Покой средь маков

– Мисс А’Ллайс, в-вы… – молодая девушка со светлым каре словно потеряла дар речи и теперь была не в силах что-либо сказать. – Ох… Получается, я вас побеспокоила?.. П-прошу простить меня! Я думала, что вы ещё спите…

– Доброе утро, Мэри! – мило улыбнувшись, поприветствовала А’Ллайс служанку, не обращая внимания на её встревоженные слова.

– Д… да, доброе утро, мисс А’Ллайс. Я принесла вам свежей воды и полотенце, но… – немного успокоившись, кое-как проговорила Мэри сквозь не отступавшее удивление. – Вижу, вы уже умылись…

– Полотенце? Давай! – с этими словами девочка спрыгнула с подставки и направилась к служанке.

Взяв протянутый бархатный лоскут, украшенный золотой вышивкой, А’Ллайс протёрла лицо, руки и шею, после чего вернула полотенце служанке, а затем подошла к высокому шкафу, в котором хранились так ею нелюбимые наряды. Все ляпистые, чересчур цветастые, и в большинстве из которых весьма затруднительно не то, что передвигаться, даже элементарно дышать бывает сложно. Юная леди больше предпочитала простую, свободную одежду – такую, что носят обычные горожане и рабочие. Только вот родители были категорически против таких предпочтений и всячески навязывали своей самой младшей из четырёх детей одеваться в дорогие, богато украшенные наряды, ведь, как говорит матушка: «Дворянку одежда простолюдинов не красит».

Однажды А’Ллайс удалось договориться с одним из членов прислуги – молодым сынишкой кочегара, – что тот принесёт девочке самую простую одежду, а юная дворянка за это договорится с отцом о внеплановом выходном для этого парнишки, которому он был необходим, чтобы навестить могилу своей скоропостижно скончавшейся матери. Первая часть договора была исполнена, и девочка получила в своё распоряжение старые штаны и широкую рубаху – размеры были велики, но выбирать не приходилось, ведь благодаря этой одежде А’Ллайс наконец-то бы смогла на пару часиков сбежать из дому и в одиночку, без всякой прислуги в роли сопровождения, прогуляться по красивым улочкам близлежащего Лийбенхау. Только вот при тайном пересечении забора юную беглянку поймал сторож, после чего незамедлительно отвёл к отцу…

В тот же день А’Ллайс впервые увидела по-настоящему сердитых родителей. И после слов: «Ещё раз вы, юная леди, попытаетесь сбежать – окажетесь на улице вместе со всей прислугой, что будет пытаться вам содействовать!» – девочка решила: больше никаких побегов в ближайшие годы… И чтобы хоть как-то утешить свою дочь, родители всё же позволили дочери носить обычную одежду, но только у себя в поместье и на его территории и лишь тогда, когда нет гостей.

Сняв с себя ночное платье и заменив его на простенькое тканевое с синими узорами, А’Ллайс подошла к зеркалу и принялась собирать смявшиеся за ночь светлые волосы в хвостик – дело пошло неважно уже с первых секунд, и, чтобы исправить появляющееся на голове девочки «недоразумение», служанка Мэри вызвалась помочь.

– Позвольте, я помогу вам, мисс А’Ллайс… – осторожно предложила она свою помощь.

– Сама справлюсь, – качнула головой А’Ллайс, не отвлекаясь от своего дела. – И я же тебе говорила, Мэри, что, если рядом нет моих родителей, то можешь называть меня просто по имени. Я не обижусь.

– Простите, мисс А’Ллайс, но позвольте вновь отказаться? – чуть смутившись, ответила Мэри, переведя взгляд с юной дворянки в пол. – Не поймите меня неправильно, но ваш отец велел обращаться к вам на «Вы».

– Как тебе будет удобнее, – пожала плечами девочка.

А’Ллайс также не нравилось, что к ней с самых ранних лет относятся как к важной особе. Мало того, людям недворянской крови категорически воспрещалось обращаться к ней просто по имени, всегда требовалось указывать статус, то есть «мисс», а затем уже только имя. Из-за всего этого у неё даже друзей нет: находясь всегда под присмотром, от А’Ллайс постоянно отводили подходящих познакомиться крестьянских ребят, а с детьми из других дворянских семей она не общалась – те были слишком высокого мнения о себе и своей статусности, а А’Ллайс подобного не любила и поэтому изо всех сил старалась с такими не водиться… Все эти правила злили маленькую леди, но, опять же, в силу своего возраста она ничего не могла с этим поделать.

