Другая жизнь
– Я пойду? – почти неслышно, больше глазами спросила Лена Макса.
– Хлеба купи, – ответил он и полностью потерял к ней интерес.
×××××
Лена старалась как можно дольше не уходить в этот солнечный осенний холод. Она вдумчиво искала туфли, надевала свитер, куртку, пристраивала шапку. И все-таки вышла и, как вчера, пошла в сторону серого дома.
Да, хлеб! Это был шанс вернуться и может даже снова переночевать. Одиннадцать утра. Впереди целый день, ненаполненный ничем. Было понятно, что назад она не может появиться раньше, чем через три-четыре часа. А то и пять. Она обошла серый дом и решила все-таки вернуться к мастерской Макса, чтобы обследовать окрестности. Пока Макс занят, пока ребята учатся, пока еще она никому не знакома, а потому на нее никто не будет обращать внимания, надо понять, есть ли возможность ночевки поблизости. Даже если она еще раз или два переночует у Макса, то все равно когда-то надо будет уйти. О том, чтобы вернуться домой, она не думала. Она как-то потеряла чувство дома. То ли освободилась от давления матери и необходимости выпендриваться перед друзьями, доказывая всем (да и себе тоже) какая она необыкновенная, то ли отдыхала от ежедневных распрей. Но среди этих, почти незнакомых людей, она вдруг почувствовала себя свободнее и комфортней. Она не задумывалась, как она выглядит и как надо улыбнуться и повернуть голову, чтобы оценили другие, больше того, она даже не смотрелась в зеркало каждые полчаса, как это делала в той, другой жизни. Она стала спокойнее и естественней, как будто бы вернулась назад, к себе, хотя вряд ли осознавала это. Просто, ища место для ночлега, она даже не держала в голове возвращение домой, как опцию.
Когда она дошла до точки, где обрывались заборы, после которой они с ребятами оказались в большом прямоугольном дворе с пятиэтажкой и красным зданием школы, она пошла по направлению от мастерской и увидела вчерашний магазин «Продукты». Он единственный в этом районе выглядел центром притяжения людей, а все остальное вокруг было как будто нарисованным, абсолютно безлюдным, бездвижным и слегка неуместным. «Да, странный район.» – подумалось ей.
Лена шла мимо домов, разок покачалась на качелях детской площадки, пару раз присаживалась на лавочки около подъездов, благо в это холодное время старушек-пенсионерок на них не было.
Как ее не любили бабки ее родного подъезда! Когда она проходила, то казалось, что они шипели и плевали ей в след. Выражение их лиц показывало полное осуждение, а мысль, которая читалась, глядя в эти лица, была только одна – «мы такими не были». Лену совершенно не трогало то, что говорили и думали о ней противные бабки. Ей было безразлично их мнение, когда бы она не проходила мимо них. Но сейчас она не хотела лишних расспросов, потому что была уверена – на ее поиски поднята вся полиция. Может быть даже ее фото есть в газете?
Она подошла к киоску. В маленькое окошечко невозможно было увидеть даже названий газет, не то, что заголовки или фотографии. Все стекло ларька было увешено открытками, новыми глянцевыми журналами, заколками, фигурками и какими-то предметами грошовой стоимости и непонятного предназначения.
Она отошла в сторону, решив подождать кого-то, кто купит прессу.
Холодно. Как же холодно в это время года. Она раньше совершенно не замечала осени. Зима врывалась в ее жизнь криками матери о необходимости тепло одеваться. А вот осень означала только появление шапки для вечернего гуляния. Ну что шапка – вышел на улицу, сунул в сумку и забыл.
Холодно. Пустынно. Одиноко.
Прохожий подошел к окошку и купил газету. Она практически встала на цыпочки… Ее фотографии на первой странице не было… и на последней тоже. Наверно можно расслабиться. Она стала ходить между домами, разыскивая место для ночлега. На ее счастье подъезды были открыты. Ни кодов тебе, ни домофонов, ни приставучих консъержек и видеокамер над козырьком. Она заглядывала в каждый из них по очереди, выискивая пристанище хотя бы на одну ночь. Было понятно, что переночевать можно в любом. И она успокоилась.
Время тянулось катастрофически медленно. А еще хотелось есть, и она направилась в магазин. Если встретит своих, скажет что за хлебом, если нет, то нужно купить булку и сразу съесть.
Она купила булочку и постаралась задержаться в теплом помещении дольше, рассматривая витрины и отщипывая по кусочку, чтобы незаметно сунуть в рот. Отогревшись и доев все до крошки, Лена все равно осталась стоять у витрин. Хотя бы пару часов продержаться, хотя бы час.
Встреча.
Что можно сказать о родителях, которые ищут своего ребенка? Они убиты горем? Наверно, нет. Они полны надеждой? Тоже нет. Они умирают от страха?
Если соединить это все вместе, то и получится состояние, близкое к тому, что Ирина Андреевна и Игорь испытывали в эти дни. Убитые горем родители были полны надежд, со страхом ожидая, что с их ребенком произошло непоправимое.
После ужасного понедельника Игорь нашел в себе силы выйти на работу. Они с женой не хотели, чтобы информация просочилась в прессу. Не сейчас. Зная предысторию пропажи Лены, зная ее норовистый характер, он считал разумным повременить с вынесением их беды на люди. Но напряжение было такой силы, что каждый телефонный звонок практически подбрасывал его вверх, и рука, тянувшаяся к трубке, замирала, давая время успокоиться сердцебиению и уняться одышке. Впрочем, умом он понимал, что все эти звонки касались только его работы, но когда он поднимал трубку, то сердце стучало, голос срывался, и звонившему казалось будто к телефону спешили издалека.
Поэтому, когда под вечер жена позвонила и сказала, что Лена нашлась, в первую секунду он не поверил.
Да, да, звонили из милиции и после повторного уточнения примет – роста, цвета волос, глаз и особых отметок сомнений не осталось – Леночка. Сказали с ребенком все нормально, и можно приехать за ней завтра. Ирина Андреевна хотела срочно увидеть дочь, но только завтра с утра придет бумага с точными координатами, которую она может забрать в милиции и тогда уже ехать. Иначе ребенка ей не отдадут.
Какой она будет, эта встреча?
Об этом Ирина Андреевна вспомнила сейчас, после того как и встреча состоялась, и Лена была очень странной, а тогда, в дороге, она размышляла, как могло занести ребенка так далеко…
«Конечно, у Лены были деньги, но все-таки. И почему этот город… здесь нет даже далеких родственников, а уж тем более друзей… – думала она. – Сказали, что физически она в порядке, нужно только подтверждение мамы, поскольку девочка не хочет общаться. Потом можно забирать.»
И сейчас, находясь одна, в ожидании заключительной встречи, в ожидании, когда же ей отдадут ребенка, она так и не могла понять ситуации.
«Нет, ну почему все-таки этот город? Она же никогда не была здесь, – перекручивала у себя в голове женщина. – Интересно, почему она так реагировала?» – Ирина Андреевна не сомневалась, что эмоции дочери будут непредсказуемыми, и вряд ли она будет рада появлению матери. «Но как сильно она изменилась! Почему она молчит?»
Ирина Андреевна представляла, как они едут назад, какими станут их отношения в будущем… Она мысленно обнимала свою девочку и гладила по голове. Хотя, конечно, у нее было масса вопросов. Она опять возвращалась к началу.
Первый шок случился, когда она, приехав по указанному адресу, обнаружила, что это больница, вернее Медицинский Исследовательский Институт. Вопрос «почему ее направили сюда?» крутился в ее голове, словно заезженная пластинка, все время пока она парковала машину, проходила внутрь здания, показывая внимательному охраннику заверенную бумагу, выданную ей районным отделением милиции с адресом, загадочной аббревиатурой и номером комнаты. Еще большее недоумение вызвал этаж, на который надо было подняться… Она представляла себе это по-другому. Потом случился еще один шок – Лена вела себя так странно, что казалось, она либо не простила мать, либо не узнала ее.
И вот сейчас Ирина Андреевна сидела в одиночестве и размышляла, как быть дальше.
«Может быть позвонить Игорю и вызвать его сюда? Хотя, как это может помочь? Смягчит дочь? Еще надо разобраться, где она была!» – вдруг как-то злобно подумалось ей.
И эта злоба совершенно не соответствовала эмоциям последних дней, чувствам, которые она испытывала, когда мчала сюда на машине, радужным планам, которые строила.
«Нет, надо разобраться. Надо поговорить с доктором, а то я в этой запарке даже не спросила, почему Лена здесь, чем болеет, и где ее нашли. Все случилось так быстро».
Действительно, когда Ирина Андреевна добралась до нужной комнаты на нужном этаже ее настолько переполняли эмоции, что она не стала, да и не могла, распрашивать врача, а попросила сразу же отвести к дочери.
×××××
Лена шла по коридору, размышляя о том, что теперь делать. Говорилось о маме, к которой ее ведут эти люди в белых халатах. Может быть она зря убегала? Может эта утренняя тетка и не была ее мамой, а была какой-нибудь дальней родственницей? Поэтому она ее не помнит? Может быть, она, эта родственница, повезет ее к маме? Может быть, врачи желают ей только добра и вели ее изначально… вели ее… Она не смогла придумать куда и стала думать о маме.
Мама… с ней были связаны самые теплые переживания. Причем они, эти переживания, не оформлялись в картинки, а только в ощущения и эмоции. Она точно знала, что мама ее всегда и много целовала и обнимала, и, казалось, тело помнит мамины руки, а лицо – мамины губы… Она точно знала, что мама любила гладить ее по голове… что у мамы был тихий голос, и она много смеялась… Она чувствовала, что мама была для нее не то чтобы безопасна, мама была уютна что ли. Если мама была рядом, то она ничего не боялась, а эта женщина ее испугала. Лена так и не могла вспомнить, как выглядит ее мама, но была уверена в отсутствии хотя бы минимального сходства с этой незнакомкой…
«Моя мама была такой прекрасной… – думала она с грустью. – Моя мама…»
Их путь закончился около двери, которая резко распахнулась, и туда быстро была втиснута Лена вместе с доктором, обладающим «мягким» голосом. Державшие ее руки разжались, а дверь была моментально закрыта на ключ снаружи.
«Почему нас закрыли снаружи?» – изумилась Лена, и даже хотела спросить, но не успела, потому как доктор сказал кому-то, остававшемуся в стороне от ее взгляда.
– Ну вот и ваша дочь. Прошу … – он подтолкнул Лену немного вперед, окончательно освободив ее из своих рук.
Лена сначала очень обрадовалась. «Мама!» Она вчера и сегодня мечтала увидеть маму, она так много сделала для этого. Она бежала, убегала, пряталась, чтобы маму увидеть. Ее сердце забилось в сладостном восторге и замерло от счастья, а губы уже начали расползаться в улыбке, когда она услышала знакомый и незнакомый голос одновременно.
– Лена, что такое?
Она знала совершенно точно, что этот резкий и самоуверенный голос никогда не принадлежал ее маме, а еще она знала, что он принадлежал той незнакомой женщине, которая обнимала ее сегодня в палате. И она отшатнулась. А отшатнувшись, опять попыталась бежать к двери, да была остановлена мягко и в тоже время уверенно доктором, загородившим ей дорогу.
– Ты же слышала, что дверь закрыли снаружи. Ты не сможешь убежать. Ты сможешь выйти отсюда только со своей мамой, – и он показал глазами на самозванку.
Лена молчала.
– Давай с тобою поговорим. – сказал доктор, делая знак ее «маме» не пытаться вступать в их диалог, – Давай ты расскажешь, что не так, и что случилось с тобой, когда ты ушла из дома, где ты была все это время, и почему ты не хочешь узнавать маму.
– Она не моя мама, – прошептала Лена и заплакала.
– Лена, этого не может быть. Мы провели все анализы. Мама подтвердила, что ты – ее дочь, и у нас нет оснований не верить всему этому. Возможно, что-то произошло с твоей памятью, возможно, ты помнишь, что случилось с тобой за эти несколько дней или какой-то эпизод или несколько эпизодов, не обязательно много.
– Это не моя мама, – опять сказала Лена и закрыла лицо руками.
– Хорошо, – сказал доктор, – Тогда скажи, какая твоя мама. Расскажи нам, какие у нее волосы, глаза, в каком доме вы жили. Вспомни своего папу. У тебя был папа?
– Я не знаю. – прошептала Лена и заплакала еще горше.
У нее сложилось чувство, что доктор не поверил ни одному ее слову, а распрашивает только из вежливости перед этой яркой женщиной. Почему они хотят ее отдать этой тете и не хотят найти ее маму? Хотя как найти, если она не может вспомнить ничего о себе? Как найти?
Она плакала, плакала и почти не заметила, как к ней тихо подошла женщина и приобняла за плечи. А доктор начал говорить.
– Знаешь, мы не можем понять, что с тобой случилось, и почему у тебя пропала память, но тебе придется с этим жить и привыкнуть к тому, что ты не будешь помнить ни друзей, ни родных, Мы не знаем, что за стресс вызвал амнезию, потому что физических повреждений нет, здоровье в полной норме. Что-то приключилось с тобой, после чего психика не выдержала и дала сбой. Ты, попав сюда, проспала сутки без перерыва. Ты так крепко спала, что мы смогли сделать практически все обследования, не разбудив тебя. И только с последнего ты сбежала, но оно и не было обязательным, потому что и так все ясно. У нас нет сомнений в том, что ты – Елена Головачева, а это – твоя родная мама, которая должна увезти тебя домой. Я надеюсь ты меня понимаешь. Держать тебя в клинике нет смысла, а память… – и он на какое-то время задумался, – Она восстановится… не сразу, но восстановится обязательно, и ты все вспомнишь – и подруг, и родителей. Просто прими эту ситуацию и не надо больше убегать. Лучше жить с родителями, чем в стеклянном больничном боксе госпиталя с чужими людьми.
– Да, Леночка, – сказала тоже заплакавшая «мама» – Лариса о тебе спрашивала. Да и из школы звонят, беспокоятся… Все наладится, ребенок, все у нас будет хорошо.
И это ласковое «ребенок» прозвучало до боли знакомо и заставило ее усомниться в своей безаппеляционной уверенности. «Ребенок»… А может ей не врут? Что за смысл врать ей? Вот и эта, «не ее мама», тоже рыдает… а может, она и ее мама…
Пробуждение 2
Было странно проснуться в незнакомом месте. Она рассматривала потолок, пытаясь понять свои чувства и решить как ей быть дальше. Она пыталась вспомнить прошлое и не могла. Это странное состояние жизни, когда ты всем должен верить на слово.
– Это твой папа, – услышала она вчера. И ничего внутри не отозвалось на эти слова. Вернее внутри-то отозвалось, но когда она увидела незнакомого человека в незнакомой ей квартире, в которую ее привезла незнакомая ей женщина, требующая называть себя мамой, то чувство разочарования накрыло ее с головой. Она видела искренние чувства «отца», она чувствовала его объятия, но ответить на них у нее не было сил. И когда под шепот «мамы»: «Ей надо отдохнуть, а я тебе все объясню», она закрыла за собой дверь комнаты, куда ее привели, то, кроме большого облегчения, ничего не испытала.
Ей надо было подумать. И она думала, анализировала, вспоминала и потом заснула. Она не слышала всхлипываний «мамы» на кухне и мягкого говора «отца», не чувствовала запаха валерьянки и мятного чая и тем более не беспокоилась о том, что принесет завтрашний день. Теперь, открыв глаза, она как раз пыталась представить, что ее ждет сегодня.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги