Ранняя пташка
– Итак, Люси, – сказал я, – расскажи нам про ступор.
– Ну начнем с того, что это требует очень большого… напряжения, – сказала Люси. – Мне казалось, что ноги у меня из пластилина. Чем сильнее холодало, тем более хрупкими они становились. Я боялась, что, если появится лунатик, я не смогу от него убежать.
– У меня бывали подобные кошмарные сны, – призналась Мейзи Роджерс, которой довелось не спать Зимой. – Будто я бегу, но не могу спастись.
Сны. У тех, кто представлял из себя хоть что-то, никаких снов не было. Те из нас, у кого был доступ к «морфеноксу», с радостью променивали свою подсознательную зимнюю активность на резкое снижение потребностей в запасенной энергии и крайне полезную предсказуемую потерю веса. Впервые за всю историю человек мог реально надеяться на то, что доживет до Весны, а не смотреть на каждое новое время года как на непредвиденный дар. Как гласил еще один рекламный лозунг: «Морфенокс» приносит Весну». К этому следовало бы добавить: «но только если у вас есть деньги или общественное положение, чтобы им пользоваться».
– Но только не надо бахвалиться своими чертовыми сновидениями, – с укором заметила присоединившаяся к нам Меган.
Мы согласно закивали. Большинство тех, кто вынужден отказываться от фармацевтических средств помощи пережить Зиму, предпочитает об этом не распространяться. Это все равно что ходить в бейсболке, на которой большими буквами написано: «Гражданин 3-го сорта».
Но Мейзи, к ее чести, нисколько не смутилась.
– Мне нечего стыдиться, – гневно воскликнула она, – и не надо меня ни в чем обвинять! К тому же Сны – это здорово, и они не повторяются, и по крайней мере так я никогда не стану лунатиком, который всю Зиму вынужден бродить по земле, питаясь жуками, тряпками, людьми и прочим, а дни свои закончит в клинике по пересадке органов.
– Если ты станешь Отсутствующим, то сам этого не поймешь, – заметил я. – В этом и трагедия, и благословение – нет мозгов, нет и угрызений совести.
Неизбежно у «морфенокса» имелись и свои отрицательные стороны: невыносимая головная боль, жуткие галлюцинации, – недаром на каждые две тысячи тех, кто пользовался препаратом, приходился один, который пробуждался после зимней спячки лунатиком. Именно те самые пятьдесят процентов граждан, кто допускался пользоваться «морфеноксом», могли в конечном счете превратиться в пускающих слюни недолюдей с серьезными проблемами по части личной гигиены и пугающей склонностью к каннибализму. И тем не менее никто не сомневался в том, что на такой риск можно пойти.
Внезапно в зале наступило оживление: принесли еду. Мы встали в дисциплинированную очередь за ней, и в радостном предвкушении громкость разговоров нарастала. В ожидании того, когда накормят сестер, детей и слишком худых, мы болтали о той бредовой идее, которую проталкивал светским модницам самозваный светило проблем сна Гэйр Бриллс, а также, неизбежно, кто победит в конкурсе «Не перевелись еще таланты в Альбионе».
– Спать на дереве, укутавшись в дерюгу и вымазавшись гусиным жиром, при минимальном индексе массы тела, – сказала Люси, отвечая на вопрос про Гэйра Бриллса. – Всю Зиму неформалы будут градом сыпаться с веток.
Что же касается конкурса «Не перевелись еще таланты в Альбионе», все терялись в догадках после того, как в прошлом году победу совершенно неожиданно одержал Берти (такса с торчащими изо рта передними зубами), умеющий танцевать чечетку; поэтому разговор вскоре перешел на тему, которая в настоящий момент была во всех новостях: внезапное резкое увеличение зимней смертности. Для сокращения потерь умеренные предлагали пропаганду воспроизводства потомства и финансовое стимулирование, в то время как сторонники жесткого курса выступали за публичное посрамление бесплодных, снятие всех ограничений по вынашиванию детей и полную отмену выплат Детских компенсаций. Хотя, несмотря на убыль в зимний период, численность населения оставалась стабильной, периодические провалы в демографической ситуации по-прежнему вызывали панику, а правые радикалы стремились раздуть любые страхи.
– Я слышала, что снижение минимального детородного возраста одним махом разрубит проблему убыли, – сказала Меган.
