали план строительства больничного городка, объединили силы всего района и очень активно действуют. Я не только поражен, я восхищен их работой!

– Петро, ты не за коньячком сидишь?

Нестеров запыхтел, явно обиделся:

– Не по делу ты меня, Федор Яковлевич, я хотел предложить оставить человека три-четыре, а остальным вернуться к работе на месте. Уверяю тебя, мы просто мешаем людям работать.

Трубка долго молчала, Нестеров даже вспотел, наконец, густой бас появился:

– Я принимаю твое предложение, но под твою ответственность, чтобы не было грубых нарушений. Ты понял? Передай привет Хевролину. А если без коньяка, то просто глупо.

Нестеров положил трубку и улыбнулся:

– Заведующий обфинотделом дал добро. Значит, стройке вашей быть.

Ирина даже прослезилась:

– Замечательное решение, спасибо вам, Петр Иванович!

Хевролин достал из шкафа рюмки, шоколад, разлил коньяк, поднял бокал:

– Тогда за успех нашего дела, товарищи!

***

Перед Новым годом лепили Еремеевы пельмени, любимое кушанье покойной Софьюшки. Об этом молчали, потому что Иван Сергеевич однажды приобнял плачущую Клаву свою и строго сказал:

– Все, боль моя, довольно ее душу беспокоить. Одна утеха – тело ее пречистое омыто и прибрано, и душа, если рай есть, то непременно там, баб лечит от всяких недугов.

– Что ты, Ванюша, там и не болеют вовсе.

Иван поневоле улыбнулся:

– Знамо, Клаша, зачем мертвым болеть? Они там вольную жизнь ведут, я как-то в твои книжки заглядывал: коммунизьма не надо, вот туда скорей, и все дела.

Клава шутя махнула на него рукой:

– Охальник, безбожник, молиться надо, тогда и жизнь лучше пойдет.

Иван тяжело вздохнул:

– Мне бы сейчас тысяч пятьдесят кирпича да вагон цемента, да плах кубов сто, вот тут бы я не устоял, точно от дива рухнул бы на колени, и, пока парторг не видит, раза три в пол башкой хряснулся бы.

Клава тоже вздохнула:

– Не об том нам с тобой Бога надо просить, а чтобы дал он нашему Гришеньке бабочку приличную.

Муж улыбнулся. Как-то в вечерней постели крепко обнял он чуть располневшую свою Клаву, и она улыбкой ткнулась к нему под мышку, приняла со слезой и стыдом, как в юности. Долго лежала потом у него под локотком, и вдруг шепнула:

– Ваня, я вижу, что тебе врач наш Ириночка глянется, и мне она к душе. Может, познакомить их с Гришей?

Муж помолчал:

– Познакомить не вопрос, только как это сделать, чтобы они оба не сдогадались и от неловкости все дело не испортили.

– Ты пригласи ее на Новый год, и Гришу позовем, вот и нечаянный интерес.

– Ага, они оба дурней нас с тобой. Конечно, сразу раскусят, что мы с тобой затеяли. Сконфузим ребят, и весь праздник испортим.

– Ну, на тебя не угодишь, и в телегу не легу, и пешком не пойду. Придумывай сам. – Поцеловала мужа в шею и отвернулась к стенке.

Иван Сергеевич всякие нелепые ситуации придумывал, чтобы свести ребят для знакомства, только ничего толкового не мог изобрести. Перед Новым годом зашел в кабинет Ирины Николаевны. Та выскочила изо стола, обняла гостя, помогла полушубок снять, попросила чаю принести.

– Как живете, как здоровье Клавдии Петровны? Рассказывайте!

– Живем, работаем, совхоз большой, дел хватает.

– Да, к тому же еще я свои заботы на вас свалила.

Иван Сергеевич прихлебнул чаю:

– То, Ириночка, заботы общие, никак нельзя нам государство на наше и не наше делить, оборони Бог. Ничего, стены выложим, а по теплу и иные работы легче пойдут. Тебе с оборудованием-то помогут, не обманут?

Ирина уверенно крутнула головой:

– Сам Семовских озабочен, два инженера по снабжению занимаются комплектованием. Я попросила все оборудование и весь инвентарь поставить новый, а наше передать в участковые. Юрий Николаевич морщится, но от своего слова не отступает.

Еремеев кивнул.

– Новый год как собралась встречать? Может, к нам приедешь? Машину в теплый гараж поставим, посидим, на Генсека полюбуемся и по бокалу шампанского выпьем. Клава у меня пельмени такие сердечные делает, нигде ты таких не попробуешь кроме. Приезжай, Ирина!

Ирина молчала. Она понимала нехитрую задумку родителей, но ведь не Григорий же им такое поручение дал, сами придумали. А если он и в уме меня не держал, какой же дурой я буду выглядеть!

– Нет-нет, ни за что! – почти выкрикнула она и очнулась. – Простите Иван Сергеевич, я хотел сказать, что мы будем в коллективе праздновать, а мне отрываться нельзя.

Иван Сергеевич кивнул, он понял ее неожиданный выкрик, понял, чего она опасается, и решил, что правильно отказалась бабочка, есть в ней гордость и самолюбие, а все другое решится само собой.

Никакого вечера больница не устраивала, праздник семейный, молодые медички да врачи в доме культуры отгуляют. И оказалась Ирина одна в большой квартире, рядом с нарядной елкой и Дедом Морозом со Снегурочкой, которых ей подарили коллеги. Выкатила столик, поставила вазу с фруктами, два бокала и бутылку шампанского в хрустальном ведерке со льдом. Включила телевизор. Вспомнился последний новогодний вечер в институте, большая елка в актовом зале, студенческий инструментальный ансамбль, разухабистые танцы. Она вот так же одна сидела за столиком, редкие чужие парни приглашали ее, она с улыбкой отказывала, а все свои знали: Ирине не до танцев, конфликт с преподавателем раздули и никто не знал, чем это все кончится. После зимних каникул Ирина Дзюбина исчезла. Она не появилась в общежитии, не пришла на лекции, да и преподаватели не спрашивали, почему отсутствует. Староста сходила в деканат и пришла с потрясающей новостью: Дзюбину отчислили. Уже через месяц про нее забыли совсем.

От грустных воспоминаний отвлек телефонный звонок, Ирина схватила трубку: что-то в больнице!

– Ирина Николаевна, с наступающим тебя Новым годом, и пусть он станет для тебя самым счастливым, – басил в трубку Иван Сергеевич. – Поклон тебе передают Клава моя дорогая и Гриша, сынок.

– Спасибо вам, мои родные, – со слезами поблагодарила она. – Вам все здоровья и счастья.

Еще через пять минут позвонил Хевролин:

– Ирина Николаевна, дорогой мой доктор, с Новым годом поздравляю тебя, наша труженица. Извини, мы тут в домашнем кругу с родными и друзьями уже приняли по чуть-чуть за старый год, думаю, надо поздравить, пока не растащило совсем. Ты на меня не обижайся, я порой и ругаюсь, только зла никогда не держу. Ну, всего тебе самого доброго!

Потом звонки один за другим. Почти все руководители, задействованные на строительстве больничного городка, поздравили с праздником. Ирина была так рада, так счастлива, что от грустного настроения и следа не осталось. Неумело открыла шампанское, выпила полный бокал, встав напротив большого зеркала и чокнувшись со своим бокалом. И опять звонок.