Хрустальный остров. Роман
За завтраком он признался:
– Не то это, не то. А не принять ли мне ислам? Правда, обрезание придётся делать. Насколько это больно? Неважно. Надо сначала изучить «Коран».
Вечером Настя не обнаружила в шкатулке, в которой складывала семейный бюджет шести тысяч рублей. Последние три месяца деньги зарабатывала только она. Игорь не работал. С почты, где он в последний раз трудился почтальоном, его выгнали за постоянные прогулы, кражи дорогих журналов и опоздания. Настя наехала на Игоря. Куда делись деньги? Тогда Игорь признался, что потратил их на Веронику, которая была проституткой. Настя была в шоке. Она поделилась этой историей с Яной учительницей математики в школе. Яна назвала Игоря козлом и посоветовала немедленно его бросить. Настя не знала, что делать. Ей было жаль Игоря, но жить она уже не могла с ним. Он был ей противен. Она разочаровалась в жизни и людях. Неужели все духовные поиски и творчество – это полная ерунда? Надувательство – ширма для развратного образа жизни и тунеядства. Для чего живут люди на Земли? Только, чтобы есть и трахаться? Игорь – это был тяжёлый удар не в челюсть, а в саму душу. Настя собрала вещи и ушла. Игорь валялся в её ногах, просил прощения, умолял не бросать его. Такой жалкий он ещё больше раздражал её.
Там на остановке она ещё могла вернуться. В голове мелькнула мысль, что может быть это её крест, расплата за свои грехи и грехи предков. Пора пойти в церковь и начать новую жизнь искупления. Это было бы очень больно. Нет. Хватит с неё. Человек имеет право быть счастливым. Она поехала к матери в Капотню.
Мать была рада дочери. Она не любила Игоря, считала его ничтожеством, как творческую единицу. Настя с мамой пила вино, когда ей пришло сообщение о том, что она выиграла бесплатный билет на круиз вокруг земного шара. Ей даже было неинтересно – это правда или какая-то подстава. Смена обстановки ей не помешала бы. К тому же она хотела уехать подальше от этого большого шумного города с дурной энергетикой, лучше на другой конец Земли. Круиз вокруг земного шара – это было бы прекрасной авантюрой в былые времена, а теперь это всего лишь развлекательная поездка. Пусть будет хоть так. Так она думала.
Эти люди на острове казались Насте очень милыми, даже те, от которых исходила агрессия и опасность. День прошёл и все начали укладываться в шатре.
Она легла в центре между Антоном и Иваном. Иван лежал боком лицом к её спине и тихонько обнял её за талию, прижал к себе.
– Ты чего? – тихо прошептала Настя.
– Это чисто, чтобы согреться, – объяснил Иван.
– Чего там? – спросил громко проснувшийся тракторист. – Приехали спасатели?
– Ага. На голубом вертолёте прилетели, – иронизировал, как умел, доктор. – Да молодёжь развратничает.
– Дайте поспать, уроды. И так холодно и жрать хочется, – проворчал Бондаренко.
С самого края лежал Лев, а за ним Валера. Лев во сне положил руку на бедро Валере. Тот убрал руку.
– С тобой всё в порядке?
Лев проснулся.
– Ты что?
– Ты руку на меня положил. У тебя всё нормально с ориентацией?
– Извини, уснул, не осознавал, что делаю.
Валеру осенила важная мысль.
– Лев.
– Чего?
– Ты же попал на судно по выигрышу билета?
– Так точно.
– И я.
– И что это значит?
– А остальные? Люди, кто попал на судно по выигрышу билета?
Оказалось, что все.
Бондаренко спросил:
– И что это может значить?
– Это не просто так. Однозначно. Матросов и простых пассажиров тут нет. Это была какая-то спецоперация. Нас не просто так заманили сюда, – сделал вывод Валера.
– А, что, если никаких простых пассажиров и не было? – предположил Иван.
– Блин, в чём смысл-то может быть такой операции? – не мог понять Бондаренко.
