Возмущённая княгиня распорядилась купить краски и, заперев все двери после ужина, перекрасила мундиры на картинах, превращая победителей в побеждённых. Теперь уже пруссаки умоляли русских о пощаде. Наутро, оглядывая дело рук своих, Дашкова с удовлетворением смотрела на удивлённое лицо хозяина гостиницы, потрясённого сделанным. Небольшой бельгийский городок Спа стал местом знакомства с двумя семьями – Морган и Гамильтон, ставшими друзьями Дашковой до конца её жизни. Мэри приедет к ней в Россию и скрасит самые тяжёлые годы накануне ее смерти.
Лондон встретил её неласково. Но Дашкова всё таки нашла время навестить Оксфорд и встретиться с русскими студентами. Работая несколько дней в обширной библиотеке университета, она обратила внимание на русско-греческий словарь. Потом, на посту Президента Российской академии наук, она будет себя благодарить за то, что воплотила в реальность мысль о создании русской грамматики и словаря.
Составленные Дашковой программы для обучения детей были больше похожи на указания врачей, и шотландские профессора принялись исполнять пожелания любящей матери. Но, к сожалению, ни материнская забота, ни жертвенность Дашковой ради детей не помогли ей воспитать достойных наследников – танцы, музыка, рисование, театры, верховая езда, уроки фехтования, даже балы для молодёжи не принесли нужных результатов. Дети выросли на редкость никчёмными и бестолковыми. «Простак и пьяница», – скажет о Павле Дашкове его крёстная мать императрица. Ну а скандальные истории, в которые попадала горбатая Анастасия, поражая аристократическое общество своей сумасбродностью, на все лады обсуждал весь великосветский Петербург.
В 1779 году учёба детей закончилась, однако возвращаться в Россию императрица ей пока не разрешала. Годы странствия продолжались. В Париже Дашкова познакомилась с великим философом Дидро, который помог молодой женщине наладить отношения с императрицей Екатериной II. Они часто беседовали на самые разные темы, причём Дашкова держалась стойко и с достоинством. Она ненавидела деспотизм и любые проявления тирании, ей больше по душе была конституционная монархия.
Однажды Дидро коснулся в их разговорах больного для Дашковой вопроса рабства русских крестьян. Княгиня ответила, что она в своих имениях устроила такое управление, которое ограждает крестьян от ограблений мелкими чиновниками. В её деревнях постоянно происходит рост благосостояния крепостных, и она будет сумасшедшей, чтобы своей жестокостью иссушать источник доходов
В 1781 году Дашкова познакомилась с выдающимся американским государственным деятелем Бенджамином Франклином. Их дружба позже переросла в прочное содружество двух выдающихся людей своих стран. Только в следующем, 1782 году Дашковой «милостиво» было разрешено вернуться, и она была принята императрицей. Благосклонность императрицы была понятна, ведь за границей княгиня приобрела славу одной из самых просвещённых женщин Европы. Её принимали просветитель Дидро и экономист Адам Смит, сам старик Вольтер, больной и дряхлый альпийский затворник, сделал исключение для «северной медведицы» (так Дашкову называли в чужих краях) и нашёл время побеседовать с ней. В «прекрасном далеке» Екатерина Романовна принялась сочинять музыку, в чём весьма преуспела.
Сложные полифонические произведения, исполняемые хором, которым дирижировала русская княгиня, повергали публику в восхищение. Именно поэтому царица и не могла пренебрегать мнением просвещённой Европы, да и былые обиды как-то временно подзабылись. Для обеих наступило время зрелости и мудрости. Дашковой исполнилось 37. И теперь, когда слава о ней как о первой русской образованной женщине дошла из Европы до Петербурга, прагматичная Екатерина II решила её снова использовать. Однажды на очередном вечернем куртаге императрица милостиво предложила Дашковой возглавить Академию наук. Это был важный для царицы шаг, здесь нужен был глаз да глаз. А хватка и энергия у «железной леди» были отточены.
