Держать марку!

Последняя вахта

В прощании всегда присутствует какая-то печаль. Почему-то не хочется расставаться, хотя мы не можем предполагать, что у нас впереди, ведь возможны и радость, и новые интересные встречи.

Последняя моя смена перед армией пришлась на начало ноября. Меня вдруг поставили на необычную вахту – на паровоз, который отапливал депо. Видимо, котельную еще не запустили, как вдруг ударили холода.

Впрочем, это обычная картина с нашими коммунальными службами. Как всегда, холода в конце осени оказываются неожиданными, когда ремонт этого хозяйства еще в разгаре, хотя уже самое время запускать отопление.

В депо таким спасителем коммунальщиков назначили… паровоз. Его поставили вплотную к зданию. К тому трубопроводу, который выпускал горячую воду, прикрутили особый шланг и по нему вода пошла в трубы для отопления здания.

Мне надо было лишь поддерживать уровень воды и давление пара в котле, то есть, стоя на месте, «держать марку» – вот и все. Паровоз заправлен «под завязку» водой и мазутом, но неподвижен. Так что мне надо только следить за приборами. Первый раз я сидел на месте машиниста и.. читал книгу. Я же не еду по путям. В кабине тепло, чисто и светло.

От вопиющего безделья к утру меня начало клонить в сон. При такой редкой ситуации бороться со сном довольно легко. Я вышел на улицу, обошел машину и погладил паровоз, как бы прощаясь с ним.

Вахта-то моя последняя, скоро в армию, а что дальше будет – никому неведомо. Но уж точно, если вернусь сюда после армии, то вместо паровозов уже будут бегать электрички. Паровоз на мои слова прощания ничего не ответил, а только попыхивал паром.

Мысленно распрощался я и с ночной работой. За короткий период «паровозной поры» я понял, что во второй половине ночи, да еще и при однообразной обстановке, меня начинало неудержимо клонить ко сну. А бороться с ним я так и не научился, и даже не знал, как тренировать себя. Интересно бы взглянуть одним глазком на тренажеры для такой тренировки.

На этот раз сон развеялся от небольшой прогулки вокруг паровоза, да и время уже подходило к семи часам утра, так что до конца смены оставалось совсем немного.

В восемь часов придет сменщик, и на этом закончится мой вклад «в строительство светлого будущего человечества» на Горьковской железной дороге. О дальнейшей судьбе я не задумывался, так как впереди маячили три года армии.

Я открыл окно со стороны депо, и ждал, когда мой сменщик появится на горизонте. Но вдруг вместо сменщика мимо паровоза прошла красивая девушка, которую за полгода работы ни разу не видывал ни в депо, ни в его окрестностях. Шла она явно в депо и, похоже, на работу. Где были мои глаза, да и где был я, почему ни разу мы не встретились.

Все, что я мог сделать, это подсвистнуть по традиции, то есть сделать два приветственных коротеньких свистка – ту-ту. Она оглянулась. Я естественно, спросил: «Как тебя зовут, красавица?»

– Таисия, а что?

– Где ты прячешься, Тася, почему ни я, ни мои друзья тебя не видели?

– Ничего я не пряталась. Я даже видела тебя на танцах, да и в субботу тоже пойду.

– В субботу, считай, я уже в армии буду.

– Ну, тогда после армии приходи.

На том мы и расстались. Точнее, неведомая Таисия вошла в депо, а я остался ждать сменщика. Он явно запаздывал.

А у меня появилось время и повод задуматься о смысле таких случайных встреч и расставаний. Почему кто-то неведомый чаще устраивает такие встречи, когда нет возможности продолжения дальнейших отношений, хотя память о них остается. В чем смысл этих случайных событий?

В то наше «паровозное» лето большая часть молодежи вечерами встречалась в центре поселка железнодорожников. Там прямо на площадке перед дворцом культуры проводились танцы. Обычно собиралась такая толпа, что народ танцевал, почти не перемещаясь по танцплощадке. А еще говорят – в тесноте – не в обиде.

Эта короткая встреча с таинственной Таисией и размышления о ней оборвались с приходом сменщика.

Но почему-то сохранилась долгая память о ней. Она меня согревала довольно долго, но потом я переключился на другие хлопоты, проблемы и интересы, и вроде бы, забылась та случайная краткая встреча.

Но однажды Таисия мне даже приснилась, она ласково произнесла: «Ты согревал нас, вот и я тебя согрею». И… тут прозвучала команда: «Рота, подъем!».

После этого Таисия больше не снилась. Не зря девушки не любят военную дисциплину и муштру.

Исповедь над Козьим болотом

Посвящается первому полету бабушки Саши

Вот, наконец, и закончилась ее торговля и, считай, ее первая ярмарка! Александра облегченно вздохнула, перекрестилась и почему-то потерла ладони друг о друга – ведь торговля удалась.

Вологодские кружева опять пользовались успехом. Особенно быстро ушли как раз те образцы, которые по совету ее молчаливого мужа, изготовили перед самой ярмаркой.

В тот раз муж – Александр – предложил в контуры белоснежного узора вплетать не только черную нитку, но и оттенять ее серой нитью. После нескольких проб поняли – действительно, получилось красиво.

Почему-то именно те кружева понравились какому-то московскому купцу, и он купил большую партию. Саша даже решила обсудить это дома, в спокойной обстановке вместе с любимым Сашкой. Он всегда удивлял своим молчанием. Нет, не молчанием, а, пожалуй, какой-то сосредоточенностью, когда любой шум мешает думать.

Но все-таки надо подбить итоги торговли. Александра прикинула на счетах выручку и осталась довольна – поездка на Нижегородскую ярмарку оправдалась полностью. Они с мужем рискнули, и этот риск окупился. Удалось даже договориться с оптовиками – перекупщиками о планах на будущий год.

А ведь земляки, знакомые и не очень, чем только не запугивали. Грядет-де наступление двадцатого века и будет светопреставление. Хотя эти советчики даже не очень четко представляли, когда же наступит новый век.

Уж этот-то рубеж Саша запомнила еще с гимназии – это будет наступление тысяча девятьсот первого года. Есть еще время что-то сделать, до того самого светопреставления, да и будет ли оно, если даже никто не знает, когда его ждать.

И все-таки дела, прежде всего. Александра собрала деньги и чеки и отнесла их в банк. Теперь самое время пройтись по торговым рядам в поисках подарков.

Была и еще небольшая помеха спокойному времяпрепровождению. Объяснялось она неуемной, и даже немного шальной натурой Александры.

Ей хотелось посмотреть необычную новинку – синематограф. Уж очень ее нахваливал торговец из соседнего павильона. Но туда попасть очень легко – купи билет и иди, любуйся. Она решила – будет время – пойду и посмотрю.

Но ей хотелось не упустить еще пару диковинок – это самобеглый экипаж или, по-простому, «дорогая и вонючая тарахтелка». Она, правда, пугает добрых людей и лошадей, но едет довольно бойко.

Соблазн на ней проехаться был велик, да больно уж много желающих – целая очередь образовалась.

И еще одно, но уже последнее жгучее желание не выходило из головы, это полеты на воздушном шаре. Там-то как раз желающих испытать столь необычное удовольствие не наблюдалось, зато зевак всегда толпилось вдосталь.

Саша почему-то с детства чувствовала какую-то странную тягу забираться на крыши домов, каланчи пожарных частей и звонницы церквей, чтобы полюбоваться оттуда просторами, открывающимися с высоты.

На каждую Пасху она с мужем поднималась на какую-нибудь звонницу, чтобы посмотреть и послушать мастерство звонарей, но заодно Саша успевала оглядеться при этом во все стороны.

В этом увлечении ей невольно помогал муж Александр. Он любил колокольный звон и сам звонил с удовольствием. А потом горячо обсуждал с друзьями, что и как получается у того или иного звонаря.

