Трофики

«Имеется информация, порочащая его достоинство?» – напряглась Ульяна. Алла ухмыльнулась: «Расслабься, все в порядке, не владею я такой информацией». И тут же со смехом начала рассказывать, как после памятной встречи к ней начал подбивать клинья Руслан Трушечкин. Этого трусоватого, надменного, самонадеянного парня одноклассники не любили – ни сейчас, ни в школе. «Представляешь, предлагает встречаться, – открыла страшную тайну Алла. – А мне оно надо?» И вдруг задумалась, а потом неуверенно изрекла, что, в принципе, подумает. Во-первых, у Руслана есть деньги, а у нее нет, во-вторых, он не совсем пропащий парень, в-третьих, ей так паршиво после разрыва с последним бойфрендом…

А потом сработало «оповещение». В тяжелый предрассветный час позвонил Борька Поплавский и, ехидно посмеиваясь, пропел: «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа…» Его послали по конкретному адресу, но Борька не обиделся, сообщил, что обзванивает всех, позиция у народа единодушная, но ему плевать. И вообще, кто ходит в гости по утрам, тот видит много страшных женщин. Забыли о пари? Собирайтесь, в субботу едем. Сами виноваты. Выбора не оставили – вся компания дала согласие. В оставшиеся сутки Ульяна с Олегом обшарили весь Интернет сверху донизу, но так и не нашли упоминаний о местности в Северном районе с названием Распады и военной части с пресловутым выбросом радиации. Если все это реально, то почему об этом знает Борька? Разыгрывает? Готовит эффектную провокацию? Но Борька Поплавский, в принципе, был нормальным человеком – пошутить любил, но со здравым смыслом никогда не расставался…

– Пошли, наша остановка, – потряс Олег Ульяну. Она открыла глаза. Опять уснула. Опять эти голоса… Когда же ты наконец выспишься?! Засуетилась, подхватила сумку. Электричка замедлялась, приближаясь к остановочной платформе. Молодые люди в штормовках, походных куртках, навьюченные так, словно в горы собрались на неделю, устремились к тамбуру. Все шестеро прогрохотали по проходу, оттаптывая ноги зазевавшимся пассажирам, ввалились в узкую клетушку. Генка Аракчеев не устоял перед соблазном: когда распахнулись двери на перрон, всунулся обратно в вагон и проорал во все воронье горло:

– Братва, атас, контролеры!!!

И бросился, расталкивая товарищей, прочь из электрички, пока испуганные безбилетники не прибежали бить ему морду. Ругаясь, смеясь, молодые люди вываливались на перрон. Электричка ушла, осталась высокая платформа с выщербленным бетонным покрытием. Поблизости не оказалось ни переездов, ни виадуков. До ближайшего моста предстояло пилить метров триста. В нарушение всех правил молодые люди стали спрыгивать на пути, поддерживая женщин. Олежка костерил того, кто догадался назначить встречу в последнем вагоне. Генка деликатно помалкивал, поскольку именно он это и сделал. Радостной встречи с транспортной полицией удалось избежать – в захолустье ее просто не водится. Все шестеро перебежали через пути, вновь карабкались на перрон – теперь уже с обратной стороны.

– Лезем как на нефтяную платформу, блин… – отдувался Райдер. И жутко занервничал, стал хватать товарищей за выступающие места, когда донесся встревоженный рев подходящего состава. Все успели забраться на платформу, побежали к пролому в ограде под осуждающими взорами пассажиров на перроне – мимо станции пронесся грохочущий товарняк. Всплеск адреналина после долгой поездки был нелишним. Ругая Генку, который не мог взять в толк, в чем его вина, одноклассники протащились через запущенный сквер, унылую привокзальную площадь, где старушки продавали лук и чеснок.

– Начинается ощущение глухой провинции, – бормотал Семен, опасливо озирая странно одетых аборигенов, киоски, забитые досками, кучку пыльных «ПАЗов», жмущихся друг к дружке. Вокзал располагался на окраине Черемшаников – депрессивного рабочего поселка с градообразующим, но обанкротившимся цементным заводом. За углом щербатой улочки, окруженной домами с ободранной штукатуркой, поселок обрывался, начинался лес. Грунтовая дорога пропадала в зарослях лещины. У ободранной трансформаторной будки (явно памятника былой электрификации) с распахнутыми дверями стоял черный как сажа японский микроавтобус. По обочине деловито расхаживала Верка Рогачева – длинноногая эффектная особа с собранными в пучок волосами. Выглядела она донельзя вызывающе – короткая глянцевая куртка с перламутровыми вставками, элегантные сапожки выше колен. Она прижимала к уху телефон, скрипела зубами от злости – не хватало стека в свободной руке, которым бы она постукивала по голенищу.

– Кусок кретина… – цедила Рогачева сквозь зубы. – Как же ты меня достал… Ну где ты, придурок, возьми же трубку… Ой, любимый… – замурлыкала она, расплываясь в медоточивой улыбке, и стала яростно жестикулировать подходящим одноклассникам, чтобы не орали. – Ты где?.. Ну давай быстрее… Ах, родной мой, ты в местном борделе завис?.. Даже не знаю, что тебе сказать… И чего пялимся? – Она отключила телефон, уперла руки в бока и мрачно уставилась на скабрезно хмыкающего Генку. – Я похожа на женщину, стоящую на трассе? – и проводила глазами старенький дребезжащий грузовик с проржавевшими бортами – он протарахтел мимо, окутав компанию облаком пыли. Дождя в этой местности не было, похоже, давно. – Нарисовались, гости дорогие, – сказала Рогачева. – Долго вас ждать приходится. Вы что, электричку сами толкали?

Последовали дежурные обнимания, поцелуи в щечку. Забрасывали вещи в машину. На самом интересном месте, когда Генка Аракчеев пытался облобызать слюнявыми губами Рогачеву, а та визжала и брыкалась, из-за поворота вывернул привлекательный статный парень с короткой стрижкой и горбинкой на носу. Он обнимал тряпичный пакет, который многозначительно позвякивал.

– А ну, не трожь мою женщину! – с деланым возмущением вскричал Артем Становой, ускоряя шаг. Но Генка все же сделал свое черное дело – облобызал Рогачеву так, что она покрылась багровыми пятнами, и с сатанинским хохотом стал спасаться бегством от Артема.

– Детский сад какой-то, – пробормотала Алла и смерила подругу сочувствующим взглядом. – Ты в порядке, Ульяна? Вид у тебя – словно не на пикник едешь, а утром после него проснулась.