Рубеж

Проще простого

Был обычный городской летний вечер, когда за окном звенят комары и трамваи, ветер несет с улицы запах цветов и выхлопных газов, а луну не видно потому, что горят фонари.

– Ты обещал мне рассказать все, от начала до конца, – напомнила ему жена.

– Было дело, – отозвался он. – Только давай от начала до конца я не буду – слишком долго получится. А ты меня знаешь, мне только дай волю.

– Точно, – рассмеялась жена. – Потом не остановишь. Ладно, пусть будет так, как тебе удобнее.

Она забралась с ногами в кресло, подперла острый подбородочек изящной ладошкой, уперев локоток в подлокотник.

– Давай-давай, – подмигнула она, – я жду.

– Ну что ж… Наверное, все началось с того, что магистр Виллем Кантертайн позвонил в дверь.

Виллем нажал на кнопку звонка. Звонок отозвался противным переливчатым пиликаньем.

С той стороны двери послышались шаги, приглушенный голос спросил:

– Кто там?

– Это я, мастер, – негромко ответил Виллем. – Откройте, пожалуйста.

– Кто – я?

– Вы меня не узнали, мастер? Я Виллем Кантертайн, магистр Четвертого Круга.

Эти слова так странно прозвучали на лестничной площадке, где под ногами – раскрошившаяся плитка, на стенах – грубые слова, а тусклая запыленная лампочка уже не разгоняет ночной тьмы. Все привычное осталось за спиной, когда магистр миновал Врата.

Пышные титулы не имели силы в этом мире, мире, который не был с ними знаком. Силу здесь имела только сила.

Виллем Кантертайн мог надеяться на то, что сила у него есть. Но точно так же он знал, что ее недостаточно. Всей его мощи не хватит, если Ночная Стража настигнет мага, самовольно покинувшего стены Орлиного Гнезда. Однако магистр Кантертайн видел Меч и слышал Песню. А потому дороги назад уже не было.

Распахнулась дверь. Невысокий лысый человек в вылинявших спортивных штанах, продранных на коленях, и в обвислой майке схватил Виллема за рукав и втащил в квартиру.

«Боги! – подумал потрясенный Виллем, – что же стало с вами, мастер?»

Но несмотря на ужасающий внешний вид мастера Дарика, магистр чувствовал струившуюся вокруг него мощь. Тот, кто способен был видеть, мог разглядеть грозовое облако, клубившееся вокруг сухонькой фигурки.

– Заходите, заходите, – торопливо проговорил мастер Дарик. – Нет, что вы, только не через порог… В этом мире, видите ли, так не принято. Суеверие, конечно, но кто знает… И, Виллем дорогой мой, ради бога, тише, жену не разбудите – ей завтра на работу ни свет, ни заря.

Виллем разулся в небольшой тесной прихожей, осторожно, стараясь не шуметь, прошел в узкую дверь и очутился на крохотной кухоньке, где уже суетился хозяин, заваривая чай в маленьком пузатом чайничке, разрисованном синим цветочками.

Да, это отнюдь не похоже на его покои в Орлином Гнезде, вознесшейся под небеса горной твердыне магов. Там были анфилады комнат, кабинеты, гостиные, залы для медитации, высокие арки с шелковыми занавесями служили проходами, на каждой занавеси трепетали серебряные колокольчики, нежно звеневшие, когда их перебирал ветерок…

А теперь мастер довольствуется клетушкой, в какой постыдился бы жить беднейший крестьянин. Еще и жену нашел в этом мире.

Может, таково его счастье? Что делать, если он не захочет вернуться? Ведь он им так нужен! Но, с другой стороны, здесь он свободен, а там? Что – там? Там шаткое равновесие между магами Орлиного Гнезда и Тираном держится лишь на том, что обитатели горной твердыни выторговали у него свободу в пределах своей собственной крепости. Выйди за ворота, и, рано или поздно, тебя настигнет Ночная Стража

– Садитесь, магистр, – мастер Дарик указал гостю на трехногий табурет, даже с виду жесткий и шаткий, – чаю попьем.

– Боже мой, – улыбнулась жена. – Так ты его чаем поил? Ты же его заваривать не умеешь!

– Ладно тебе. У вас в мире большинство уверено, что чай – это подкрашенная теплая вода, в которую кладут сахар. Поверь мне, у меня выходит, по крайней мере, не хуже. Тем более, что в ту ночь Виллему было все равно, что пить. Он не за этим пришел.