Семья Дашковой попадает в «полосу удач». Сын Павел получил чин из рук всесильного Г. А. Потемкина, племянница Полонская устроена фрейлиной во дворец. А сама Екатерина Дашкова в 1783 году стала первой женщиной в России (за исключением императриц), занявшей высокую государственную должность. Этого в истории России совершенно не было! Никогда, ни до, ни после, ни одна женщина не занимала такой высокий государственный пост. Даже свободомыслящая Европа не удержалась от изумления. Джованни Казанова писал в «Мемуарах»: «Кажется, Россия есть страна, где отношения обоих полов поставлены совершенно навыворот: женщины тут стоят во главе правления, председательствуют в учёных учреждениях, заведуют государственной администрацией и высшею политикой. Здешней стране недостаёт одной только вещи, а этим татарским красоткам – одного лишь преимущества, именно: чтобы они командовали войсками».
Морозным январским утром 1783 года состоялось первое заседание Академии. Дашкова попросила знаменитого математика Леонарда Эйлера представить её уважаемым учёным мужам. Придирчивая академическая публика с первых минут увидела в Дашковой справедливого и мудрого директора. Когда все стали рассаживаться, она заметила, что на место рядом с ней пытается пробраться какой-то бездарный учёный, властным жестом Дашкова остановила проныру и обратилась к Эйлеру: «Сядьте, где вам угодно. Какое бы место вы ни избрали, оно станет первым с той минуты, как вы его займёте».
Императрица хорошо понимала, кого можно выбрать президентом. Дашкова буквально возродила Российскую Академию из пепла. Зная, что в науках она несведуща, Дашкова отказалась от соблазна руководить ими и предпочла хозяйственную, издательскую и научно-просветительскую деятельность, преуспев во всех трёх. «Хочешь, чтобы получилось хорошо, сделай сама!» – таков был её девиз. Она даже могла ровным голосом уверенной в себе женщины поправлять священника во время церковной службы! Железный характер давал свои плоды на ниве государственной: академия вышла на славу, профессора получали завидное жалованье, лучшие студенты отправлялись на стажировку в Европу.
В 1783 году по инициативе Дашковой основали новое учреждение – Российскую академию, которая занималась проблемами русского языка. Задачей номер один стало составление первого в нашей стране толкового словаря, и только благодаря организованности и целеустремленности княгини это свершилось в рекордный срок – шесть лет. Она лично составила статьи на буквы «Ц», «Ш» и «Щ» и предложила вместо двух букв «iо» употреблять одну «ё».
За 11 лет своего президентства Екатерина Романовна чуть ли не силой восстановила академическое хозяйство, а ведь начинать пришлось с самого простого – с заготовки дров, чтобы покончить с холодом, от которого учёные мужи кутались на заседаниях в тяжёлые шубы. Дашкова построила новое здание Академии, и, хотя, по свидетельствам современников, она попортила немало крови архитектору Кваренги своим придирками к проектам, в памяти потомков княгиня осталась заботливой попечительницей науки и просвещения. Она восстановила деятельность типографии, с огромным трудом «выбивала» деньги на организацию научных экспедиций.
Дашкова лично контролировала составление новых программ обучения для гимназии при Академии и зорко следила за отбором талантливых юношей. Несмотря ни на какие протекции, безжалостно отчисляла бездарных оболтусов из числа учеников и студентов.
Помня о Ломоносове, Дашкова предприняла первое издание его сочинений с биографической статьёй, выпустила «Словарь Академии Российской» – выдающийся научный труд конца XVIII века, второе издание «Описания земли Камчатки» профессора естественной истории С. П. Крашенинникова. При участии Дашковой крупнейшие учёные начинают читать в Петербурге публичные лекции по математике, минералогии, естественной истории.
Именно при директоре-княгине статус науки, знания поднялся в русском обществе на недосягаемую высоту. Заботясь об интересах страны, она запретила раз и навсегда сообщать открытия отечественных учёных за границей, «пока Академия не извлекла из них славу для себя путём печати и пока государство не воспользовалось ими».