Александра понимала, что именно эта тяга к высоте влекла ее и к полетам воздушных шаров. Поэтому не случайно оказалась она около воздушного шара, только что извлеченного из высокого «ангара».

Саша раздумывала над этим странным словом, обозначающим простой по устройству, но большой и высоченный павильон для воздушного шара.

Тут она услышала слова пилота, который звонким прерывающимся голосом нахваливал красоты и прелесть полетов. Опять, почему-то, никто не решался лететь.

И тут ее, как бес в ребро ткнул: Что, робеешь? Это же не под землю опускаться, а в небеса подниматься – все ближе к богу!

– А, была – ни была – произнесла про себя Саша и шагнула к пилоту. Она спросила, когда он отправляется в полет и сколько стоит это удовольствие.

Пилот взбодрился и объявил: Итак, как я и обещал, первый полет показательный и бесплатный. Отправляемся через пять минут! Располагайтесь, сударыня!

Пилот открыл небольшую дверцу, и Александра ступила в тесноватую плетеную корзину.

Давайте познакомимся: Как Вас зовут-величают? Меня зовут Аполлон Орлов. А Вас? Александра представилась.

И тут же Аполлон Орлов прокричал: В первый показательный полет отправляется госпожа Александра Свешникова!

Аполлон Орлов наклонился через борт корзины и отцепил какую-то веревку, шар начал медленно подниматься. И тут же началось то, ради чего Саша и хотела совершить полет.

Неторопливо, почти величаво, огромная Нижегородская ярмарка – целый город больших и маленьких павильонов и толпы людей между ними предстали перед Сашей. А сзади показались не менее интересные виды – это ширь Оки с причалами и многочисленными судами и баржами. Только поспевай крутить головой.

Еще несколько минут полета и вот уже приближается старый город и красивый, высокий волжский откос с крепостью наверху.

Господи! Хорошо-то как! Саша такой красоты не ожидала встретить. Она вертела головой, стараясь побольше увидеть.

Да, ради таких открывающихся просторов, стоило ли так долго ждать, и не решаться полететь.

Саша, не отрываясь от разворачивающейся картины, обратилась к пилоту: Спасибо Вам, господин Аполлон Орлов, за эту возможность полететь.

Однако Аполлон Орлов почему-то не разделил радости Александры. Он заметно побледнел и вцепился руками в края корзины.

Сашу особенно удивили его руки с побелевшими косточками пальцев. Аполлон Орлов стоял, зажмурив глаза и отвернув лицо от разворачивающихся просторов города. Похоже, воздухоплаватель боялся высоты!

Между тем, воздушный шар все быстрей приближался к Волге. Внизу промелькнули какие-то заводы, справа проплыл большой и красивый собор. Перед ним стояло много народа, видимо, начиналась вечерняя служба. Люди, закрывая глаза от солнца, смотрели на воздушный шар, и что-то даже кричали. Александра приветствовала их, помахивая рукой, снизу, вроде бы, отвечали.

Саша старалась не смотреть на пилота шара, чтобы не смущать его мужское самолюбие, но пилоту, похоже, было не до самолюбия.

Он заплетающимся голосом пролепетал: Нас несет к Волге, а я плавать не умею. Предлагаю приземляться!

Пилот потянул на себя какую-то веревку. Раздалось шипение, но вроде бы, ничего не изменилось.

Хотя нет, изменилось, земля стала медленно приближаться. Хорошо, что под ними не было ни домов, ни деревьев. Внизу простиралось что-то похожее на болото.

Пилот опять попросил почти шепотом: Бросьте, пожалуйста, якорь. Может быть, тогда мы спасемся.

– Как спасемся?! А что нам угрожает? Летим и летим, теперь вот, вроде бы, снижаясь.

– Мы быстро теряем высоту. Возможно, я выпустил много газа. Пожалуйста, бросьте якорь.

– Какой якорь? Они ведь только на судах бывают! Здесь я его не вижу.

– Он тут! Снаружи. И пилот, крепко держась одной рукой за край корзины, показал на другой край ее.

