Сознание иероглифа
Учебник начальной физики никогда не скрывал не только от школьников, но даже от учёных, что… жидкости не сжимаются.
Это значит, что материя Вселенной уже находится в сверхсжатом стабильном состоянии, и к дальнейшему самосжатию естественным образом не способна. Звёзды по достижении некоторой критической величины сжатия взрываются. Стоит материю Вселенной сжать всего лишь до критической величины сжатия взрывающихся звёзд, а Вселенная как раз и состоит из звёзд, и Вселенная взорвётся уже сейчас, не сделав и шага по направлению к сжатию в точку.
Но это значит, что Вселенная никогда в одной точке не находилась по причине принципиальной физической неспособности к самосжатию в точку. Это же значит, что вопрос о происхождении Вселенной как минимум сформулирован некорректно уже потому, что в этом вопросе игнорируется возможность для Вселенной не иметь происхождения, а следовательно и не иметь исчисляемого времени существования.
Мы так боимся истины, что задаём вопросы обязательно содержащие в себе ответ. Тогда зачем мы их задаём?
Экзотически сжатый остаток, получаемый взрывом сверхновой в виде пульсара, ничем не отличается от экзотических состояний вещества, получаемых в лабораториях. Это сверхсжатие получено сверхвзрывом звезды и является сопутствующим взрыву частным, экзотическим эффектом, очень специфическим квантовым осадком взрыва, и потому не может быть ни фактом, ни примером теоретически самоестественного самосжатия всей материи Вселенной в точку. Тем более что основная масса звезды получает в этом процессе не сжатие, а расширение. Взрывается основная масса звезды, а сжимается ничтожная её часть именно за счёт взрыва.
Легко зарабатывать учёные степени обсасыванием дешёвой карамели псевдотеории на виду у всего человечества дураков.
Доказательство невозможности расширения-сжатия Вселенной автоматически есть доказательство её стационарности, в которой так уютно за обедом принять рюмку второго закона термодинамики. При гипотетическом расширении или сжатии Вселенной расстояния между объектами будут менятся. Расстояния между галактиками, звёздами, планетами и атомами прежде всего энергетическая сущность, а потом уже пространственная. Второй закон термодинамики при расширении или сжатии будет нарушаться ежемгновенно. Но этот закон не подводил в суммарных результатах даже в нетривиальных дебрях полоумной квантовой физики!
Нет доказательств что пульсары и магнитары не получены некими лаборантами при взрывах сверхновых и гиперновых. Эти объекты развешаны по Вселенной, возможно, в виде маяков и источников магнитных импульсов для двигателей кораблей, вероятно, при любом удалении кораблей от источника этих импульсов по неведомым нам каналам.
Кстати, гравитация этих объектов может быть искусственной, фальшивой, не обеспеченной массой, недаром скорость их вращения невероятна. А мы приписываем удельному весу вещества этих объектов немыслимую массу. Это хорошо объясняет теоретические непреодолимости в обосновании длительного существования таких объектов, а тем более их поверхностных слоёв как в квантовом, так и в простом центробежном смысле. В этой скорости вращения и при их массе пульсары и магнитары, если это естественные объекты, не могут не быть тончайшими блинами с соотношением толщины и диаметра как минимум порядка 1: 1 000 000 000
А мы наблюдаем точечные, сферические объекты, что доказательно говорит об их искусственном происхождении.
Слон пукнул. Разве это не научный факт? Но слон и сам не стал бы пукать, не будучи точно уверен, что его пук фундаментально научно обоснован предшевствующими пуку процессами.
Чем обосновать беспричинный пук одной точки в Большой Взрыв один больной и миллион здоровых больных не знают, но утверждают, что все мы уже находимся внутри этого пука, и все в этом расширяющемся пуке и умрём.
Автор обиделся. Автор этот миллион называет овцами. Чтобы не называть баранами. Но лишь до времени, когда «баран» станет научным термином для обозначения уровня проявленной высшей умственной деятельности. Автор не против чтобы бараны паслись где и как им угодно, и в любом количестве, если бы на содержание этих баранов и на их умственную деятельность не тратились деньги человечества, в том числе и личные деньги автора – автор человек, и его физический вес входит в вес общечеловеческой массы.
