Анализ рассказа «Человек в футляре» А.П.Чехова

Два политолога:

– Слушай, ты можешь понять, что вообще происходит?

– Тебе объяснить?

– Да нет, объяснить я и сам могу. Ты ПОНЯТЬ можешь?

Осторожно!

Художественное произведение проанализировано историком. Эта процедура может вас неприятно шокировать.

Предисловие

Дьявол в деталях – распространенное идиоматическое выражение означает, что в любом явлении есть малозаметные составляющие, которые, тем не менее, сильно влияют на его суть. Другое значение – «всё, что делается, должно быть сделано тщательно, со вниманием к деталям, так как они важны».

После годичного перерыва из-за работы над анализом романа «Мастер и Маргарита» М. Булгакова историк Андрей Яценко возвращается к продолжению изучения содержания рассказа «Человек в футляре» А. Чехова.

С произведением знаком каждый по школьной программе. Рассказ явился началом «Маленькой трилогии» (Человек в футляре, Крыжовник, О любви).

Известно, что однажды сам Чехов в письме к сестре от 19 ноября 1899 года назвал себя «человеком в футляре»: «Ноябрьские ветры дуют неистово, свистят, рвут крыши. Я сплю в шапочке, в туфлях, под двумя одеялами, с закрытыми ставнями – человек в футляре». По мнению В.К.Лебедева это было частное письмо, и в нем содержалась шутка, связанная с конкретной жизненной ситуацией.

Чехов А. П. Письмо Чеховой М. П., 19 ноября 1899 г. Ялта // А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. – М.: Наука, 1974—1983. Т. 8. Письма, 1899. – М.: Наука, 1980. – С. 307—308.

Все, кто ранее анализировал рассказ Чехова, были филологами и философами. Однако, с точки зрения историка, в тексте рассказа есть то, что было упущено предшествующими исследователями.

А как вы полагаете, кто на самом деле отрицательный герой?

1. учитель греческого языка Беликов

2. учитель рисования Буркин

3. учитель истории и географии Михаил Саввич Коваленко

4. Варвара Саввишна Коваленко

5. директорша (жена директора) мужской гимназии

6. ветеринарный врач Иван Иванович Чимша-Гималайский

Лишь после написания анализа мы познакомились с работой В.Н.Шацева «Маленькая трилогия А. П. Чехова: литературная традиция XIX века и проблема рассказчика». Мы рады, что научные методы исследования подтверждают свою высокую репутацию. Все равно, в чьих руках, филолога или историка, их использование дает схожий результат, т.е. он объективен. И именно этим качеством наука отличается от искусства или религии.

Глава 1. Свидетель или злоумышленник?

В рассказе А.П.Чехова «Человек в футляре» два запоздавших охотника расположились в сарае у старосты села Мироносицкого. Дело было перед охотой, поэтому они не травили охотничьи байки, а беседовали на философскую тему о человеческом одиночестве.

Так Чехов в рассказе, как и Лермонтов в повести «Максим Максимыч», использует литературный прием – дает описание главного героя и истории с ним случившейся из разговора двух второстепенных героев.

Первый – это Иван Иванович Чимша-Гималайский – высокий, худощавый старик с длинными усами, ветеринарный врач на конном заводе рядом с городом.

Его собеседник – учитель гимназии Буркин. Человек небольшого роста, толстый, совершенно лысый, с черной бородой чуть не по пояс. Мы соглашаемся с предположением В.Н.Шацева, что, скорее всего, он учитель рисования.

Итак, основную идею истории и ее детали читатель узнает из рассказа одного из охотников – Буркина. Получается, что вся информация почерпнута только из одного источника и нет никакой возможности для ее проверки из других. Причем рассказчик постоянно прячется за «мы»: «мы все», «всех нас», «нам», «мы». Так он выдает свое мнение за единый взгляд учительского коллектива.

При анализе рассказа большинство исследователей соглашаются с взглядом, представленным его персонажем. Такой страшный герой как Беликов в мире отнюдь не редкость. Он не только сам жил в страхе, но и запугал целый город. В то же время, он не был способен на изменения в положительную сторону. Но даже после его смерти в городе ничего не изменилось. Одинокие люди в футлярах будут появляться вновь и вновь, продолжая запугивать окружающих.

Есть и другая точка зрения, которую разделяют двое исследователей и двое писателей (Вячеслав Пьецух, Юрий Буйда).