Вообще-то официальным президентом Академии в то время считался граф К. Г. Разумовский. На этот высокий пост его назначила царица Елизавета Петровна, уважение к памяти которой Екатерина II всячески подчёркивала, чувствуя свою вину в смерти Петра III. А ещё Разумовский был шефом-командиром Измайловского полка и поддержал Екатерину во время переворота 1762 года. Таких услуг, как известно, правителям нельзя забывать. Поэтому лишить графа высокого поста царица не решалась, придумав для Дашковой должность директора Академии. Побывав на одном из заседаний Академии, вальяжный Разумовский, окружённый сонмом придворных женщин, сумел быстро понять: дело Академии находится в цепких руках талантливой женщины.
Этим он не замедлил поделиться с императрицей за картами на одном из ночных куртагов, расстроившись, когда очередная горсть проигранных бриллиантов аккуратно перекочевала на сторону его покровительницы:
– Ваше величество, намедни был я в Академии, так нашёл всё в исправности, да более того нахожу, что как бы там и не нужен, раз уж дело княгиня поставила.
– Не думаю так. И ты не спеши, – ответила императрица, – за делом любым приглядывать всегда потребно. А то, что умна, я и без тебя знаю. Пусть себе там хозяйничает. Всё при заботах будет и лишнего не сделает. Нужда будет, я ей ещё работы найду», – завершила свою мысль Екатерина.
А в историю всё-таки Дашкова вошла как президент – да ещё и двух Академий. В 1783 году царица утвердила указ об открытии Российской Академии, созданной по инициативе Екатерины Романовны как центр наук гуманитарных.
Боль семейных тайн Екатерины Дашковой
Но чем лучше обстояли дела Дашковой в академическом президентстве, тем печальнее складывалась её частная жизнь. В семье блестящие деловые качества Екатерины Романовны превратились в настоящий деспотизм, так осуждавшийся ее любимыми просветителями. Своим неусыпным надзором она до того подавила характер сына Павла, что он превратился в никчемного алкоголика.
Всесторонне образованный, он мог, учитывая положение матери, занять высокий пост, однако волю имел слабую, отдавать приказы другим не умел, да и, по чести сказать, не желал. Первой и последней его попыткой вырваться из-под крыла властной маменьки было тайное венчание с дочерью купца Алфёрова. Подробности Екатерина Романовна не уточняла – это было ниже её достоинства.
Одно было ясно: сын опозорил княжеское семейство Воронцовых-Дашковых, и княгиня боялась показаться в свет. Несколько дней рыдала, потом у неё приключилась лихорадка на нервной почве. Любящая мать не могла не замечать откровенную бездарность сына, и теперь успехи по службе давались Павлу Дашкову только хлопотами матери.
«Рана, нанесенная материнскому сердцу, неизлечима. Несколько дней я могла только плакать, затем серьёзно заболела», – написала Дашкова в своих «Записках». Получив через два месяца от сына письмо, где он просил согласия матери на женитьбу, она была в шоке и ответила ему, что ей известно, что он уже женат, да ещё и неудачно, на купеческой дочери, о чём Екатерина Романовна узнала совершенно случайно, и его лицемерие возмутительно. Скандал в именитом семействе удавалось скрывать совсем недолго, и вскоре весь светский Петербург с удовольствием обсуждал во всех салонах нелепую свадьбу. Недоброжелатели получили возможность «уязвить» Дашкову в самое чувствительное место.
И всё же проблемы с сыном были лишь «цветочками» по сравнению с теми неурядицами, которые создавала Дашковой её дочь Анастасия. «Железная барыня» Дашкова даже запретила непутёвой дочке подходить к своему гробу после смерти. Все чаще она подумывала о самоубийстве…
Можно было только удивляться, отчего у такой умной матери выросла девочка странная, ограниченная, да к тому же с физическим недостатком – горбом. Властная и заботливая, Дашкова поторопилась выдать незавидную пятнадцатилетнюю дочь за меланхоличного, безвольного Щербинина, страдавшего тягой к «зелёному змию» и «купившегося» на богатство и знатность Дашковых затем только, чтобы легче было развлекаться. Муж, естественно, с первых же дней супружества пренебрёг уродливой женой, уехал за границу, а Екатерине Романовне пришлось счесть своим долгом опекать непутёвую дочку. Но вскоре Анастасия повзрослела и решила отомстить не в меру заботливой матери за собственную несостоятельность.
