Безмолвный Крик

– Лесли. Лесли!

– Боже, она цела?!

Кто-то убрал упавшую стремянку. Потом меня подняли. Несколько пар рук трогали и ощупывали руки-ноги. Послышался чей-то смешок. Я принялась слабо отбиваться.

– А крепко её головой приложило, – сказал какой-то парень. – Гляди-ка, она меня оцарапала!

Когда звон в ушах стих, поняла, что это был Энтони.

Болел лоб. Ещё – колено и лодыжка. Нужно же было умудриться и упасть почти с семи футов! Какому светлому уму понадобилось поставить меня на стремянку? Я потёрла кулаком глаза. В них то темнело, то светлело.

– Ты в порядке? – очень медленно, почти по буквам, спросила Дафна, склонившись надо мной.

Я моргнула раз-другой, сфокусировала взгляд на ней и заявила:

– В большем порядке, чем твоя причёска.

Дафна вздохнула, отвела со лба редкую чёлку и объявила:

– Она бредит.

Я осторожно села: с двух сторон меня поддержали. Внимательно посмотрев на поваленную стремянку, спросила:

– Красиво хоть грохнулась?

– Нет, прям камнем. Помнишь? – обрадовалась Дафна.

Энтони нахмурился.

– Не думаю, что помнит. Не стоит к ней сейчас особо с этим приставать.

– Почему? Она должна знать, что опозорилась. А мы поймём, в каком она состоянии. Если даже не покраснеет, всё о’кей. Может, вызвать такси и съездить в больницу?

Больница! Ох, нет. При одном слове всё внутри сжалось. Сердце стало как сплошная рана, но я сделала беспечный вид и отмахнулась:

– Обойдусь.

Энтони и школьный рабочий в оранжевом жилете подхватили меня под локти, я медленно встала и посмотрела по сторонам. Голова была точно колокол.

– Всё в порядке? – спросил немолодой усач в таком же жилете. Он стоял неподалёку и с укором глядел на меня.

– Вполне.

Он покачал головой и сделал знак второму:

– Ты бы, милочка, поосторожнее себя вела. Так и разбиться недолго. Вик, бери лестницу и тащи в фургон. А вы, ребята, – и он неодобрительно осмотрел нас троих, – постарайтесь теперь без травм.

Он побрёл за напарником, который легко поднял стремянку и уложил её в кузов грузовика, припаркованного на школьной стоянке. Мы молчали – все трое, пока рабочие не уехали вместе с проклятой лестницей. Дафна вздохнула:

– Украсили, называется, школу к Хэллоуину. Что скажешь в своё оправдание?

– Что до Хэллоуина времени – больше месяца.

– Мне кажется, ей сейчас не до твоих расспросов, – заметил Энтони. – Не ты полетела вниз головой на асфальт.

– Я думала, у тебя с координацией всё в порядке.

– Вообще-то, никаких проблем. Просто я не ожидала, что ты установишь лестницу неправильно. – Я посмотрела на содранные колени и расстроенно цокнула языком.

– Кто? – возмутилась Дафна. – Я?! Меня решила обвинить, значит?!

– Не шуми. Дай лучше попить.

Небо по-осеннему хмурилось, зелёные кроны уже тронули золотые и оранжевые цвета. Совсем немного, и скоро их переоденут в другие наряды. На лужайке был вкопан высокий столб с табличкой «Старшая школа Скарборо».

– Хочу домой, – пожаловалась я и отпила воды из спортивной бутылки Дафны. – Украсим двор потом?

– Завтра?

– В никогдабре.

Энтони хохотнул, неторопливо поднял с травы мой рюкзак и закинул его на плечо. Он потрепал меня по волосам, а другой рукой обнял Дафну за плечи.

– Пошли, никогдабрь. Я угощу тебя какао.