Первый исследователь полагал, что члены учительского коллектива мужской гимназии сами были такими же, только свалили всю вину за свои действия на Беликова. Дескать, он их застращал, запугал, заставил подчиниться своей злой воле. И они же виноваты в его смерти: «Беликов не может не вызывать сочувствия именно потому, что в его судьбе, в его трагическом уходе из жизни виновен не Коваленко, столкнувший его с лестницы, а виновны все те «мыслящие» люди, которые от скуки сыграли злую шутку с человеком…» Так что все без исключения герои этого трагического по своей глубине произведения обладают “футлярностью”».

Второй – критик Д.Бак считал, что Беликов просто другой, он не плохой и не злой. Поэтому-то он не понятен, как человек другой религии, других привычек. Беликов не совершил ничего плохого. Это комплекс его окружающих. Они истязают его вполне намерено, желая его женить. А похоронив его, говорят, что почувствовали огромное облегчение. Это садисты. Это темная сторона их жизни. Почему они ему поддаются? С его мнением соглашается писатель Леонид Бежин. (Антон Чехов. Человек в футляре. Игра в бисер с Игорем Волгиным. 2016).

Однако, во время учебы на историческом факультете студентов обучают не доверять на слово ни речам, ни документам. А все подвергать сомнению и проверке. Есть для этого такие предметы как «Источниковедение» и «Историография». А чтобы студенты умели исследовать письменные источники на предмет наличия противоречий, ошибок и сознательного искажения, будущих историков обучают овладению формальной логикой уже на первом курсе.

Итак, оценка Буркина как персонажа будет, конечно же, субъективной или может быть даже предвзятой, т.е. не объективной и возможно не справедливой. Приятно, что с подобной позицией солидарны филологи Н.В.Васильева и В.Н.Шацев. Тем не менее, этот факт не заставил многих исследователей задуматься и подвергнуть сомнению речи Буркина на достоверность.

Кроме указанного субъективизма в рассказе «Человек в футляре» А. Чехова присутствуют еще два момента, которые нужно учитывать при анализе.

Во-вторых, рассказ является охотничьим рассказом и поэтому он может содержать преувеличение. На этот момент обращал внимание Игорь Волгин.

В-третьих, в лунном свете явления могут искажаться и представать в ином, не естественном виде.

Таким образом, по нашему мнению в рассказе изначально закладывается возможность присутствия преувеличений, искажений и субъективизма, которые нужно учитывать при анализе произведения.

Свидетель или виновный?

В юриспруденции есть высказывание «врет как свидетель». Это выражение означает, что непосредственный свидетель происшествия зачастую может излагать вовсе не события, как они имели место быть, а собственную интерпретацию событий, имеющую довольно отдаленное отношение к реальности. Показания такого свидетеля, который предоставляет недостоверную информацию, конечно же, без злого умысла, следует отличать от лжесвительства, т.е. осознанного обмана участником событий, который, таким образом, желает скрыть свою вину в случившейся трагедии.

Следовательно, необходимо разобраться в показаниях Буркина и выяснить, кто он – «свидетель» или «злоумышленник»?

Осознанно или случайно?

Исследуя показания Буркина, нужно учитывать последствия рассмотрения жизни сквозь историю «отрицательного персонажа». Читатель может и всю жизнь воспринимать как несчастную, никчемную, несправедливую. Однако данный персонаж может оказаться исключением среди множества людей другого склада. И получается, что через призму «отрицательного персонажа», который является уникальным и неповторимым, читатель смотрит на жизнь других людей, протекающую в каком-то месте. И здесь читателя подводят к выводу, что в капле отражается море. А так ли это на самом деле? Не происходит ли иной процесс – в такой капле искажается море?

Конечно же, художественное произведение не научное социологическое исследование. И именно поэтому оно может обращать внимание на нехарактерное для данной эпохи событие, явление и описывать его, по той именно причине, что оно выделяется из общего ряда событий, явлений.

При этом надо учесть, что для обыденного, простого сознания легко совершать логическую ошибку «абсолютизации на базе единичного» или сверхобобщения. И поэтому, не умея отличить главное от второстепенного, последнему может придаваться неоправданно завышенное значение. «Делать из мухи слона». Правда, иногда слона делают даже на совершенно пустом месте. И если к этому добавить неумение воспринимать текст как систему, например, единство образа через его согласованные детали и поэтому каждая деталь может рассматриваться читателем в произвольной системе координат, то в итоге получим хаос (бесформенное и беспорядочное состояние) в голове у читателя, оправдываемый им принципом «он – автор, он так видит!».