– Для этого потребуется пересмотреть определение понятия «ребенок», – заметила Люси, – а я сомневаюсь, что это желательно или возможно.
– Всегда можно довести соотношение полов до семидесяти к тридцати, – предложил я.
– Подправлять цифры – это крайне плохая затея, – вмешалась Люси. – У меня и так хватает проблем с поиском достоверных данных.
– А я говорю, нужно заморозить щедрые государственные субсидии в адрес «Гибер-теха», – тоном пламенной революционерки заявила Мейзи, – и вместо того чтобы разрешать «морфенокс» немногим избранным, разработать действенную стратегию, обеспечивающую то, что каждый гражданин к следующему Засыпанию смог бы набрать минимальный допустимый индекс массы тела. В вопросах зимней спячки нельзя поддерживать только одну элиту, нужно добиваться Равного сна для всех – это справедливо, это позволит повысить выживаемость и уменьшить убыль и в конечном счете освободиться от бремени деторождения.
Мы испуганно притихли. Это была основная доктрина влиятельной в прошлом группы «Кампания за истинный сон», которая когда-то считалась уважаемой оппозицией, но уже давно заняла радикальные позиции и была объявлена вне закона. Группа выступала за то, что единственным настоящим сном является сон естественный, что фармакологические попытки решить проблему убыли неприемлемы в моральном и финансовом планах и что люди должны стремиться к долгосрочному здоровью [12]. В настоящее время только очень мужественный или очень глупый человек мог публично высказывать подобные взгляды или даже просто заводить разговор на эту тему. На первый взгляд Мейзи была скорее мужественной, чем глупой.
– Субсидии расходуются в основном на исследования, направленные на то, что когда-нибудь вся Зимняя спячка окажется под защитным покровом «морфенокса», – с жаром возразила Люси. – Дон Гектор был гением, но даже у него имелись свои ограничения – мы к этому еще придем.
– Мы знаем только то, что нам говорят твои дружки из «Гибер-теха», – ответила Мейзи. – Это механизм общественных уступок. Дон Гектор не сделал нас свободными, он лишь ввел классовые различия между хорошим сном и плохим сном. А нам нужно зимовать в одной глобальной деревне, равными в сне, равными в достоинстве.
Кто-то ахнул. Это было программное заявление «Кампании за истинный сон», своеобразный призыв к сплочению.
– Лучше воздержаться от подобных разговоров, – сказала Люси, внезапно становясь гораздо более серьезной. – У меня могут быть большие неприятности, если я не донесу на тебя. А Дон Гектор был великим человеком, спасшим миллионы благодаря «морфеноксу».
– Мой гибернатолог говорил, что уже на подходе новый препарат, – сказала Меган. – «Морфенокс-Б». Это еще что такое?
– А я слышал что-то про проект «Лазарь», – подхватил я, позволяя любопытству взять верх над благоразумием.
– Если бы все слухи про «Гибер-тех» можно было пустить на колесо водяной мельницы, – после неловкой паузы сказала Люси, – этого хватило бы, чтобы перемолоть всю пшеницу в Уэльсе.
– Ты не ответила на вопрос Меган, – строго заметила Мейзи.
Люси и Мейзи враждебно переглянулись, и у Люси задергалось веко. Люси мне очень нравилась, но она была до конца преданным сотрудником «Гибер-теха». Наверное, это качество являлось обязательным при приеме на работу.
– Я не обязана отвечать на вопрос Меган, – медленно и раздельно произнесла Люси.
Эту стычку прервало какое-то оживление у двери. Собравшиеся расступались, освобождая кому-то дорогу, и это могло означать одно из двух: какая-то знаменитость или кто-то важный. Или, как оказалось на самом деле, и то и другое.
Новоприбывших было двое, они шли, любезно беседуя друг с другом. Одной была мать Фаллопия, высокая, изящная, строгая, в рясе настолько черной, что она казалась дырой в воздухе, имеющей силуэт монахини. Ее спутником был высокий мужчина в белом маскхалате Зимних консулов. На лацкане у него сияла Золотая звезда Солнцестояния, свидетельство того, что он повидал по меньшей мере двадцать Зим. В кобурах висели две «Колотушки» с рукоятками из орехового дерева. Смуглый, высокого роста, с привлекательной внешностью героя-любовника, он всем своим видом излучал строгое достоинство. Также мужчина обладал некоторым внешним сходством с Эйаной, Сианой, Мейзи, Дафной, Билли и Эдом Дуизлом – но на то имелась веская причина.
– Ого! – пробормотала Люси, не скрывая своего восторга, как и все мы – пожалуй, как и все присутствующие в зале. – Это же… Джек Логан!
Джек Логан
«…из всех Зимних служб самой опасной была Служба зимних консулов. Лишь немногие из тех, кто поступал в нее, могли рассчитывать на то, чтобы продержаться десять лет, однако проблем с набором новобранцев никогда не возникало. Как говорится, «не человек искал работу, а работа искала человека». Среди тех, кто поступал на службу добровольно, не было таких, кто не хотел оставить все в прошлом…»
«Двадцать семь солнцестояний и дальше», Зимний консул Макдоузер по прозвищу «Скала»Большинство Консулов вне зимнего периода стремятся только к тому, чтобы на них не обращали внимания, однако кое-кто по тем или иным причинам жаждет славы. «Дикая кошка» де-Лют из Девятого сектора прославилась своим умением ловить лунатиков живьем – их у нее на счету было четыреста шестьдесят два, отправленных в центры преобразования, маловероятно, что этот рекорд будет когда-либо побит; «Пахучий» Шнайдер из Девятнадцатого сектора попирал все правила общественного приличия, вне службы живя вместе с Зимней кочевницей, а Старший консул Токката из Двенадцатого сектора подозревалась в пристрастии к зимнему каннибализму в масштабах, выходящих за рамки пристойного и уж тем более необходимого.
По сравнению с ними Джек Логан представлял собой парадное лицо Службы консулов. Конечно, ходили слухи о его излишнем рвении и стремлении извлекать коммерческую выгоду из своего служебного положения, однако послужной список Логана заглушал все подобные пересуды. В объединенном районе Ньюпорт-Порт-Толбот-Кардифф уже длительное время были самые низкие во всем Уэльсе показатели убыли, аварий в «Чугункáх», нашествия Злодеев и бесчинств, творимых лунатиками. А в физическом плане Логан был Самцом первого уровня – поговаривали, что он мог бы заламывать умопомрачительные гонорары за оплодотворение, но, к своей чести, не делал этого.
Идя по залу, Логан приветственно кивал направо и налево, мельком задерживаясь взглядом на ком-либо из присутствующих, и ставил автографы на протянутых ему клочках бумаги. Мы знали, что Джек Логан уже давно является покровителем Приюта Святой Гренеты, однако он редко появлялся на общественных мероприятиях.
После того как первое возбуждение улеглось, мы, отстояв очередь, набрали кукурузных початков, с которых капало сливочное масло, затем положили риса с курицей. Порции были большие. Все выглядело чересчур расточительным.
– Что здесь делает Джек Логан? – спросил Брайан, который стоял за стойкой буфета, раздавая еду. – Насколько я понимаю, такое бывает нечасто.
– Он вручает матери Фаллопии двенадцатого Серебряного аиста, – сказал Гэри Финдли, стоявший в очереди в трех людях за нами.
– Она того заслужила, – заметил Брайан.
Сам он был у достопочтенной сестры пятым Серебряным аистом, а Гэри и Люси – совместным восемнадцатым. Сестринская община Непрерывной беременности относилась к своим обетам серьезно. Рекорд принадлежал сестре Вульволии из Пятьдесят первого сектора с тридцатью четырьмя аистами. Все, кроме девятерых, пережили первую Зиму, и все были от разных отцов – но, впрочем, у сестры Вульволии был верный глаз [13], и она серьезно подходила к вопросу необходимости генетического разнообразия.
– Гм, – сказала Люси, беря куриную ножку, – как вы полагаете, Логан будет сегодня выступать?
Вполне возможно. Нередко военные и сотрудники правоохранительных органов в качестве прибыльной подработки воплощали на сцене свои Зимние подвиги. Представления, которые устраивал Логан, были рассчитаны на искушенного зрителя. В них использовались имитация снега и машины, создающие ветер. Как-то раз он выпустил на сцену настоящего живого лунатика, но представление пришлось прекратить после того, как лунатик вырвался и, пробравшись в партер, покусал сидевших там зрителей. Трагическое происшествие, хотя если бы пострадали зрители галерки, думаю, никто бы не придал этому значения.