Мы прогуливались по осенней улице, пили какао из автомата и наслаждались вязкой тишиной, какая бывает только в маленьких городах вроде этого. После бесконечного гомона и галдежа школьных коридоров это было прекрасно – просто молчать и идти, слушая, как под ногами шуршат листья.

– О чём задумалась? – спросил Энтони.

Я пожала плечами и отпила какао, не торопясь отвечать. На это не было совсем никакого настроения.

– Ну как хочешь, – равнодушно сказал он.

Я поморщилась и посмотрела в сторону:

– Устала от всего. Думала, хоть шею на лестнице сверну, а нет. Вы с Дафной прямо служба спасения.

– Вот дура, – восхитился он. – А я весь день только и думаю о Камминге и Кокс. Обо всех них. Собакам собачья смерть, конечно, но не до такой же степени я их ненавидел.

– О ком?

Он округлил глаза:

– Точно головой стукнулась… – и отдал мне свой смартфон. – Весь день о них сплетничают! Ты в каком мире живёшь?

– В чудесатом. Я очень плохо знала тех ребят. В курсе, что кого-то грохнули, конечно, все только об этом и говорят… Кто они такие?

– Иногда полезно общаться не только с нами. – Почесав в затылке, Энтони щёлкнул пальцами. – О’кей, помнишь рыжую девчонку с биологии? Прямые волосы. Высокая.

– Ты думаешь, я замеряю их ростомером?

– Я думаю, ты язва. Это одна из самых популярных девушек в старшей школе, как ты вообще можешь не знать такого?

– Я мало заинтересована в социальных взаимоотношениях. Дай мне скидку! Я здесь каких-то две недели.

– Это не оправдание. Так и скажи, ты – одиноко одинокий одиночка.

Его правда. Слишком человеколюбивой я никогда не была, хотя изгоем – тоже, так, серединка на половинку, но с Энтони Валорски и Дафной Льюис сошлась очень быстро. Хотя, буду честна, Дафну я знала с детского сада, только потом мы с ней не общались, когда мы с семьёй уехали в Чикаго. Так что это не считается.

– Ладно, что теперь? – лениво спросила я. – Это из их компании кого-то убили?

Энтони загадочно улыбнулся и открыл на телефоне передовицу «Скарборо сегодня».

– Ты хотела сказать, всю их компанию?

Я опустила глаза на экран и прочла:

РЕЗНЯ В ПРИГОРОДЕ СКАРБОРО

КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

Ночью с шестнадцатого на семнадцатое сентября в доме семьи Кокс были найдены убитыми пятеро подростков-одноклассников, учащихся Старшей городской школы. Согласно последним данным и свидетельским показаниям, четверо из них были зарезаны. Полиция не разглашает деталей. Тело своей единственной дочери, Кейси, уже опознали её родители, Карл и Рейчел Кокс. Кейси была жестоко выпотрошена. По предварительным данным, опрошенные соседи не были свидетелями ничего подозрительного в тот вечер. Полиция начала расследование по делу…

Я вскинула брови:

– Ничего себе.

– Их всех прирезали, как свиней. Дэрил сказал, кухня и внутренний дворик все в крови. И у них не досчитались языков и много чего другого… а саму Кокс подвесили к забору, вывернув буквально наизнанку, и снесли нижнюю челюсть. Можешь представить себе, какой её положат в гроб?

Меня передёрнуло. Тревога стиснула сердце холодной рукой. Я посмотрела в серое осеннее небо и нахмурилась, словно пытаясь отстраниться от новости, которая потрясла весь город. Она была дурной настолько, что отпускать так сразу не хотела.

– Вот уж некстати матушка сюда переехала, – пробормотала я. Энтони что-то вопросительно промычал. – Нет-нет, я сама с собой.

– Ты с этим завязывай, – усмехнулся он. – Так и свихнуться недолго. Слушай. Хочешь ко мне? Дома братец, но он приезжает только на обед, а потом свалит в участок допоздна… Давай, что ли, посидим, пожуём чего-нибудь. Включим фильм. Да просто отдохнём от всей этой белиберды.

– Лучше домой. Прости, Тони. Правда устала.

Остаток пути мы молчали, погружённые каждый в свои мысли. Тони активно с кем-то переписывался, а я в который раз с удовольствием разглядывала Скарборо. Такой типичный небольшой американский городок. Место тихого ужаса. Здесь, часом, нет своей улицы Вязов? Антураж и небольшие атмосферные магазинчики наталкивали на мысль, что есть. Большинство частных, похожих друг на друга домов располагались в специально отстроенном жилом районе, сначала на небольшом расстоянии друг от друга, затем – всё дальше и дальше. Люди при деньгах предпочитали жить в пригороде, как те же Коксы. Земли там было больше, соседи не мешали. В центре были отстроены пятиэтажные дома с квартирами. На западе Скарборо высились недостроенные высотки, которые должны были сначала стать офисным комплексом, затем – жилыми домами, первыми в новом квартале, а после – торговым центром. Ни то, ни другое, ни третье не помогло строительству завершиться. Долгострой так им и остался и переходил от одной компании к другой, словно эстафетная палочка.

Между старых тополей и вязов наконец показался мой дом. Каре зелёной лужайки, заросшие кусты, корявые тёмные вязы по обе стороны дороги. Серая крыша и светлые стены с краской, которая успела кое-где облупиться из-за времени и сырой скарборской погоды. Тони вздохнул:

– Мы на месте, босс. Ты точно в порядке?

– Да. Конечно.

– Приложи дома лёд к голове, – посоветовал он.

– Я не ударилась головой.

– По твоей реакции так не скажешь.

– Да иди ты!

Тони с довольной улыбкой бросил «пока» на прощание и поплёлся по дорожке между деревьев к себе домой, а я зашла за наш низенький, некогда белый, а теперь посеревший от времени и непогоды штакетник. Сунула руку в карман джинсовки и нашла ключи. Домой не хотелось, но нужно было идти. Я разочарованно посмотрела на дорогу, уходящую лентой за холмы, вдаль, к горизонту.

Медленно гаснущий закат уже начал разливаться персиковым и алым. Смеркалось. Я поднялась на террасу и провернула ключ в замочной скважине. Тихо открыла дверь.

Как толчок в грудь, меня оглушил громкий мамин голос:

– Господи боже, Лесли! Ты видела, который час?..

Час расплаты?

Наказание всегда должно быть соразмерным преступлению.

Так писали в учебниках социологии, так говорили во всех правовых передачах. Очевидно, мама никогда в жизни не была знакома с этой простой истиной, потому что я опоздала всего на полтора часа, но распекали меня так, словно домой не явилась вовсе.

Я смотрела ей в лицо, в усталые тёмные глаза. И ещё – на плотно сжатые челюсти и скрещенные на груди руки. Она осунулась за эти четыре месяца. Странно, но даже когда отец уже неизлечимо болел, она была этакой живой весёлой пышкой. Когда он ушёл, жизнь начала стремительно слезать с костей вместе с мясом. Но разве не должна была она пережить пик своего горя за полтора года рабского ада – ада, где все живые и здоровые члены семьи поклоняются своему умирающему идолу?

И вот теперь она стояла на верхней ступеньке лестницы и смотрела на меня драматично – сверху вниз. Лицо было заткано закатными тенями из узеньких окон по обе стороны двери, волосы – в полном порядке, убранные в небольшой пучок, но что-то в выражении глаз придавало Натали Клайд странной жёсткости. Юбка воланом, как агрессивный росчерк, шла выше щиколоток. Каждая черта была знакома как собственное отражение. Даже больше. Но я покрылась холодом, когда она покачала головой:

– Эта безответственность…

Узнаю тон. Мне от него дурно. Кажется, я в одном из своих кошмаров, но только этот – наяву. И вроде бы она ничего ужасного не говорит и не делает, но хочется сбежать. Или чтобы это скорее кончилось. От собственного безволия меня передёрнуло. Я знала: иногда проще и лучше сказать не то, что думаешь, а то, что от тебя ждут:

– Прости, мам. Этого больше не повторится.

И вот я опять оправдываюсь. Она посмотрела на меня с презрительным выражением лица, как на моль, на муху, на ничтожество, на пыль, – и сложенные в замок руки знаменовали жест «я так недовольна тобой». От него одного у меня вся спина была в мурашках. Не знаю почему. Какой-то странный священный ужас ребёнка перед родителем.

– И это всё? – Голос звучал эхом былого гнева, сейчас в нём было лишь разочарование. – Хэлен должна была поехать с тобой в церковь на хоровое пение, но ты опоздала, и теперь я повезу её на машине. Вместо того чтобы работать.

Говорилось с укором и в упрёк. Я попыталась всё исправить:

– Я отвезу её на такси. Никаких проблем.

– Ты всегда создаёшь проблемы. – Как она так умудряется? Говорит спокойно, а лучше бы, кажется, кричала. – Из-за твоей безответственности вечно всё так.

– Прости, я правда не хотела. Мисс Хилл оставила меня после уроков. Я вообще-то сказала, что занята…

Она брякнула ключами в руке и начала спускаться. Когда последняя ступенька тихо скрипнула под её ногами, мама, совершенно игнорируя меня, прошла мимо, сняла с крючка пальто и неторопливо оделась, крикнув в тёмную гостиную:

– Хэлен! Сколько раз ещё повторять? Я выхожу через две минуты. Ты к тому времени уже должна была собраться.

– Сейчас!

Я стояла с рюкзаком на плече и виноватым лицом, не смея раздеться.

– Хэлен! – снова позвала мама. Меня в прихожей словно не было. – Долго будешь копаться?

Хэлен вышла из гостиной полностью одетой. В одной руке у неё был внушительного размера красный рюкзак, в другой – концертный костюм в чехле. Она отдувалась и недовольно косилась на маму, но, когда встала напротив меня, голубые глаза метали молнии уже в мой адрес.

– Ты, – говорит и тычет в меня пальцем, как в предательницу, – ты опоздала!

– Я случайно, малышка.

Вряд ли это её убедило. Мама поджала губы:

– Садись в машину. И быстро.

Сестра прошмыгнула мимо нас в дверь, впуская в тёмный коридор остатки последнего закатного света. Мама неодобрительно покачала головой:

– Ну и вид у тебя…

– Я упала со стремянки, – пришлось сознаться.

– Что ж, ничего другого я от тебя не ожидала. – Она посмотрелась в зеркало и набросила на шею платок. – Всё потому, что ты жуткая растяпа. Ты неорганизованная. Однажды сломаешь шею из-за своей невнимательности. Ладно, всё равно… – она поправила волосы и оценивающе повернулась боком в зеркале, – это бесполезно. Тебя уже не перекроишь. Так. На кухне размораживается курица, приготовь её к ужину. И наведи порядок в своей комнате. Вещи так и остались неразобранными. Неужели тебе нравится жить в таком свинарнике?

– Мам.

Она осеклась и сузила глаза.

– Ты в курсе, какой в шкафу бардак? Поэтому ты всегда ходишь такой помятой…

Я небрежно бросила:

– Ма. Ты вроде как на хоровое пение опаздывала. Может, поторопишься?

– Что ж. – Взгляд её был ледяным, тон – бритвенно-острым. – Оставайся. – Она резко взялась за дверную ручку и потянула на себя. – Раз тебе всё равно, как ты живёшь, так мне тем более плевать. Это твоя жизнь. Только твоя.

– Ма, я всё сделаю. Просто давай не будем ругаться. Знаешь, я…

Но она уже вышла за дверь и хлопнула ею. И пусть на языке оставался противный кислый привкус ссоры, всё равно стало легче. Как и всегда – одной.