Точка, размером с атом, содержащая всю обозримую в телескопы материю, не способна просуществовать и мгновения, не взорвавшись. А меж тем точка, или её процессная прототочка, «молчала» в этом замороженном, невзрывающемся состоянии некоторый полубесконечный период, что невозможно. Или возможно, но лишь у теоретиков, которые даже в учёной среде идут за фрайеров мутной, квантовой неопределённости, никогда не отвечающих за свой базар. И появилась то ли из ничего, то ли из чёрт знает чего. Спасибо за такую науку, больше не надо, религии вполне достаточно. Химеры религии забавнее.
В 1969 году автор этой книги сделал открытие, невероятность которого была для всего мира разительной, и поговаривали о присуждении автору нескольких Нобелевских премий. В одну Нобелевку такое открытие не запихнёшь.
Описание открытия.
Когда Солнце находится в зените, оно находится на расстоянии 8 световых минут от Земли. К вечеру Солнце приближается к горизонту и сильно краснеет. Степень покраснения Солнца есть следствие расширения Вселенной по Эйнштейну и эффекта Доплера по Доплеру. По ним автор и вычислил, что к вечеру Солнце удаляется от Земли со скоростью света на расстояние 6 световых часов, а к утру возвращается и восходит.
Астрономы вытащили свои умные глаза из телескопов и катались со смеху по всем полам всех обсерваторий мира, прочитав в утренних газетах об открытии автора.
Отчего ж они не катались, и до сих пор не катаются по всем полам мира, а не только обсерваторий, прочитав о красных объектах, открытых астрономом Хабблом по концам видимого космоса, покраснение которых трактовалось не естественной суммарной плотностью газо-пылевого загрязнения космоса до этих объектов, а противоестественным в данном случае удалением объектов в эффекте Доплера, а впоследствии и сосудисто-мозгового расширения Вселенной, случившегося к тому времени в голове Эйнштейна. А дальше этого времени расширение в голове Эйнштейна поставили впереди головы Доплера, которая расширяла Вселенную не столь экстенсивно. Как расширителю голове Эйнштейна не было равных, но можно было обойтись простой таблеткой от головной боли.
В вычислениях мировых умников красные объекты, а это целые галактики, удалялись, и сейчас удаляются у них в головах с световой скоростью!!!?… Галактики!!! Галактикам можно, а Солнцу автора, на тех же основаниях, нельзя!
На эти нелепости наклеили ещё одну. Случайно было открыто невнятное, но устойчивое электромагнитное шипение неизвестной, но чем-то недовольной гадюки. За гадюкой установили наблюдение – и правда, гадюка шипит, и шипеть не перестаёт. Из этого заключили, что шипение реликтовое. У самой гадюки никто ничего не спрашивал. Шипит – значит реликтовое. Но предположим шипит не гадюка, а среднесуммирующаяся мусорная зона взаимодействия всех эл. магн. волн, которыми напичкано пространство, и такая зона должна быть обязательно, и должна выражаться довольно чётко в результирующей среднеарифметической между всеми волнами волне.
Предсказывали реликтовое, а открыли «мусорное» излучение. Автор просит открытие шипения переоформить на него. Открытие состоит не в том, чтобы услышать шипение, а в том, чтобы правильно объяснить его природу. Научное предсказание, сделанное автором, может быть предсказанием и сильно потом после наблюдения шипения гадюки сельскими жителями. С чем автор просит мировое научное сообщество согласиться.
Да, некое шипение было предсказано, но оно никак не вытекает из самой теории, а главное – никак не подтверждает теорию. Реликтовое излучение в рамках теории Большого, но Очень Дурного Взрыва, не способно было бы сохраниться, испытай Вселенная метаморфозу от точки до нынешних размеров. Электромагнитная волна реликтового излучения, при гипотетической микроскопичности протовселенной, очень быстро и очень давно растянулась бы, выравнилась в прямую и растворилась бы бесследно. Открыт всего лишь очередной, и не последний вид излучения, наряду с другими открытыми. Почему «реликтовое»?
Подведём итоги. Автор живёт в убогом строении с протекающей крышей гнилого шифера. Трещины по стенам развиваются и расширяются быстрее Вселенной после Дурацкого Взрыва. По данным на исследования теории Б. Взрыва истрачено 740 миллиардов долларов. На прояснение в умных головах что теория ахиней-дурацкая уйдёт ещё в 10 раз больше – 7,4 триллиона долларов. Автор, прояснив теорию умным головам на 7,4 триллиона долларов раньше, заработал эти триллионы для человечества. Отдайте автору, как члену общечеловеческого базара, из заработанных им денег хотя бы миллион, и не обязательно этот миллион заворачивать в Нобелевскую бумажку.