Ночь черным бархатным покрывалом укутала ночное небо, звезды рассыпались по нему серебряными колючками, и полная луна тоже нашла себе место. В ту ночь стрелки висевших на стене часов показывали три часа.

И это было правдой.

– Они все уже приготовили – и Бард, и Кузнец. Мастер, у нас есть Песня и Меч. Что еще нужно для восстания?

– Вождь, – не поднимая головы, проговорил мастер Дарик.

– Именно. Именно! Любой может Желать, но не каждому дано сделать так, чтобы все Желали одного. А пока мы все разобщены…

Магистр Кантертайн замолчал.

– И зачем вы пришли ко мне, магистр? – спросил мастер Дарик, глядя куда-то в сторону. Он упорно не хотел встречаться глазами с взглядом гостя.

– — Но…, – как-то растерялся Виллем. – Мастер, вы могли бы… Вы – тот человек, которого послушают все. Который скажет, чего мы должны Желать. Как этого добиться.

– Виллем, дорогой мой, – хозяин заговорил с гостем так, словно старый умудренный опытом отец поучал недотепу-сына, – а в вашу магистерскую голову никогда не приходила мысль о том, что если бы я мог так поступить, то давно уже возглавил ваше восстание. Да нет, почему же ваше? Я бы свое поднял. Мчался бы впереди на белом коне, за мной – рыцари в сияющих доспехах, Ночная Стража в ужасе расползается по норам, Тиран, не в силах противостоять моему Истинному Желанию, выпивает яд… Красивая картинка, да?

– Но тогда почему…?

Мастер Дарик вздохнул.

– Видите ли, разлюбезный мой магистр Четвертого Круга, многие считали, что мастер Дарик отправлен в этот унылый серый мир в ссылку. Что Ночная Стража вышвырнула меня сюда и зорко бдит – не соберусь ли я обратно. Другим мнилось, будто я попросту испугался узурпатора и бежал сам. А по правде говоря…

– Так что же на самом деле?

Странный выходил разговор. То оба собеседника понимали друг друга с полуслова, то перебивали, не дослушав, то переспрашивали, боясь, что не уловили самую суть. Виллем поставил локти на стол, возложил подбородок на сцепленные ладони, подался вперед, жадно ловя каждое слово мастера Дарика.

– Точно хотите знать правду? Не испугаетесь? Да что это я, впрочем… Коли Четвертый Круг, то не испугаетесь. Дело в том, что Вождь не объединяет все Желания в одно, как многие думают. Он просто настолько сильно хочет, что его Желание подавляет все остальные. Потому что прочим людям кажется, что его Желание – такое же, как у них. Ну, самую чуточку отличается. И вот эта чуточка, на самом-то деле – решающая. Да, его мечта похожа на те, что у других, и потому включает их в себя. Потом-то люди спохватятся, но будет поздно. А Вождь, тем временем, превратится в Тирана.

– Что? Так просто?

– Разумеется, – кивнул мастер Дарик. – Вы что, никогда легенды не слышали про дракона и того, кто его побеждает, а потом сам драконом становится? Виллем, Виллем… А еще Четвертый Круг.

– И поэтому…

– Конечно. Ну, возглавлю я восстание. Ну, победим мы. Ну, воссяду я на трон. Так оглянуться не успеете – а у вас уже новый Тиран. Ничего не меняется, Виллем, честное слово.

В белых с золотым узором по ободку чашках тоскливо остывал забытый чай. Стрелки флегматично отмеряли время. За окном изредка взрыкивали одинокие автомобили.

– И никак нельзя…

– Почему? Можно, конечно. Например, чтобы все Желали, чтобы Вождь пришел, победил – и ушел. Не попросив награды, не превращаясь в живого кумира, без всяких там статуй на площадях и восторженных процессий. Чтобы собрался и ушел на рассвете, захватив с собой лишь пыльный дорожный плащ да меч в потертых ножнах. Но, боюсь, в вашей Песне все сказано вовсе не так. И к Мечу ножны, разумеется, не простые, а в золоте да в камешках. Так ведь?

Виллем нехотя кивнул.

– Но, мастер, неужели нельзя что-нибудь придумать? – спросил он. – Вы уж придите, помогите нам – а там видно будет.

– Правильно, Виллем. Хороший подход. Сначала ввяжемся в бой, а там – будь что будет. Я к вам приду, свергну Тирана, а потом вы начнете свергать меня. Кого же, интересно, вы призовете для этого?