– По последним данным, расследованием занимается Департамент полиции округа Скарборо. Неизвестный убийца ярко заявил о себе, оставив кровавый росчерк в истории города и убив пятерых учащихся Старшей школы. Пока тайна следствия не разглашает всех деталей совершённого преступления, полиция отрицает, что Скарборо стал одним из городов, где появился свой маньяк. Но это событие уже всколыхнуло спокойную жизнь города и навсегда отпечаталось в памяти жителей датой скорби. Независимые свидетели заявили прессе, что убийство было совершено с особой жестокостью: однако следствие не торопится разглашать подробности. Шериф Эрик Палмер на сегодняшней пресс-конференции сообщил, что на орудиях убийств и месте происшествия не было найдено посторонних отпечатков пальцев. Но жители хотят знать: неужели дружеская вечеринка закончилась бойней из-за личных распрей участников? Завершится ли кошмар в Скарборо на этой трагической ноте или нас ожидает новый акт жестокости? Эбигейл Виздом, третий канал.

Я удобно устроилась на диване, поджав под себя ноги и не отрываясь от телевизора. Курица подрумянивалась в духовке. Кукурузные хлопья давно размокли в чашке с молоком, и я отставила их в сторону: мне было всё равно. Гораздо важнее совсем другое. За спиной репортёра, вещавшей из ухоженного дома, огороженного жёлтыми полицейскими лентами и окружённого рощицей из пышных деревьев, парамедики выносили тела, накрытые специальными простынями.

Я щёлкнула пультом. Экран погас, в гостиной сразу стало очень тихо. Я сунула в рот ложку хлопьев, прожевала. Интересно, почему копы так категорично заявили, что в доме не было никого постороннего? Там ведь такая глушь. На несколько миль – ни соседей, ни единой живой души. Значит, они нашли доказательства, что убийца – один из приглашённых гостей?

Есть, конечно, такие убийцы, которые сами желают открыть миру свои личности. Ну вот Зодиак например. Он оставлял письма полиции с каждым новым преступлением. Или Карточный убийца в Испании. Он убивал красивых девушек и рядом с их телами подкладывал игральные карты. Вопреки убеждению, на самом деле немногие маньяки имеют свой фирменный почерк. Это просто красивое голливудское клише. Не у всех на это хватает мозгов, желания и фантазии. Не все убивают ради послания. Но если этот наш скарборский убийца – один из одержимых своей манией величия урод, развесивший кишки убитой девушки по деревьям и забору, – то у нас большие, очень большие проблемы, а копы просто чего-то недоговаривают.

Я встала с дивана и задумчиво остановилась против окна.

Снаружи давно стемнело, только подъездные дорожки и палисадники в соседских домах освещались фонарями. Улица казалась безжизненно тихой. Почти возле каждого дома стояло по припаркованной машине. Это значило – все, кто должен быть дома, уже и так дома.

Я сняла тонкий трикотажный жилет и осталась в домашней юбке и майке на бретельках. Жёсткая ткань юбки саднила разбитые коленки. Я неторопливо взяла ложку и миску с остатками хлопьев, прошла на кухню и помыла посуду. Возле раковины было ещё одно окно. Отжимая губку от пены, я внимательно рассмотрела наш задний дворик, пустой и тихий, как всегда.

Чтобы побороть тревожное чувство после просмотра новостей, где по местным каналам говорили только об убийстве школьников, нужно занять себя чем угодно, хотя бы уборкой. Но первым делом прошлась по дому и второй раз за вечер тщательно проверила щеколды на окнах и замки на двух дверях – входной и во двор. Не то чтобы я верила, что пресловутый маньяк обязательно заберётся ко мне в дом после просмотренного новостного эфира… но всё же.