Даже с Мэри всегда не о чем поговорить, хотя она старше А’Ллайс не на двадцать, не на тридцать, а на двенадцать лет: юной леди казалось, что это относительно небольшая разница в возрасте, значит, должны же быть хоть какие-нибудь общие темы для разговора. Но, к сожалению, или к счастью, Мэри всегда придерживалась вековых правил и этики общения с детьми дворян и ещё ни разу им не изменила. Хотя на самом деле даже правильная во всём Мэри была не прочь отойти от вековых традиций и поговорить с А’Ллайс по душам, как с близким другом, если бы не одно весомое «но» – отец юной дворянки.

Семья фон Берх славилась на весь Лийбенхау своей добротой и пониманием, что было видно даже из их отношения к своим работникам и прислуге, которым они предоставляли бесплатное жильё, питание и щедрое денежное довольствие, в то время как у других местных дворян всё было организовано с точностью наоборот. Но в любой бочке мёда найдётся своя ложка дёгтя, и таковым в семье фон Берх являлся отец – Оттэр фон Берх.

Да, он был известным рэйландским военным, примерным семьянином, хорошим отцом и справедливым работодателем для своих подчинённых. Однако вся его справедливость заключалась не только в поощрении хороших работников, но также в их суровом наказании: даже за малейшую оплошность или нарушение установленных правил следовало незамедлительное увольнение без права на повторное возвращение в должность. Этого-то простолюдинка Мэри и боялась, как огня, из-за чего всячески отказывалась становиться «другом» для А’Ллайс, ведь это являлось не просто нарушением правил, а самым настоящим, по меркам Рэйланда, оскорблением всего дворянского рода.

Кое-как А’Ллайс удалось привести свои волосы в порядок. Теперь на неё из отражения зеркала смотрело живое олицетворение слова «красота»: невысокая, с чистой кожей, голубыми, как небо, глазами, схваченными в хвостик светлыми волосами, одетая в красивое платьице миловидная девочка.

– Как я выгляжу? – не отвлекаясь от созерцания своего отражения, поинтересовалась А’Ллайс у Мэри. – Только честно.

– Великолепно, мисс А’Ллайс! – незамедлительно улыбнулась служанка. – Вам очень идёт! Это платье дополняет вашу и без того превосходную красоту. – и с восхищением добавила: – Повезёт же тому счастливчику, за которого вас выдадут замуж!..

Услышав эти слова, девочка переменилась во взгляде: полное безмятежности и спокойствия выражение лица уступило место хмурому и недовольному прищуру.

– А… – начала А’Ллайс и вдруг замолчала, опустив погрустневшие глаза вниз. – Что? Замуж? За кого?..

Прозвучавшие вопросы поставили Мэри в очередной ступор – ей казалось, что девочка ещё мала для таких вопросов, и, кроме того, отвечать на них следовало родителям, а не служанке. Однако маленькая леди смотрела на девушку чересчур настойчивым, «сверлящим» взглядом, отчего Мэри невольно отвела взгляд в сторону.

И тут же, смирившись со своим в данный момент бессилием, служанка тоскливо вздохнула. Собравшись с волей, она честно ответила.

– Не знаю, мисс А’Ллайс. Смотря за кого вас выдадут родители…

Вот как… Замуж… Без всякого права выбора… Всё предрешено?..

– Значит, я буду чьей-то женой?.. – невесело хмыкнула девочка. – И что я должна буду делать?

– Эм-м… – на лице Мэри появилось смятение. – Я не совсем поняла ваш вопрос, мисс А’Ллайс.

– Что должна делать жена? – уточнила юная леди.

– Ах, вы об этом… – сказала служанка Мэри. – Ну-у… Здесь всё зависит от статусности. Вот, например, вы, мисс А’Ллайс – чистая дворянская кровь. Основываясь на опыте фрау{?}[Госпожи] А’Тринн, я думаю, что в ваши будущие обязанности будет входить воспитание детей и… Хм-м… – девушка замолчала и призадумалась. – Думаю, это всё. Если ваш муж будет достаточно обеспечен, то вам не придётся заниматься бытовыми и другими хозяйственными делами. Благодаря этому все ваши дела будут происходить вокруг семьи.