Набив себе животы и вытерев пальцы и губы салфетками, мы уселись и стали готовиться к таким же объемам пудинга через час, за которыми через два часа последуют пряники и сахарная вата. Считалось, что те, кто не поглотил порцию калорий, по крайней мере впятеро превышающую норму, подошли к «накоплению жирка» несерьезно.
Мы стали болтать, рассказывая друг другу о том, что произошло с момента последней встречи. Как дела у бывших воспитанников, кто умер, затем долгая череда «а помните, однажды…». По прошествии времени все это казалось уже не таким страшным и даже занятным: случай с Донной Тринкет – неувядаемый хит, или то, как Бетти Симкокс едва не погребли живьем в ходе прикола, пошедшего наперекосяк, или то, как Джоплин подожгла себя ради прикола, на удивление получившегося удачным, чего никто не предполагал, – и, наконец, как обычно, о том, как Дэй Пауэлл исчез в день своего шестнадцатилетия, а возвратился в день двадцатилетия, и никто так и не узнал, где он пропадал все это время.
– Дэй до сих пор сам понятия не имеет, – сказала Люси. – Я спрашивала у него не далее как на прошлой неделе.
– Я так думаю, Злодеи его похитили и заставили прислуживать, – предположила Меган, – а ему стыдно в этом признаться.
После того как был поглощен пудинг с яблочным вареньем, приправленный примерно двумя галлонами заварного крема [14], мать Фаллопия произнесла речь. Это был все тот же самый мусор насчет Обжорного четверга, который мы уже слышали, и не один раз: как мы по мере приближения Зимы должны броситься в объятия обжорства и бездеятельности, памятуя о тех, кто не пережил прошлую Зиму из-за пренебрежительного отношения к своему весу, и о женщинах, которым надо думать о поступлении в общину сестер, и о мужчинах, которым необходимо делать все возможное, чтобы быть плодотворным членом общества, ежедневно восхваляя принцессу Гвендолин, и хранить верность Уэльсу и Северной Федерации, – и так далее и тому подобное. Затем настоятельница объявила о том, что отходит от дел вследствие снижения способности к воспроизводству потомства и передает бразды правления Приютом Святой Гренеты в твердые руки сестры Плацентии, что было встречено несмелыми аплодисментами, а кое-где в задних рядах и стонами.
Затем произнес речь Старший консул сектора Логан, о том, как община сестер прилагает все силы для предотвращения угрозы Зимней убыли, поблагодарил мать Фаллопию за ее многочисленные роды и мудрое и чуткое руководство Приютом Святой Гренеты, поздравил сестру Плацентию с новой ответственной должностью, после чего повторил многое из сказанного матерью Фаллопией. Закончил свою речь Логан короткой скороговоркой, которая в тот момент показалась совершенно не к месту:
Чтобы проводить пригожего прохожего
из ледяного Лланбойдана с кру2жками и стружками
в Чизуик пока Крюгерс и Люгерс палят из пушки по подушкам
этого хватит чтобы сделать мамонта из одного грамма грамоты
и наполнить литую кастрюлю кипятком из Ливерпуля.
Переглянувшись, мы дружно пожали плечами, затем прилежно захлопали, когда Логан вручил матери Фаллопии полагающегося Серебряного аиста. После чего мы вернулись к столу и мятному печенью размером с блюдца, подносам с сыром и тому, что оставалось в чужих тарелках. Традиционно в Обжорный четверг не было ничего даже отдаленно напоминающего мытье посуды.
К нам присоединилось несколько бывших воспитанников, и завязался разговор, точнее, говорили они, а я слушал, все еще не в силах собраться с мыслями. Сотрудница криминалистической лаборатории рассказала о том, как исследует рисунок брызг, оставленных в ходе поспешной неряшливой еды во время незаконного проникновения в кладовки и кражи съестного.
– Виной всему этому неизменно голод, поэтому еда поглощается прямо на месте, – объяснила она, – а в такой спешке следить за аккуратностью крайне трудно.
