Меч и ручка

Данную книгу не удалось бы написать без любви и поддержки этих людей:

Р. Кэт Конрад,

Люсьен Дайвер,

Сара Симпсон-Вейс,

Энн Соуардс,

Джоан Мэдж,

Захира Калик

…и многих других, кто мне невероятно помог своими идеями, отзывами, вдохновением и драгоценным даром в виде своего времени и любви к этому проекту.

Также: спасибо креативному отделу в литературном агентстве Беркли за то, что сделали мои книги столь несравненно красивыми.

Записки

Текст письма, написанного профессором Вульфом Каллуму Брайтвеллу. Доступно в Архивах.

Мистер и миссис Брайтвеллы, c превеликой скорбью и сожалением вынужден вам сообщить о смерти вашего сына Брендана Брайтвелла, случившейся сегодня в городе Александрия. Я знаю, что это не может утешить вас в этот скорбный момент, но, возможно, в будущем вам станет легче на сердце, если вы будете знать, что мужество Брендана в последние дни и часы жизни стало примером для подражания и вдохновило каждого из нас, кто имел честь его знать. Он был рядом со своим братом во время битвы, и я уверяю вас, что Джесс жив, хотя и чувствует себя так же подавленно, как, должно быть, и вы ощущаете себя, получив эту печальную новость. Джесс был рядом с братом, когда он умирал, и кончина Брендана была милосердно быстрой и безболезненной.

Он сыграл важную роль в победе, достигнутой сегодня в Александрии во имя дальнейшего существования и защиты идеалов Великой библиотеки, и это немаловажно. Преданность Брендана своему брату была исключительной, и мы всегда будем чтить его память.

Я молюсь своим богам и вашим, чтобы душа Брендана обрела покой и чтобы вы тоже смогли найти в себе силы смириться с этой тяжелой новостью.

Для него будут организованы похоронные обряды, и, как только неотложные проблемы будут решены, я напишу вам, чтобы обговорить все детали. Мы будем рады поприветствовать вас в Александрии, где вы сможете увидеть своими глазами все почести, которые Великая библиотека окажет вашим сыновьям – как мертвому, так и живому.

Всем сердцем я скорблю вместе с вами. И даю вам свое обещание: всеми силами, которыми я обладаю, я буду бороться, чтобы сохранить жизнь Джессу. И хотя мы убеждены, что знания превыше всего, мы по-прежнему ценим каждую жизнь, вверенную нашей заботе.

Брендан был мертв, и мир Джесса рухнул. Он не знал ни единого мига в жизни без своего близнеца, далекого тепла на горизонте, но теперь… теперь он дрожал в одиночестве, прижимая мертвого брата к своей груди.

Как же тихо теперь стало в мире.

«Он все еще теплый», – думал Джесс, и это было правдой; кожа Брендана все еще казалась живой, наделенной душой, но внутри у него ничего не было. Ни биения сердца. Ни присутствия духа.

Джесс смутно понимал, что вокруг него по-прежнему что-то происходит, что по окровавленному песку на арене бегают люди, сражаются, кричат и орут. Ему было все равно. Сейчас не до этого.

Пусть мир горит.

На Джесса упала тень, и он поднял глаза. Это был Анубис, огромный автоматизированный бог, сверкающий золотом. Черная голова шакала затмевала солнце. Напоминало конец света.

А потом Анубис выставил свое копье вперед, и то пронзило грудь Джесса. Пригвоздило к месту, а тело Брендана внезапно исчезло, и Джесс остался один, нанизанный на копье… но боли не было. Джесс чувствовал себя невесомым.

Анубис склонился над ним и сказал: «Просыпайся».

Когда Джесс открыл глаза, оказалось, что он лежит в темноте на мягком матрасе, укрытый одеялом, которое пахнет специями и розами. За окном слева от него луна дрейфовала на лодке из облаков. Сердце Джесса тяжело и странно билось в груди.

Он все еще ощущал липкую кровь на своих руках, пусть и знал, что руки у него теперь чистые. Он смыл кровь Брендана. Нет, он не смывал. Это Томас принес чашу с водой и все оттер; Джесс сам ничего не делал. Он не мог. Друзья помогали ему тут, в этом странном доме и в этой странной кровати. Джесс понимал, что должен быть благодарен за все это, но прямо сейчас он чувствовал лишь пустоту и всепоглощающую несправедливость. Это был мир, который Джессу незнаком, где он был единственным выжившим сыном Брайтвеллов. Полублизнецом.