Глава 2. Противоречия: пустяк или ошибка?

В предыдущей главе «Свидетель или злоумышленник?» мы указывали, что основную идею истории с Беликовым и ее детали читатель узнает из рассказа одного из охотников – Буркина. Получается, что вся информация почерпнута только из единственного источника. Вот поэтому и необходимо проверить показания Буркина на наличие в его рассказе логических ошибок, преуменьшений и преувеличений.

Логическая ошибка – это ошибка, связанная с нарушением логической правильности умозаключений. Ошибочность вызвана каким-либо логическим недочётом в аргументации, что делает доказательство неверным.

Таких ошибок в речах людей можно встретить множество: подмена тезиса (лат. ignoratio elenchi), круговое рассуждение (лат. circulus in probando), «предвосхищение основания» (лат. petitio principii), мнимая логическая связь (non sequitur), ошибка выборки, «после» не значит «вследствие» (лат. post hoc ergo propter hoc), корреляция не является причинно-следственной связью, доказательство через то же самое (idem per idem), приписывание утверждений, использование принципиально неопровержимых утверждений, ложная аналогия, сверхобобщение (абсолютизация на основе единичного), эквивокация.

Противоречие или проявление несогласованности – положение, при котором одно (высказывание, мысль, поступок) исключает другое, и поэтому несовместимое с ним. В формальной логике – это отношение двух понятий и суждений, каждое из которых является отрицанием другого. И поэтому согласно закону противоречия оно считается недопустимым как логическая ошибка.

Посмотрим, есть ли в рассказе Буркина противоречия.

Вот первое. Причина преподавания древних языков. По мнению Буркина «древние языки, которые он (Беликов – А.Я.) преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни». Однако же, сразу сам приводит иное объяснение коллеги.

«– О, как звучен, как прекрасен греческий язык! – говорил он (Беликов – А.Я.) со сладким выражением; и, как бы в доказательство своих слов, прищурив глаз и подняв палец, произносил: – Антропос!»

Если два суждения противоречат друг другу, то проверяется их истинность и ложность поиском дополнительных, достаточных аргументов.

«Она (Варенька – А.Я.) спела с чувством «Виют витры», потом еще романс, и еще, и всех нас очаровала, – всех, даже Беликова. Он подсел к ней и сказал, сладко улыбаясь:

– Малороссийский язык своею нежностью и приятною звучностью напоминает древнегреческий».

Итак, Беликов подтвердил, что его выбор преподавания греческого был вызван не боязнью нового, а нежностью и приятной звучностью языка. Следовательно, в объяснении причины выбора Беликовым языка для преподавания Буркин допустил ошибку.

А вот второе противоречие. Отношение Беликова к плотской любви. Буркин утверждал, что «…в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено – и баста». В этом заявлении допущены сразу две логические ошибки: «противоречие» и «предвосхищение основания». Вторую мы рассмотрим в следующей главе.

Итак, отношение Беликова к плотской любви. По мнению Буркина его товарищ прожил много лет без женщин, потому что плотская любовь была запрещена печатной статьей.

Однако, во-первых, сам же Буркин указал, что мимолетных отношений Беликов опасался из-за неодобрения начальства. «Если <…> видели классную даму поздно вечером с офицером, то он очень волновался и всё говорил, как бы чего не вышло». «Женской прислуги он не держал из страха, чтобы о нем не думали дурно …».

Во-вторых, Беликов осознавал необходимость брака для каждого человека и, следовательно, осуществления в ее рамках плотской любви. «Варвара Саввишна мне нравится, – говорил он мне со слабой кривой улыбочкой, – и я знаю, жениться необходимо каждому человеку, но…»

Наконец, в-третьих, сам же Буркин объяснил, почему Беликов все еще не женат. «…главное, это была первая женщина, которая отнеслась к нему ласково, сердечно, – голова у него закружилась, и он решил, что ему в самом деле нужно жениться».

Таким образом, утверждение Буркина, что печатная статья стала виной отсутствия у Беликова плотской любви, является ложным утверждением.

Далее, третье противоречие. Почему утром Беликову было трудно идти в гимназию?

«…утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шел, была страшна, противна всему существу его и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, было тяжко.

– Очень уж шумят у нас в классах, – говорил он, как бы стараясь отыскать объяснения своему тяжелому чувству. – Ни на что не похоже».