Она рассказала про ограбление кладовой в Дормиториуме «Кэри Грант» [15]. В тот момент Дормиториум не охранялся, поскольку его пришлось закрыть после отключения реактора, однако и тогда, и сейчас кража съестного оставалась преступлением, караемым Замораживанием. Многие винили в случившемся Злодеев, однако власти решили, что это «Кампания за истинный сон» попыталась накопить достаточно припасов, чтобы действовать на протяжении всей Зимы [16]. Никто в здравом уме в это не верил, и Кики, номинальная глава «Истинного сна», назвала заключение «совершенно вздорным».
– Говорят, сами легавые воровали еду, чтобы выйти на Кики, когда та начнет все отрицать, – сказал кто-то, не помню уже, кто.
– Кстати, а кто такая эта Кики? – спросил я.
– Глава «Истинного сна», – ответила Меган.
– Это я знаю. Не что, а кто.
– Этого никто не знает, – пожала плечами Люси. – Это не человек, это просто пост. Если убрать Кики, ее место займет вице-Кики.
Это бесспорно было правдой, поскольку везде действовал принцип Гидры, от королевских семей и Зимних консулов до военных и прислуги в «Чайных комнатах миссис Несбит». Уберешь одного, а у него за спиной уже ждет следующий. Тем не менее «Истинный сон» в последнее время попритих, и все же, как и в случае с действующим, но в настоящий момент спящим вулканом на острове Скай, никто не мог сказать, плохо это или хорошо.
Увидев, что сгущающиеся сумерки принесли в зал темноту, я оставил компанию беседовать, а сам стал собирать детей, чтобы те начинали наводить порядок и выносить настольные игры и кальяны. Сестра Плацентия за игрой в «скраббл» [17] любила попыхивать кальяном, наполненным малиновой водой, а сестра Зачатия предпочитала неагрессивную разновидность шахмат, в которой нельзя брать чужие фигуры. Сестре Зиготии больше всего нравилась шумная игра «Голодные гиппопотамы». Каждому свое. Но, выполняя поручение сестры Плацентии и проходя мимо кабинета матери Фаллопии, я обратил внимание на людей, сидящих на скамейке перед дверью. Я спросил, в чем дело, и Уильямс, моргая по-совиному, сказал, что Логан проводит открытое собеседование на предмет приема в Зимние консулы.
– Открытое собеседование? Без предварительного отбора?
– Похоже на то. Он потерял своего Послушника и ищет ему замену.
Я задумался. Точнее, я нисколько не раздумывал. Я просто попросил Уильямса подвинуться и сел на скамейку. У меня гулко колотилось сердце, и на то имелась причина: служба в Зимних консулах опасна – говорили, это мало чем отличается от самоубийства, – но зато она открывает доступ к «морфеноксу» [18].
– И когда ты впервые задумался о карьере Зимой? – спросил Уильямс, на которого напала болтливость.
– О, восемь секунд назад, – ответил я.
Для 99,99 процента граждан, впадающих в спячку, Зима является абстрактным понятием. Заснуть и проснуться через четыре месяца – хотелось на это надеяться.
Осень пришла, и спать я бегу. Спячку я эту терпеть не могу! Есть, как свинья, храпеть, как сурок: Мертвый, живой – какой в этом прок?Помимо тех, кто работал в системе Трансплантаций и должен был бросать вызов Зиме, мало кто осмеливался встретиться лицом к лицу с холодом, грызунами, Злодеями, одиночеством и Зимним людом. Однако, поскольку моя абсолютно безрадостная должность управляющего приюта не имела никаких перспектив, а найти работу без специальной подготовки, дающую право на «морфенокс», было практически невозможно, мысль о зимовке внезапно показалась мне весьма привлекательной.
– Как насчет службы Зимним консулом? – спросил Уильямс. – Ты уже давно мечтал о такой?
– О, долгие годы.
На самом деле, учитывая сопряженные с этой службой опасности и обыкновенно крайне жесткий процесс отбора, никогда. Я сидел на скамейке, стараясь сохранить спокойствие и гадая о том, что сказать. Собеседования продолжались примерно по десять минут, и на каждого соискателя, выходившего с вытянутым лицом, обрушивался шквал вопросов со стороны дожидающихся своей очереди. На все вопросы неудачники отвечали недоуменными пожатиями плечами, добавляя, что им отказали. Никто понятия не имел, что именно ищет Логан.
После того как Уильямс вошел с воодушевленным видом, а вышел раздавленный, наступил мой черед.
Испытание
«…Гибернационная бессонница, или Зимсонница, имеет различные причины: кому-то заболевание или травматическое расстройство гипоталамуса не позволяет погрузиться в спячку полностью или хотя бы частично, у других виной всему гипнофобия или врожденная склонность к накоплению солей кальция или потере мышечной массы. Большинство тех, кто не впадает в спячку, стремятся найти себе какое-нибудь полезное применение зимой, но некоторые, так называемые «незаслуженно бодрствующие», предпочитают бездельничать, полагаясь на чужие кладовые…»
«Введение в психологию зимней спячки», XXII изданиеМать Фаллопия и Логан находились у нее в кабинете, маленьком, строго обставленном помещении, в котором пахло мебельным лаком, кофе и краской для ксерокса. Посреди кабинета стоял большой письменный стол из темного дерева, но в остальном обстановка состояла из шкафов с документами и фотографий младенцев на стенах. Когда я бывал здесь, мне всегда становилось несколько не по себе, и не только из-за хозяйки кабинета и ее пронизывающего насквозь взгляда, красноречиво гласящего «чем ты заслужил свое существование»: на стенах висели фотографии тех детей, кто не пережил первую или вторую Зиму. Мы никак не могли взять в толк, то ли это память, то ли приглашение сестрам лучше производить потомство; а может быть, матери Фаллопии просто нравились фотографии детей, а все остальное ее не волновало.
– У тебя есть направление? – спросила мать Фаллопия.
– Нет, – ответил я, – но я слышал, что прошение на службу в Зимних консулах может подать любой.
– У тебя уже есть работа, – произнесла мать Фаллопия голосом, словно прошедшим сквозь оцинкованные трубы, – и другая тебе не нужна. И, поверь мне, ты не продержишься в Консулах и десяти минут.
Должен признаться, что я испытал непреодолимое желание принести глубочайшие извинения и удалиться, но, к своей чести, не сделал этого.
– Я Чарли Уортинг, – дрогнувшим голосом промолвил я. – Мне бы хотелось, чтобы мою просьбу рассмотрели.
– Двигаемся дальше, – сказала мать Фаллопия. – В этом случае мы только напрасно тратим время.
– Нет, Пруденс, – сказал Логан, и я впервые услышал, как матери Фаллопии возразили, а также как к ней обратились по имени. – Мы выслушаем всех желающих. – Он повернулся ко мне. – Стандартный процесс отбора очень муторный, – объяснил он, – однако далеко не идеальный. И я хочу найти зарытые алмазы, пропущенные при предварительном отборе. Я уже присматривался к тебе, Уортинг. Ты один из моих?
– Нет, сэр. Я… меня вынашивала суррогатная мать, но начались осложнения.
– Из-за твоей головы?
– Да, из-за моей головы [19]. Меня перевели в приют Святой Гренеты, выплатив только половину страховки. Остальное в качестве компенсации получили мои биологические родители.
– Страховка Уортинга давно закончилась, – вставила мать Фаллопия, – и теперь он живет за счет нашей любезности.
– Не согласен, – заявил Логан. – Все это осталось в прошлом. В настоящий момент он кандидат в Зимние консулы. Каждого нужно судить по его заслугам.
Я тотчас же проникся симпатией к Логану, почувствовав, что готов на все, лишь бы работать под его началом, и к черту «морфенокс». Он спросил, хочу ли я и дальше работать управляющим в приюте Святой Гренеты.
– Нет, сэр, – ответил я, усаживаясь на стуле прямо, несмотря на обжигающий взгляд матери Фаллопии, – я недавно подавал заявление на работу в страховой компании.
– И?
– Мне отказали.
– Причина?
– Вмешательство… третьей стороны.
При этих словах я выразительно посмотрел на мать Фаллопию, и та отвела взгляд. Логан обратил на это внимание и, по-видимому, обо всем догадался.
– Вовсе не обязательно, – заметил он. – Навыки?
– Умею читать и писать на уровне 4-А, – перечислил я, – умею оказывать первую помощь, сто ярдов бегаю за 14,2 секунды, плаваю и играю на тубе.
– Уортинг, расскажи Джеку о том, что по Общим навыкам у тебя «Д» с минусом, – напомнила мать Фаллопия, не отказавшаяся от попыток торпедировать собеседование.