Джесс бы поставил немало на то, что Брендан окажется тем, кто переживет все и станет сильнее. А его брат поставил бы на это и того больше. Мир казался таким тихим без него.

«Тогда тебе просто надо быть громче, ноющий ты идиот. – Джесс почти слышал, как брат говорит это со своей привычной самодовольной ухмылкой. – Бог свидетель, ты вечно вел себя так, будто желал быть единственным ребенком».

– Нет, не хотел, – ответил Джесс вслух, хотя в тот же миг понял, что это вранье, и ему стало стыдно, а потом и еще более стыдно, когда из ближайшего угла в темноте раздался чужой голос:

– Проснулся, Брайтвелл? Как раз вовремя. – Послышался шорох одежд, и бледный зеленоватый светильник загорелся сначала тускло, а потом ярче. Мерцающая лампа стояла рядом с профессором Кристофером Вульфом, который выглядел как смерть во плоти, а еще так, словно готов был откусить голову первому, кто скажет, что он выглядит уставшим. В общем, он был жизнерадостным, как и всегда. – Сны?

– Нет, – соврал Джесс. Он попытался утихомирить свое все еще учащенное сердцебиение. – Что вы здесь делаете?

– Мы тянули жребий на то, кто будет сегодня твоей сиделкой, и я проиграл. – Вульф поднялся на ноги. Он успел переодеться в черную профессорскую мантию, которая струилась, точно жидкий шелк, делая его похожим на еще одну тень, если не считать седины в волосах, ниспадающих до плеч, и бледной кожи. Вульф замер у кровати Джесса и посмотрел на него со спокойной уверенностью. – Ты потерял того, кто был тебе дорог. Я понимаю. Однако у нас нет времени на то, чтобы тешить твою скорбь. Впереди много работы, и нас, тех, кто может ее выполнить, теперь еще меньше.

У Джесса не возникло ни малейшего желания помогать.

– Удивлен, что вы считаете, будто я могу быть полезен.

– Жалость к себе тебе не идет, мальчик мой. А теперь я пойду. Мир не останавливается из-за того, что в нем нет того, кого ты любил.

Джесс чуть не вспылил: «Да что вам об этом известно?» Но остановился. Вульф потерял многих. Он видел смерть собственной матери. Так что Джесс проглотил иррациональный гнев и сказал:

– Куда вы идете? – Не мы. Он пока не решил, будет ли лучше остаться в этой кровати или пойти с профессором.

– В кабинет архивариуса, – сказал Вульф. – Ты там бывал. Мне могла бы пригодиться помощь в поисках его секретной документации.

«Кабинет». Джесс моргнул и увидел это место – великолепное помещение с автоматизированными богами, молча стоящими на страже в своих нишах. Увидел Александрийский залив, на который открывался вид из окон. Умиротворенное местечко. Джесс задумался, успели ли слуги уже оттереть кровь убитой помощницы архивариуса с пола. Архивариус приказал убить ее просто для того, чтобы наказать его. И Брендана.

«Брендан». Когда Джесс в последний раз был в том кабинете, Брендан был с ним.

Джесс сглотнул подкатившую волну растерянности и тошноты и сел прямо. Кто-то – опять Томас – помог ему снять запачканную кровью одежду и надеть чистую. Неформальный комплект одежды библиотечного солдата, в какой те ходили в свободное время в военной части. Мягкая, как пижама. Сойдет. Джесс свесил ноги с кровати, а потом замер, сделав глубокий вдох. Ему было… нехорошо. Не было никакой явной боли, на которую можно было бы все списать, лишь общее недомогание, слабость, которая пронизывала все мышцы и нервы. Шок, как догадывался Джесс. Или стресс, накопившийся за последние несколько дней.

Может, это даже скорбь. Скорбь приносила подобную боль? Похожую на болезнь?

– Поднимайся. – Голос Вульфа прозвучал неожиданно по-доброму. Тепло. – Я понимаю, как это сложно. Но двигаться, кроме как вперед, некуда.

Джесс кивнул и встал на ноги. Отыскал свои ботинки – аккуратно поставленные у изножья кровати – и натянул их. Пояс с его библиотечным оружием был рядом, а пистолет по-прежнему в кобуре. Тяжелый и смертельный, Джесс ощутил себя чуть комфортнее, когда повесил его на бедро. «Мы на войне». Ему казалось, он всегда был на войне – его семья всегда боролась с Великой библиотекой, а потом он боролся за свое место в самой библиотеке. Затем Джесс сражался, чтобы сохранить мечту о Великой библиотеке. И впервые в жизни он задумался, каково это – мир и покой.