Магистр ничего не ответил. В ночной тишине он слышал, как бьется сердце. Оно отстукивало ритм, в котором Виллем слышал – тщетно, тщетно, тщетно. Все тщетно. Неужели мастер не согласится? Он – последняя надежда, без Дарика все обречено.

– Дайте мне время подумать, – неожиданно сказал мастер. – Если я соглашусь, то приду через семь дней. Но если вы не дождетесь меня до восхода – забудьте дорогу сюда. Да, есть еще некоторые мелочи, но о них я говорить не буду – не к чему забивать вам голову.

Вернувшись в Орлиное Гнездо, магистр Виллем развил бурную деятельность, стараясь использовать отведенное ему мастером Дариком время с максимальной пользой. О том, что случится, если будущий Вождь все же не придет, Кантертайн старался не думать.

– Скажи, – спросила жена, – ты на самом деле размышлял целую неделю?

– Нет, конечно. На самом деле, решение-то я принял почти сразу. Но надо было дать время Виллему.

Мастер Дарик пришел в Орлиное Гнездо тихо, спокойно и буднично. Проскользнув мимо летучих мышей, верных соглядатаев Ночной Стражи, он подошел к воротам, негромко постучал дверным молотком и сказал выглянувшему стражнику:

– Дорогой мой, будьте добры: передайте уважаемым магистрам, что к ним пришел мастер Дарик.

Долго стоять под дверьми ему не пришлось.

Все уже было готово, ждали лишь, явится он или нет. Теперь же, когда восстание обрело Вождя, почтовые стрижи разнесли эту весть, и по тайным горным тропкам, по неприметным лесным стежкам потянулись к Орлиному Гнезду повстанцы, то поодиночке, а то группами, во главе с суровыми молчаливыми вожаками.

Мастер, вернувшись в свои покои, переоделся из потертого джинсового костюма в привычные тунику и мантию, сменил кроссовки на поскрипывающие кожаные сапоги. Вскоре ему принесли Меч, и мастер надел перевязь с ножнами.

– А где Кузнец? – спросил Дарик.

– Занят, – ответили ему. – Понимаете, мастер, восстание. Нужно ковать много оружия.

– Ну-ну, – понимающе хмыкнул Вождь.

Вечером третьего дня, если считать от возвращения Дарика домой, армия мятежников окружила Черный Замок.

После военного совета мастер Дарик долго бродил по лагерю. У костров его радостно приветствовали, теснились, освобождая место, предлагая перекусить вместе с ними, чем бог послал, угощали вином. Дарик пробовал ложку-другую варева, вежливо отхлебывал из простецких оловянных кубков, улыбался шуткам и шутил сам. То тут, то там барды пели Песню, и при ее звуках мгновенно суровели вчерашние крестьяне, принимались подтягивать тетивы луков, проверяли пальцем остроту клинков. Тот, кто сложил Песню, постарался на славу. Сам Дарик, всегда слывший скептиком и вольнодумцем, любившим подчеркивать свою независимость и отстаивать ее, даже если на нее никто не покушается, принимался отстукивать ритм кончиками пальцев по пряжке ремня. Только порой предводителю восставших казалось, что при его приближении барды замолкают, не всегда допевая до конца. Ну что ж, это их бардовское дело. Не хотят петь – пускай их, мастеру достаточно тихого треньканья струн, ласкаемых умелыми гибкими пальцами.

Виллем подошел сзади, осторожно тронул мастера за плечо. Дарик обернулся.

– Да, Виллем?

– Мастер, негромко сказал магистр, – шли бы спать. Завтра – бой. Не стоит ли отдохнуть?

– Да я еще не устал, – улыбнулся мастер.

Но спорить не стал и отправился в свой шатер, где лег в постель и быстро заснул. Ему снилась жена.

– Что, правда? Врешь ведь! Льстишь! Приукрашиваешь!

– Докажи!

– Как?

– Не знаю. А я про эту вспомню… как ее… презумпцию невиновности. Фу, какое слово придумали – презумпция. Язык сломаешь, пока выговоришь.

– Ладно-ладно, подсудимый, когда-нибудь вы еще признаетесь в совершении ужаснейшего на свете преступления: обмане жены. А пока – прошу вас, говорите дальше.

Утро радовало синим небом, желтым солнцем, ласковым ветром, вкусным завтраком. «Не так должна выглядеть война», подумал Дарик, жуя теплую свежую булочку. «Слишком жизнерадостно. Тем мрачнее будет контраст, когда прольется первая кровь. Лучше уж – чтобы небо заволокло тучами, да еще дождь, и ледяной ветер до кучи, и много-много воронов за компанию. А лучше всего – белый флаг над главной башней Черного Замка».

И тут запели трубы, распахнулись ворота Черного Замка, и белый флаг взмыл в небо над выехавшей процессий. Трое рыцарей на огромных черных жеребцах, закованные в глухие вороненые доспехи, в клювастых шлемах с опущенными забралами двинулись к осаждающим. Дарик ожидал этого.

Прибежал Виллем, успевший надеть поверх измятого черно-зеленого камзола серебристую кольчугу и опоясаться мечом.

– Мастер, – еще издалека крикнул он, – мастер, Тиран предлагает перемирие.

– Зачем? – равнодушно спросил мастер.

– Он хочет вести переговоры о сдаче. Но передает, что будет говорить только с вами.

– Переговоров не будет, – сказал Дарик. – Виллем, дорогой мой, это исключено.

– Но почему? – растерялся Кантертайн. – Если он сдастся… Мы можем сохранить жизнь нашим людям.

– Магистр, – твердо повторил Дарик. – Переговоров не будет. Мы будем штурмовать замок. Вы просили меня прийти и стать Вождем, и я считал, что это значит – вы будете слушать то, что я вам говорю. Если я понял владык Орлиного Гнезда неправильно, то готов вернуть Меч и вернуться домой. С песней, правда, сложнее, из нее, как говорится, слова не выкинешь… Но, думаю, милый мой магистр, вы что-нибудь придумаете.

– Что вы, что вы, – смутился Виллем, – я не это имел в виду. Не будет переговоров – значит, не будет. Сейчас, передам ваш ответ парламентерам.

Он убежал обратно, сутулясь, меч путался у него в ногах. «Зачем он вообще взял оружие», подумал Дарик. «Когда мудрец пытается выглядеть как воин, это порой очень смешно. Хотя… Интересно, а как со стороны выгляжу я?»

Войско строилось для битвы. Двигались полки, специально отобранные воины несли лестницы, другие выкатывали катапульты, бросавшие в Черный Замок тяжелые камни или горшки с горючей смесью, прочерчивавшие небо черными дымными полосами. Тучи стрел взметнулись ввысь, осыпали несокрушимые мрачные стены. Оттуда ответили – тоже стрелами, камнями, горшками с горючей смесью.

Осаждавшие подкатили к воротам таран, осажденные окатили его кипящим маслом. Кто-то истошно кричал, катаясь по земле, а кто-то падал, не успев издать ни звука.

Так начался штурм.

– Страшно было? – спросила жена.

– Не очень. Было как-то тяжело на душе. Я-то знал, что для меня все кончится хорошо. Ну а те, кто шел за нами… Да что там «за нами» – за мной, конечно… Многим из них пришлось умереть.

– Ты так был уверен в себе?

– Ну, ты же знаешь – я не в себе был уверен, а совсем в другом человеке.

– Пока все в порядке, – сказал Виллем. – Только потери… Больше, чем мы ожидали.

– Кровь – это неразменная монета, которой платят за свободу, – отозвался Дарик. – Наверное, нам пора.

Маги Орлиного Гнезда вступили в бой. Сторонний наблюдатель ничего бы не понял, подумал бы просто, что – вот, стоят пожилые люди, некоторые стары настолько, что опираются на высокие резные посохи, и смотрят на разворачивающееся сражение. Но именно в этот момент Желания восставших волшебников столкнулись с Желаниями тех, кто оборонял Замок. Некоторое время Ночной Страже удавалось держаться. А потом в дело вступил мастер Дарик, и сопротивление осажденных стало слабеть. Очередной удар тарана, подкрепленный Желанием Вождя повстанцев, расколол, наконец, ворота. Несколько минут спустя рухнула одна из привратных башен, хороня под обломками воинов обеих армий. Когда осела туча пыли, в стене открылся неровный пролом.

– Это часть дела сделана, – спокойно сказал Дарик. – Идем внутрь?

