Неистовый скальпель

Кстати, уточните у южноафриканского «лазутчика», что интересует его в наших опытах в первую очередь?

Переводчик пошептался с Барнардом на английском, и доложил:

– Прежде всего, разумеется, секрет успешного вживления второй головы собакам – их фактического превращения в сиамских близнецов. Но нисколько не меньше – метод аортокоронарного шунтирования. За границей все считают Вас пионером в этой области. Ведь именно Вы ещё в 1952 году первым додумались вшить часть внутренней грудной артерии в коронарную, пояснил мне мистер Барнард. А теперь он очень хочет позаимствовать этот ценный опыт из первых рук, чтобы научиться спасать обречённых на скорую смерть людей. И посетовал, что до сих пор ему удаётся только замена сердечного клапана.

– Понятно. Ну что же, господа-товарищи, наш торжественный банкет завершён. Приступаем к делу.

Игорь, ввози собачек!

Все быстро надели марлевые маски, поправили белые шапочки и помогли друг другу натянуть резиновые перчатки.

XVI

– Подлецы, подлецы! Нет, какие же они подлецы! Ну, просто пёсьи головы!

Разгорячённый Дементьев втиснулся в крошечный коридор своей однокомнатной квартирки, не переставая громко возмущаться. Навстречу поспешила жена Лиза. Её обычно спокойное добродушное лицо выражало тревогу.

– Что стряслось, Володенька? Опять неприятности на работе?

– Ах, какие же негодяи! Чем он им помешал? Они убили моего Тришку!

– Не может быть! Ты уверен?

– Никто ничего не видел, не слышал и не знает. Но сторож шепнул мне, что Тришка с проломленным черепом, уже мертвый, валялся во дворе института, возле лаборатории. А потом кто-то – сторож не говорит, кто, – приказал ему тело убрать. Что он и сделал.

И зачем мы выпускали Тришку гулять без присмотра… Ведь он был знаменитостью, о нём писали в иностранных журналах. Вполне здоровый, жизнерадостный, с прекрасным аппетитом.

– Кому же эта расправа понадобилась? Кто из коллег так сильно тебе завидует и ненавидит твоих животных?

– Откуда мне знать? Главное, что Тришка прожил уже больше четырёх месяцев с двумя сердцами в грудной полости, и, я уверен, мог бы протянуть ещё немало. Но кому-то помешал.

Вот пёсьи головы! Они не останавливаются ни перед чем, лишь бы покончить с развитием трансплантологии. А ведь за ней будущее советской и мировой медицины. Но если этого не понимают в министерстве – всё пропало! Указиловка сверху священна.

– Значит, мщение исходит от Минздрава?

– Не знаю, не берусь утверждать, ведь не пойман – не вор. Но чиновная братия и некоторые коллеги чуют, откуда ветер дует.

Не стал говорить тебе полгода назад, что я наотрез отказался сделать министра соавтором моей монографии «Пересадка жизненно-важных органов в эксперименте». Вот она и валяется у нас дома. А теперь ещё и убийство Тришки…

– И что ты собираешься делать? Уже обращался в милицию?

– Зачем? Бесполезно. Тришку не вернуть же.

Жена на минуту задумалась и решительно сказала:

– Выход есть! Давай брать собак сразу же после операции к себе домой. Конечно, только по одной. Будем выхаживать здесь, так безопаснее.

– Здесь?! В наших хоромах? А что скажут соседи?

– Соседей я беру на себя. Как-нибудь умаслю.

– Но тогда придётся и кормёжку животных взять на себя. А разве сможем вписаться в мою девяносторублёвую зарплату младшего научного сотрудника?..

Хотя можно ведь сдать в комиссионный магазин мой «кобеднешный» костюм – всё равно он мне не нужен, в церковь никогда не ходил, а на конференции и симпозиумы меня больше не зовут.

– Пусть и деньги тебя не волнуют. Справлюсь, впишусь в бюджет. Главное – чтобы ты продолжал спокойно заниматься своим любимым делом. Я давно уже поняла, что в этом весь смысл твоей жизни.

– Спасибо тебе, Лиза! Ты – моя единственная опора и надежда, боевая подруга до конца дней. Зови дочку, давайте ужинать, а потом освободи мне стол на кухне. Хочу поработать над одной брошюркой.

Он проник в тесную кухню, одну из стен которой украшали около десятка почётных дипломов на немецком, французском и английском языках.

XVII

Морозным декабрьским днём 1970 года у здания министерства здравоохранения СССР в Рахмановском переулке столицы лихо затормозил голубой микроавтобус «Латвия».

У входа, поеживаясь от холода, стояли трое солидных мужчин. Они были без пальто и головных уборов, в тёмных костюмах, белых рубашках и при галстуках.

Дверь автомобиля распахнулась и оттуда выпорхнула переводчица Минздрава, ярко-рыжеволосая «советская испанка» Ева. За ней, поочередно, боясь поскользнуться и упасть, пятеро невысоких смуглых мужчин в одинаковых длинных чёрных пальто и серых кроличьих шапках-ушанках, завязанных под подбородком. Неловко скользя в негнущихся зимних ботинках, которыми их, как и остальной амуницией, озаботилось снабдить родное посольство, они добрались до ступеней, ведущих в здание.

Прежде, чем поздороваться, чиновники министерства встретили делегацию громким возгласом:

– Вива Куба, вива Фидель!

Гостей проводили к гардеробу, помогли снять пальто и провели в просторный кабинет. Все расселись за длинным прямоугольным столом. Секретарша налила кофе в чайные чашки. Кубинцы, пригубив по глотку, дружно отодвинули их в сторону.

Ева вполголоса сказала хозяину кабинета:

– Забыла предупредить, Виталий Семёнович, что латиноамериканцы не пьют растворимый кофе. Моя вина…

Укоризненно покачав головой, Виталий Семёнович встал:

– Дорогие гости, уважаемые коллеги! Мы рады приветствовать вас на московской земле. Удобно ли вас разместили в гостинице «Пекин», всем ли вы довольны, не требуется ли что-то ещё? Не стесняйтесь, просите, требуйте. Мне приятно сообщить, что стипендия каждого из вас составит сто восемьдесят рублей в месяц – примерно столько же получают опытные врачи, заведующие отделениями в больницах нашей страны. Единственное, чем мы не сможем вас обеспечить – это горячим тропическим солнцем. Но тепло и заботу советских людей гарантируем!

Переведите мои слова, Ева. Да, кто там у них за старшего?

– Военный врач из Гаваны, хирург Хосе Льоренс. Вот тот, лысоватый, в роговых очках с зелёными стеклами. Все медики направлены в Москву ведущими клиниками Кубы.

Выслушав приветствие по-испански, Хосе Льоренс встал:

– Огромное спасибо за радушие, дорогие советские товарищи, коллеги. Благодаря вашему приглашению, мы впервые оказались на родине великого Ленина! И вот впервые в жизни нам довелось увидеть снег не в холодильнике, а прямо на улицах, ощущение от этого просто непередаваемое. Мы очень рады, что наша стажировка в Москве продлится целых десять месяцев, и позволит нам перенять передовой опыт светил советской хирургии. От имени всей делегации хочу заверить ваше министерство, что условия нам обеспечены великолепные, мы ни в чём не нуждаемся. И с нетерпением ждём начала работы.

– Замечательно! Мы заранее составили подробную программу вашей стажировки действительно у самых знаменитых советских медиков, которые готовы поделиться с вами своими знаниями и методами работы. От посланцев кубинской революции у нас секретов нет.

При вас постоянно будут находиться два переводчика – уже знакомая вам опытная товарищ Ева и студент последнего курса филологического факультета МГУ, недавно сдавший государственный экзамен по испанскому языку на «отлично».

Итак, сначала вам предстоит прослушать месячный курс лекций ведущих хирургов в Первом Московском медицинском институте – с синхронным переводом, разумеется. Затем вас примет в своей клинике сам академик Петровский, возглавляющий и наше министерство. А дальше – практика в Институте сердечной хирургии, в других знаменитых медицинских учреждениях Москвы. И даже – в Институте трансплантологии. Более того, профессор Соловьёв и профессор Шумаков готовы разрешить вам ассистировать им во время сложнейших операций на открытом сердце. Что скажете, компаньеро Льоренс?