Обдумав всё услышанное, девочка тяжело выдохнула, а затем поспешила покинуть комнату. Заметив, как потяжелел взгляд юной леди, Мэри вдруг испугалась, что всё это из-за неё, а потому незамедлительно поинтересовалась:

– Мисс А’Ллайс, я сказала что-то не то?..

– Нет, всё то. Спасибо тебе, – ответила девочка, упорно продвигаясь к своей прямоугольно-деревянной цели.

– Тогда куда же вы так торопитесь и без туфелек?

– К родителям. Хочу поговорить о моём будущем.

Для Мэри эти слова прозвучали как гром среди ясного неба: если А’Ллайс предъявит своему отцу насчёт своей будущей участи, то Оттэр фон Берх в сию же минуту приступит к поискам того, кто надоумил его дочь на такие мысли. И если он узнает, что информация про принудительное замужество поступила от Мэри…

Взявшись за оловянную ручку двери, девочка остановилась и посмотрела на застывшую и побледневшую служанку, чьи руки намертво вцепились в полотенце, а глаза словно остекленели.

– Не волнуйся, я ничего про тебя не расскажу! – пообещала А’Ллайс Мэри.

– Да? Спасибо, мисс А’Ллайс, – радостно выдохнула служанка и успокоилась. – Но тогда… Что вы собираетесь сказать родителям?

– Я скажу им, что в моём военном будущем нет места для мужа.

Поместью семьи фон Берх было, по меньшей мере, около пары веков. Солидный возраст. Однако поколение начала двадцатого века, в числе которых была и А’Ллайс, проживало в ещё относительно «новом» здании, в то время как старое, возведённое основателем их рода в середине 1300-х годов, несмотря на тщательный уход и своевременные ремонты, к сожалению, не сохранилось. Вместе с тем первоначальным обликом ушёл в историю старинный колорит, на замену которому сейчас пришли новые технологии и тенденции.

Современное поместье представляло собой большое каменное двухэтажное здание с большой кровлей из синей черепицы. Дополняли общий вид вкраплённые в стены жёлтые кирпичи, широкие и красивые окна, две небольшие башни по бокам здания, резные двери из дорогих пород древесины, а также открытый балкон над парадным входом.

Ко всему прочему, поместье располагало достаточно просторной территорией, окружённой почти двухметровым каменным забором и разделённой на три части: первая, была засажена фруктовыми деревьями, вторая украшена аккуратно подстриженными кустами, фонтаном и скамейками для отдыха, а третья, и самая маленькая по площади, была отведена под конюшню и соседствующий рядом с ним дом для прислуги и наёмных рабочих. Такова была вся доступная для игр и развлечений А’Ллайс территория. За пределами же поместья девочка бывала крайне редко и всегда в сопровождении родителей или охраны.

Неудивительно, что А’Ллайс, живя в ограниченном пространстве под постоянным контролем старших, мечтала поскорее вырваться на свободу, как её братья, которые скоро станут студентами рэйнбургской академии…

Свободные… Без контроля… Будущие офицеры…

И сейчас А’Ллайс, уверенным шагом продвигаясь через красивые коридоры поместья, направлялась к своему отцу, чтобы сообщить ему о своей мечте, точнее, уже цели всей жизни – стать таким же свободным, самостоятельным и доблестным военным офицером. Продолжить семейную традицию наравне с братьями.

Как ни странно, но по пути к винтовой лестнице, что вела в холл, девочка не встретила никого из прислуги, хотя обычно по утрам в коридорах и комнатах поместья суетятся молодые служанки, стряхивая пыль со старинных картин и маленьких столов, отмывая окна и подметая полы. Но сейчас здесь пусто и тихо. И куда все подевались, у А’Ллайс не было ни малейшего представления. Неужели сегодня опять какой-то праздник и все вышли на улицу? Это и следовало узнать.

Шустро пробежавшись по ступенькам, молодая леди оказалась в просторном холле и тут же устремилась вперёд, к большой двери, через стекло которой в помещение вливался слепящий свет солнца. Не без труда оттолкнув деревянную преграду наружу, девочка очутилась на крыльце поместья и увидела большое количество людей впереди себя.