Саша выглянула, и верно, снаружи висел небольшой якорь.

– Он хотя бы привязан?

– Да, у него длинный конец.

Саша бросила спасительный якорь, но по тому, как он заскользил по тростникам и рогозу, поняла, что пользы от него не будет.

Вдруг Аполлон Орлов обратился к Александре: Простите меня, пожалуйста. Мы, похоже, летим над Козьим болотом. Если мы в него упадем, то нам обоим не выбраться. А если нас отнесет в Волгу, то я точно утону, так как не умею плавать.

И еще после небольшой паузы пилот вымолвил: Хочу душу облегчить. Должен я перед Вами повиниться. Я не Аполлон Орлов, а Ефим Воронов. Простите меня великодушно.

– Бог простит! Что ты передо мной исповедуешься?! Думай лучше, как нам спастись. Спускай свой воздушный шар – впереди твердый берег.

Пилот трясущимися руками пытался что-то сделать с управлением шаром. Но берег промчался под ними, а якорь только чиркнул по песку и плюхнулся в воду.

Корзина коснулась воды, черпнула ее, но вода быстро вылилась сквозь прутья. Потом корзина коснулась еще раз воды и стала медленно продвигаться за шаром, наполняясь водой.

Саша успела подоткнуть подол платья за пояс. Схватила какую-то веревку и, выпрыгнув из корзины, чуть отплыла. Шар лежал на воде, ветер его отгонял от близкого берега, но корзина тормозила это продвижение.

Где этот пилот, боящийся высоты и не умеющий плавать? Вот послал бог попутчика – никому не пожелаешь!

Тут Саша увидела пилота, он цеплялся за сетку, окружающую шар. Но чем сильнее он старался влезть на шар, тем тот быстрее вращался и возвращал пилота в воду.

– Эй, сударь Ефим Воронов, замри и не мешай думать. Саша бросила пилоту конец веревки.

Держись крепче, воздухоплаватель. Я сейчас поплыву, а ты мне не мешай, держись за веревку и все. Не вздумай ползти по веревке ко мне. Старайся лежать на спине и только дыши и все. Понял?

– Да-да, п-понял!

– Если будешь меня слушать, спасемся.

Ну, с богом. Бросай свой шар и держись. Надо скорей плыть – нас уносит от берега.

Саша поплыла на спине, энергично работая ногами. Пилот тоже держался на спине, изредка хватая воздух ртом, но не мешал, что уже хорошо.

Их подхватило течение, но берег постепенно приближался.

На их счастье, большой воздушный шар, приводнившийся у берега, заметили с буксира, идущего по Волге к городу. Буксир приближался, подавая сигналы свистком.

Наконец, Саша встала на дно. Тут и буксир подоспел. Первым вытащили пилота, потому что он уже начал пускать пузыри. Потом подняли и Александру.

Пилота била сильная дрожь, но все уже было позади. Кок буксира быстро приготовил спасенным по стакану пунша.

Через час их доставили к плашкоутному мосту через Оку. Народ сбежался посмотреть на это диво. Не часто к пристани подходят буксиры, за которыми тащится какой-то огромный шар.

На берегу Саша взяла извозчика, она предложила подвезти Ефима до ярмарки, но пилот отказался. Ему хотелось вытащить свой шар из воды.

Александра хотела подбодрить бывшего Аполлона, но не могла подобрать слова. Сказала лишь:

– Прощай, Ефим. Коли ты высоты боишься, то займись чем-нибудь другим. Не вешай нос, и учись плавать. А воздушный шар все-таки хорошая выдумка.

Вышла Александра близ почты. Недолго думая, отправила телеграмму домой со словами: Все продала, однажды летала, тонула, спаслась и немного спасала. Приеду шестого, вагон номер пять, хочу всех увидеть, придите встречать. Александра – Ваша Саша.

