Василь не застаёт меня своим вопросом врасплох.
– Ты мог бы, к примеру, попасть, идя по дороге на службу, под колеса десятитонного грузовика, а сейчас не попадёшь, – говорю я ему.
– Да уж. С твоей, Семён, философией на курьёзы жизни не посетуешь, – ухмыляясь, замечает он.
То, что случилось с Василем, вообще тяжело даётся объяснению и пониманию. Он случайно наколол себе палец, который затем привёл к заражению крови. На момент моего прибытия в палату он лишился четырёх фаланг на пальцах обеих рук.
– Кстати, а что ты скажешь про Бекдурды? – спрашивает он.
Я задумываюсь на мгновение. Но тут Бекдурды сам поспешает ко мне на помощь.
– Я мусульманин и, видимо, понадобился аллаху для его дел на небесах, но для начала он решил испытать меня, чтобы узнать сильный ли я духом…
В палате воцаряется безмолвие. Каждый задумывается о чём-то своём. О своём, видимо, задумается и последний в нашем «списке несчастных» – молодой солдат из автотранспортной роты. Мы не зовём его по имени, потому как с презрением относимся к таким людям, как он. Этот бедолага с целью уклонения от службы в армии сам нанёс себе увечье. Он сначала проглотил иглу, затем гвоздь, а в завершение оконный шпингалет.
Он хотел, чтобы ему сделали операцию на желудке, а затем комиссовали. Ему якобы было тяжело бегать кроссы, однако следствие потом установит, что он по показанным результатам был в роте в десятке лучших бегунов. Военным трибуналом он будет осуждён на четыре года и семь месяцев колонии общего режима.
На утреннем обходе лечащий врач извещает меня, что завтра будет операция. Я немного волнуюсь, но это ненадолго. Что моя операция в сравнении с тем, что перенесли другие, лежащие в этой палате?
– Ребята, – раздаётся негромкий голос Бекдурды. – Скажите мне, какое сегодня число?
– Девятое, – отвечаю я ему.
– Тогда у меня сегодня день рождения. Знаменательная дата – двадцать пять лет, – говорит он и сразу умолкает.
Мы подхватываемся и принимаемся его поздравлять. Он смущённо принимает наши поздравления и сетует на своё состояние, в котором оказался в день своего юбилея.
Василь зовёт меня в курилку «покурить». Я догадываюсь в связи с чем, ибо курить мы с ним не будем, так как не курим оба.
– Я предлагаю отметить юбилей Бекдурды, – говорит он мне. – Ты у нас единственный, кто может прикупить все необходимое для этого случая. Деньги у меня есть.
– У меня тоже есть, – не раздумывая, соглашаюсь я.
– А как твоё колено?
– На данный момент оно у меня не болит.
– Отлично! Купишь продукты, бутылку коньяка и небольшой подарок. Недалеко от госпиталя есть рынок, там ты все найдёшь. Забор можно перелезть в кустах сирени, которые напротив окон нашей палаты, это проторённый маршрут.
– Так, я пошёл…, – говорю я и направляюсь к лестнице на выход.
Прячась за кустом цветущей сирени, залажу на стену двухметрового кирпичного забора, прыгаю с него, и я уже в городе.
Рынок с помощью подсказок, встретившихся на моём пути прохожих, отыскиваю довольно-таки быстро. На площади перед рынком вижу кафе узбекской пищи, и меня осеняет мысль – нужно купить восточную пищу!
Пожилой узбек, хозяин кафе, рассказывает мне:
– У туркмен своей национальной кухни нет. Они едят нашу пищу, а также пищу таджиков и каракалпаков. Они, как и мы, отдают предпочтение баранине. Говядину они не едят. Конину тоже, – говорит он.
– А что у вас есть из баранины? «Казан – кабоб» есть?
Пожилой узбек смеётся.
– Конечно, есть. Мы не можем обойтись в кафе без мяса, тушёного в казане с зеленью.
– А «тухум-дульма» или «кувурдак»?
– И котлеты и мясная закуска есть, – хохочет пожилой узбек. – Откуда у тебя, русского парня, такие познания? Жил в Средней Азии?
– Нет, я всё время живу в Сибири. У меня друг детства узбек, его зовут Расим.
– А кому ты хочешь купить туркменскую еду?
– Своему новому другу Бекдурды, мы с ним лежим в военном госпитале, сегодня у него день рождения, ему двадцать пять лет.
Мой рассказ о злоключениях Бекдурды не оставляет равнодушным пожилого узбека. Поэтому денег с меня за продукты он не берёт и более того собственноручно наполняет мою авоську великолепной узбекской едой.
В качестве подарка для Бекдурды, я покупаю статуэтку с лошадями, которую отыскиваю в торговых рядах на рынке.
– Лошади в жизни туркмен играют особую роль. Твой друг, несомненно, оценит такой подарок, – сказал мне пожилой узбек.
С покупкой коньяка у меня проблем не возникает. И уже через час я стою перед кирпичной стеной в раздумьях, как мне перелезть через забор с огромной авоськой, наполненной доверху продуктами.
Решаю преодолеть его в два приёма. Отыскиваю поодаль длинную сухую палку, обламываю её по высоте кирпичной стены, цепляю ручки авоськи за её конец и прислоняю палку, с болтающейся на её конце авоськой, к стене. Затем вскарабкиваюсь на стену и прыгаю с неё вниз, чтобы оглядеться. И это было правильным решением. Ибо, как только я оказываюсь на земле, с обратной стороны куста доносится до меня властный голос:
– Стоять, больной! Не двигаться!
Но этот окрик только подстёгивает меня. В одно касание я перебрасываю своё тело через двухметровый забор обратно. Дежурный врач лишь от удивления разводит руками.
Быстро сдёргиваю авоську с палки и бегу, что есть мочи, вдоль забора. Обежав по периметру весь забор, я отыскиваю в нём дыру со стороны реки и без труда проникаю на территорию госпиталя. На входе в больничный корпус меня встречает дежурный врач.
– Где вы были, больной? – спрашивает он.
– На КПП. Мне родственники принесли продукты, – нагло вру ему, стараясь при этом быть максимально спокойным.
Врач заглядывает внутрь авоськи и шарит там рукой. Не обнаружив ничего не дозволенного, он хочет что-то мне сказать, но передумывает и машет на меня рукой.
Палата более часа пребывает вся в нервах. И только с моим появлением в дверном проёме с авоськой в руках, всех её обитателей охватывает радость.
Василь рассказывает, что в отделении была проверка, и троих не оказалось на месте. Видимо, это и подтолкнуло дежурного врача организовать пост у стены. Не исключаем также, что он видел, как я перелазил через забор.
– Дежурный врач обломался. Ты показал ему высший пилотаж! – восхищается мной Василь. – Я видел твой полёт из окна палаты. Это было великолепно!
Я рассказываю ему, где спрятал бутылку коньяка, и он, не мешкая, идёт за ней.
Мы с Николаем подвигаем четыре тумбочки к кровати Бекдурды, составляем их в линию и принимаемся накрывать именинный стол. Приходит Василь, и мы все усаживаемся за стол.
Бекдурды растроган вниманием к себе и бесконечно благодарит нас за подарок.
Я вижу, как он наслаждается вкусом узбекской пищи, с какими умилёнными глазами он смотрит на статуэтку милующихся лошадей, и как его глаза наполняются слезами радости. Глядя на него, мою душу тоже переполняет радость.
– Если бы сейчас мы оказались в Ашхабаде, то моя мама приготовила бы нам суп из мяса молодого барашка «гара чорба», а дедушка мясо «гарын», – мечтательно говорит он.
А у меня на сердце в это время скребут кошки. За что так жестоко обидели этого парня. Ведь он никому плохого не сделал, притом он был в форме офицера Советской армии, – возмущаюсь в душе я.
А уже поздно вечером, я наливаю всем по сто грамм азербайджанского коньяка, и мы ещё долго ведём разговоры на разные темы, но уже лежа на кроватях.
А через четыре дня Бекдурды внезапно для всех нас умирает. Врач говорит, что он и так очень долго продержался.
Я смотрю на своих товарищей по больничной палате, у них от слов врача, как и у меня, на глаза навернулись слезы…
Глава восьмая
– Ты когда и насколько уезжаешь в полевой лагерь? – спрашивает меня Люсия.
– Я уезжаю через неделю и пробуду в лагере до конца сентября.
– Но ведь у тебя ещё не зажило колено, и ты говорил, что освобождён от полевых занятий?
– Да, я действительно освобождён от полевых занятий. Я буду находиться в медсанчасти учебного батальона, где и буду проходить курс реабилитации, – отвечаю ей.
– Сёмушка, я устала быть одна и очень скучаю по тебе.
– Я тоже. Но ничего не поделаешь, я ведь человек служивый…
– Да уж, – хмыкает Люсия. – Служивый.
Расстаюсь я со своей возлюбленной в растревоженных предстоящей разлукой чувствах…
В полевой лагерь, который располагается за городом на берегу большого озера, мы едем всем составом батальона в последний раз, и это обстоятельство вселяет в нас безудержное веселье. Колонна армейских «ЗИЛ-131» движется по городским улицам, и мы с огромным воодушевлением горланим песни. Но вот взводный запевала красивым тембром выводит нашу любимую «Соловей, соловей, пташечка» и мы подхватываем:
Бросай девка, жито жать,Пойдём в холодок лежать,Соловей, соловей, пташечка!Канареечка жалобно поёт…Ребята с моего взвода рассредоточиваются по отведённым для них палаткам, а я ухожу в медсанчасть учебного центра.
На душе немного грустно, потому как мне придётся пропустить интересные практические занятия по водолазной подготовке, вождению машин инженерного вооружения и запуску удлинённых зарядов разминирования.
В медсанчасти знакомлюсь с курсантами из других рот, которые также освобождены от полевых занятий. Таковых, кроме меня, ещё два человека: огненно-рыжий весельчак Стас из инженерно-понтонной роты и раскосый, смуглый красавец Игорь, который, как и я из инженерно-сапёрной роты.
В отличие от меня Стас не расстраивается по поводу пропуска практических занятий, ибо он сам себе «больничку» возжелал, и болезнь себе надумал. Персонал медсанчасти нам не докучает и более того участвует в нашем «дуракавалянии».
А так как всякое безделье и свобода порождает шальные мысли, то я уже начинаю задумываться над тем, как навестить свою возлюбленную и сделать это уже в ближайшие выходные дни. Стас пытается меня отговорить от побега в самоволку, потому как лагерь находится в тридцати шести километрах от города, и преодолеть их мне с больным коленом будет весьма непросто. Однако, увидев, что я настроен решительно, он больше не размывает моё сознание и, более того, принимает мою сторону.
– Я побегу с тобой, – заявляет неожиданно он. – Вдруг у тебя расползутся швы на колене, и ты будешь лежать один в лесу и стенать на судьбу-злодейку, – рисует он мне печальную картину.
Я не отговариваю его от участия в моём бесшабашном проекте.
– У Люсии на квартире проживает какая-то девочка, чем чёрт не шутит, может быть, знакомство с ней окажется и для тебя благодатью?
Он в ответ смеётся.
– Я не надеюсь в ближайшее время влюбиться в какую-либо местную милашку. Хотя и следовало бы заглушить боль в сердце. – Однако пусть оно ещё поболит, – говорит он.
У Стаса непростой период в жизни, и он подумывает над тем, как оставить воинскую службу и уйти на «гражданку». Дома у него осталась девушка, которую он очень любит. Но она, как это часто бывает, стала встречаться с другим парнем, а перед самым отъездом в полевой лагерь он узнал, что она вышла замуж.
– Клин вышибают клином, – изрекаю я.
Почему эта пословица вдруг пришла мне на ум, и какое отношение она имеет к сердечным делам, я не задумываюсь. Но Стас, со свойственным ему юмором забавно реагирует на сказанное мной:
Не пришла ты ночью,Не пришла и днём.Думаешь, мы дрочим?Мы других найдём!Мы с Игорем буквально катаемся со смеху от такой поэзии. Игорь, как и Стас, также отлынивает от полевых занятий по надуманной причине. Реальной же причиной тому является черноволосая, восточная красавица Мари, которая работает в нашей санчасти медсестрой. С ней Игорь дружен ещё со школьной скамьи. Теперь они рядом каждый день. Глядеть на эту влюблённую парочку – одно удовольствие. После разговора с Игорем она принимает решение прикрыть мой побег со Стасом в город.
Ждём, когда Мари заступит дежурной по медсанчасти. Это обстоятельство значительно облегчит наш побег. И этот день настаёт. Плотно позавтракав, и получив от Мари инструктаж и кое-какие медикаменты для меня, мы со Стасом покидаем территорию медсанчасти.
Бежать по лесной дорожке легко, хотя колено и даёт временами о себе знать. Когда же это происходит, то я замораживаю его ампулами хлористого этила, которыми меня снабдила Мари. Хлористый этил снимает боль в колене, и оно не беспокоит как минимум три-четыре километра. Тем не менее, к концу нашего марафона я бегу, опираясь на плечо Стаса, и марлевая повязка на моём колене, которая некогда была белоснежной, превращается в окровавленную тряпку.
Люсия на наше счастье находится дома. Увидев меня в таком удручённом состоянии, она пугается не на шутку, и я с трудом успокаиваю её. Она никак не может взять в толк, как я смог пробежать столь большое расстояние с незажившим коленом.
– Это же почти сорок километров, – говорит она, преодолевая комок в горле и не сводя глаз с кровавого пятна, проступившего через ткань моих спортивных брюк.
– Тридцать шесть километров, если быть точным, – говорю я, и улыбка ползет по моему усталому, но счастливому лицу.
– Это неважно, сколько километров вас разделяло, – внезапно подключается к нашему разговору Стас, – мой друг Семён всё равно бы прибежал к вам, или приполз, чтобы ещё раз сказать, что любит и не представляет своей дальнейшей жизни без вас.
Люсия тушуется, и её лицо мгновенно покрывается красными пятнами.
– Сёмушка у меня такой, – лепечет она смущённо в ответ. И тут же спохватывается. – Вы, наверное, голодные?
– Мы по дороге прикупили кое-что покушать, – информирует её Стас и принимается выкладывать из пакета на стол всё, что мы принесли с собой.
– А это зачем? – поднимает брови кверху Люсия, указывая на литровую банку красного сухого вина, появившуюся на столе.
Стаса этот упрёк не смущает нисколько, ибо он знает, что сказать по этому поводу.
– Это была моя инициатива купить красное сухое вино, – говорит он. – Семён потерял много крови и ему нужно обязательно выпить вина. Это всегда рекомендуют врачи при сдаче крови.
– Всё с вами ясно! Воин приходит на помощь воину, – смеётся Люсия. – А что говорят, на сей счёт, ваши отцы-командиры? Озвучьте, пожалуйста!
– Они в своё время много времени провели в окопах, и у них жёстокое сердце, неспособное к состраданию. Поэтому им лучше оставаться в неведении, – иронизирую я.
Вскоре приходит квартирантка Катя, и мы садимся ужинать.
– Ну, как тебе Катюша? – улучив момент, спрашиваю я Стаса.
– Никак. Твоя Люсия лучше, – смеётся он.
– Конечно же, лучше. Это даже не обсуждается…
Утром, сделав свежую перевязку, Люсия вызывает такси, и обратный путь для меня и Стаса протекает в комфортных условиях.
Через пару часов после нашего возвращения, когда утреннее солнце стало достаточно припекать, я, Стас, Игорь и Мари нежимся на песчаном берегу озера, рассуждая на тему, какая хорошая штука жизнь, если в ней есть солнце, вода и песок.
Мой побег из лагеря выводит наши отношения с Люсией на новый уровень. Мы говорим о подготовке к предстоящей свадьбе, которую решаем сыграть в конце июля, после получения мной диплома об окончании военного училища. О нашем решении мы уведомляем своих родителей и друзей сразу же после моего возвращения из лагеря.
Повреждённое колено постепенно заживает. Но так как я по-прежнему освобождён от строевых и полевых занятий, физических упражнений, то передвигаюсь вне строя.
Фарид по этому случаю изрекает:
– Быть на «больничке» в армейских условиях – это общепризнанный кайф. Кроме того, это пребывание приносит еще неплохие дивиденды.
– Какие дивиденды могут быть у «колченогого» солдата?
– А ты разве забыл о вашей с Люсией свадьбе? Если бы «колченогий» солдат не явился перед обличьем девушки со словами любви, то кто его знает, как бы повернула его судьба. В общем, ты удачно «даванул» (сленг) на жалость, – смеётся задорно Фарид.
В тот момент, когда мы ведём с ним разговор о дивидендах, я даже не предполагал, что через два месяца судьба ещё раз испытает меня на прочность духа.
По батальону прокатывается слух, что командование в очередной раз решает отличиться в Вооружённых Силах физической подготовленностью своих курсантов. Для своих амбициозных планов оно вновь выбирает нашу роту.
То, что выбрали вновь нашу роту, никого не удивляет. Нас с первого курса нещадно гоняют на кроссах и лыжных гонках. Ежедневная физическая зарядка обязательно включает бег на дистанцию не менее одного километра весной, летом, осенью и шестикилометровую лыжную пробежку зимой. В выходные и праздничные дни обязательными являются кросс на один или три километра и лыжная гонка на десять километров.
На втором курсе наши командиры идут дальше. Они вводят негласное правило: в увольнение идёт только тот, кто выполняет разрядную норму. Это, несомненно, приносит свои плоды – рота занимает третье место по лыжным гонкам в вооружённых силах СССР на приз газеты «Красная звезда».
На третьем курсе рота уже занимает первое место в вооружённых силах страны. Офицеры батальона получают внеочередные звания, различного рода поощрения, зарабатывают себе право на учёбу в военной академии.
А во что обходятся эти «упражнения на свежем воздухе» в отсутствие элементарного медицинского контроля здоровью курсантов, командование не интересует. В основе их действий лежит простой армейский принцип «надо!», который нещадно ими эксплуатируется в собственных интересах. Курсанты же, в довесок к своему диплому, как минимум, приобретают гипертонию.
Слышу крик дежурного по роте, извещающего о том, что мне нужно зайти к командиру роты. Захожу в канцелярию и докладываю «кэпу» о своём прибытии.
– Семён, как твоё колено? – с порога спрашивает капитан.
– Гораздо лучше, – не чувствуя подвоха, отвечаю я.
– Ты же знаешь, что в воскресение у нас гонка на первенство вооружённых сил?
– Да, знаю.
– Так вот, в гонке ты тоже должен принять участие.
– Как? Но мне врачи…, – пытаюсь сказать я ему, что врачи рекомендовали не нагружать мне колено.
– Понимаешь, Семён, твоё неучастие в гонке принесёт штрафные баллы, которые не позволят роте занять первое место в вооружённых силах. На тебе лежит вся ответственность за гонку.
Неплохо он меня грузит, – возмущаюсь я в душе.
– Хорошо, я побегу, – соглашаюсь неожиданно для себя я. – Но, товарищ капитан, вы же понимаете, это будет худший результат в роте…
– Семён, надо пробежать так, чтобы он не был худшим, ведь у тебя второй взрослый разряд! Постарайся! – вбрасывает в меня «кэп» очередной свой призыв, и я, ошалевший, выхожу из канцелярии.
У дверей канцелярии меня поджидает Фарид, на его лице написана тревога.
– Что случилось? Почему тебя вызвали в канцелярию?
– Меня «кэп» толкает на подвиг. Говорит, чтобы я бежал десятку.
– Он что, охренел?
– Вряд ли. Он говорит, что за моё неучастие в гонке будут штрафные баллы, и рота не займёт первое место, и тогда всё не имеет смысла.
– Ну, и каким будет твоё решение?
– Придётся бежать, а то он мне организует распределение в Туркестан.
– Но, как ты побежишь? Это же гонка на десять километров…
– Обмотаю колено эластичным бинтом, надену на него наколенник сверху, и хрен с ним, – отрешённо говорю я.
Наступает день соревнований. К месту проведения лыжной гонки идём походным строем. Всматриваюсь вдаль. С приближением к лесу очертания деревьев и кустов становятся всё более чёткими. Видимо, погода будет тёплая и безветренная, как перед снегопадом или оттепелью, а это значит, что с мазью я, скорее всего, угадал. Мне не очень-то хочется убирать смазку, наложенную в казарме, и накладывать новую. Впрочем, обольщаться не стоит, погода бывает часто непредсказуемой, менять смазку порой приходилось за несколько минут до старта.
Всё-таки как хорошо зимой в лесу! – восторженно отзывается в моём сознании. И дышится легко, и так приятно! Удивительно, но я уже соскучился по природе, по зимнему лесу, по лыжной трассе.
Первая сотня метров сразу даёт понять, что движение с травмированным коленом измотает меня на первых же километрах. Иду последним, вижу виднеющиеся вдали спины своих товарищей, стараюсь не думать о своём колене. Просто иду, и всё!
Солнце, только что ослеплявшее мне глаза, неожиданно скрывается в облаках и сразу становится холоднее, поднимается позёмка, которая бьёт меня жёсткими хлопьями снега по лицу и заставляет наклонять голову навстречу ветру.
Холод, овладев моим разгорячённым телом, сбивает темп гонки. При этом мозг назойливо начинает прогнозировать сценарии дальнейшего моего участия в гонке, их два: я схожу с дистанции, и я прихожу последним. И тот и другой сценарии являются для меня безрадостными. Я ощущаю себя заложником обстоятельств.
Заканчивай гонку, ты же болен! – настойчиво стучит в моё сознание предательская мысль.
Просто упади! Всем будет понятно, что ты не мог дальше бежать. Усилием воли гоню эту мысль прочь и, стиснув зубы, ускоряю темп. Бросаю взгляд на часы – половина дистанции пройдена! Это обстоятельство придаёт мне силы, и я резче работаю руками. Я чувствую, как они от физической нагрузки немеют.
Неожиданно для себя, за поворотом вижу спины своих товарищей, идущих последними на лыжне. Вновь прибавляю ход, продолжаю усиленно работать лыжными палками, в результате обхожу их и устремляюсь вперёд.
Измученное колено взывает к состраданию, оно вконец расхлябалась в суставе, а правую ногу от чрезмерного напряжения начинает сводить судорогой. Я смотрю на часы – финиш где-то рядом. Снова вижу спины курсантов, идущих впереди меня. Настигаю их и сажусь им «на хвост» с задачей удержаться, во что бы это ни стало. Стискиваю от боли зубы, и не щадя себя, бросаю измученное тело снова вперёд…
Впереди слышатся звуки марша военного оркестра. До финиша остаётся сто метров! Делаю последние скольжения и падаю за финишной чертой головой вперёд…
Ко мне подбегают «кэп» с командиром взвода и поднимают на ноги, снимают с меня лыжи и ведут в медицинскую палатку.
– Молодец, Семён! Ты настоящий мужик! Пробежал по норме третьего спортивного разряда по лыжам, – слышу их хвалебные возгласы.
Усталость грозит разорвать моё тело на части. Мне наливают сладкий чай. Врач, в звании старшего лейтенанта, осматривает моё опухшее колено и покачивает при этом головой.
– Его нужно срочно в медсанчасть, – говорит он моему «кэпу». – Он у вас сумасшедший, колено только, что оперировано, а он на лыжную гонку подался.
– Нет, он не сумасшедший, он просто мужик…, – говорит ротный.
– Видимо, да, – соглашается с ним врач, глядит на меня и качает головой…
Училище в полном составе стоит на плацу по случаю объявления приказа министра обороны, которым доводятся результаты первенства Вооруженных сил СССР по ежегодным лыжным гонкам на приз газеты «Красная звезда». Наш седоволосый генерал-майор громогласным голосом зачитывает приказ министра:
– Первое место по лыжной гонке на десять километров в первенстве Вооружённых сил СССР занимает пятая рота второго батальона Тюменского высшего военно-инженерного командного училища…
Строй протяжно кричит:
– Ура-ура-ура!
Затем он озвучивает свой приказ о награждении наиболее отличившихся офицеров и курсантов батальона по результатам лыжной гонки. И тут я слышу, как генерал называет мою фамилию.
– Я громко отвечаю: «Я».
– Следует команда «Выйти из строя!».
Я выхожу, и генерал вновь награждает меня ценным подарком, но в этот раз часами московского часового завода «Слава».
Часть вторая
Глава первая
В военно-инженерном командном училище, в котором я отучился четыре года, наконец-то наступает долгожданный день – «Выпускной»!
Мимо трибуны, на которой находятся командование училища и нашего батальона, а также почётные гости, мы проходим стройными шеренгами в парадной офицерской форме, отчаянно стуча в последний раз по бетонному основанию строевого плаца новыми хромовыми ботинками.
Косым взором отыскиваю в толпе многочисленных гостей, Люсию с огромным букетом орхидей. Сердце громко бьётся в груди. Ещё бы! Самая красивая девушка ожидает меня. Скоро у нас свадьба. Кольца куплены, свадебное платье сшито. Отгуляем, а потом служба на границе!
Несмотря на то, что моя военная профессия – сапёр, я, тем не менее, распределён не в инженерные части Советской армии, а в пограничные войска КГБ при Совете Министров СССР. Служить буду на Дальнем Востоке, потому как обстановка на китайско-советской границе по-прежнему остаётся неспокойной.
Ещё недавно я с негодованием в сердце читал в прессе обжигающие репортажи о вероломном нападении китайских хунвейбинов на наших пограничников на острове Даманском в Приморье и зверских надругательствах, учинённых ими над телами погибших воинов, а теперь вот и сам еду служить на советско-китайскую границу.