Дашкова была готова сгореть со стыда, когда за её дочерью возник и потянулся длинный шлейф скандальных историй. Лёгкая на общение, Анастасия завела знакомства с сомнительными личностями, растратила деньги, влезла в долги. Её сумасшедшие выходки довели до того, что она попала под надзор полиции. Анастасия своим мотовством и неприязнью к матери также причиняла ей немало горя. Она рассталась с мужем и пустилась в загул, требуя от матери оплачивать сделанные долги.
И тут Екатерине Романовне приходилось писать униженные прошения, поручаться за непутёвую дочь, освобождать её под залог. Мать уже не могла повлиять на Анастасию. Они давно перестали понимать друг друга, и это чувство перерастало в непримиримую ненависть. Что могла переживать женщина, если она потеряла отношения с детьми, которым посвятила всю свою жизнь? Ради них она пожертвовала своей личной, женской судьбой, но их судьба стала настоящим крахом всех её ценностей.
Ко всему прочему у императрицы стало расти ревностное недовольство дружбой Дашковой с Бенджамином Франклином, в котором Екатерина II справедливо видела опасность для самодержавия. В связи с этим в 1794 году Дашковой пришлось попрощаться с Академиями и уехала в свое Троицкое, где с болью встретила в 1796 году известие о смерти Екатерины, которую Дашкова в свое время провозгласила Великой. Она вспомнила их дружбу и свою горячую молодость, вдохновение, одержимость и горькое разочарование в Екатерине, которая сразу после коронования на престол постаралась показать молодой увлеченной Дашковой, кто здесь хозяин.
Со смертью Екатерины II карьера Дашковой закончилась. Император Павел I безжалостно вычищал из своего окружения всех, кто был рядом с ненавистной матерью, а значит, врагом нового самодержца. Его недовольство обратилось и на Дашкову. Граф Аракчеев, блистательно возвысившись на угодливых доносах и разоблачениях екатерининских вельмож и ставший бесплотной тенью нового императора, на одном из утренних докладов словно бы невзначай обронил:
– Ваше Величество, а княгиня Дашкова в Академии новое самовольство учредила – издание поэм Ломоносова изволит начать. А те поэмы Синод Святейший противу Бога говорящими признал…
Император резко повернулся к Аракчееву:
– Что? Она ещё в Академии руководит? Как посмела? Немедля отставить и в деревню! В ссылку!
По его указу московский генерал-губернатор лично явился к Дашковой и объявил: «Государь приказал вам покинуть Москву, ехать в деревню и припомнить там 1762 год!» Дашкова была выслана в дальнюю и самую бедную деревеньку своего мужа в Новгородской губернии. Не сопротивляясь, полубольная Дашкова в 1796 году по приказу императора Павла I отправилась в зимние морозы в ссылку коротать дни в крестьянской избе, лишенной всяких удобств.
Через некоторое время она обратилась к императрице Марии Федоровне с просьбой пощадить больную несчастную женщину. Императрица, пожалев её, обратилась к Павлу. Первый раз царь категорически отказался помиловать Дашкову и только во второй раз, по просьбе уже её сына Павла Михайловича Дашкова, разрешил княгине в 1798 году поселиться в имении Калужской губернии.
Так быстро решилась судьба бывшей подруги императрицы, но испытания лишь укрепили её волю. Мысли об уходе из сего бренного мира исчезли, она снова почувствовала себя героиней какого-нибудь романа Вольтера, несправедливо обиженной и страдающей в изгнании.