Среди всей толпы А’Ллайс помимо прислуги различила свою мать, которая почему-то была одета в парадное платье – получается, сегодня всё же праздник. Но какой? Несколько раз потянуть матушку за рукав голубого платья оказалось достаточно, чтобы та обернулась и с удивлением посмотрела на свою дочь с небрежно заплетённым хвостиком и босыми ногами.

– А’Ллайс? Что с тобой? – прозвучали весьма ожидаемые слова матери. – Почему тебя так плохо одели?

– Я сама одевалась, – поправила девочка, всем своим довольным видом стараясь показать свою самостоятельность. – Я уже взрослая, могу всё делать без посторонней помощи.

Удивлению матушки не было предела: с чего бы это вдруг её дочь, что всегда зависела от помощи других (и сама была не против этого), внезапно решила уйти в самостоятельность? Неужели надоумили служанки?

Тем временем А’Ллайс с любопытством оглядела присутствующих: все без исключения вполголоса что-то обсуждали, изредка поглядывая на парадные ворота впереди. Кажется, что-то намечалось.

– Мы кого-то ждём? – поинтересовалась девочка у матери.

– Да. Скажу по секрету: ты будешь очень рада увидеть этих гостей, – ответила матушка и подмигнула, а затем обратилась к стоящей рядом служанке: – Сьюзан, будь добра, принеси А’Ллайс её праздничные туфли.

Молодая тёмноволосая девушка в каштановом платье и белом фартуке на просьбу ответила лёгким преклонением головы, после чего направилась в сторону поместья. Проводив её взглядом, А’Ллайс вновь посмотрела на свою матушку и призадумалась.

– Матушка… – неспешно начала говорить девочка, вдумчиво вглядываясь в обручальное кольцо на руке своей родительницы. – Я хочу спросить.

– Да, моя дорогая? – приготовилась слушать мать и погладила свою дочь по макушке светлых волос. – Что тебя интересует?

– Тебя выдали замуж твои родители?

Женщина ничего не ответила: от услышанного её брови полезли на лоб, а зубы непроизвольно сомкнулись, не давая произнести ни единого слова. Затем она опустила погрустневший взгляд в землю. Всё ещё молчала…

– П-прости… – поняв, что вопрос расстроил матушку, девочка также погрустнела во взгляде.

– Тебе ещё рано задавать такие вопросы, А’Ллайс, – наконец ответила матушка. И тут же поинтересовалась с неподдельным, искренним удивлением: – Скажи мне, что или кто тебя на них надоумил?

– Никто! Я сама! – поспешила оправдаться девочка. – Я… Я в книге прочитала!..

– А’Ллайс, у нас дома нет подобной литературы. И ты, к тому же, ещё плохо читаешь. – сказав это, женщина вздохнула. – Скажи честно, я не стану ругаться.

– Эм-м, ну-у…

Если верить словам сынишки кочегара, то за правду ругают не хуже, чем за ложь. Тогда есть ли смысл скрывать?.. Пожалуй, да, ведь А’Ллайс пообещала Мэри никому и ничего не рассказывать.

– А’Ллайс, я всё ещё жду от тебя ответа, – поторопила юную леди её матушка. – По твоим бегающим глазкам видно, ты что-то скрываешь…

– Что значит «бегающие глазки»? – вдруг поинтересовалась девочка.

– Не меняй тему разговора, пожалуйста, – несмотря на спокойный голос матери, кажется, её терпение постепенно иссякало. – Со мной этот фокус не пройдёт. Рассказывай.

– Фрау А’Тринн, туфли.

Появившаяся в самый последний момент служанка Сьюзан, сама того не зная, спасла девочку от неминуемого раскрытия тайны.

– Да, спасибо, – поблагодарила фрау А’Тринн, и вновь обратилась к дочери: – А’Ллайс, туф…

– Я сама! – резко сказала девочка и лично взяла принесённую коробку.

Внутри неё оказалась пара синих туфелек с бантиками из чёрного шёлка. Самостоятельно надев их, А’Ллайс вновь посмотрела на матушку – та лишь, тихо вздохнув, медленно покачала головой, приговаривая: «Я тебя сегодня не узнаю…»

И в этот момент невдалеке от них послышался гул автомобильного двигателя. Все присутствующие отвлеклись от разговоров и устремили свои взоры на ворота, со стороны которых к ним направлялись трое молодых парней в серо-зелёной военной форме Рэйланда и с увесистыми чемоданами в руках. Увидев их, А’Ллайс чуть ли не подпрыгнула на месте от нахлынувшей на неё радости. В момент позабыв про матушку, девочка бросилась вперёд, навстречу прибывшим. А те, в свою очередь, завидев девочку, остановились, поставили багажи на дорогу и все, как один, по-доброму улыбнулись.

