Дама, Сердце, Цветы и Ягоды. Из романа «Франсуа и Мальвази»
Франсуа д’Обюссон поднял один такой сверток прозрачного ценнейшего по выделке сукна, легко продев его в маленькое колечко ножниц. Развернули, отходивший ушел на восемь туазов!
– Ну, бабы! – услышали они за собой от вошедшего Мачете, продолжая тем не менее лазить в самую нутрь ящиков, где находились изящные предметы домашней утвари и вообще доселе невиданное. На редкость удивляло то, какая контрабандная снедь доставляется сюда с востока и французы не стеснялись показаться в восторженном свете, вслух восхищались вещицами, так и сяк разглядывая и вертя… вызвали у Мачете впечатление мародеров и свиней в апельсинах. Д’Обюссон переводил вслух безэмоционально, почти задумчиво занимаясь своим делом и не будь его посредничества, кто знает как бы они отнеслись, как бы отнесся к этим эпитетам д’Олон, не слыша их от шевалье Франсуа, спокойно выговаривавшего это же самое и о себе.
– А там что? – спросили у Мачете показывая на семь или восемь закрытых на замок одностворчатых дверей в глубоких пролетах. Освещалась длинная зала со стороны двора от окон, забранных снаружи решетками.
– Это кладовые комнаты, там тоже самое с той лишь разницей что всем этим барахлом забито до потолка. —ответил Франсуа после бойкого баритона, повторяя довольно фальшиво, – Только не ломайте, есть ключи… Они в комнате главаря заперты в секретере… ключ от секретера у главаря висел на шее.
– …А теперь он у меня! – отвечал Мачете со скрипящим фальцетом на каждый вопрос ровно на столько, на сколько он затрагивал неясности, и на последний с показом оного.
– Так отдай его нам!
– Так, а жрать вы собираетесь?! Ворота закрывать нужно?! Уже вечер!! …Чем копаться в барахле, идемте смотреть на то что касается вас, вина, окорока, пленниц! – орал на них Мачете, последним вызвавший у серьезно внимавшего д’Олона визгливую усмешку одобрения, породившую затем хохот. Они пошли в комнату главаря, чем-то отхватившую от великолепного убранства залы.
– А кто этот Длинный? – спросил д’Обюссон, когда Мачете открывал выпуклую чугунную дверцу.
– Дуримаро. – указывая на длинную вытянутую постель в этой комнате выпалил тот, – следующие две комнаты у него приемные; там жили его девочки и мальчики.
Всем скопом французы спустились в глубокие подвалы, представлявшие собой запертые смежные площади, заваленные съестным на любой вкус и в таком количестве, что для прохода оставались только маленькие дорожки, еще же и промежающиеся крышками от погребов под ними! Вина, пряности, мука, мешки с орехами, белым зерном риса; здесь уже взрослых людей превратило в голодных детей… залезли в мед, и чтобы не портить у всех аппетита Мачете вывел их в тюремный коридор к заложницам… Правда никаких наложниц в камерах не оказалось, но оказался раздавшийся вокруг себя жирный дядюшка, грузную тушу которого с трудом протиснули в створ дверей.
– Папаша Бонанно!…из Калатафими. С вас хотели взять двести унций,6 но вы решили лучше поголодовать и потерять двести унций собственного жиру! – объяснил Мачете ажиотажным голосом, вызывая хохот. Более с ним разбираться было нечего, Мачете всунул ему в зубы прихваченную с собой обрезную ножку окорока, и пошли наверх.
Бертон с Экстером при поддержке аббата Витербо организовывали уже поотставших стаскивать на кухню необходимое. Ворота были уже закрыты, пристройку расчищали, началась подготовка к предстоящему празднику, и чтобы времяпрепровождение не тянулось без задних мыслей основная часть «французов» разошлась по коридорам и комнатам готовить ночлег. Впрочем это продолжалось недолго, стоило только занять свою постель, коих в светлых выбеленных комнатках было куда больше чем требовалось. Поднялась морока с перестиланием подозрительных лежбищ, коими пользовалось прежнее отребье. Когда из кладовых комнат залы перетаскивали контрабандное добро в одну, пришла мысль застилать постели темно-пестрой тканью парчи, которой было так много что она замучила. Мачете моментально предложил: «Шелком!» – протягивая оный в блестках.
Наконец когда все было готово и приготовлено, господа-французы с Менорки расселись за длинные столы, расставленные по двору, пока еще не начало темнеть. И весь вечер с заходом на ночь при кострах подсвечиваемо и обогреваемо был проведен ими в самом наиприятнейшем духе.
Глава XXX. О том как жили в Шандади
Весь последующий месяц Шандадский замок представлял из себя внутри огромный солдатский лазарет из комнат-палат, пахнущих различными лекарствами, бальзамами и запахами аптечки, которые испускали от себя постели с тяжело раненными и те кто мог ходить, но был и сам мотан-перемотан, и обильно сдобрен мазями. У графа де Гассе все тело начиная от головы до пояса было перемотано белой материей и рука получившая основной удар выстрела дробью, висела на повязке. Кольчуга в данном случае не помогла или помогла плохо. Но чем лежать, де Гассе предпочитал находиться в движении, лишь накинув на плечи некое восточное одеяние, очень напоминавшее европейский сюртук, но укороченный. И хотя аббат Витербо с доктором д’Оровиллом каждый раз перевязывая его, строго настрого приказывали лежать и как можно меньше шевелиться, эти правила лечебной практики, как им, так и многим другим не выполнялись вовсе, да и как можно было улежать, когда за оконцем чувствовался яркий солнечный день и деньская суета. И снаружи замкового корпуса Шандади представлялся таким же оживленным как и в день предшествовавший штурму. Однако не все остались живы до нынешних прекрасных дней, не многим более шестидесяти насчитывали теперь ряды французов, расставшись со своими в церквушке и на кладбище ближайшего селения. Особенно большие потери понесли моряки, но коренастый здоровый Тендор и заметившийся бросатель лота Арман, выжили, оставшись с половиной из своей команды. Объяснялось сие соотношение тем, что им выпала участь защищаться против англичан и основной натиск второй части штурма с ними вступившаяся, так же пришелся на ту стену, где они стояли и выстояли, полягши почти все… Затем ещё должно быть умирали от заражений – бича того времени и жаркой погоды. Потом и кровью исходившиеся все были к доктору д’Оровиллу, но благодаря стараниям выше обозначившихся медиков, постепенно поднятые. Никто будучи доставленным на постель в руки доктора д’Оровилла не скончался после, какими бы тяжелыми и смертельными не казались полученные раны, в каком бы безысходном положении не пребывал принесенный раненный, ему самым наибыстрейшим и наименее болезненным образом производилась операция по удалению пули и залечиванию раны. Ни каких заражений при том не случилось благодаря особым мазям-бальзамам. Но особенно много работы на всю оставшуюся часть ему и его сподручным пришлось производить после окончательного снятия осады, когда тяжело раненными и убитыми оказалась заваленной вся стена примыкающая к башне, еще которую можно по праву назвать д’Олоновской – единственному, кто отделался ударом в лицо, по долго светившемуся потом месту. На других же участниках обороны изобиловали огнестрельные раны не предохраненные даже теми же сетками.
Та ночь представлялась кошмарной, тяжело раненных несли и вели один за одним; их казалось было больше, чем оставшихся невредимыми, это и было так на самом деле, потому что таковых и легкораненных осталась самая малость. Характерная черта: преобладание опасных ранений над смертельными может и объясняло то обстоятельство, что осажденные французы были хорошо защищены фортификацией и как никак и сетками…, но в пробитой во многих местах сетке-кольчуге вынесли со стен де Сент-Люка. Он умер на руках.
Смерть Монсеньора сыграла все же решающую роль в удержании замка за собой. Потом они ходили к скалам смотреть как все было в ту памятную ночь. Кто мог полезть, полез по тому пути, которому лезли Мачете и Франсуа. В этот раз шевалье показалось здесь все совершенно другим, нежели он представлял. В памяти его остались совершенно другие картины и впечатления. Днем же на свету пропадали и ощущения зажатости, и при взгляде вниз не черная темнота, а теневые заросли акации и прочего кустарника, зеленого, но не густого, виделись им.
Каждый желающий имел возможность расположиться на том месте откуда велась стрельба.
Постепенно по мере все дольшего проживания в Шандади, жизнь французов все более и более чаще выходила наружу за рамки резко очерченные стенами и всегда запертыми воротами. Кроме тех двух раз, что они выезжали вместе с монахами-августинцами везти на похороны своих погибших товарищей и того раза, что массово выходили к скалам, их бытию постоянно приходилось сталкиваться с внешним пространством, попервой казавшимся враждебным и опасным. Ворота все чаще и чаще оказывались раскрытыми, выливая внутризамковую жизнь наружу, вместе с выгоном табуна выгуливаемых на поле перед воротами коней, каждый день. Так же каждодневно выезжали к ручью пополнять запасы свежей воды. Но постоянно, когда бы то ни было закрыты ворота или открыты, на башне и на крыше корпуса под тентом всенепременно был выставлен дежурный караул при смотрительном приборе графа.
Одинокое серо-коричневое сооружение Шандади, которое уже привычно было видеть со стороны, не казался теперь более островом, или как его называли «кораблем» в безбрежном оторванном пространстве… Из Калатафими прослышавшей через папашу Бонанно о новых владельцах замка и их отношению к нему, охотно привезли им требуемого фуража. Так однажды утром к ним в ворота постучались, но так тихо и ненастойчиво, что никто ничего не заметил. Стук «из-под низу» повторился опять. Со смотрового оконца башни выглянули и поглядев некоторое время в раздумии вниз, а потом по сторонам крикнули вниз чтобы оттуда убирались.
На третий настойчивый и продолжительный стук клюкой в добавок с недовольным ворчанием слабо вырывающимся из шамкающего рта Мачете обратил внимание и быстрым шагом поспешил к воротной калитке открывать, появившийся перед высоким порогом дед моментально отвесил ему удар клюкой по плечу.
– Пошто так долго не открывал? Столько ждать заставил! – пояснил дед. – Всегда открывай раз стучусь, – продолжал он в успокоившемся ворчливом тоне, опираясь на руку Мачете и с помощью его преодолевая высокий порог. Дед, в одежде библейских времен, холщовой и висящей полами до самой земли, волочась по ней ни слова больше не говоря пошел на дальний конец двора к расставленным столам. Длинная дедовская бородка раскачивалась словно на ветру. Наблюдавшим за сценой встречи важного гостя Мачете пояснил кого они принимают. То был ни кто-нибудь а Люцифер-отшельник, по-видимому тоже в свое время известная на всю округу кличка. Франсуа и самого смех разобрал, когда он сказал находящимся поблизости перевод прозвища.
– То одиночка, то отшельник, – проговорил де Гассе, захлебываясь в сдерживаемом внутреннем смехе, прорывавшемся наружу сквозь нос.
Дед был усажен за стол и обслужен бесстрастно-услужливым Урри, поставившим перед ним чашку с водой с небрежностью присущей грубым мужским натурам. Сунул кусок хлеба. Затем сходил в корпус, и должно быть в погреба, раз принес оттуда ножку окорока, так же грохнул на стол и ножом стал состругивать с нее на столешницу тонкие ломтики. Затем собрав их в руку плюхнул в бульон. Эпитетом к такой обходительности могли бы послужить слова: «на, жри на здоровье!» И дед налегал на подсовываемое так, что казалось бы должно было трещать за ушами. Окончив трапезу он благодарственно издал на лице благодушное выражение с беззубым ртом. В это же время из-за ворот вернулся Мачете.
– Все-то у вас здесь хорошо!…Вот если бы вы мне ружьишко выделили, было бы еще лучше! А то старое-то у меня вовсе прохудилось, с коих годков им воюю.
Мачете принес с оружейной новый и главное легкий пистолет, подал.
– Вот спасибо, – проговорил дед довольно, – А пули и порох у меня есть.
Теперь и ружье у него было, можно было прощаться, желать доброго здравия и ступать своей дорогой до ослика, который привез его откуда-то из под Сегесты-развалин, где он жил и обретался, как немного после разузнали действительно под самой Сегестой-амфитеатром, на горе, в тоннельчике, что выходит с самого боку трибуны от водослива, и кажется снова нанялся пасти у скотника его овец из овчарни, расположенной на том же холме, ниже.
Усадив деда на ослика, Мачете сунул ему вдобавок ножку окорока и отправил в обратную дорогу.
На следующий день после этого, граф д’Олон и с ним двое выздоровевших, кажется де Гассе и Бажоль собрались на охоту в дальние горные леса, пострелять какую-нибудь дичь, но все больше для того чтобы развеяться. Однако же вернулись они сравнительно скоро. Как оказалось не далеко уже до места охотничья тройка встретилась с крестьянами, которые указывали на горы и предостерегали: «Дуримаро!». И д’Олон благополучно решил что такая охота в лесу напополам с шакалами мерзкая вещь, того и гляди на самого охотиться начнут. Еще что они узнали / Франсуа расспросил об этом поподробнее /, доброжелательные крестьяне на бахвальство д’Олона по поводу Монсеньора понимающе кивали головами, указывали в сторону Сан-Вито и показывали на пальцах «восемнадцать». Последнее герой Шандадской осады понять так и не смог, хотя немного понимал по общеитальянски. Ну разве что восемнадцать дней со смерти прошло и здесь традиционно именно этот срок отмечали. Говор крестьян ему вообще был не понятен. Шевалье Франсуа ещё предположил, что если говорят о дворце, указывая число восемнадцать, то это соотношение у крестьян может значить только одно: восемнадцатого числа в Сан-Вито устраивается празднество. С этим мнением он подошел справиться к Мачете.
– Не-ет, – возразил тот, – восемнадцать, это восемнадцать лет!… Исполняется нынче княжне Мальвази; а не число, которое к тому же уже давно прошло. Она первомайский цветочек.
– Стой, так это та девушка, которую провозили по дороге с целым эскортом? А почему Сан-Вито…?
– Здравствуйте с разъездом!? Она же кузена Монсеньора!
Ласковые воспоминания снова загорелись в нем и он решил непременно съездить к ней на празднество…, тем более что у них к ней нагорело множество неотложных вопросов!
– Так через сколько времени состоится это празднество?
– Точно сказать не могу, пойду посчитаю какое сегодня число, потом скажу. Но ты промазать не бойся. Всегда ее празднества растягиваются на два-три дня… А что говорить о совершеннолетии, когда она стала взрослая и сама себе там хозяйка. Вот и давай, подъедь к ней.