Я поплелась наверх и, щёлкнув выключателем в комнате, уныло обвела взглядом неразобранные коробки и одежду, которая была разложена где угодно, но не там, где нужно, и бардак на письменном столе. Мне не нравилась эта спальня и не нравился этот дом. Ужасно не хотелось жить здесь, приводить в порядок это место и делать его своим. И, хотя сам Скарборо был весьма неплох, домой меня не тянуло. Ни капельки.

Я открыла одну из коробок, уже позабыв, что туда сложила. Оказалось – тёплые вещи: пуховик, свободное шерстяное пальто и пару курток. В другой коробке были книги. Раз полки в старом шкафу пустуют, пришло время расставить их по местам. Я отпихнула коробку с одеждой в сторону и с трудом подтащила к стеллажу книжки, доставая их – одну за другой. И куда мне столько? Все давно прочитаны, а перечитываю лишь единицы. Не к каждой истории хочется вернуться. Я провела ладонью по «Коллекционеру» Фаулза и достала следом «Игуану» Васкес-Фигероа. Страшные истории о страшных событиях. Слишком тяжёлые, чтобы расслабиться, но такие притягательные.

Вдруг зазвонил телефон. Он лежал на туалетном столике с овальным зеркалом на стене. Экран моргал во время вызова, на нём высветился номер какого-то Д. Такета. Кажется, это тот высокий парень с литературного класса, который всегда сидит в наушниках: мы недели две назад обменялись книгами. Такое было учительское задание. Он отдал мне Мелвилла, я ему – Лавкрафта, «Хребты безумия». К его «Моби Дику» я пока не прикасалась. Не было времени.

Зачем он звонит? Я сдвинула ползунок и ответила:

– Алло?

– Привет, Лесли.

Голос низкий, с хрипотцой. Я попыталась вспомнить имя Д. Такета. Дэннис? Даниэль? Дэмиэн? Джордж? Чёрт, как неловко.

– Привет. – Я зажала трубку между ухом и плечом и вынула из коробки «Доктора Сон» Кинга. Суперобложка уже где-то потерялась.

– Чем занимаешься? – небрежно спросил он.

Я прикинула, стоит ли отдать книжку в местную библиотеку – наверняка её с удовольствием бы приняли. Или всё же оставить себе? Я любила Кинга, и книжка эта очень даже неплоха. Я бы сказала, получше «Сияния» в каком-то смысле, хотя критики посчитали иначе и выкатили ей не слишком высокий рейтинг.

– Убираюсь дома. А ты?

– Можно сказать, тоже.

– Забавное совпадение.

Интересно, а куда я дела его книгу? Не хватало только потерять. Я рассеянно обвела комнату взглядом. Куда мог запропаститься такой толстый том?

– И не говори. Мир полон совпадений. Видела сегодня по новостям, что творится?

– Я в шоке, что это происходит у нас в городе. – Я вернулась к коробке и отложила в сторону «Маленького принца» Сент-Экзюпери.

Никогда его не любила. Это издание – красивое, с бесподобными иллюстрациями – подарила Брук, моя старшая сестра, которая сейчас живёт в Бостоне. Не скажу, что она хорошо знает мои вкусы. Инфантильная метафорическая сказка про Принца и Лиса меня не впечатляла даже в детстве. Я машинально перелистала несколько страниц и на титульной увидела подпись:

Дорогой сестрёнке Лесли! С днём рождения!

28 августа 2016 года.

Мне тогда было тринадцать. Я захлопнула том и отложила его в сторону. Отдам Хэлен или подарю кому-нибудь.

– О да, – протянул Дэ-Такет. – Мир сходит с ума, у людей в головах одна дикость.

– Дикость? – Я улыбнулась. – Скорее, жестокость. Послушай, ты что-то хотел?

– В плане, от тебя? – Он хмыкнул. – Да нет, просто решил поболтать. Позвонил, потому что, знаешь…

В трубке послышался вздох.

– Как-то не по себе стало после этого всего. Я сейчас дома один. Это немного напрягает.

– Да, я тоже. Но меня отвлекает уборка.

Я вышла из комнаты. В коридоре свет был ужасно тусклым. Дэ-Такет молчал, и я неловко продолжила:

– Ну так может у тебя есть друзья, к которым можешь сходить в гости и развеяться?

– С ума сошла. – Дэ-Такет хрипловато рассмеялся. Голос всё же взрослый. Я бы сказала – не мальчишеский, а мужской. Это немного странно. Какой был голос у него в классе? Я не помнила. – Сейчас только дурак сунется на улицу.

– Думаешь, все боятся убийцу? – Я усмехнулась, щёлкнула в ванной комнате выключателем.

В старом плафоне под потолком зажёгся свет. В маленьком сетчатом окошке вилась мошкара; перемотанный изолентой кран – мама всё никак не вызовет мастера – немного подтекал.

– А ты считаешь, нет?

– Ну чтобы тебя реально боялись, мало единожды кого-то замочить.

Я открыла воду. Она забила пенистым потоком о фарфоровые толстые стенки раковины и начала с шумом убегать в слив.

– Согласен. Но сдаётся мне, это не первое его убийство. И не последнее.

– Да с чего бы. Мы же не знаем всех подробностей, – возразила я, хотя в глубине души была с ним согласна. – Может, этот парень просто чокнулся. Ну знаешь, забрался к ним в дом и перебил всех за пару баксов в кошельке и украденные мобилки.

– Полиция говорит, ничего не украли.

– Будто они так тщательно проверяли. Знаешь, большинство убийств происходит на бытовой почве, и не всегда для этого нужен какой-то супермотив. Шериф вообще сказал, это всё несчастный случай.

Я выключила кран локтем, стряхнула воду с мокрых рук и пошла обратно в комнату, мимо двери в мамин кабинет – он был всегда заперт. Напротив – её спальня. Дальше – комната Хэлен, самая солнечная в доме. И в самом конце коридора, с чердачным люком прямо над дверью, – моя комната.

– Думаешь, это не маньяк? – усомнился Дэ-Такет и хмыкнул. – Ты оптимистка.

– Стараюсь.

– А кто же их грохнул? Пять человек. Кровищи было. Так по телеку сказали.

– Тебе нужно меньше смотреть телек. – Я улыбнулась.

– Вот как? Так что, ты веришь этому козлу Палмеру, что они массово самоубились, по-твоему?

– Иногда происходят странные вещи. Если это не убийца, то они сами могли упороться наркотой или алкоголем и перебить друг друга. Или всё это сделал какой-нибудь их бешеный дружок. – Я толкнула дверь к себе. – Я читала в одном блоге, что у ребят в доме нашли марихуану. Вот тебе и мотив. Молодёжь с нестабильной психикой. Большая тусовка. Такая ерунда случается постоян…

Я запнулась и замерла на пороге своей спальни, растерянно глядя на поднятую оконную раму. От тихого ветра мягко колыхались полупрозрачные вуалевые шторы. Ночь вместе с прохладой незваной гостьей вошла в комнату, и я почувствовала, как по коже пробежал озноб.

Дэ-Такет что-то ответил в трубке, но я не слушала. Это чёртово окно было заперто.

– Алло? Эй? – Он помолчал. – Алло? Ты в порядке?

Нет, не в порядке. Я опустила раму и замкнула щеколду, тревожно озираясь. А вдруг кто-то успел пробраться в дом?

– Да, я здесь. Слушай, извини, но мне пора.

– Пора? – удивился Дэ-Такет. – Постой. А ты…

Однако я уже сбросила звонок и зашла в список контактов. Появилось странное чувство надвигающейся беды. Не успев нажать на вызов, я вздрогнула: телефон зазвонил.

Снова.

На экране высветился контакт: Д. Такет.