– Эрнст! Йохан! Харман! – маленькая, самостоятельная и счастливая леди сразгону ворвалась в крепкие объятия парней. – Я скучала!..

По её покрасневшим щекам скользнула пара крохотных и кристально чистых слезинок. Поддавшись чувствам, вся троица тихо проговорила в один голос:

– Сестра…

…По случаю приезда сыновей родители организовали роскошный банкет, на который пригласили множество друзей отца – точно таких же великовозрастных офицеров, как и он сам. Гости собирались в просторной парадной гостиной, посреди которой разместился чуть ли не ломившийся под тяжестью различных блюд стол.

И вот, когда за стол уселся последний из приглашённых гостей, вдруг обнаружилось отсутствие главы семейства – Оттэра фон Берха. Его жена, фрау А’Тринн, и по совместительству мать всех четверых детей семьи, поспешила успокоить гостей, сказав, что её супруг задерживается и вскоре прибудет. Находящуюся по правую руку от матери А’Ллайс беспокойство гостей не волновало, она была сосредоточена на игре в гляделки с сидящими напротив неё братьями.

Братья…

Все без исключения сыны семьи фон Берх воспитывались с большим уклоном на уважение традиций своего рода. И самая главная традиция – военная служба во благо государства. Именно поэтому отец семейства старался всячески привить своим сыновьям любовь к военной службе с самых малых лет.

Эрнст фон Берх – старший из всех братьев. Это сильный и стойкий духом восемнадцатилетний юноша, является прямой копией своего отца, от которого ему достались упорство, целеустремлённость, а также тёмные волосы и крепкие мышцы. Неудивительно, что родители и родственники возлагают на него большие надежды и предрекают ему огромные успехи в военной карьере.

Йохан фон Берх – второй из троицы братьев. Его имя прямо говорило само за себя: юноша был крайне умён и расчётлив, за что друзья отца между собой нарекли его «талантливым тактиком». Внешне он представлял из себя высокого, светловолосого, стройного юношу в круглых очках – страсть к книгам пагубно повлияла на зрение, но вряд ли этот недуг помешает ему поступить в академию и стать тем, кем ему суждено быть от рождения.

Харман фон Берх – младший и, по мнению многих, самый красивый из братьев. Однако победы на войне добываются не красотой, а расчётливым умом и силой, которыми этот четырнадцатилетний юноша, к сожалению, обделён. Напротив, Харман был более склонен к искусству: живопись и поэзия – вот что являлось его призванием. Но привитое отцом чувство долга перед страной не давало ему покоя, и поэтому, несмотря на все трудности, этот светловолосый голубоглазый юноша даже не собирался опускать руки и стойко продолжал своё самообучение под девизом «Во славу рода фон Берх!».

Братья искренне любили свою сестру, а она – их. Пожалуй, эта троица юношей были единственными, с кем А’Ллайс была по-настоящему искренняя. Она рассказывала им всё: от наблюдения за домашними животными до планов по подшучиванию над прислугой и отцом, а также делилась впечатлениями от прогулок и своими самыми сокровенными мечтаниями. Вот и сейчас, когда выдастся подходящий момент, мечтательная во всём девочка поведает своим самым близким о, кажется, мечте всей жизни…

Парадная дверь гостиной широко распахнулась, отчего все присутствующие прервали свои беседы и засуетились. Громко цокая каблуком вычищенных до блеска чёрных сапог, в зал вошёл высокий мужчина, облачённый в серо-зелёный мундир со множеством сверкающих орденов на груди. Покрытые сединой коротко стриженные волосы были аккуратно причёсаны, знатных размеров бакенбарды ухожены, а на исчерченном старыми шрамами лице застыл строгий взгляд.

И глаза. Некогда ярко-зелёные, спустя десятки тяжёлых сражений стали почти серыми. В них не чувствовалась жизнь, вместо этого они, словно источая незаживающую скорбь о прошлом, всегда смотрели «в никуда», вдаль, где ничего не было. Как-то раз А’Ллайс подслушала разговор матушки и узнала, что такие глаза называются «взглядом на две тысячи ярдов». Странное название для органов зрения…

Зал охватило молчание. Одарив всех присутствующих внимательным, тяжёлым взглядом, мужчина вскинул согнутую в локте правую руку к виску, после чего стянул с седой макушки потрёпанную годами офицерскую фуражку – братья рассказывали, что в этом головном уборе их отец сражался за страну.

– Знаю, опоздал. Приношу извинения, – сухо сказал вошедший офицер, обращаясь к присутствующим. – Служба.

Его голос был глубок и звучен, но в то же время по-своему печален и безжизненен. Подобный голос главы семейства для родных стал такой же обыденностью, как и вечно опечаленный взгляд…

– Приветствую всех дорогих гостей, – продолжил говорить мужчина, направляясь к столу. Пройдя вдоль него от начала до конца и добравшись до своего места, сел во главе стола, как и полагается хозяину дома.

А’Ллайс внимательно смотрела на своего отца. Он устал – не сейчас, а в целом. Устал душой: несмотря на очень юный возраст, девочка была отнюдь не глупа и замечала такие, с первого взгляда непростые вещи.

Братья не раз говорили сестре, что их отец на службе вот уже тридцать лет, при том что сама служба – это не веселье, а самое настоящее испытание для сильных. Немудрено, что, занимаясь столь сложным делом на протяжении стольких годов, их отец устал. Но уходить в отставку всё никак не собирался. Он с честью продолжал дело предков, традицию рода, неся службу своему государству. И не собирался отрекаться от этого дела до того момента, как он иногда говорил, «пока не встретится с землёй». И стоит отметить, свою службу он нёс прекрасно, дойдя до очень высокого звания оберст{?}[Полковник]. Теперь между ним и званием генерала был лишь один шаг, переступить через который он всё никак не желал – переживал, что спишут в штаб, подальше от «полевых работ».

Неудивительно, что такой человек, как Оттэр фон Берх, являлся примером для подражания и вдохновителем не только для своих сыновей, но и для многих мальчишек их городка Лийбенхау.

– Ну что ж, все в сборе? Превосходно.

Поднявшись с места, Оттэр фон Берх оглядел всех присутствующих. Удовлетворившись полученной тишиной и вниманием, он продолжил говорить.

– Достопочтенные гости! Не буду растягивать и без того затянувшееся ожидание и с вашего позволения осмелюсь говорить коротко, но доходчиво. И первым делом мне бы хотелось поблагодарить всех вас, дорогие гости, что в столь знаменательный для моей семьи день вы нашли время для визита. Приношу всем вам огромную благодарность от всей семьи фон Берх.

Зал охватили овации. Не удержалась от них и маленькая А’Ллайс, которая, стараясь подражать собравшимся офицерам, точно так же выпрямилась и с надменным выражением лица забила в ладошки.

– А теперь перейдём непосредственно к главному событию нашего званого обеда, – сказал глава семейства. – И событие это, скажу я вам, воистину знаменательное: мой старший сын Эрнст поступил в рэйнбургскую офицерскую академию!

Зал вновь утонул в бурных аплодисментах. В помещении стало настолько громко, что маленькой А’Ллайс пришлось закрыть уши руками и зажмуриться. Матушка дотронулась до её плеча, тихо проговорила: «Всё закончилось», – и девочка вновь стала слушать речь отца.

– Эрнст! Мой дорогой сын! – обратился Оттэр фон Берх к своему старшему чаду. – Скажи, горд ли ты тем, что станешь карающим мечом и крепким щитом своего государства?

Юноша беспрекословно поднялся с места.

– Отец, – начал говорить он звучным, молодым мужским голосом. – Свою гордость я хочу показать не на словах, а на деле бравом, и поступками достойными. И, если на то придётся, то кровью пролитой. И своей, и врага, если тот осмелится ступить на нашу землю! – выдержав секунду молчания, он продолжил говорить: – А так… да, отец, я горд! Я горд, что родился и живу в этой прекрасной и величественной стране! Горд, что стану таким же защитником, как и вы, отец. И я горд своей фамилией – фон Берх! Фамилией, что носили мои славные предки, которые также, как и все здесь присутствующие, защищали нашу страну, наш Фатерлянд!