– Ума не приложу, – признался Валера.
– Спецоперации затевает, как правило, государство, – подал голос доктор. – Зачем ему мы?
– Как зачем? Для опытов каких-нибудь. Потом нас наградят, если мы сделаем всё как надо, – у тракториста, как оказалось, была богатая фантазия.
– Но это бесчеловечно так поступать с живыми людьми, – заскулил Коркин.
– Весь мир театр и мы в нём актёры, – непонятно к чему сказал артист.
– Если это государство, мы должны выжить, – заявил Лев.
– Это почему же? – не понял Белкин.
– Потому что государство наше – это сила.
– Сила-то это да, только смотря для каких целей оно её использует. Цель какая? – вступил в дискуссию Ковров.
– Нам это не понять. Мы маленькие люди, наша роль исполнять то, что от нас требуют, – сказал тракторист.
– Может, кто-то подаст нам подсказку? – предположил Иван.
– А, если мы умрём? – жалобно вопрошал Коркин.
– Значит так надо, – сказал тракторист.
– А, если это всё дело рук мафии, а не государства? – предположил Иван.
– Зачем мы мафии? – не понимал доктор.
– Чтобы потребовать за нас выкуп.
– Кто за нас даст выкуп? Кому мы на хрен нужны? У меня и родственников толком нет, – сказал Валера.
– У меня бизнес есть, но оборот совсем небольшой, – поведал Коркин.
– А кому нужен Петя тракторист? – усомнился в версии товарища Антон.
– Государство может за нас заплатить, – нашёл ответ Иван.
– Сдались мы ему, – сказал доктор.
– Это слишком круто для мафии: нанять судно, утопить его… А куда команда делась? Вся утонула? Надо было ещё как-то сделать, чтобы спаслись, – рассуждал Валера.
– Команда и была мафия. Они не утонули, а уплыли куда-то, – у Ивана нашёлся ответ и на этот вопрос.
– Всё это, конечно, сложно, очень сложно, но в этом есть логика. Почему же мафия не даёт ничего знать о себе? А, если мы умрём? Кому мы на хрен нужны мёртвые? – не унимался в своём расследовании Валера.
– Мы же ещё живы, – сказал Иван.
– Ладно, заканчиваем базар. Завтра наговоримся. Спать, – скомандовал Ковров.
4
Наступил новый день.
Коркин измождённый и вспотевший лежал в теньке под большим деревом.
– Пить, есть, – скулил он.
Мимо прошёл Бондаренко, посетовав:
– Жаль нет оружия пристрелить этого придурка.
Остальные обитатели расселись в тени деревьев прямо на траве. Ковров восседал на сизом камне в позе царя.
– Итак, два дня прошло, а мафия или государство никак не даёт о себе знать. Не кажется ли вам всё это странным, – сказал он. – Бананы на острове рано или поздно закончатся. Что мы будем есть?
– Я уже не могу жрать эти бананы, – пожаловался Пётр.
– Так подыхай с голоду – не велика потеря, – «пожалел» его присоединившийся к честной компании Антон.
– Тут же птицы есть. Чайки или бакланы. Надо научиться их ловить, – предложил Белкин.
– Они, сука, не вкусные, наверняка, – сказал Иван.
– Иван, не ругайся, – одёрнула его, сидевшая рядом с ним Настя.
– Можно съесть кого-нибудь из нас на крайняк; а что, такое практикуется, когда зэки бегут с зоны через тайгу, – предложил Белкин.
– Кого ты предлагаешь съесть? – спросил на полном серьёзе Ковров.
– Самое слабое звено, которое валяется под деревом и скулит.
– Вы совсем сдурели что ли, я не допущу этого, – возмутился Валера.
– Как мы его разделаем? У нас и ножей-то нет, – заметил Антон.
– Не надо никого есть, пожалуйста, – жалобно попросила Настя.
– Это будут крайние меры. Кто-то же должен выжить тут, – решил Ковров.
