Бородинское сражение. Памятный 1812 год. История России

Иллюстратор Сергей Юрьевич Соловьев

© Сергей Юрьевич Соловьев, 2024

© Сергей Юрьевич Соловьев, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-0064-1487-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Это сражение, происшедшее в 1812 году, было одним из знаковых событий в истории России. То, что навсегда изменило судьбу нашей страны, отношение к происходившему в те годы среди всех слоёв общество, особенно – привилегированных. Со времён Петра Великого все привыкли, что войны, которые вела русская армия- это где-то далеко, и происшедшее никак не коснётся жизни и имущества обывателей. Но, это разом изменилось. Опять, как ещё в эпоху Ивана Грозного, горели города, в пыль уничтожалось имущество, как богачей и аристократов, так и простых горожан, ремесленников и крепостных. Смоленск был просто стёрт с лица земли, этот богатейший город, с пакгаузами и усадьбами купцов, с десятками и десятками домов жителей. Москва- почти половина города сгорела в пожарах, граждане России потеряли состояния, многие-были абсолютно разорены. Эту трагедию описал ещё Лев Толстой в своём знаменитом романе « Война и мир». И да, немалая часть аристократов добровольно вступила в ряды ополчения, такие известные и знаменитые люди, как Ф. И. Глинка и впоследствии великий поэт России, воспитатель цесаревича, В. А. Жуковский. Оба оставили воспоминания о тех тяжких и решительных временах. И, эта война, вернее, отношения к её жертвам, страданиям людей, навсегда изменила восприятие государства, власти, у части офицерства и аристократов.

Губернии России, где прошла война, были разорены, простые обыватели страшно нуждались, но, император не оказал несчастным никакой помощи и поддержки. А люди побирались, страдали, были лишены самого необходимого. Самое невероятное случалось рядом. Нечеловеческая жадность и чёрствость, и такой же невероятный альтруизм. Фельдмаршал Кутузов бросил в Москве двадцать тысяч раненых, а граф Воронцов смог вывезти, пожертвовав своим имуществом, триста выживших солдат своей дивизии и шестьдесят офицеров, вывез в своё имение, и лечил на свои средства.

А император Александр, проявил к происходящему страшный цинизм – этот правитель подарил разоренным жителям Ватерлоо в 1815 году два с половиной миллиона рублей, не дав несчастным обывателям Смоленска, Бородино и Москвы, десяткам других пострадавшим поселений России ни копейки! Сестра Александра Павловича, Екатерина Павловна, бывшая в то время в Казани, пишет, что дворянское сословие очень недовольно государем.

Да, собственно этим во многом объяснялось и движение декабристов, возникшее в последние годы этого императора. Можно припомнить, и знаменитую повесть Лескова « Левша» о несчастном мастере Левше, где четко описано, как презрительно относился император Александр к своей стране, и обожал всё иностранное. Ну, и вспомним слова Пушкина, из «Евгения Оненина» :

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щёголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой

Над нами властвовал тогда…

После войны, в разоренной России, в 1817 году, начались крестьянские волнения. Гжатская губерния, Смоленская. Генерал Паскевич должен был разбираться в причинах этих бунтов. Оказалось, казнокрады расхитили средства, отпущенные на восстановление сожженных деревень, а земельную подать с населения продолжали взымать. Так что только вмешательство генерала Паскевича позволило устранить несправедливости. Но, только в царствование Николая Павловича, пострадавшие от войны губернии, быои освобождены от поборов на десять лет.

Вот собственно, та противоречивая эпоха, в которой и существовала Россия, в то тяжкое время, когда случилась эта битва.