Съездить к ней Франсуа решил и без подначиваний Мачете, и всю неделю, оставшуюся до долгожданного дня он провел в странном смешении чувств. Ему в голову постоянно лезли мысли из той обязательной части встречи, что должна пройти в конфиденциальном духе. Его французы, которых он от себя представлял, занимали ее Шандадский замок, который принадлежал ей еще по наследству от отца и практически хозяйничали на всем прилегающем к замку Шандадском владении. От Мачете он знал о корабле, которым прежде располагал и использовал маркиз Спорада. Предположительно предполагалось предложить обмен того на другое, если конечно он найдет в себе силы разговаривать с прекрасной княжной, у которой они до сей поры жили без единого намека на нежеланность, но и без единого знака внимания с ее стороны. И если так обернется разговор, то говорить с ней с позиции силы, заставящей относиться к ним с большим вниманием. С другой стороны еще не зная как к ним отнесется эта принцесса из вражеского дома, который угас с его непосредственным участием, не посчитается ли ей за честь по здешним нравам устроить им кровавую вендетту? Совсем не зная ее, он чувствовал к оставшемуся у него в памяти образу необъяснимое чувство ревности, легкое, но способное вызвать в нем укор даже к тому, что она устроила большое празднество с многочисленным набором гостей и ухажеров. Так же его мучали опасения относительно ее самой: такая ли она есть на самом деле, какой казалась ему сейчас? У него возникло то впечатление, что это именно она, та которая ему так часто представлялась задолго прежде, как идеал. Внутреннее чувство подсказывало ему что именно ее образ, спокойной и прелестной женственности пленяет его разум и сердце… Но как часто случалось что первый нарисованный в представлении образ оказывался до крайности неверен, и так же возникавшие и долгое время теплившиеся чувства тотчас затухали с последующими взглядами на уже не то.
Так или иначе шевалье д’Обюссон потихоньку собирался на переговоры; раненные выздоровели настолько, что могли таковыми не считаться, разве что кроме де Эльяна, они все снова были на ногах.
Часть III. Дама Сердца
Глава XXXI. О том как д’Обюссона встретили в Сан-Вито
Ближе к полудню воротная калитка Шандадского замка приоткрылась выпустить вовне седока, выезжавшим из нее верхом на коне, чуть пригнув при этом голову. Приподняв же ее, он ощутил на себе приятно заслепившее глаза ласковое воздействие утра, еще сохранившего остатки ранней свежести в пасмурной ветренной погоде и сиявшее чистотой и небесной голубизной на отдалённом обозримом пространстве раскинувшимся перед ним вдали. Дверь сзади закрылась и шевалье д’Обюссон или просто Франсуа засим наконец-то оказался вольно предоставленным самому себе и на самом начале этого пути, который постоянно его манил и звал, на который он столько раз чуть не срывался встать раньше времени и удерживался лишь благодаря желанию продлить свой визит предстоящим балом.
Наконец вырвавшись из тисков времени, отделавшись от назойливых вопросов по поводу сборов, могущих повлечь за собой попутчика, оставив все прочие неприятности позади, он со спокойной душой и беспокойным сердцем отправился в далекий путь во дворец, где царило праздное оживление и веселье и где он надеялся познакомить с собой обожаемую хозяйку; сам-то он был знаком с каждой складочкой ее восхитительного тела, нежного и смуглого, еще неизведанного, не испробованной податливостью обнаженных девичьих прелестей, удовольствием полного обладания и эротических наслаждений с ней.
Он ехал ей навстречу, весь отдавшись во власть пламенного воображения, могущий поэтому ехать начало пути только конским шагом, выдерживая ходку коня, даже на спусках. Давно прошло то время, когда оглянувшись назад он с самого пологого места склона шапкообразного холма в последний раз увидел Шандади, устремившись далее по следам вытоптанным уходящими англичанами, и до сих самых пор, оказавшись на поднятии, далеко позади среди массы вершин узнавал знакомую выпуклыми очертаниями синеватую шапку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
[1] Длинный испанский нож.
2
[2] Восстание в XIII веке, по преданию начавшегося вечером, в ходе которого на Сицилии были перебиты все французы.
3
[3] Si (итал.) да
4
[4] Vade Retro (лат.) – начало названия латинской молитвы. Vade Retro Satanas – Изыди Сатана.
5
[5] Чичисбей – должность в Италии в XVIII веке. Чичисбеями назначались люди старого возраста для надзора и сопровождения замужних дам.
6
[6] Золотая полновесная монета.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги