Но девица уже скрылась в темноте длинного коридора. Тётка махнула рукой и вернулась обратно в сестринскую.
Я же тем временем бросился вслед за убегающей девушкой.
Тихонько продвигаясь тёмными помещениями старого стадиона, я услышал в отдалённой комнате негромкие всхлипы. Заглянув в комнату, я увидел, что Мари сидит на полу в углу запылённой раздевалки и плачет. Я видел её до этого лишь мгновение, но успел рассмотреть. Что-то до боли знакомое мелькнуло в тот момент в моём сознании.
Мари была блондинкой с редкими убранными сзади в хвостик волосами. Её маленький носик вздёргивался каждый раз, как она всхлипывала. Девушка была худенькой и невысокой. На вид ей было не больше пятнадцати лет. Маленький ротик сжался от невыясненной пока обиды. Глядя, на нее, невольно понимаешь, что обидеть такую может каждый.
Нужно было действовать, пришлось отринуть наивный мальчишеский страх и начать первому.
– Привет, – тихо сказал я, выглядывая из-за двери.
Она вздрогнула и уставилась на меня своими покрасневшими от слёз глазами.
– Ты кто такой? – быстро спросила она.
– Не бойся меня, я тебя не обижу, – сказал я спокойным голосом, чтобы она не подумала, будто я представляю опасность.
– Дони, – представился я.
– Как ты попал сюда? – спросила она, вытирая слёзы.
– Через открытое окно в туалете залез, – ответил я. – Там гермостворка неплотная была, она такая же, как у нас… – тут я осёкся, поскольку совершенно не собирался говорить девушке, откуда я.
– Где у вас? – быстро уцепилась она и поднялась на ноги. Я замялся.
– Ну, там… Ты, в общем, не знаешь…
– Ты из приюта «Надежды»? – вскрикнула она и бросилась прямо ко мне.
Я попытался отскочить от неё. Но она схватила и прижала меня к себе.
– Ты себе даже не представляешь, как я счастлива! – прошептала Мари. – Я молилась слёзно, днями и ночами и вот Господь услышал мои молитвы. Он послал мне тебя.
Она отстранилась и посмотрела на меня вновь полными слёз глазами.
– Скажи мне Дони, не знаешь ли ты случайно девочку по имени Маша, Машенька! Она живёт в вашем приюте. Расскажи, как она? Что с ней?
Ужас окутал моё сознание. В одно мгновение я осознал, кого именно напомнила мне эта девушка. И хотя я был в то время мал в годах, но глупостью ума не страдал. В одно мгновение я всё понял. Мурашки пробежали по моей спине от осознания всей картины коварства миссис Бэкстридж. Я вновь взглянул в её глаза и спросил откровенно и строго:
– Это ты воруешь для миссис Бэкстридж инсулин?
Мари посмотрела на меня округлившимися от страха и обречённости глазами.
– Я всё знаю, Мари, – сказал я. – Она использует тебя, прикрывается твоей сестрой. Она шантажирует тебя?
Новые ручейки слёз скатились по щекам девушки. Она закрыла ладонями лицо и молча, закивала. Я был убеждён в том, что Мари даже не догадывалась о смерти своей сестры.
– Вы же не родные сёстры? – вновь спросил я.
Девушка продолжала кивать. Я прижал её к себе, она тут же уткнулась мне в плечо и зарыдала. Я почувствовал, как её горячие слёзы пропитывают мою одежду.
– У нас один отец, а мамы разные, – тихо проговорила Мари. – Когда он умер, мне было восемь, а Машеньке лишь пара месяцев. Её мама, как и моя не пережила роды. Отец не смог перенести подобное во второй раз и застрелился.
– Она не рассказывала, – сказал я.
– Она не знает об этом, – тихо сказала Мари.
Прошло несколько минут. Она отстранилась от меня и вытерла глаза платком. Затем посмотрела в потолок, проморгалась и спросила:
– Так зачем ты здесь?
Я рассказал ей историю своих путешествий по крышам. Затем поведал ей о нашей дружбе с её сестрой, про нашу жизнь, о Риме и Тиме, про тётушку Фиму и про ненавистного Мишу.
Она улыбалась, когда слышала знакомые имена. Мари ушла из приюта три года назад, поэтому я не помнил её. В то время меня там ещё не было. Что было со мной до приюта, я и сам плохо помнил. Возможно, это было мне и ненужно. Ведь с годами все больше хорошее помнишь, но воспоминания моей прежней жизни явно таковыми не были.
Когда мой рассказ подошёл к завершению я остановился и спросил Мари:
– На что ты готова ради своей сестры?
Девушка в одно мгновение преобразилась. Она стала вдруг колючей и недоступной, в её глазах блеснула ненависть и злоба.
– Я готова ради неё на всё! – сказала она твёрдо.
– Отлично, – сказал я, – с этого самого дня ты перестаёшь воровать для миссис Бэкстридж инсулин. И вообще, с сегодняшнего дня ты больше ничего не станешь для неё делать.
На мгновение в глазах Мари мелькнул страх и сомнение.
– А как же Машенька? – спросила она. – Миссис Бэкстридж сказала, что если я не стану доставать для неё лекарства она продаст мою сестру в рабство в бордели Чёрного города.
Чёрный город был ещё одним пугающим местом, про которое ходило много страшных историй. Это была некогда очень красивая часть пригорода с дворцами царей и замками королей. Но теперь там располагалось самое отвратительное прибежище зла. Петергоф забросили после войны. Денег на его содержание уже никто не выделял, и там со временем обосновались работорговцы всех мастей. Они платили властям и полиции и их никто не трогал. Там было прибежище воров, насильников и убийц. Красивейшие замки приспособили под бордели, а в некогда величественных парках проводили охоту на людей. Зло теперь обитало в тех краях. Поговаривали, что если человек попадал туда, то уже не возвращался. Кого убивали, кого унижали, а кто-то менялся, становясь совсем другим человеком, нежели был когда-то.
– Не продаст, не бойся, – сурово ответил я.
– Откуда тебе это знать? – прошипела она на меня.
– Просто поверь мне. Я знаю, – твёрдо ответил я.
Мари заметив мою твёрдость, тут же изменилась.
– Хорошо, – сказала она. – Я откажу этой старой ведьме, но смотри, – она ткнула своим пальцем в мою грудь. – Если с Машенькой что-либо случится, я тебя убью.
– Не бойся, – сказал я, – хуже, чем есть, уже не будет.
– В смысле хуже, чем есть? – не понимая, переспросила Мари.
Я собрался с силами и, глядя прямо в глаза девушке, сказал:
– Твоя сестра умерла семь месяцев назад, Мари. Её убил Миша, тот самый мальчик, для которого ты воруешь инсулин, рискуя каждый день оказаться на улице без малейшей надежды на выживание. Он сын миссис Бэкстридж, если ты помнишь.