***

Спустя почти двести двенадцать лет спустя важно показать весь размах той битвы, названной битвой при Бородино в русских источниках, и на Москве-реке во французских. Что тут можно сказать? В этой местности в начале 19в. располагались четыре села, пятнадцать селец и четыре деревни. Село же Бородино отстояло от Москвы в 124 километрах. Протяжённость поля боя составляла около трех с половиной вёрст, от деревни Горки и до Утицы. Шевардино отстояло от Семёновского на расстоянии двух вёрст. Много ли это или мало в ту эпоху? Ну, надо понять, что не имелось ни автомобилей для передвижения и дронов для разведки, а дальность пушечного выстрела составляла не более двух километров, а ружейного- всего трёхсот метров, а дальность действенного, прицельного огня была куда ниже. Скорость маневрирования была низка- для пехоты не более пяти километров в час, а конницы-десяти в час рысью, а галопом, и только для курьеров – не более двадцати. То есть, командующий мог получить донесение не раньше, чем через полчаса после важного происшествия. С этим и связано то, что командующий со ставкой выдвигался к войскам вплотную, очень рискуя, но желая не терять управляемости сражением. Следующее, что делало битвы непонятными теперешним читателям- своеобразными- скорость маневрирования войск и пропускная возможность дорожной сети того или иного государства. Любая армия на марше вытягивалась на многие вёрсты, шла вдоль дорог, оставляя относительно твёрдые покрытия для артиллерии. Шоссе не были широкими, максимум вмещали две фуры, запряжннные лошадьми, для параллелного движения. Ну, а что представляла из себя артиллерийская установка того времени? Пушка, весом около полутора тонн (это лёгкая), с шестеркой коней, и зарядный ящик с четверкой коней. Сколько же занимало это места? Простая математика – полтора метра на лошадь, пушка ещё два метра. Зарядный ящик- два метра. Итого, орудие занимало на дороге десять метров. Шоссе в ширину вмещало тоже по два орудия. То есть, сто пушек это – тысяча метров, как минимум. Пятьсот пушек, это колонна длиной почти в пять километров. Надо посчитать ещё и парки из тяжелых фур для запасов пороха. Всё это являлось непростой заботой для квартирмейстеров армии, дабы управлять этим всем эффективно. И самой опасной ситуацией являлось пропустить нападение неприятеля на марше. Вообще, часто это превращалась в катастрофу. В эпоху царя Петра мастером таких ударов был граф Шереметев. Далее. Следует знать читателям, что лошадь, как сушество живое, подверженно усталости, капризно, и выносливость его куда ниже, чем у человека. Максимальный марш для лошади -не более двадцати вёрст в день, если ей предстоит марш на следующий день снова. Сражение, с непрерывными маневрами, атаками, перестроениями для коней- тяжелы. Выдерживают высокий темп передвижения не более, чем на четыре часа. Далее, передвигаются только шагом. На следуюший день- совершенно небоеспособны. Это, простите, не автомобили или танки, где надо технику только заправлять топливом, а пробег до ремонта составляет тысячи километров.

Поэтому, скажем, армия Наполеона, следовавшая тремя колоннами, заходила на Бородинское поле почти три дня, с 22 августа по 25, размещаясь согласно замыслу французского командующего. И, армия отдыхала долго после изнурительного марша.

Итак, русская армия заняла позицию на правом берегу реки Колочи, фронтом к Колочскому монастырю, правым крылом опираясь на берег Москвы – реки. Здесь река прихотливо извивается у бородинских высот и холмов. Река Колоча, служа препятствием для неприятеля, впадала в Москву, под острым углом. В Колочу впадают река Война, ручьи Стонец, Огник, Семёновский и многие иные. Сами названия, которым была не одна сотня лет до того сражения, словно предупреждали о грядущей кровавой схватке. Или, эта местность и раньше выбиралась для жарких боёв и схваток.

Вообще, всё это место в те времена было крайне изрезанное, неровное, богатое оврагами, впадинами и холмами, благодаря этим водным препятствиям. Во время сражения эти неровности служили укрытием от убийственного огня артиллерии, как для обороняющихся, так и нападающих. Леса скрывали края этой громадной позиции, а две дороги, Старая Смоленская на левом фланге, а Новая Московская на правом фланге, как бы ограничивают её. Помимо этого, правый и левый фланг были защищены естесственными высотами, на которых возведены укрепленные батареи. Правда, ввиду недостатка времени, созданы были люнеты, а не полноценные, защищённые со всех сторон редуты. Люнет – это позиция для артиллерии, открыиая с тыла. Редут- пятиугольник, защищенный со всех сторон рвом и валом.

В Горках на правом фланге позиции, древний курган превратили в мощную батарею, окружив её насыпным валом. С этого места вся позиция превосходно просматривалась, по воспоминаниям современников.

Перед курганом, примерно в четыреста метрах от реки Колочи, стояла ещё одна батарея, напротив деревни Бородино. В лесу саперы соорудили и флеши, защищавшие правый фланг русской армии. Кроме того, неподалёку, в селении Татариново, расположили ставку главнокомандующего Кутузова. У деревни Маслово были возведены флеши с артиллерийскими батареями. Здесь стоял корпус генерала Багговута.

Далее, в центре позиции, от Горок, до деревни Семеновской, на естественном холме соорудили Люнет, иногда, впрочем неверно, называли его редутом, а затем, признавая заслуги генерала Раевского по защите этой позиции, и батареей Раевского или Курганной».. Её так же называли, по имени командира артиллерийской батареи Шульмана, « Шульмановой батареей». Люнет отстоял от редута у Горок, на расстоянии около восьмисот метров. Сохранилось описание этого укрепление, гле поставили девятнадцать орудий из 26 и 12 батарейных артиллерийских рот. Длина дуги, на которой стояли пушки, составляла 60 саженей или около 128 метров. Ширина рва перед люнетом составляла 7,5 метра, глубиной около3 метров. Фланги укрепления составляли по 26,7 метра. Прикрывали люнет дивизии корпуса Раевского, численностью в 10800 человек, позади стоял четвертый кавалерийский корпус.

У деревни Семёновской квартирмейстерами была обнаружена высота, и из домов поселения, совершенноих разрушив, возвели Семёновские флеши, три позиции, открытые с тыла. Укрепления отстояли от батареи Раевского на расстоянии в один километр. То есть, могли прикрывать друг друга огнём. В каждой из флешей могли стоять по 12-орудийной батарее, но имелось лишь 24 орудия из 2 и 32 батарейных артиллерийскиз рот. Позицию зашищали сводно-гренадёрская дивизии графа Воронцова численностью 2100 человек и 27 дивизия Неверовского, численностью в 4000человек после Шевардинского боя,, в резерве у деревни Семёновской стояла вторая греналёрская дивизия численностью в 6000 солдат.

В резерве стоял гвардейский корпус генерала Лаврова и две кирасирские дивищии под обшим командованием генерала князя Голицына.

В километре от Семёновских флешей, на Утицком кургане, устроили гигантскую батарею из 60 орудий. Встали злесь 1,2,5,6 -ая легко-артиллерийские роты и 1-ая батарейная артиллерийская рота. Батарея прикрывала Старую Смоленскую дорогу. За ней стоял корпус Тучкова и часть Московского ополчения.

На правом фланге позиции, вынесенный вперёд, по Новой Московской дороге, был создан и Шевардинский редут, судя по описаниям, также, люнет. Его защищал отряд генерала Горчакова, с 27 дивизией. Именно здесь и началось многодневное Бородинское сражение, 24 августа по старому стилю, около четырнадцатого часа. Продолжилось же, 26 августа.

Правым флангом русской армии командовал генерал Милорадович. Высоту у деревни Горки, и позиция до Курганной батареи была под общим командованием генерала Дохтурова, левым флангом, включая позицию на Курганной батарее и Семёновских флешах, командовал генерал-лейтенант Горчаков.

Французская армия также выстроилась на этом поле. В течение двух дней сапёры возводили артиллерийские позиции. Это были укрепления для батарей Фуше и Сорбье, расположенные восточнее Шевардинского редута. Полевые укрепления были построены также на левом фланге, для войск Евгения Богарне, недалеко от села Бородино. Главные силы, под командованием Даву, дивизии Компана, Фриана и Дессе, назначались атаковать Семёновские флеши. Корпуса Нея и Жюно, были назначены действовать против Курганной батареи, корпус Богарне разворачивался на левом фланге, затем, должен был включится в атаку центра русской позиции. У него были дивизии Морана, Жерара, Дельзона и Брусье.

Резервные конные корпуса Мюрата строились позади пехотных корпусов французской армии. Первый корпус Нансути был позади правого фланга, дивизий корпуса Даву, Компана, Фриана и Дессе. Второй корпус Монбрена за дивизиями центра, корпусов Нея и Жюно Третий корпус Груши на левом фланге, прикрывая дивизии Морана, Жерара, Брусье. Четвертый, кирасирский корпус Латур- Мобура стоял в резерве. Генерал Орнано с несколькими полками лёгкой кавалерии наблюдал за оконечностью левого фланга французской армии. Императорская гвардия, состоявшая из трёх пехотных дивизий, Кюриаля, Роге и Клапареда, находилась в резерве.

ПРОЛОГ Арьергард генерала Коновницына. Несколько дней боёв с 19 по 24 августа 1812года.

Многими подвигами русских воинов был отмечен путь отступления от западных границ до Бородино. У всех на памяти беспримерный бой дивизии генерала Неверовского недалеко от Смоленска с конницей Мюрата. Но непрерывные бои отряда генерала Коновницына от Царёва-Займища до Бородино незаслуженно забыты, прикрытые славой Бородинского сражения

***

Русские пехотинцы дивизии Коновницына спешно перебегали по деревянному мосту через реку. Царево-Займище, богатое село, пылало. В перелеске отрял русских егерей вёл огонь по французам, давая отойти своим на другой берег. Было 19 августа 1812 года.

Конные егеря пытаоись подъехать ближе, но потеряв несколтких сбитыми меткими выстрелами, отогшли обратно. Русские, числом около роты пепеьежали через мост, и заняои оьорону у деревьев. Но, мост остался целым.

Генерал Коновницын наблблал за своим отрялом, оторвавшимся от преследования, и удовлетворённо вздохнул. Но, вдруг присмотрелся опять, и раздражённо повернулся к командиру егерей.

– Что же, твои дьяволы, мост не зажгли?

– Нечем, ваше превосходительство!

– Командира пионеров ко мне!

Тут появился совсем молодой поручик, и лихо козырнул генералу: Всё было в пользу офицера. И выправка, и внешность. Орёл, одним словом.

~Поручик Карл Юнг!

– Поручик, надо уничтожить мост.

– Непременно исполним!

***

– Нужно трое охотников! Дело опасное, братцы, но, могу обещать, сразу в унтеры выйдете! – говорил своим пионерам поручик Юнг, обходя строй своих подчиненных.

Солдаты были у него были бравые да испытанные, умелые на всякие штуки, что показаои под Смоленском. Вперёд вышли трое: Никифор Поносов, Онуфрий Тимошенко и Никита Яковлев.

– Дело такое, сжечь мостки, ла остановить неприятеля, – объяснил поручик.

– Так дело нехитрое. Смолы да пороху надо. Фитили.

– Всё берите. Только быстро.

Пионеры взяв нужное, бегом достигли этого места, где по кустам, у моста сидели егеря, перестреливаясь с французами.

– Кто вы есть? – не поняли солдаты.

И вправду, люди стоявшие пепед ними, почитай в одном исподнем, босые, но правда, без бород. Любой бы не понял.

– Пионеры мы. Надо мост сжечь, приказ!

– Ну, давайте

– Вы, братцы, стреляйте чаще! – попросил Поносов.

– Сделаем, – пообещал старший из егерей, седой унтер.

Русские стрелки стали чащи палить из ружей, пионеры смогли влезть на мост. На карачках, что бы не попали по ним, прошои до середины моста, вывалили из заплечных мешков смолу, добавили с пару фунтов пороху. Французы всё заметили, подбежали ближе, их пули ударили в брёвна моста совсем рядом. Но, Яковлев из тлеющего фитилька запалил порох, и вся троица пионеров бухнулась в воду, спасаясь от выстрелов.

Но дело было ещё не сделано. Пионеры на манер бобров забрались на плотину, и сломали створки, так что вода хлынула из запруды. Да и французы осерчали вконец, приташили пушку, и выпалили по ним картечью. Только и успели пионеры в волу нырнуть.

А там, в саженях десяти, они выбрались на русский берег в безопасном месте. Яковлев повернулся поглядел. И то, мост горел хорошо, по нему пройти не могли, это точно.

А Тимошенко оглядывался, да осматривался, словно потерял чего.

– Ты что же, Онуфрий? – рассмеялся Никита.

– Да соромно как-то, – чуть покраснев, ответил пионер, – а мундиры с сапогами наши далеко. Почитай, голышом добираться придётся.

Ответом был лишь смех его товарищей.

***

На следующий день, легче не стало. Отряд Коновницына преследовали французы. А русский арьергард отступал. Генерал Коновницын словно играл в шахматы, передвигая фигуры, прикрывая огнём артиллерии своих пехотинцев. Не давая Мюрату себя обойти или окружить. 20 августа русские войска подошли к Гжатску, ведя в течении триналцати часов почти непрерывные бои.

Генерал изучал карту, и свинцовым карандашом всё водил по мосту через реку Гжать. А особо приметил и все эти узости, и лес тоже.

– Голубчик, – обратился он к ординарцу, – вызови мне поручика пионерной роты…

Так на складном стуле у складного же стола и принимал Коновницын этого офицера.

– Так извини, Карл Фридрихович, что не в доме своём принимаю, – усмехнулся генерал.

И то, кто не знал по армии, что Коновницын всё же царская родня, близки Коновницыны по крови были боярам Романовым, а генерала всегда выслушают в Зимнем Дворце.

– Ну, а у нас так дом под Нарвой невелик, в отцовском поместье, – отшутился поручик Юнг.

– Доложили о подвигах твоих солдат, поручик. Опять дело, надо мост через Гжать сжечь.

– Строить сложнее. Надо, так и подожжём.

***

Теперь уж четверо пионеров приступили к выполннию. Унтер-офицер Гавриил Иванов, рядовые Йоган Виллем, Гавриил Кондратьев, Наум Мартынов двинулись к окраине города. Рядом была пристань, какая-никакая. Кондратьев приметил сторожа у сарая.

– Здорово дед! – поздоровался он.

– Привет и тебе, служивый! Опять что ли, уходите?

– Так то стратегия. Отступление называется.

– Так оно конечно. Вам, виднее, сердешным. А чего не воюете, боязно, что ли?

– Так нет. Вот сейчас, и бой примем. Только нам смола нужна. У тебя же имеется?

– Так и есть. Только это добро купца Криворукова.

Слушал это всё унтер-офицер Иванов, и вышел вперёд. И дед, кажется, впечатлился.

– Реквизируем, – изрёк умное слово унтер, – Для армейскиз нужд. Открывай сарай.

Дед прямо обомлел от всего такого, и растворил сам двери сарая. Солдаты быстро выкатили бочку со смолой к мосту. Здесь пришлось поторапливаться. Пока Иванов зажёг мост, остальные из своих карабинов отстреливались от французских конных егерей. Но, кажется всё и обошлось.

***

Миновал отряд все засады, и сам арьергард разгромил два полка французской конницы в гжатских лесах. А тут, 23 августа, уставшие солдаты подходили к почтовой станции Гриднево.

Коновницын расставил свои полки, за рвом и оврагом, мешая маневрировать францущской коннице. Было прохладно, и генерал объезжал полки, набросив на плечи шинель. И, в жти дни невыносимо болела голова, так что под его шляпой, украшенной перьями, виднелся обычный ночной колпак. Солдаты с радостью приветствовпли своего генерала, а его лицо, спокойное и холодное, было невозмутимо.

Тем более, что на той стороне оврага фланиррвал со своей свитой неугомонный красавец и храбрец Великой Армии, сам маршал Мюрат. Он приветствовал русского генерала, что- то крикнул, но, не было слышно.

Вскоре завязалась схватка, французские конные егеря попытались обойти позицию Коновницына справа, но были встречены Изюмскими гусарами, отбросившими их к дороге. Пушечная пальба продолжалась до вечера, а щатем русский арьергард отошёл к Колочскому монастырю.

Но, на следующий день, 24 августа, дело продолжилось. Бой шёл до самого вечера, иусские егеря, засев по берегам Колочи, не давали вздохнуть французам. А славный Изюмский полк изрубил дивизион французских конных егерей. А в ночь, русский арьергарл словно растворился, пропал в лесах, и занял своё место в линии изготовившейся к Бородинскрму сражению русской армии.

ГЛАВА1 Седой старик на Бородинском поле

Симбирцы, стоявшие у своих бивуаков, вдруг вскочили со своих мест. Солдаты, стоявшие в караулах, вытигявались по стойке «смирно». Полковой командир, быстро подъехал к этому всаднику, которого сопровождали только четверо донских казаков. И то, небольшой гнедой и очень послушный конёк, клеппер, гордо нёс на себе этого невидного на первый взгляд наездника. Кавалергардская шапка, сплюснутая и вся сидевгая на темени, прикрывала его седые волосы, выбивавшиеся из-под головного убора. Генеральский шарф был повешен по-старинному, через плечо, на нестроевом мундирном сюртуке. Из орденов, как самый дорогой и любимый, блестел на шее лишь Святой Георгий. Видно, не слишком любил затягивать генерал себя в строевой наряд.

Этот был человек, среднего роста, коренастым, хотя и полноватым, немного рыхлым. Он недолго поговорил с полковником, взмахом руки отпустил его от себя. Ну, а один из донцов поставил скамеечку на пригорок, а этот генерал присел на неё, и достал подзорную трубу, обозревая окрестности. Правда, правый глаз пожилого генерала, видел плохо, и смотрел в трубу он только левым. Но, как видно, и одним глазом видел поболее других, с обоими очами. И что более важно, всё постигал и понимал своим обширным умом. Молчал долго, да так, как иные и не могут, пустословьем пытаясь прикрыть отсутствие собственного разума.

Смотрел генерал долго, а уж затем, удивил этот человек многих… Он присел, прислонил левое ухо к земле, и будто чего-то слушал. Солдаты смотрели, и будто замерли, не мешая. Словно он мог узнать то, что так жаждали понять все воины Русской Армии.

Вскоре, подъехали трое генералов, при богатых эполетах и свитой из блестяших офицеров, и седовласый генерал в простом сюртуке, неторопливо собрался, и уехал.

Солдаты, построиашись рядами, дружно кричали: «Ура!». Провожали приветствиями любимого полководца. Потом, стали неспешно, с сожалением расходится к своим кострам и палаткам.

– А что же он делал-то? – сделав круглые глаза, прошептал молодой солдат.

– Так соушал то, что сама Сыра Земля говорит. Кто победить должен, кому противника в бою превзойти. Такое, не всякий услышать умеет, тут, особое ведь умение нужно!

– А кто же это, Пантелеймон Ильич? – спросил, судя по серому мундиру, недавний рекрут своего фельдфебеля.

– Так это, Семён, и есть, наш командующий, генерал -фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов. Он ещё с самим генераллиссимусом Суворовым воевал, брал крепость Измаил. Был ранен в голову, так выжил, видать, Господь ему помог. И другое говорят, дескать, на туретчине, его многие колдуны разным заклятиям научили, и теперь его никто в бою хитростью превзойти не может.

– Так значит, теперь точно не отступим? Не станем дальше отходить?

– Так как Бог даст, да командующий прикажет, – сам фельдфебель тяжело вздохнул, и разгладил густые усы.

– А то, точно, дело будет…

– Армия встала, резервы подошли. Говорят, и артиллерийский папк прибыл. Новый команлующий в войске…

– И солдатская молва говорит: « Пришёл Кутузов, бить французов!»

– Тут уж точно, Семён. Вот, квартирьеры говорили, что и помощь из Москвы подошла, целых двенадцать тысяч войска, с генералом Марковым во главе. Вся земля поднялась, вся Россия. Теперь, уж точно, Наполеону не совладать с православным воинством, а нам, русским солатам, отступать больше не мочно!

ГЛАВА 2 Вечер перед битвой

Уже вечерело, и здесь тоже, наконец, сделалось тихо. Ушедшие солдаты в стрелки и секреты, видать, устали перестреливаться с французами, и просто сидели по кустам, несли службу да грызли сухари. Ну а здесь, у костра, было и того лучше. Был здесь бивуак Симбирского пехотного полка, двадцать седьмой дивизии. А это всякий человек мог понять, даже сугубо в партикулярном платье. На погонах солдат красовалась цифра «27». Однако, среди солдат, в мундирах тёмно-зелёного сукна, почти половина была в тёмно-серых дескать:, ещё рекрутских. И то, дивизи понесла тяжкие потери, и распоряденем главнокомандующего Кутузова внесли в списки целых четыре тысячи рекрут. Но, и перевели в полки бывалых солдат, ставших фельдфебелями в ротах.

И унтера и фельдфебели яро и умело приучали молодых солдат к царской службе. Чтобы бестрепетно и преданно тянули тяжкую солдатскую лямку. Не роптали, не пререкались, а честно исполняли приказы. Но, сейчас дело клонилось к вечеру, и солдаты сидели и отдыхали у костра.

Яков, артельный кашевар, помешивал варево деревянной ложкой.

– И, то, Пантелеймон Ильич, знатный ведь кулеш выйдет. Сенька-то молодец, вовремя к егерям сбегал, кониной разжился.