Зачем мне лично всё это нужно? Какое мне дело до теорий, забивающих моё пространство ватой, не позволяющих ни видеть, ни дышать? Это ответ, а не вопрос. Какое мне лично дело до Туманности Андромеды или до галактик «Самбреро», «Головастик» и до миллионов других, без имени, анонимно живущих под нашей нумерацией?? Очень нужно. Прямое. Как до этой пустыни. Путешествуя по пустыне я путешествую и по Вселенной, и внутри себя неотделимо. Пустыня, бездна космоса, космос квантовых образований, теории, пальпирующие всё это – моё прямое пространство, пространство моего «Я».
Сна уже не будет. Попробовать идти ночью? Оказалось возможно. Сваливаюсь с барханов по той же причине – ослепление. Днём от света, ночью от мрака. Какая разница? С фонариком идти неприятно, будто заблудился в бесконечности, из которой уже никуда никогда не выйти. Выключил.
Без фонарика падаю чаще, но вижу один чистый, слитный объём песчаной и звёздной пустынь. Они покоятся в полном разлитии, взаимооживляя друг друга…
Однако привязка к недвижной звезде, несуществование горизонта, шаги прямо во тьму с падениями утвердили впечатление, что всё это я проделываю на одном месте, будто пытаюсь продвигаться в Небытии, продвижение в котором вообще невозможно. Вдруг за спиной раздалось сильное взбучивание песка, хрип, дых, и мимо меня проскочило какое-то большое двуногое существо…
Слабонервные! Не ходите сюда, будьте умнее самих себя! У вас там есть всё – для счастья достаточно более чем. А сюда не ходите!
Я бросился на песок и исчез. Меня нет. Но пустыня проглотила и существо, и все звуки, связанные с ним.
Сон до утра не случился. Следы ни о чём не говорили, на песке они слишком неопределённы. Но мгновенный ужас имел странное следствие – я будто выспался навсегда.
Это был не человек… иначе бы он остановился и попросил закурить.
Я понимаю что иду уже по трухлявой верёвочке, которой легче оборваться, чем дать пройти мне до конца.
День четвёртый
Я иду, и мне вернулось моё обычное смешливо-радостное настроение, сбитое ночью жутко пробежавшим мимо несмешным нечеловеком. Зацепка за горизонт растаяла. Идеальная линия.
Оглядываю горизонт по кругу – он всюду одинаков, будто на палубе посреди океана. Иду по солнцу, но и оно стало подползать к зениту и ориентироваться по нему уже опасно, можно куда-нибудь уйти потерей критического времени.
Лишь однажды заметив неверное поведение стрелки, компас убрал. В разведке за это убирают действительно.
Часа два придёться переждать. Что ж, проживём эти два часа всласть.
Солнце стало и взожгло идеально круглый стол пустыни. На плоскости стола от моего красного рюкзака можно отойти куда угодно – виден отовсюду. Рюкзак моё стойбище и моя жизнь – в нём вода. Удаляюсь от рюкзака будто астронавт от корабля на неведомой планете.
Сама эта плоскость будто живое поле какого-то иного сознания.
Скорпионы приветствуют меня поднятыми хвостами и я победно иду меж ними как Цезарь, только что отметеливший Помпея.
Никогда не сорву живого куста. Во мне разливается молитвенное состояние когда вижу корни, даже здесь вцепившиеся в жизнь. Собираю редкий сушняк. Здесь он не задерживается, ветер со стола сметает всё.
Немое цепенение раскала… Палевая дымка жёга села на горизонт и дёргается, выделывая лихорадочные синусоиды. Редкие среди песка участки глинистой почвы жестоко разорваны трещинами и покрыты выступающей соляной побежалостью. Ржавый песок, перенесший столько отжигов, редкая белесо-серебристая растительность… всё сливается в живом забвении зримого жара…
Круглый стол пустыни теперь круглая калящая чаша.
Чаша непрестанно исторгает дыхи жара, и они уходят вверх и разжаривают там синеву. Плотный слой всё ожигающего воздуха прихотливо плавает, живо преломляя через себя всё что видит глаз. Тягучая вязкость зноя принуждает чашу раскатыватся длинными периодическими волнами…
Собранный сушняк для костра не вспыхиваает, а взрывается. Валяюсь со стаканом чая, исжигаясь со всей пустыней.
Надо же, всюду далеко всё видно, я свободен, а куда идти неясно. Ну чем не аллегория жизни. В этой точке с идеальным кругом горизонта нет ни вчера, ни завтра, а только настоящее.
Я в эпицентре настоящего…
Но это настоящее – мгновение, в которое нас разместили рождением. Мгновение назад нас уже нет, мгновение вперёд нас ещё нет. Из него-то мы и выглядываем, в нём-то и живём, в нём даже наворотили цивилизацию, и в этом же мгновении исчезаем. Да только нужны были миллиардолетия усилий организмов, с постоянными жертвами и отмираниями всех, чтобы мы получили возможность выглядывать хотя бы из мгновения… накопив глаз разума – чем-то нужно выглядывать и понимать что видишь…
Цените эту возможность, пользуйтесь этой возможностью! Выглядывайте! Выглядывайте! Выглядывайте!
Вцепитесь в мгновение, хохочите, рыдайте в мгновении, но не отпускайте его!!!!!!!!!!!!!!!!!
Пора. Вырываюсь из идеального круга.
Солнце ярило. Ярило ярило. Плещет и плещет расплавом.
Иду на бушующий, изжигающий диск…
Мы ещё не понимаем счастья быть так близко к звезде, выощущать её всем, обладать звездой…
Глаза расслеплись нестерпимостью света. Сознание ввёрнуто внутрь. Ярые пыхи жара бьют непреставая.
Я иссжжён. Кожа подошвы ног прижглась и каждое ступление испытание. Подошвы туфель сейчас единственная территория моего обитания. Все поверхности вокруг неприкасаемы. Потеряешь сознание – упадёшь, сгоришь как гусеница попавшая в угли.
Разъязвления кожи через простыню и две рубашки. Если мы так близки к звезде, чего ей не плюнуть в нас хорошим протуберанцем? А не глотнули динозавры протуберанца?
Вновь барханы. Падения при спусках опасны прикасаниями к песку. Гнёт пережара затрудняет вглатывание воздуха.
Дохи солнца слабеют, и скоро оно свалилось с неба.
Еле добрёл до темноты и бухнулся в бесчувствии.
Ухищрения бережливости не надолго продляют жизнь огонька. Ночь в невнятных переходах от сна к забытью и обратно. Лишь к утру стал облекаться в силы.
День пятый
Утро тихо, прекрасно, как весенняя колючка.
Кожа содрана, тело в язвах. Плечи иззжены, лямки рюкзака их пытают. Лицо разранено, разбухло. Впрочем, я пригласил себя сюда сам.
Влево по курсу размелькалось неестественно белое пятно. Разобрать что там трудно по причине ходившего воздуха. Оказалось, известковое образование из нескольких скал и оторочки вокруг из осыпавшегося материала.
Остров среди песчаных волн неоглядной пустыни. Мистическая белизна острова в сухом океане слепит в зияющую синь неба.
Наконец дошёл. Осторожно прохожу между скал внутрь… К изумлению большая куча черепах, скорпионы по стенам, да две змеи были аборигенами затерянного мирка.
Внутреннее пространство оказалось небольшим, в сравнении с размерами всего образования. Змеи уползли. Черепахи перелазили друг через друга, ничуть не любопытствуя мнением оказавшихся снизу, и не придавая никакого значения чему бы-то ни было происходившему на их глазах. Не в этом ли секрет их долголетия?
Бросаю рюкзак в центре мирка, в котором и собираюсь позавтракать. В смысле топлива для костра мирок был лузой, в которую ветер забил несколько свежих шаровидных кустов, да старого материала под стенами было предостаточно.
Завтрак прошёл весело, при огромном скоплении народа. Народ бесцеремонно лазит по мне и пытается съесть всё. Скорпионы только беспокоятся по стенам, но не могут преодолеть биологического и душевного барьера, и участия в завтраке не принимают. Змеи из аристократической брезгливости к народу не вышли.
Мой суп из говядины мог быть и черепашьим, но моя любовь к черепахам исключала эту вероятность. По крайней необходимости убью грызуна, зажарю и съем. Но птицу, черепаху – нет. Отчего мы одних животных убиваем, а другим животным раскрываем душу? Впрочем, домашним животным мы вначале раскрываем душу, а потом убиваем. Затем съедаем вместе с душевными заигрываниями в их мясе.
Но кто в них, с кем мы там в них разговариваем? И чем, как?
После вкусного супа я отпускаю себе час безоглядного счастья, играясь с черепахами и отмеряя глотки двух стаканов чая… последние глотки счастья перед дуэлью с пустыней.
Всё, прекрасные друзья мои. Наш с вами сеанс счастья кончен.
Расходимся… в Вечность… вы себе, я себе.
Но, прежде чем покину остров, хочу обойти его по осыпи.
Я попросил черепах присмотреть за рюкзаком, чтобы в него не налезли скорпионы, и вышел наружу.
Ударный жар слепящего зноя варит меня.
Раскалённый известняк дыхал ярый жёг. Свет набрал силу огня и выжигает камни и воздух. Белые скалы гудят доменными печами.
Разъяр огня света расслепляет сознание и оно плывёт то ли рядом, то ли где-то ещё.
Жарящий ветер прожигал.
Кристаллы кальцита алмазными высверками слепят отовсюду.
Калёный щебень под ногами, осыпаясь, журчит ворохом высоких, звонких, поющих звуков.
Еле выстаивая на ногах, шатаясь, будто вслепую, бреду и бреду по осыпи, тяжело бряцая ногами в щебень.
Плески щебня возвращают уплывающее сознание.
Иногда скалы вместе с небом опрокидываются на меня, иногда я вместе с островом опрокидываюсь на небо, и уже не знаю куда ставить ногу – на небо или на остров…
Моя белая одежда растрепливается ветром, и в белых скалах я кажусь привидением. Привидение добирается до поворота.
За поворотом из пустыни идёт горячий ветер, но он был мне хладящим в сравнении с тем, откуда я только что выбрался.
Всё. Вперёд.
Забрал рюкзак, попрощался со всеми, и бросился на горизонт.
Ночь… Галактика мне не раскрылась. Будто одумалась, что слишком много увидел.
Обрушаясь в сон у огня, вдруг узнаю несколько звёзд, что в гостинице налипли на стёкла окна и намигивали смертью… Они бились сейчас равнопокойно, будто знали, что я всё равно окажусь здесь. И не их вина, что я тогда не внял им. Я отвернулся от звёзд к огню.
Воды мало. Где я сейчас неизвестно. Я будто протрезвел. Воды одна бутылка. Моя жизнь в этом сосуде, как у джина. Пить не буду. Крышку отверну когда буду терять сознание.
Чего обижаться на звёзды когда сам дурак.
День шестой
Отныне я просто пружина. Бросаюсь на барханы и на горизонт в одну точку и не вижу, не знаю больше ничего.
У меня ничего не болит, потому что я приказал себе это. Не только кожа, мясо может отваливаться – не почувствую.
Сил нет, только воля. Воля, как и вода, кончается.
Открываю крышку для сакрального глотка – с каждым глотком расстояние между жизнью и её прекращением уменьшается. Когда вода из бутылки попадает в рот – я понимаю её цену, и пью именно за эту цену.
Теперь я знаю что течёт в кране.
Солнце взвисло над головой и добивает.
Теряю сознание не теряя сознания.
Опрокидываюсь.
Глаза слезятся, слёзы образуют на глазах линзы.
Линзы увеличивают и без того всё изжигающий диск.
Вдруг показалось что Солнце будто смотрит на меня своим кругом…
Да пожалуйста! Внутренне я готов к любым миражным видеоклипам пустыни.
Но что это? Два чётких глаза выше средней линии диска… Превозмогаю обморочность, протираю глаза от слёз… всё равно диск увеличенный, всё равно два чётких глаза.
Глаза вживляются в меня живостью чувства… мы смотрим друг в друга в невменяемости живообмена…
Я и Солнце…
Страшно… даже если смотрю видео.
Глаза единственные, глаза всесилия, глаза – источник всего и всему, глаза самоданной, произначальной глубины протосознания…
В меня вживовсверливало целое, круглое, живое мегасущество…
Испугом, вне понятия о своём состоянии, и без того близком к издыханию, вскакиваю и бегу. Сила страха легко бежит меня и мой тяжёлый рюкзак вместе с моим обмороком…
Ужасом меня несёт ещё час, и за этот час я ни разу на Солнце не глянул.