Прощай Горький, здравствуй неизвестное

Перед долгой разлукой хочется накопить побольше ярких воспоминаний. Как это мне удалось, трудно судить. Но одно могу сказать точно, не было у меня на лице таких знатных фингалов, как у двоих – троих спутников по вагону – призывников, только что распрощавшихся с домом.

Перед предстоящей службой я почти две недели пробыл дома с родными. В один из последних дней ноября вернулся в Горький, и утром явился на призывной пункт.

Днем нас погрузили в пассажирские вагоны, при этом призывников – горьковчан – набралось довольно много, мы едва уместились в десяти вагонах. Все пытались узнать у сопровождающих сержантов, куда же нас повезут, но они молчали, как рыбы.

Похоже, они сами не знали, куда мы едем. После сержантской школы те ехали неизвестно куда, то есть по слепой воле военачальников.

Как только тронулся поезд, началась какая-то вакханалия, другими словами, пошла повальная пьянка. Откуда появилось столько водки и почему вдруг всех потянуло на подвиги – трудно объяснить.

В нашем купе, откуда ни возьмись, тоже появилось это зелье. Да не одна бутылка, а несколько штук, а сколько, я уже не припомню, но по уважительной причине. По странной логике закуски, считай, никакой не было – немного хлеба и банка бычков в томате.

Минут через пятнадцать после отправления мы подъезжали к мосту через Волгу. Мои попутчики уже во всю мощь и ширь своей души прощались с былой жизнью, распивая водку.

Справа, как всегда, открылся красивый вид на город, и я мысленно с ним попрощался. Тут и до меня дошла очередь отмечать начало службы – мне торопливо вручили стакан с водкой.

Попутчикам я признался, что три четверти стакана водки для меня перебор и, если я и выпью, то не за раз, а с небольшим перерывом, и предложил разделить эту дозу с кем-нибудь из желающих.

Но тут раздался крик: «Атас! Командир идет!». Мне пояснили, что идет офицер с сержантом, поэтому надо пить скорее, иначе все погорим.

Пришлось сказать – «душа подвинься» – и выпить свою порцию, как горькое лекарство. Такая лошадиная доза и отсутствие закуски сделали свое черное дело, и я быстро провалился в сон.

Хорошо, что хватило здоровья, и мне удалось проспать почти двадцать часов без всяких последствий. Проснулся я уже на следующее утро, когда поезд стоял в городе Кирове.

А через сутки нас привезли в Свердловск, где мы окончательно расстались с гражданской жизнью и одеждой, а вместо нее надели солдатское обмундирование. Так началась совсем новая страница жизни.

Забота Родины

Чтобы узнать человека,

надо с ним пуд соли съесть.

Старинная пословица

О заботе Родины и о патриотизме в наши дни не говорит только ленивый. Любопытно, что наши записные патриоты рассуждают, прежде всего, о военно-патриотическом воспитании. Как будто патриотизм нужен только во время военных действий.

Впрочем, возможно, тем самым, такое понимание патриотизма и выдает подлую душонку этих рьяных пропагандистов. В том смысле, что в трудную военную пору ты – гражданин – обязан беззаветно любить Родину, и не задумываться о том, а любит ли она тебя. И тем более, никто не должен задумываться над вопросом, а была ли взаимная любовь Родины и гражданина до войны?

Ведь недаром во время войны только у нас в армии появились заградотряды. Только у нас отцы-командиры, считая себя патриотами и знаменитыми тактиками, а то и стратегами, гнали солдатиков на минные поля, пулеметы и безымянные высотки только ради отчета перед начальством. Однако, эти командиры никогда и ни перед кем не отчитывались за гигантские и часто бессмысленные потери личного состава.

Хотя сейчас многие обыватели просто заходятся в экстазе при восхвалении Сталина и всей его братии в войне с немцами. Но справедливости ради, многие наши натужные военные успехи – это ли не типичный пример насильного востребования патриотизма у солдат, и почти полное отсутствие оного у них, у командования.