Итак, получается, что Буркин лучше, чем сам Беликов понимал, что и почему происходит с коллегой? Учитель же греческого языка неоднократно жаловался на шум в гимназии. «А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах…»

Что же удивительного в том, что, меняя квартиру – зону комфорта на службу – зону дискомфорта, Беликов не испытывал радости?

А вот четвертое противоречие. Кто же боялся Беликова?

Буркин перечислил тех, на кого учитель греческого языка наводил страх: учителя, директор и город. Здесь рассказчик допустил противоречие уже сам себе: сначала говорит одно, а потом утверждает другое.

«Мы, учителя, боялись его».

«Вот подите же, наши учителя народ всё мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет!» В чем же проявлялась «диктатура» Беликова, по мнению Буркина?

Во-первых, «А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, – ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, – и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвертого – Егорова, то было бы очень хорошо. И что же? Своими вздохами, нытьем, своими темными очками на бледном, маленьком лице, – знаете, маленьком лице, как у хорька, – он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и, в конце концов, исключали и Петрова, и Егорова».

За пятнадцать лет из гимназии исключили только двух школяров – и это называется угнетение? Держит в руках всю гимназию? Да, полно! А если читатель все-таки предположит, что здесь приведен лишь один пример, а всех исключений гимназистов было бесчисленное множество, то в таком случае будет допущена логическая ошибка сверхобобщения, когда вывод о явлении в целом сделан на основе единичного факта (либо крайне малого количества фактов).

Во-вторых, «Наши дамы по субботам домашних спектаклей не устраивали, боялись, как бы он не узнал…» Данных подтверждающих или опровергающих это утверждение Буркина в рассказе нет, однако, в городе действовал драматический кружок, в котором желающие могли принять участие.

В-третьих, видимо себя Буркин к учителям, боящимся Беликова, не относил. Они соседствовали по дому, и Буркин захаживал в гости, знал, чем живет-дышит коллега по гимназии. «Беликов жил в том же доме, где и я, – продолжал Буркин, – в том же этаже, дверь против двери, мы часто виделись, и я знал его домашнюю жизнь». Получается, Буркин так сильно боялся Беликова, что по этой причине часто захаживал к нему в гости. Не складывается.

«И даже директор боялся».

А вот это утверждение осталось голословным, т.е. без приведения какого-либо подтверждения. В отличие от Буркина директорша в рассказе не была ни разу замечена в лукавстве и обмане. Она выступила инициатором сближения Беликова и Варвары и предпринимала для этого разные действия. В том числе она пыталась расположить брата посодействовать к заключению брака Варвары Саввишны с учителем греческого языка. Во время беседы с ним она характеризовала Беликова солидным и всеми уважаемым. Всеми – следовательно, и ее мужем директором мужской гимназии. «…однажды директорша намекнула ему, что хорошо бы пристроить его сестру за такого солидного, всеми уважаемого человека, как Беликов…»

«Весь город!» Беликова? Ага! Но ранее Буркин же утверждал иное.

«Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо:

– Оно, конечно, так-то так, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло».

Получается, что в городе действовали, несмотря на вздохи Беликова, и драматический кружок, и читальня, и чайная. Следовательно, горожане нисколько не боялись учителя греческого языка и как разрешили драмкружок, так затем читальню, и даже чайную.

Затем Буркин приводит другой аргумент: «и духовенство стеснялось при нем кушать скоромное и играть в карты». Однако, это пример не плохого воздействия на окружающих, а, наоборот, положительного. Лица духовного звания должны вести себя прилично сану. Получается, что Буркин мешал в кучу праведное и грешное, лишь бы было чем укорить коллегу.

Наконец, в запале критики Буркин снова допустил противоречие самому себе. «Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять – пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте…»

Однако, если горожане боялись читать книги, то как же тогда может работать читальня? Кто же тогда ее посещал? Неужели за десять – пятнадцать лет через ее порог не переступала нога ни одного читателя? А почему же тогда ее открыли? По чьей инициативе? Почему город многие годы оплачивал как ее содержание, так и жалование библиотекаря?

Далее, если горожане боялись громко говорить, то как же тогда в течение долгого времени действовал в городе драматический кружок? Там подчас громко и декламировали, и аплодировали.