Наконец споткнулся и влип в ожигающий бархан. Но не отскочил, а обездвижился.. Стал пригорать и лишь этим приходить в себя. Успокоился. Глаз у Солнца быть не может.
Это просто большая раскалённая капля из водорода и гелия. Чем капле смотреть?
Да при такой величине диск выжег бы мне глаза.
Я бы посмеялся над непроисходившим происходившим, если бы не понимал, что из песков уже не выскакиваю. У Солнца – глаза. Ерунда. Однако эта ерунда заставила меня пробежать ещё час в нужном направлении.
Или не ерунда?
Я кисель. У киселя нет нервных структур, как у медузы, и шевельнуть щупальцами не получается.
Мне не подняться.
Остаток дня мои застывающие глаза были глупо вытаращены в небо, как в случайной фотографии. Они что-то видели, но как бы с полным отсутствием меня. Я вышел в какую-то свободу вне тела и не мог понять почему не делал этого раньше. Это куда легче и свободнее существования в себе. Отплываю от рюкзака и делаю продвижение к большому бархану и обратно. Порезвился ещё, плавая над барханами, с восторгом удивляясь отсутствию необходимости прилагать усилия к любым изощрениям воздушных манёвров. Позабыл всё, и летал, летал, однако не теряя красного пятна рюкзака из глаз…
Случайно глянул на Солнце. Диск возбуждённо растрепливался как живое существо и стал нервически пульсировать, будто паук сольпуга перед нападением… жуткие глаза Солнца холодно вцелены в меня… вероятно, если я летал, я уже был без сознания, и мне не пришлось терять его по причине очередного забоя меня.
Диск нежданно резко вплотил меня в себя, вглотнул… будто между нами не было никакого расстояния… и… я… внутри… Солнца…!!!!!!! Понимаю, что я внутри лишь зрением, и потому существую мимо температуры. И даже ощущаю связь с собой, оставшимся в пустыне.
Вокруг… непрочисляемое месиво живых лиц без туловищ… Они промещаются мимо друг друга сквозь кишения существ с телами океанического разнообразия. Часть этих океанических существ с околочеловеческими окололицами…
Через мгновения присутствия внутри Солнца, оказываюсь вновь в себе, в пустыне, спиной на рюкзаке. Пробую взлететь – не взлетаю. Совершенно точно знаю как взлететь – не взлетаю. Догадался… я жив. Что это было – сон, обморок, смерть или что-то неизвестное? Но плотность ощущений такова, что не сомневаюсь… я был внутри Солнца… … Да, мгновения… но я там был!!!!!!!
Я видел население Солнца… Даже не понимаю. Снова.
Я видел население Солнца… Это что же… я видел население Солнца????? Да, я видел население Солнца!!!!!!!!!
Солнце самый обитаемый объект солнечной системы. Глубины океана звезды кишат жизнью гуще глубин океанов Земли!!!!!
О фривольном поведении нескольких сот звёзд в центральных пропадах Галактики начали сплетничать астрономы, но так вяло-неядовито, что звёзды могут отказаться выделывать циничные телодвижения относительно строгой гравитационной морали. Скоро, скоро чопорные астрономы увидят массовые выступления взбалмошно-придурашных звёзд центрально-галактической эстрады. И пьяно блукающих где угодно по галактическим провинциям одичавших звёзд уж совсем непристойно-антигравитационного поведения. Мысль, что звёзды могут быть живыми существами и могут перемещатся по произволу собственного звёздного сознания, или перемещаться техногенным фактором внутризвёздной цивилизации астрономам не поднять…
Автор видел много свободно и самостоятельно ползающих по Вселенной живых галактик. Или не видел. Но какое это имеет значение. Главное – эти галактики существуют. И они живые. И ползают. Чем массивнее галактика, тем ближе она к превращению своего субстрата в зародыш.
Все стадии превращения субстрата планетарных облаков, планет, газовых, газо-пылевых космических облаков, звёзд и галактик в зародыши этих объектов автором тщательно изучены. Разумеется, галактика в дозародышевом состоянии может перемещаться обобществлённым техногеном всего сонма цивилизаций, содержащихся в ней. Вступают ли в противоречие целевые побуждения обобществлённого сознания внутригалактических цивилизаций с возникшим моносознанием ожившей галактики автору сейчас неизвестно.