Волосы Джесса спутались и торчали во все стороны. Он провел по ним рукой, но те отказывались расчесываться, и Джесс просто оставил как есть.

– Ладно, – сказал Джесс. – Я готов.

Вульф мог бы что-то возразить; Джесс ожидал услышать нечто пренебрежительное и язвительное. Но Вульф лишь опустил руку Джессу на плечо, кивнул и повел за собой.

Дом, подумал Джесс, должно быть, принадлежал какому-то профессору – в гостиной за широким столом сидели профессора в черных мантиях и встревоженно переговаривались на греческом, который, видимо, был единственным языком, на котором разговаривали они все. Высокий мужчина с настолько темной кожей, что она приобретала кобальтовый оттенок; невысокая элегантная молодая китаянка; другой упитанный мужчина средних лет с отчетливо славянскими чертами лица. Их было, кажется, с дюжину, и сразу Джесс узнал только двоих. Никого из его друзей здесь не было, что оказалось отчасти удивительно.

Все разговоры стихли, когда Вульф подошел к столу. Никто не оспаривал того факта, что Вульф имел здесь авторитет.

– Мы отправляемся в кабинет архивариуса, – сказал Вульф. – Ваши мысли?

На греческом он, разумеется, говорит отменно; он вырос, разговаривая на нем в Александрии. Джесс владел языком не настолько уверенно, однако вполне сносно.

– Ловушки, – сказала китаянка. – Архивариус их очень любил. У него точно установлено немало ловушек, на случай если он потеряет власть. Есть какие-нибудь вести о том, где он… – Нет, – сказал Вульф. – Мы предполагаем, что у него есть верные приспешники, которые готовы на все, чтобы его защитить. Наше преимущество заключается в том, что не самые приятные элементы этого города твердо на нашей стороне, а без преступников, способных вывести его за стены, он здесь в ловушке. С нами.

– Или же мы в ловушке вместе с ним, – сказал кто-то из профессоров, но Джесс не был уверен, кто именно.

Эти слова заслужили сердитый взгляд от Вульфа, и Джесс понял, что он способен раскромсать человека в лоскутки одним таким взглядом.

– Не думайте, что он всемогущ. Без равнодушия и пассивного согласия профессоров и солдат архивариус никогда бы не чувствовал себя свободным и не убивал бы любого на свое усмотрение, – сказал Вульф. – Мы отняли у него все это. Не наделяйте его большей властью, чем той, что он когда-либо заслуживал.

– Легко вам говорить подобное, профессор. – Это проворчал мужчина, славянин, который говорил на греческом с почти неразличимым акцентом.

– Думаете? – Голос Вульфа стал резок и сух, а лицо приобрело оттенок обнаженной кости. – Легко. Мне. Обыщите Архивы. Меня архивариус стер из истории, как и сотни других людей, чьего отсутствия вы даже не заметили. Ничего из этого не легко. И не должно быть легко. Убивать богоподобного короля должно быть сложно.

В этот момент Джесс вдруг осознал, что у архивариуса был ведь и другой титул: Фараон Александрийский. Бог-король. И без сомнения, этот озлобленный старик воспринимал подобное обожествление вполне серьезно. «Но мы убьем его. Как-нибудь».

Ради Брендана, если не ради чего-то другого.

– Ищите нажимные пластины под полом, – сказала китаянка. – Он в основном вдохновлялся великим изобретателем Героном, который построил многие чудеса наших мест. Архивариус был прилежным учеником, так что его ловушки будут хитроумными, однако и очень классическими. Также у него, вероятно, была предусмотрена особая команда, которую необходимо отдать механическим стражам, чтобы те застыли, если внезапно пойдут в атаку. Понятия не имею, где вы все это будете искать, но именно этим вам стоит заняться в первую очередь. – Она задумалась. – А может… лучше позволить солдатам заняться этими вопросами, профессор.

– Потому что их жизни не так ценны, как моя? – огрызнулся Вульф, и та отвернулась. – Нет. Я знаю, что искать. Они не знают. Я знаю старого ублюдка куда лучше, чем любой солдат. Он был моим куратором на протяжении долгого периода наших жизней. Я понимаю ход его мыслей.