Какую еще категорию лиц упустил из виду Буркин, которая тоже должна была в первую очередь бояться Беликова? Рассказчик не упомянул гимназистов. Возможно, потому что они совершенно не вписывались в его изображение Беликова как «диктатора». Учитель древних языков не однократно жаловался на них: «…в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах…», «Очень уж шумят у нас в классах».

Все, кто учился и преподавал в школе, знают, что шум в классе является следствием слабой дисциплины учеников, которую должен обеспечивать учитель. Здесь мы не берем в расчет шум от мозгового штурма или иного вида коллективной деятельности учеников, например, эстафеты, под руководством учителя на уроке.

Существует прямая закономерность: чем больше ученики уважают или боятся учителя, тем тише они себя ведут, чтобы не привлекать учительское внимание или не огорчать его.

В течение пятнадцати лет Беликов не мог поддерживать приемлемый для него уровень дисциплины в классе. Максимум, что у него получилось, это добиться исключения всего лишь двух гимназистов, вероятно, самых не дисциплинированных.

Итак, ни ученики, ни учителя, ни директор, ни горожане, а только священнослужители боялись Беликова. Так что шум во время уроков и исключение только двоих учащихся явственно указывают на полнейшую безобидность «человека в футляре». Ничтожное влияние Беликова в мужской гимназии было преувеличено до размеров господства в ней. И затем бездоказательно распространено на весь город.

Таким образом, Буркин раз за разом высказывал ошибочные суждения о своем коллеге в истории для сотоварища по охоте. Греческий язык Беликов выбрал из-за его мелодичности. В случайных связях незамечен из-за опасения гнева начальства, а ходит в холостяках, потому что до Варвары Саввишны не привлекал женского внимания. Поутру у него сумрачный вид, из-за того что надо идти в гимназию, но там сильно шумят, чем доставляют учителю большую неприятность. И его побаивались только священнослужители, но, к сожалению, не ученики.

Нам представляется, что объяснением этих противоречий в рассказе Буркина будет то, что тот по какой-то причине подгонял все факты из биографии «товарища» к образу «человека в футляре», который сам всего боялся и в то же время всех запугал.

Глава 3. Логические ошибки: мелочь или помеха?

В предыдущей главе «Противоречия: пустяк или ошибка?» мы выявили их наличие в рассказе Буркина и затем разобрались, что греческий язык Беликов выбрал из-за его мелодичности. В случайных связях незамечен из-за опасения гнева начальства, а ходит в холостяках, потому что до Варвары Саввишны не привлекал женского внимания. Поутру у него сумрачный вид, потому что надо идти в гимназию, но там сильно шумят, чем доставляют учителю большую неприятность. И его побаивались только священнослужители, но, к сожалению, не ученики. Так что утверждение о «тиране» Беликове ложно, скорее он предстает безобидным «капитаном Зеленым».

Теперь рассмотрим, есть ли в рассказе Буркина другие логические ошибки.

Логическая ошибка – это ошибка, связанная с нарушением логической правильности умозаключений. Ошибочность обусловлена каким-либо логическим недочётом в доказательстве, что делает доказательство в целом неверным.

Таких ошибок в речах людей можно встретить множество: подмена тезиса (лат. ignoratio elenchi), круговое рассуждение (лат. circulus in probando), «предвосхищение основания» (лат. petitio principii), мнимая логическая связь (non sequitur), ошибка выборки, «после» не значит «вследствие» (лат. post hoc ergo propter hoc), корреляция не является причинно-следственной связью, доказательство через то же самое (idem per idem), приписывание утверждений, использование принципиально неопровержимых утверждений, ложная аналогия, сверхобобщение (абсолютизация на основе единичного), эквивокация.

Ложная аналогия – когда между двумя объектами утверждается похожесть на основе сходства незначительных признаков при игнорировании значительных или даже принципиальных различий. Например, немецкие учёные К. Фохт и Л. Бюхнер, будучи вульгарными материалистами, утверждали, что «мозг выделяет мысль, как печень выделяет желчь». Создатель ложной аналогии между объектами затем распространяет нужные ему свойства одного объекта на другой, делая тем самым ложное заключение.

Подобную ошибку допускал Буркин, указывая на причину поведения своего «товарища» по работе, Беликова.

«Людей, одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете не мало. <…>

Да вот, недалеко искать, месяца два назад умер у нас в городе некий Беликов, учитель греческого языка, мой товарищ. <…> … у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний».

Итак, Буркин полагал, что Беликова природа наделила быть одиноким. Однако, нужно различать «быть одному» или «быть одиноким».