– Твою мать, если это мафия, то мы им нужны живые. Они наверняка подкинули бы нам еды, чтобы нас выкупили живыми. Где они? – вопрошал Покровский.
– Эту мафия могла перестрелять другая мафия, которой мы на фиг не нужны, – молниеносно нашёл ответ на его вопрос доктор Зайцев.
– Допустим. Тогда нас должны искать родные и близкие из России, – предположил Валерий.
– Мафия, которая всё это устроила, сделала так, что они думают, что с нами всё в порядке, что мы ещё плаваем в круизе, – сказал доктор.
– Я всё же надеюсь, что это государство. Эксперимент, – промолвил Пётр.
– Какой на хрен эксперимент? Ты о чём? У нашего государства дел больше нет. Надо углеводороды качать за бугор за баксы, и мериться причиндалами на международной арене. А тут какие-то туристы на острове. Ерунда всё это, – устыдил его Иван.
– А, если тут не мафия и не государство, за всем этим стоит? – предположил Валерий.
– А что тогда? Что ещё тут может быть? – вопрошал Антон.
– А просто несчастный случай. Нелепость. Чья-то дурость. Набрали на судно «счастливчиков», – доктор изобразил пальцами в воздухе кавычки. – Посадили на судно и отправили вокруг земного шара. Для чего? Какая-то тупая идея, блажь какого-нибудь олигарха или кто он там владелец этого судна. Хотел приятное сделать людям, искупить свои старые грешки, замолить их. Чудачество такое.
– И эта версия имеет право на существование, – сказал Валерий. – Но матросы, капитан? Как они могли не спастись? Странно это. И потом этот владелец должен хватиться судна и нас соответственно.
– А зачем ему это? Он узнал, что судно утонуло и схватился за голову. Твою мать, меня же могут посадить за такую благотворительность. Люди погибли. Тюрьмы в России страшные, туда лучше не попадать. Сейчас зачищает концы, а потом смотается за границу, спасать свою задницу, – доктор размышлял здраво и логично.
– Я бы так и сделал на его месте, – сказал Антон.
– Красиво раскладываешь лепила, – сказал Белкин. – Эх, сейчас бы папиросочку крепкую.
– И спиртику, – добавил Зайцев.
– Медицинского? – спросил Белкин.
– Ага.
– А я бы и от технического не отказался.
– Ладно, версии все эти штука интересная, занимательная я бы сказал; но нам надо думать о выживании – то есть о еде. Тут есть хоть какие-нибудь идеи? – обратился к народу Ковров.
– Да уже чего только не передумали, – сказал Пётр.
– Ты вчера предлагал искать яйца птиц, – напомнил ему артист.
– Я один что ли буду по лесу лазить их искать? По деревьям я не умею лазать.
– Так, – сказал Ковров и задумался немного. – Яйца, яйца. Птицы тут есть. Значит и яйца их должны быть где-то. Надо устроить облаву в лесу. Пойти всем в лес или почти всем и следить за птицами, где у них могут быть гнёзда. Кто умеет лазить по деревьям?
– Я лазил в детстве, но вы видели какие тут деревья? Какие у них стволы? – вопрошал Иван.
– Деревья, как деревья. А что? – не понял Ковров.
– А вы посмотрите внимательнее. И потом у меня другая идея появилась. Надо бредни сделать из одежды или из спасательных жилетов.
– Бредни – это что? – спросил Василий.
– Сразу видно, что человек не жил в деревне, – наконец подал голос Лев.
– Для этого нужны будут чьи-то футболки, – сказал Иван.
– Я мою не дам, – сказал Антон.
Ковров осмотрел народ и указал пальцем на Василия и Коркина, всё ещё валявшегося под деревом.
– Его и его.
– Почему я? – возмутился Василий.
– Это несправедливо, – вступился за него Валерий. – И почему он тут решает такие вопросы?
Белкин привстал в агрессивную позу.
– Потому что мы так хотим все, а ты не ерепенься ментяра.
– Ребята, перестаньте, – попыталась сгладить конфликт Настя.
– Справедливо было бы вытянуть жребий, – не сдавался Валерий.
– Всё уже решили, кэп, успокойся. Эти кенты не против пожертвовать своим хламом во благое дело, – сказал Антон. – Всё равно от них толку никакого.
Лев взял за руку Валеру.
– Не лезь.
– Да, ладно, расслабьтесь мужики, тут не холодно, не замёрзнете даже ночью, – успокоил, как мог, народ Иван.
Покровский снял с себя футболку; а Коркина и не спрашивали, его большая майка лежала у шатра в метрах пятнадцати от его тела. Иван и Антон порвали майку и футболку. Провозившись полтора часа, Иван связал их в одно целое. Настя удивилась его ловкости.
Пошли к заливу. Валерий остался у шатра разводить костёр при помощи очков Коркина. С ним остались Зайцев и Забоев.
Тряпки не так легко опускались в воду это не сеть и Антон с Иваном намучались с его изобретением. На берегу их поддерживали Ковров, Настя, Пётр, Артист и Белкин.
– Вы там попробуйте. Там должно быть много рыбы, – давал советы Ковров.
– Давай попробуем, как рамкой водить, – предложил Иван. – Давай ведём к берегу.
Спустя полчаса мытарств в их бредень-рамку попались первые пять рыбок.
– О. Наконец-то! – обрадовался Артист.
– Кидайте их сюда, – скомандовал Ковров. – А ты собирай их, – приказал он Артисту.
Так они наловили девять рыбок. Рыбаки измучились и устали.
– Всё, харэ, – сказал Иван, вылезая на берег. – Устал.
– Молодец.
Настя поцеловала его в щёку.
Они направились к стоянке.
– Девять на десятерых никак делиться, – сказал Ковров.
– Мы по-любому голодными не останемся, – сказал Бондаренко.
– И Настя, – добавил Иван.
Валера развёл костерок. Рыбок поджаривали, нацепив их на острые палочки. Поджаренные складывали на большом зелёном листе какого-то растения, который принесла Настя.
– Как делить-то будем улов? – вопрошал Ковров.
– Одному точно ни хера не достанется, – сказал Белкин.
– Одну рыбку побольше можно поделить на две части, – предложил Валера.
– Грёбаный гуманист. Свою и дели с кем-нибудь, – сказал Бондаренко.
Собравшиеся у костерка островитяне не заметили, как к уже поджаренной рыбке подкрался Коркин.
– Эй! Ты чего творишь?! – заорал Иван.
Коркин буквально в мгновение проглотил одну рыбку с головой, хвостом и костями и схватил вторую.
Белкин бросился к нему, но Коркин успел проглотить и вторую рыбку.
– Ты, что! Падла!
Урка схватил барыгу за горло, но рыбку уже было не вернуть.
– Вот тварь!
Бондаренко смачно плюнул себе под ноги.
Ковров развёл руками.
– Вот урод.
Белкин врезал Коркину в челюсть, но тот устоял на ногах. Он был в два раза больше уголовника. От второго удара Коркин увернулся и сам съездил кулаком в глаз Белкину. Тот упал навзничь. На Коркина набросились Антон и Ковров. К ним присоединился вставший Белкин. Коркина повалили на песок и принялись пинать ногами.
– Прекратите! – кричала Настя.
К дерущимся бросились Валера и Зайцев. Они оттащили драчунов от тела Коркина. Правда, Зайцев получил в запале от Бондаренко нечаянно удар в глаз и упал на пятую точку.
– Забирайте мою рыбу, – сказал Валера.
– И мою, – проявил солидарность Зайцев.
– И мою тоже, – присоединилась к ним Настя.
– Люди вы или звери? – вопрошал Валерий.
У Зайцева появился фингал под глазом. Бондаренко и не подумал извиняться. Трое отказавшихся от еды островитян остались вместе, а другие пошли к стоянке к еде.
Рыбок быстро съели.
– Как будто ничего и не съел, – сказал Петя, обгладывая кости рыбки.
– А ты чего хотел? Тут всего грамм пятьдесят, – сказал Бондаренко.
– Да так мы ни хрена не наедимся, – заметил Белкин. – Только ещё больше есть хочется.
– Скорее бы дали о себе знать мафия или государство, – сказал Бондаренко.
– Ага, если, конечно, версия доктора не окажется правильной. Тогда нам точно конец, – сказал Иван.
Валера, Платон и Настя пошли в лес к источнику попить воды.
– Знаете, а я даже лучше начал себя чувствовать, оттого что мало ем, – признался Зайцев. – Может быть, я тут похудею, наконец? Еда – это зло и болезни.
Пришли к источнику. Вода казалась вкусной, как газировка. Валера пил воду из ладоней, за ним утолил жажду Зайцев. Последней к источнику подошла Настя. Она нагнулась, чтобы подставить ладони к воде. Через шорты выпирали её упругие ягодицы. Доктор уставился на них, как загипнотизированный удавом кролик.
Он жил и работал в Зарайске в центральной районной больнице.
– Скальпель, – скомандовал Платон.
Вика протянула ему скальпель. Он взял инструмент и задумался немного, глянув на Вику. Кажется, она опять была без нижнего белья. Мерзавка. Что она творит? Один только белый халат на упругом стройном хорошем теле. Это провокация.
– Платон Андреевич, – обратилась к нему Вика.
Что ей ещё надо? Ах, да, операция. Надо удалить часть кишечника этому толстому борову. Это кажется какой-то депутат. Точно депутат. Он вспомнил, как в приёмном отделении на него напал брат этого пациента рыжий и противный, похожий на олигофрена из вузовского учебника в медицинском институте. Этот типок орал ему, держа Платона за грудки:
– Ты знаешь, что мой брат – депутат, уважаемый человек и важная фигура в городе и районе?! Знаешь?! Если он умрёт – тебе конец! Я тебе это обещаю. Ты понял меня? Доктор Айболит.
Рыжий сверкал пустыми синими глазами.
– Ведите себя прилично, молодой человек, – сказал спокойно Платон.
Его спокойствие только раззадорило недоумка.
– Ты, доктор, вообще, ничего не понимаешь что ли?!
Рыжий отпустил Зайцева.
– Если не успокоитесь, будете сами делать операцию вашему дорогому брату вместо меня, – пригрозил Платон.
– Смотри у меня. Я тебя предупредил.
Платон развернулся и пошёл. Он уже привык к угрозам. Его четыре раза грозили убить, два раза изнасиловать, пять раз покалечить. Это Россия. Менталитет. Родину не выбирают. Хотя, парочка его закадычных друзей ещё по институту свалила из нашей прекрасной страны.
Операция прошла успешно. Депутат, скорее всего, ещё будет жить приличное количество лет, а лучше бы и не жил наверно. Платону почему-то разного рода чиновников и депутатов было совсем не жалко в отличие от простых людей. Его рыжий брат видимо порядочно зависел от него, был у него на побегушках каким-нибудь помощником, «сбегай принеси то, отнеси это, сделай нам чайку покрепче, пошёл в жопу». Он так и не научился даже при своём гнилом характере воровать и мутить серьёзные дела, как его старший брат. К сорока восьми годам Платон научился быстро читать характеры и судьбы людей по первому разговору с ними. Скоро пятьдесят! И чего он добился? На работе его уважали. Только за уважение в Матушке-России деньги не платят. Разве что, налом иногда за отдельные операции. Хирург в больнице кто-то вроде бога. Даже такой неказистый, склонный к полноте Платон пользовался бешеным успехом у медсестёр и других врачих.
Он закрылся в ординаторской, приоткрыл форточку, махнул из мензурки немного медицинского спирта разбавленного водой и закурил, развалившись в кресле у окна. Курение давало ему иллюзию кайфа. В ординаторской было темно. Платон любил отдыхать в темноте. В дверь постучали. Платон ничего не ответил. Он так и думал, что это Вика. Она тихонько прокралась к нему, держа деловито руки в карманах халата. Проказница чего-то хотела от него.
– Платон Андреевич, с вами всё в порядке? Платон Андреевич.
Зайцев молча выкинул бычок в форточку, притянул Вику к себе. Его голова находилась, чуть выше её пояса.
– Платон, ты что?
Он задрал её халат и жадно впился прокуренными устами в её солоноватую бритую ватрушку. Она и правда была только в одном халате и только ойкнула. Вика хотела было закрыть дверь изнутри, но поняла, что делать это уже поздно.
Вика, Вика, провокаторша и соблазнительница. Ей было столько же лет, сколько и Насти. У неё за плечами был неудачный брак с разводом лет семь назад. Муж у неё был неудачник и слабый на выпивку, впрочем, как и Платон. Почему она выбрала такого? Платон предполагал, что, скорее всего, из-за смазливой морды. Вика никогда ничего не рассказывала про своего бывшего, а Платон и не интересовался такой ерундой. От того брака осталась дочь Ксюша. Её Платон видел всего два раза, когда Вика приводила её с собой на работу. Зайцев предполагал, что коварная обольстительница, таким образом, хотела проверить его реакцию на ребёнка. Платон никак не отреагировал. Ему было не до детей. Вика ворвалась в его жизнь три года назад, когда устроилась в больницу. Сильная, сексуальная, ухоженная с симпатичной мордашкой крашеная блондинка. Те, кто были до неё у Платона, медсёстры и врачихи уступали ей по многим показателям. Она нагло вошла голая в душ, под которым отмокал голый уставший с обвисшим волосатым животиком Платон. Зайцев ошалел от такого подарка и не вылезал с Викой из душа минут сорок. Вика аккуратно отстранила от Платона всех его бывших медсестёр и врачих. Зайцев, привыкший к полигамии, сильно раздражался из-за этого беспредела. Ему стали докладывать о Вике разные сплетни. Одна медсестра доложила ему по секрету, что Вика жила с каким-то бандитом два года, пока того не убили. Этот бандит купил ей трёхкомнатную квартиру. Платон однажды наведался в гости к Вике. У неё, в самом деле, была трёхкомнатная квартира. Откуда она у неё появилась, он не спрашивал. Странный роман с Викой тянулся три года. Вика не понравилась маме Платона Диане Владимировне. «Слишком сильная и оборотистая, она будет держать тебя в кулаке и сотрёт в порошок со временем», – вынесла она суровый вердикт. Это было после общего ужина. После это Вика больше никогда не приходила к Платону в его однокомнатную скромную квартиру, в которой он проживал с пожилой мамой. Платон не считал, что чем-то обязан Вике. Она сама его соблазнила, а он ничего ей не обещал. Ему нравилось быть одному, но дома это не получалось, там была мама, поэтому он любил прогуливаться по городу один, сидеть на скамейке и думать о чём-то своём глубоком и важном. Он сильно разочаровался в людях. Платон умел наблюдать за всем, в том числе за людьми. И он пришёл к выводу, что злодеи, которые захватили власть и денежные потоки в городе, районе, области, стране, намного сильнее и умнее серой массы обывателей. Обыватели поражали его своей глупостью, невежеством и пассивностью. Почему они такие недалёкие? Не всем, конечно, быть Аристотелями и Платонами, но почему их так много? Хорошие умные личности встречались крайне редко. А он сам, каков? Добрый ли он? Он сам не знал ответа. Все врачи циничны – это отпечаток профессии. Он не верил в бога и потусторонний мир. Смерть – это ничто, небытие. Мы живём, чтобы жить и всё. Лови момент наслаждайся. А добро делать зачем? Если тебя за добрые дела потом могут грохнуть или покалечить. Сколько он спас людей и при этом его угрожали убить, изнасиловать и покалечить. Но, если нет смысла творить добро, то какой смысл может быть вообще в самой жизни? Ведь это будет вечный праздник для злодеев. И всё же добрые люди есть. Они не дают злодеям расслабиться и почивать на лаврах. Иногда злодеи несут наказание, благодаря стараниям добрых людей, а чаще из-за усилий таких же злодеев, стремящихся занять их тёплое местечко. Куда катится этот мир?