Джесс попытался представить, что Вульф был с архивариусом в тех же отношениях, как и они сейчас. Оживить вымышленную картинку не удалось. Как минимум потому, что Джесс не мог даже вообразить Вульфа молодым юношей. Поэтому он отбросил эту мысль как плохую идею и огляделся, заметив наконец кое-кого, стоящего в дверях и наблюдающего за беседой.

Дарио Сантьяго.

Далеко не самый любимый человек Джесса в мире, но Джесс теперь чувствовал себя рядом с испанцем куда более комфортно, чем раньше; они были врагами, осторожными союзниками, друзьями, опять врагами, однако все это время Дарио был рядом. Теперь эта мысль приносила некий покой в новом тихом мире, где не было брата. Джесс подошел и встал рядом с Дарио. Молодой человек стоял со скрещенными на груди руками, а еще он переоделся в роскошный бархатный пиджак, шелковую рубашку и брюки, явно сшитые портным на заказ. Он выглядел богатым и титулованным, каким и был на самом-то деле. Но Дарио никогда и не притворялся скромным.

– Брайтвелл. – Дарио кивнул.

Джесс кивнул в ответ:

– Сантьяго.

Они оба наблюдали, как профессора продолжают какое-то время спорить. Странно, подумал Джесс, что хотя Дарио и имел право носить черную мантию, но был не в ней. Джесс задумался, значило ли это что-то или же Дарио просто не хотел, чтобы мантия скрывала его дорогущий пиджак.

Наконец Дарио произнес:

– Значит, все в порядке? – Он легонько покачнулся на пятках, будто бы хотел ускользнуть от своего же вопроса. Или от Джесса. Однако остался на месте.

– В порядке, – подтвердил Джесс. Не в порядке, конечно, но Дарио и без того это знал, а так просто-напросто выражал свое сочувствие. Так себе попытка, но для такого, как он, вполне весомая. – Где Халила?

– С профессором Мурасаки, – сказал Дарио. – Они помогают собрать всеобщий Профессорский конклав. Говорят, мы сегодня будем избирать нового архивариуса. На худой конец завтра. Нам нужен лидер, которого не будут подвергать сомнениям, если хотим сохранить независимость Александрии; народы, которые выслали свои корабли, очень уж хотят помочь. – Он покачал головой. – Они прикрывают свое завоевание освобождением, знаешь ли. Намереваются ворваться и объявить Александрию своим протекторатом. Как только они это сделают, то разорвут нас на части и будут грызться из-за костей.

– Мы не можем этого допустить, – сказал Джесс.

– Нет. Отсюда и необходимость избрать нового архивариуса.

Джесс почувствовал желание улыбнуться, но не сделал этого. – И ты не участвуешь в выборах? Я поражен.

– Заткнись, трубочист.

– Какой обидчивый, Ваше Королевское высочество, очень обидчивый.

Было что-то успокаивающее в этих случайных перебранках; это было похоже на дом. Одна константа в этой жизни:

они с Дарио всегда будут немного недружелюбными друзьями. Возможно, это было очень хорошо. Джесс доверял Дарио… до определенной степени. И конечно, Дарио чувствовал к нему то же самое.

– Корабли твоего кузена входят в тот флот, – заметил Джесс. – Полагаю, сегодня ты не ощущаешь благосклонности к родственникам?

– Если ты спрашиваешь, собираюсь ли я предать Великую библиотеку и отдать на растерзание Испании, то ответ нет. Не собираюсь, – сказал Дарио. – Но также я не хочу сражаться со своим кузеном. Не только потому, что он мне нравится. А потому что он хороший король, а еще очень умный и беспощадный. Он победит, если только мы не сделаем так, что цена победы окажется чрезвычайно высока. И я совсем не уверен, что именно можно считать высокой ценой.

«Мой брат уже умер во имя всего этого, – подумал Джесс. – Цена уже слишком высока». Однако вслух он этого не сказал. Джесс сглотнул, перебарывая внезапный спазм в горле, и сказал:

– Где остальные?

– Глен и Санти занимаются оборонительными укреплениями города. Томас… Бог его знает, скорее всего, развлекается с одной из своих смертоносных игрушек – не то чтобы это было бессмысленно. Морган с Искандером в Железной башне, они наводят порядок в рядах скрывателей.

– А ты чем полезным занят?

– Ничем, – отвечает Дарио. – А ты?