Однажды, уже на склоне лет, после какого-то очередного приступа патриотизма у наших верхов, я задумался о его сути. Тем более, после изучения явлений самоорганизации в социальных системах, у меня сложилось некоторое представление о природе патриотизма.

Суть любых явлений самоорганизации выражается в том, что в результате взаимоотношений между частями системы, то есть людей, в ней происходят количественные изменения. В результате чего возникает новое качество отношений частей системы. При этом появляются новые свойства системы – это, по сути дела, и есть проявление нового качества отношений в ней.

Например, в социальных системах так формируется менталитет. Впрочем, так же возникает любые новые свойства как результат отношений людей в социальной группе.

Многие помнят, что у каждого из параллельных школьных классов всегда появлялись непохожие свойства, отличающие один класс от другого. Возникающие свойства класса – это, считай, тот же менталитет, только в небольшой социальной группе. И складываются эти свойства, как результат самоорганизации – довольно продолжительных взаимоотношений учеников.

Почти так же в результате взаимосвязей между людьми возникают разные формы отношений от любви и до ненависти. Так как люди всегда отличаются друг от друга, то и возникающие отношения между ними всегда отличаются от отношений с другими людьми.

Кто дружил с несколькими друзьями, может подтвердить, что с каждым другом возникают свои дружеские отношения, и они отличаются от других. Даже здесь проявляется длительность взаимных отношений, чем больше общаются люди, тем лучше узнают друг друга. То есть и с другом съеденный пуд соли даст результат.

Так и патриотизм возникает, как результат отношений Родины (то есть социальной среды) и человека. Другими словами, это его ответная реакция на общение с социумом. При этом у каждого возникают свое индивидуальное отношение к Родине, свое чувство патриотизма. Как Родина любит гражданина, так и гражданин, естественно, любит Родину.

Если же нет любви, то никакое военно-патриотическое воспитание не даст хороших результатов. Обидно, что государство приватизировало Родину, и говорит от ее лица, но следует рассудить, а любит ли государство, точнее, государственные мужи свою Родину, свой народ, и проявляют ли они патриотизм, заботясь о здоровье, образовании, соблюдении прав людей и о других потребностях их.

Впервые подобные мысли о безмерной силе любви Родины ко мне появились, когда я получал из рук взмыленного старшины сапоги, гимнастерку, брюки, ремень с бляхой, шапку, бушлат и прочие богатства.

То, что мы держали в руках какое-то подобие богатства, узнали много позднее – почти через месяц. Когда в новеньком обмундировании мы прибыли в свои части, то «старики» – старослужащие просто – напросто украли наши новенькие вещи и подменили их старыми.

Но не пойман – не вор. Вечером ты оставил свое обмундирование на вешалке, а утром его нет – как нет. Имеется какая-то подержанная шапка и бушлат, вот их и надеваешь – на улице-то мороз.

Но вернемся к моменту нашего преображения – получения военного обмундирования, но точно, не обретения бравого военного вида.

Хорошо, что отец на рыбалках и на охотах научил меня накручивать портянки на ноги. Пока старшина обучал новобранцев этому умению, у меня появилось время рассмотреть свою полученную амуницию.

Тут и открылись размеры и время проявления горячей любви Родины к моей скромной персоне.

Так, сапоги сделали мне в славном городе Кимры, аж, в тысяча девятьсот пятидесятом году, когда я оканчивал начальную школу. Моя гимнастерка была готова, когда я перешел в седьмой класс, шаровары, типа, галифе – в восьмом классе. В десятом классе я был обеспечен бушлатом, а через год – шапкой. Так что любовь Родины ко мне проснулась очень рано, а я, неблагодарный, не вскармливал в себе ответного чувства.

Ты уж прости меня, моя Родина, виноват. Впредь буду осмотрительней.

Курс молодого бойца

Курс молодого бойца – это обязательная программа подготовки полностью

боеспособного воина…

Отрывок из Боевого устава Советской Армии

Нам объяснили, что начинается очень важный этап нашей воинской службы. Называется он курс молодого бойца. Мы приготовились к учебным боевым действиям.