Чем дальше, тем Платону становилось страшнее одиночество. С матерью своей он был очень одинок. Они были разными людьми совершенно. Когда-то они жили в комнате в коммунальной квартире. Тогда у Платона ещё был отец. Он поколачивал мать. Отец не был дураком. Он был юристом. За что он бил мать, Платон не знал. Мать не поясняла. Он ушёл из семьи, когда сыну было восемь лет; ушёл и уехал в неизвестном направлении. Алиментов матери от него не удалось получить. За что он её так ненавидел? У неё был скверный, сухой, холодный характер. Наверно, она трепала ему нервы. Платону тоже было нелегко с ней. Он чувствовал, что уже не так силён, как раньше. Прошла молодость. Одно дело, когда ты полон энергии и сил, быть одному; совсем другое, когда близко беспомощное состояние старости. Кому ты тогда будешь нужен? Мать не вечна, детей нет. Некоторые держаться бодрячком и до девяноста и до ста лет. В преклонном возрасте могут появиться охотники до его квартиры. Его отправят в дом престарелых или подпоят отравленной водкой, а квартиру заберут. Платон понимал теперь мужиков, которые резко начинали создавать семьи после пятидесяти лет, над которыми он раньше смеялся.
Пару недель назад Вика предъявила что-то вроде ультиматума. Они сидели в кафе. В кои-то веки Вика вытащила Платона из его неуютного с мамой гнезда. Платон позволил себе выпить лишнего. Вика пила какое-то вино, и, кажется, не пьянела. Платон никогда не видел её пьяной. Вот характер.
– Платон, я хотела с тобой серьёзно поговорить, – начала тогда Вика.
– Хочешь, сделать мне предложение, – иронизировал доктор.
– Избаловали тебя женщины. Знаю. Ты же звезда больницы, а я кто?
– Не надо этого. Ты прекрасный специалист. Я не хотел тебя обидеть.
– Предложение делать тебе бессмысленно. Ты как всегда увильнёшь или скажешь, что подумаешь. Мне будет обидно. Я вижу, что тебе ни фига не надо. Тебе и с мамочкой твоей хорошо.
– Перестань. Не пойму, к чему вообще ты затеяла этот разговор.
– Подумай. Ты же умный. Бабий век короток.
После тех посиделок в кафе у них секса не было. И только после операции Платон оторвался с ней по полной в ординаторской.
Он и раньше слышал от женатых мужиков, что жёны имеют обыкновение манипулировать своим передним местом для дрессировки и воспитания своих мужей. Такое отношение его, скорее всего, ожидало в случае женитьбы, что представлялось ему с годами всё более маловероятным.
Бабий век короток. Что она хотела этим сказать? То, что устала обхаживать его? Возможно. И, что она в свои тридцать пять найдёт ещё какого-нибудь дурака? А почему нет? Она красива. Да есть ребёнок. Ну и что? Зачем он ей сдался? Это было непонятно. Стареющий ипохондрик. Потому что он звезда местной больнички? Это глупо. Или всё же не глупо? Женщины клюют на всё яркое и блестящее. Она следила за ним, следила, чтобы он не напивался. Однажды, когда он в стельку пьяный не мог закончить операцию, Вика сама зашила разрез на оперируемом пациенте. Потом она попросила всех, кто был свидетелем скандальной ситуации, не докладывать об этом начальству. Бессознательного Платона отнесли в ординаторскую. Он даже толком не отблагодарил её за тот случай, буркнул невнятное спасибо и был таков. Почему она заботилась о нём? Любовь? Почему-то Платон не верил в это. Вика убедила его перейти на более лёгкие сигареты. Ему стало стыдно за то, что он не достоин был такой заботы. Хотя почему не достоин? Он же не просил никого о себе заботиться.