– Тем же в данный момент. Хочешь пойти с нами в кабинет архивариуса?

– Это опасно?

– Очень.

Ухмылка у Дарио вышла достаточно ослепительной, чтобы на мгновение затмить отсутствие Брендана.

– Отлично, – сказал Дарио. – Я в данный момент бесполезен, как сковородка для жарки шоколада.

– В таком-то пиджаке?

– Ну, пиджак очень хороший, это уж точно. Но не полезный. – Улыбка Дарио померкла. Он посмотрел прямо на Джесса: – Я правда очень сожалею насчет Брендана.

Джесс кивнул:

– Знаю.

– Тогда пошли займемся делами.

Сначала это посоветовал Вульф, а теперь и Дарио. Было все-таки нечто успокаивающее в их сухой чопорности сегодня. Томас бы вел себя иначе, как и Халила или Морган; они бы позволили Джессу излить всю свою скорбь. Однако Вульф с Дарио верили, что двигаться нужно только вперед, и прямо сейчас Джессу это казалось правильным. В конце концов ему придется встретиться лицом к лицу со своими демонами, однако прямо сейчас Джесс был намерен от них сбежать.

Вульф присоединился к ним, никак не отреагировав на присутствие Дарио, и просто зашагал дальше. Джесс глянул на Дарио и пожал плечами, и они оба отправились следом за профессором.

Отправились сражаться со смертью.

Кажется, неплохое начало дня.

Рассвет был холодным и ослепительным. Он отражался ярко-оранжевыми и красными бликами в бурлящих водах городской гавани; многочисленный флот военных кораблей, собравшийся в открытом море, по-прежнему дрейфовал вдалеке. Маяк отдал предостерегающий сигнал, и все знали – по крайней мере, по легендам, – что оборона у гавани была смертельно опасной. Ни один из прибывших народов пока не осмеливался проверять этот факт на практике.

Однако в конечном итоге осмелятся. И теперь Джесс задумался, как они вообще будут бороться с такой флотилией. У Великой библиотеки имелись свои корабли, однако не так уж и много, и, если дойдет до битвы, они точно проиграют.

Дарио был прав. Фокус заключался в том, чтобы сделать цену подобной победы слишком высокой для любого, кто попытается рискнуть.

В жилом районе Александрии, по которому они шагали, была улочка, ведущая прямо в центр города: к серапеуму, гигантской пирамиде, которая возвышалась почти что так же высоко, как маяк. Золотой наконечник на вершине серапеума ловил и отражал утренний свет. Когда всходило солнце, оно заливало белые мраморные стены теплом. С того места, где они шли, Джесс мог видеть Профессорские ступени, на которых были выгравированы имена ученых, павших во время службы библиотеке. Конечно, там никогда не будет имени Джесса; он не был профессором и вряд ли им станет. Но если в мире осталась хоть капля справедливости, то, несомненно, однажды Вульф удостоится этой чести. И Томас. И Халила.

Дарио, без сомнений, был уверен, что тоже заслуживает подобных почестей, и, быть может, он прав.

– Джесс, – сказал Вульф. – Изобретения Герона. Ты с ними знаком, я полагаю.

– С которыми из них? У него таких тысячи. Он был как Да Винчи в свои стародавние времена.

– С самыми смертельно опасными.

– Ну, я знаю столько же, сколько и все, полагаю. Кроме Томаса, разумеется. Он, скорее всего, мог бы прочесть вам двухчасовую лекцию о них и рассказать, как каждое изобретение можно усовершенствовать.

– Удивительная была бы лекция, на которую у меня нет ни времени, ни терпения. Это не викторина, Джесс. Я рассчитываю на то, что вы – вы оба – подумаете. Потому что мы ступаем на чрезвычайно опасную территорию.

– Вы знаете, как добраться до кабинета архивариуса?

Джесса водили туда несколько раз, но там были меры предосторожности: коридоры менялись, точно лабиринт, который постоянно двигается. Архивариус имел веские причины бояться убийц.

– До его личного кабинета? Да. Я знаю, как до него добраться. – Вульф не стал ничего объяснять. – Но потом нам могут повстречаться опасности. Ни один человек не в состоянии удерживать власть так долго, как удерживал он, без подготовки.

Город вокруг казался таким тихим.

– Где все? – спросил Джесс.