Гремела Песня, а в руке Вождя сиял Меч, и повстанцы умирали с именем мастера Дарика на устах. Мятежники ворвались во двор Ночного Замка, рассыпались по протянувшимся вдоль стен галереям, насмерть рубились в узких коридорах, выкуривали защитников из башен. Куда бы ни посмотрел мастер – землю покрывали трупы. Одни – в простых коричневых крестьянских кафтанах, другие – в черных доспехах.

В воздухе свистнула стрела, метя в неприкрытое кольчугой горло Дарика. Видно, кто-то из уцелевших черных лучников решил попытаться переломить исход битвы, убив предводителя восстания. Он не знал, что сила, которая вела мастера, стояла выше любой случайности. Вождь уловил движение стрелы едва ли не раньше, чем она сорвалась с тетивы, Пожелал – и оперенная смерть ушла в сторону, бессильно клюнула наконечником камень, а лучник схватился за горло и упал замертво.

Вперед, вперед, уже бегом – по коридорам Замка, туда, где на резном каменном троне сидит Тиран, захвативший власть силой, загнавший в рабство собственный народ, задушивший его налогами, додумавшийся продавать должников людоедским племенам, заживо сжегший депутацию жрецов, пришедших молить его о снисхождении… Справа из двери выскакивает рыцарь, бьет наотмашь мечом – клинок ломается у рукояти, человек хватается за сердце и сползает по стене, сдирая спиной древний гобелен, путаясь в нем… Сегодня никто не может противостоять Дарику.

– Значит, ты тоже убивал, – глухо проговорила жена.

– Давай не будем об этом, – так же глухо ответил он. – А то мы так договоримся до того, что убивал не только я. Но и кое-кто еще.

– Хорошо, – послушно соглашается она. – Больше не буду.

А вот и личные покои Тирана.

Дверь была открыта, но вход преграждали четверо в глухих черных балахонах с капюшонами, надвинутыми на глаза – элита Ночной Стражи, маги-ренегаты, отступники, покинувшие Орлиное Гнездо ради службы Тирану. Было время, Дарик ел с ними за одним столом, вел высокоученые беседы, радовался их успехам и огорчался неудачам. Да, когда-то он даже знал их имена, а теперь они – всего лишь безликий враг.

– Сдавайся, мастер, – глухо проговорил тот, что справа. – Сдавайся, и тебе сохранят жизнь. Стоит Лорду Тирану вступить в бой, и ваш глупый мятеж…

Дарик не стал слушать дальше, он повел рукой, слева направо. Это не было каким-то особенным магическим жестом, исполненным некой мощи. Просто мастеру так было удобнее.

А Ночная Стража исчезла, словно ее и не было. Никаких огненных шаров, бьющих по глазам вспышек, оседающих на землю обугленных балахонов – только вот стояли перед дверью люди, а теперь не стоят.

Мастер ворвался в тронный зал.

Как он и ожидал, Тиран сидел на каменном троне, невысокий, лысый, одетый в такие же вороненые доспехи, как и его воины. Вождь мятежников никогда не видел трона своими глазами, и теперь, когда вытесанное из цельного камня сиденье предстало его взору, он даже подумал: «Боже! Он ведь, наверное, жесткий и холодный. Зачем так-то?»

– Погоди, – быстро проговорил Тиран, – я Желаю…

На бегу Дарик метнул в него Меч – и Пожелал.

Клинок, усиленный волей мага, пробил доспехи и вошел в сердце, толчком выметнулась багровая кровь, убитый повалился на пол.

Есть победы, которые не радуют сердце.

«Извини, брат, – подумал мастер, останавливаясь. – Будь проклят этот мир, где жажда власти разводит братьев по разные стороны баррикады. Я-то знал правильный ответ, ведь все так просто – а ты мне не верил, ты искал что-то сложное и запутанное, узел, который тебе хотелось разрубить. И вот запутался сам, предоставив мне разбираться с этим узлом. Ты-то лучше всех знал: ушел я лишь потому, что боялся – ты Пожелаешь, а я не смогу не выполнить. И стану таким же, как ты».

Твое правление, брат, было подобно тому самому каменному трону. Жесткое и холодное. Бездушное. Ни единого мига любви. Гнетущая тяжесть. Затхлое удушье. Врут все, что власть портит человека. Это наивное оправдание – мол, не я это, это все она, мерзкая, стылая, безликая надчеловеческая мощь, она раздавила меня… Но нет, все не так: там, где нет людей – нет власти, и поэтому власть никогда не даст человеку ничего, кроме того, что уже есть в нем. Ей остается лишь усилить это. Лишь так она искушает.