1807 год стал для неё ещё одним страшным испытанием: в Москве после болезни скончался её сын. На его похоронах разыгралась безобразная сцена между матерью и дочерью. Ссора была такой громкой, что священнику даже пришлось приостановить отпевание в церкви. Дочь билась в истерике, пытаясь оттеснить мать от гроба. А причина была до обидного проста: Анастасия опасалась, что наследство матери перейдёт к воспитаннице Дашковой – мисс Вильмонт, приехавшей из Англии, чтобы скрасить старость княгини.
По правде говоря, Екатерина Романовна даже хотела удочерить Мэри и оставить её навсегда возле себя. Но мисс Вильмонт в душе, похоже, тяготилась обществом навязчивой состарившейся княгини. И однажды, за два года до смерти княгини, стремясь избежать драматического прощания, Мэри по-английски, не прощаясь, покинула ночью дом своей опекунши. Вслед беглянке полетели душещипательные письма: «Что я скажу вам, моё любимое дитя, что бы не огорчило вас? Я печальна, очень печальна, слезы текут из глаз моих, и я никак не могу привыкнуть к нашей разлуке».
Еще в 1794 году в воспоминаниях она старалась показать своё историческое место в России, свои человеческие качества и добродетели, оправдывалась перед своими детьми, невесткой, брошенной её сыном. Дашкова при жизни сына не признавала этот неравный брак и смирилась только после его смерти в 1807 году. Состоялась трогательная встреча двух несчастных женщин, они заливались слезами от горя потери. Детей у сына не было, и Дашкова нашла наследника из семьи Воронцовых – Ивана Илларионовича (1790—1854 гг.) внучатого племянника, которого опекала с самого рождения. Иван Илларионович был единственным сыном родителей и после ранней смерти отца воспитывался матерью Ириной Ивановной Измайловой.
Благодаря матери и влиянию знаменитой тетки Е. Р. Дашковой он получил блестящее европейское образование. Дашкова с самого рождения, в буквальном смысле, стояла у его купели, была дружна с Ириной Ивановной, а личные качества крестника навсегда покорили её. Поэтому, оказавшись после смерти сына Павла без наследника, княгиня сделала выбор: этот внучатый племянник был достоин носить фамилию Дашковой.
С разрешения императора Александра I Екатерина Романовна в 1807 году назначила себе наследника, завещала крестнику Ивану Илларионовичу Воронцову все владения и фамилию Воронцов-Дашков. Таким образом, с 1807 года появилась новая династия графов Воронцовых-Дашковых, которые преданно служили отечеству и продолжили традиции знаменитой Екатерины Романовны Дашковой, занимаясь просвещением.
Бездетная дочь Анастасия ещё при жизни матери была лишена наследства, и ей была назначена только пожизненная ежегодная пенсия, которую она получала от наследника. Воля умирающей была исполнена: дочь ко гробу матери не допустили. Последние годы Дашкова доживала в имении Троицком в окружении своих помощниц и крестьян.
«В заключение я могу сказать со спокойной совестью, что сделала всё добро, какое было в моей власти, и никогда никому не сделала зла. Я отомстила забвением и презрением за несправедливости, интриги и клеветы, направленные против меня. Я исполнила свой долг по мере сил и понимания. Со своим чистым сердцем и честными намерениями я вынесла много жгучего горя, которое вследствие моей слишком большой чувствительности свело бы меня в могилу, если бы меня не поддерживала моя совесть, свидетельствовавшая о чистоте моей жизни. Я без страха и тревоги, бестрепетно и спокойно смотрю в глаза приближающейся смерти», – написала она незадолго до кончины в 1810 году.
Остатки имения Екатерины Дашковой в с. Троицкое в н. ХХI в (фото Интернет)
Памятная плита на могиле Екатерины Дашковой в с. Троицкое (фото Интернет)
Византийская любовь Руси
Посольство на Русь
Яркими весенними днями 1467 года из Москвы на Коломну двинулся конный царский отряд – по сложившейся с дедовских времён традиции великий князь проверял оборону окских рубежей. Именно этим путём степняки любили свершать набеги в летнее время. Но дорогу прервал неожиданный гонец из Москвы:
– Государь, – припав на колени, сообщил сын боярский, еле переводя дух, – великая княгиня после худой болести преставилась.