В обычные дни улицы полны людей. Александрия пульсировала жизнью, ее население исчислялось сотнями тысяч: ученые, библиотекари, обслуживающий персонал, не говоря уже обо всех тех людях, которые просто называли этот город своим домом. Но сегодня Александрия казалась безмолвной. – Никто не знает, что произойдет дальше. Все стараются оставаться в домах, в безопасности, – сказал Дарио. – Разумные люди не высовываются. В отличие от нас.

Он обменялся угрюмой улыбкой с Вульфом.

– Что ж, – сказал Вульф. – Это ведь не разумные люди решают дела в подобных ситуациях, не так ли?

«Все это прекрасно нас описывает, – подумал Джесс. – Неразумных». Джесс представил, что Брендан был бы с ними заодно, желая быть безрассудным.

Прогулка была приятной; она отогнала тьму и почти помогла Джессу снова почувствовать себя человеком. Уставшим, конечно; битва за выживание была сложной, и он все еще от нее отходил. Кто-то – Морган, как подозревал Джесс, – обработал его раны заживляющими чарами, иначе он бы до сих пор был прикован к постели. Однако теперь Джесс чувствовал себя свободным, легким и готовым к новой борьбе.

Джесс задался было вопросом, почему Морган бросила его, но он знал: она считала, что ее место сейчас среди скрывателей. «Это не значит, что ей все равно», – сказал Джесс себе. Однако ее не оказалось рядом, когда он проснулся, не было рядом, когда он больше всего нуждался в ней, чтобы исцелить его разбитую душу, и он знал, что это действительно что-то означает.

Это означает, что он никогда не будет для нее на первом месте. «Будь честен, – подумал он. – Если бы она была для тебя на первом месте, ты бы все сделал по-другому. Ты был бы сейчас с ней».

Джесс не был уверен, что все это значит, и был слишком сломленным и изнеможенным в душе, чтобы думать. Лучше уж сконцентрироваться на проблемах, которые он может решить, и действиях, которые может выполнить. А сложные вопросы можно оставить на потом.

Они миновали роту солдат – на них униформа была очень даже формальной; каждый солдат был одет строго и выглядел опасным, как заточенный нож. Джесс никого не узнал, но кивнул командиру, который ответил на приветствие резким кивком. Секундой позже Джесс понял, насколько это неправильно, и повернулся к Вульфу:

– Я должен вернуться в свое войско. – На Джессе была форма. Неподходящая форма для сегодняшнего дня, но тем не менее.

– Ты откомандирован ко мне, – сказал Вульф. – Санти пока не хочет, чтобы ты возвращался к нему. Здесь от тебя больше пользы. – Его губы изогнулись в редкой, совсем не злобной улыбке. – Он думает, что ты, возможно, сможешь уберечь меня от моей плохой привычки привлекать опасность. Я сказал ему, что это чепуха, потому что ты такой же, а может, и даже хуже, чем я, но он не стал меня слушать.

Джессу потребовалось некоторое время, чтобы осознать услышанное: Санти доверил безопасность Вульфа ему. Потому что понимал, что Джесс страдает от эмоциональной боли и горя. «Вот почему». Потому что Санти давал таким образом Джессу что-то, что не позволило бы ему утонуть в мыслях о потере своего близнеца. Это был блестящий маневр. Это позволяло Вульфу иметь телохранителя средней квалификации и в то же время давало Джессу задание, в котором тот, без сомнения, нуждался. «А Дарио?» Наверняка Сантьяго тоже появился неслучайно. Он должен был следить, чтобы убедиться, что Джесс держит себя в руках, должен был работать второй парой глаз за их спинами. Дарио не являлся лучшим бойцом в команде, но был стратегом и неплохим тактиком, а это могло пригодиться в подобной миссии.

К тому времени, как Джесс все это обдумал, они уже вышли на улицу, которая вывела их к парадному входу в серапеум. На постах охраны дежурили библиотечные солдаты, а также бродящие туда-сюда механические стражи; сфинксы расхаживали на львиных лапах, шелестя металлическими крыльями и глядя по сторонам своими красными глазами на скульптурном металлическом человекоподобном лице. Один из сфинксов зашагал было за ними на расстоянии нескольких шагов, отчего Джесс начал нервничать; он принялся внимательно следить за механической тварью, чтобы убедиться, что во время перепрограммирования ту не забыли научить отличать друзей от врагов. Однако вскоре сфинкс потерял к гостям интерес, ушел прочь, удобно устроившись неподалеку, и продолжил наблюдать за проезжающим мимо транспортом.