Мы можем договориться: Стратегии разрешения сложных конфликтов

Как показывает практика, люди всегда предполагают, что конфликт необходимо разрешить. Но так ли это? Я и сам так думал. В конце концов, я работал в области разрешения конфликтов. Но с годами начал понимать, что зачастую разрешение невозможно – по крайней мере в данный момент. В некоторых случаях разрешение даже нежелательно, поскольку лишает нас возможности продолжать учиться и расти посредством конфликта. Правда в том, что нам не всегда нужно приходить к согласию.

Вместо того чтобы пытаться разрешить конфликт и достичь соглашения, можем ли мы стремиться к чему-то более реалистичному и более устойчивому, чем разрешение? Что, если бы мы сосредоточились на трансформации конфликта?

Трансформировать означает просто изменить форму конфликта – с деструктивной борьбы на продуктивный конфликт и конструктивные переговоры.

Вместо того чтобы разрушать то, что мы ценим, почему бы нам не создавать что-то ценное, открывая новые возможности для жизни друг с другом?

Преобразование, или трансформация, конфликта – это нечто большее, чем достижение соглашения{4}. Это изменение того, как мы поступаем друг с другом и с нашими разногласиями. Это трансформация наших отношений. Соглашения конечны и часто ситуационны: они приходят и уходят. Трансформация носит относительный характер и может продолжаться долго и быть устремленной в будущее. Соглашения – это результаты; трансформация – это процесс. И в отличие от некоторых соглашений, достижение которых может занять много времени, трансформация конфликта способна начаться сразу же.

Когда более 40 лет назад Роджер Фишер, Брюс Паттон и я работали над проектом «Переговоры без поражения», «отсутствие поражения» означало для нас взаимовыгодное соглашение. Сегодня я считаю, что это значение необходимо расширить. Теперь «отсутствие поражения» означает готовность принять конфликты как должное и погрузиться в них ради всего, что они могут нам предложить. Новое «непоражение» – преобразующее.

Если мы сумеем принять и трансформировать наши конфликты, то научимся жить и работать вместе. А если мы сможем это сделать, то, как заметил мой друг Джордж на бурной реке, не будет такой проблемы, большой или маленькой, которую мы не могли бы разрешить.

После всех этих лет работы над неразрешимыми, казалось бы, конфликтами люди часто спрашивают меня:

– Вы оптимист или пессимист?

– Вообще-то, – отвечаю, – я поссибилист. У меня страсть к возможному.

Я верю в человеческий потенциал, в нашу способность конструктивно справляться с разногласиями.

Я верю в нашу врожденную человеческую способность сотрудничать, даже если мы сильно расходимся во мнениях.

Я верю, что, каким бы сложным ни был конфликт, мы можем научиться работать с ним.

Короче говоря, я верю, что мы способны выжить – и преуспеть – в эту кризисную эпоху.

Возможно не значит легко. Простых решений тут не существует. Разрешение конфликтов может оказаться самой трудной работой, на которую мы, люди, способны. Она требует терпения и большой настойчивости. Однако сложно не значит невозможно. Работа может быть тяжелой, но возможной.

«Возможное» не означает прекращения конфликта. Оно не означает, что можно почивать на лаврах. В большинстве ситуаций, с которыми я работал, напряженность сохраняется, конфликт продолжается – но разрушения, насилие и война могут закончиться.

«Возможное» не означает точного решения. Чаще всего это означает постепенное улучшение отношений, которое со временем может принципиально переменить ситуацию. Отношения могут быть запутанными. «Возможное» означает поиск пути вперед там, где его, кажется, нет. Это означает создание небольших прорывов, которые со временем могут перерасти в более крупные. «Возможное» означает постепенное преобразование.

Возможное означает применение всего нашего человеческого потенциала к конфликтам, окружающим нас. Оно означает использование наших врожденных способностей к творчеству и сотрудничеству для того, чтобы найти новые варианты, которых мы раньше не могли себе и представить.

В конфликтах, когда мы чувствуем себя в ловушке и отчаянии, загнанными в тупик, «возможное» означает свободу, выбор и перспективы.

«Возможное» – это новое «непоражение».

Почему я поссибилист? Потому что своими глазами видел, на что способны люди. Я видел, как то, что казалось невозможным, стало возможным.

Почти все 1980-е гг. я работал над предотвращением случайной ядерной войны, часто выезжая в Вашингтон и Москву. Я стал свидетелем замечательной трансформации американо-советских отношений, когда Берлинская стена пала и холодная война подошла к концу, вопреки всем трудностям и ожиданиям.

Когда в конце 1980-х гг. я впервые посетил ЮАР, чтобы на месте разобраться в сути конфликта и предложить обучение навыкам ведения переговоров, опытные политические обозреватели считали, что потребуются десятилетия и, возможно, кровавая гражданская война, чтобы положить конец расистской системе апартеида. Вместо этого за несколько лет, вопреки почти всем прогнозам, деструктивный конфликт трансформировался – и президентом был избран Нельсон Мандела, проведший в тюрьме 27 лет.

В последние годы я имел честь служить советником президента Колумбии, который стремился сделать то, что большинство людей в его стране считали совершенно невозможным: положить конец гражданской войне, которая продолжалась почти полвека. В этой войне погибли сотни тысяч человек и пострадали более 8 млн{5}. Потребовалось шесть лет тяжелых переговоров, но в конце концов был заключен исторический мир и, к всеобщему удивлению, основные повстанческие силы сложили оружие.

Мой опыт не ограничивается войнами. Я видел, как семьи исцеляют раны, нанесенные раздором. Я был свидетелем того, как непримиримые соперники в бизнесе снова становились друзьями. Я наблюдал, как лидеры всех сторон политического спектра в моей стране учились работать вместе. Я смотрел, как люди из всех слоев общества стремились превратить деструктивную конфронтацию в продуктивные переговоры.

Если это случалось раньше, я верю, что это может случиться снова.

Я не наивен в отношении темной стороны человеческой души. Почти пять десятилетий работы в сфере, которая иногда кажется сердцем тьмы, позволяют мне заявить, что я не из тех, кто недооценивает человеческое невежество и жестокость. Я также много знаю о негативных возможностях конфликта.

Более 40 лет назад мне довелось провести день в одиночестве на мемориале на месте нацистского лагеря смерти в Треблинке. Я бродил по высокой траве среди рядов вертикальных камней. Подозревал, хотя и не знал наверняка, что под этими камнями покоились мои дальние родственники. Я чувствовал, что каждая душа была частью чьей-то семьи и, следовательно, близкой для всех нас. Меня накрывало волнами печали, и у меня не было слов, чтобы говорить о той бесчеловечности, на которую мы способны по отношению к нашим собратьям. Тогда и там я поклялся себе, что не буду сидеть сложа руки, а сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь предотвратить ядерный холокост, угрожающий всем нам.

Спустя 13 лет, работая над проблематикой войны в Югославии, я отправился во временный лагерь боснийских беженцев-мусульман вместе со старым другом детства Питером Гэлбрейтом, тогдашним послом США в Хорватии. Беженцы оказались в ловушке: полоска земли в километр шириной была зажата между рядами сербских танков с одной стороны и хорватских танков с другой. Все жерла пушек были нацелены на нейтральную землю между ними. В сопровождении канадских миротворцев ООН, в бронежилетах и с автоматическим оружием, мы с Питером прошли мимо танков и солдат в руины деревни. Дома были большей частью разрушены. Шальная ракета застряла в стволе дерева.

Тысячи женщин, мужчин и детей разбили лагерь в хлипких палатках, которые почти не защищали от приближавшейся холодной зимы. Люди казались совершенно дезориентированными, им некуда было идти. В любом месте они могли наткнуться на мины – каждые несколько дней беженец случайно наступал на одну из них и терял ступню или всю ногу.

По иронии судьбы мы прибыли как раз в тот момент, когда в импровизированной больничной палате, а на самом деле в школьном спортзале, рожала женщина. Я не мог не задуматься о том, что все эти невинные люди символизировали тяжелое положение человечества, оказавшегося между ядерными сверхдержавами, готовыми в любой момент развязать катастрофическую по разрушительности войну. Это было еще одним ярким напоминанием о негативных возможностях конфликта.

Сейчас, во время написания этой книги, моя основная работа по конфликтам связана с ужасными, трагическими событиями на Украине. Негативные возможности этого конфликта совершенно очевидны: мир, спустя три с половиной десятилетия после падения Берлинской стены, оказался в состоянии нового опасного конфликта между Россией и Западом. Как и в первой половине ХХ в., Европа снова стала сценой для яростных битв и жестокостей. Ядерный дамоклов меч снова навис над нашими головами. История как будто повторяется заново.

Первоначально я намеревался весь прошлый год сосредоточенно писать книгу – но обнаружил, что не могу выйти из игры и ничего не делать. Я пишу эти слова, работая над практическими мерами, которые могут помочь положить конец военным действиям, – регулярно беседуя с украинцами и русскими, американцами и китайцами, британцами, французами и многими другими.

Быть поссибилистом означает смотреть негативным вероятностям прямо в глаза и использовать их как мотивацию для настойчивого поиска позитивных возможностей. Работа никогда не заканчивается. «Возможное» не означает «неизбежное» или даже «вероятное». Возможное – это просто возможное.

От нас зависит, станет ли это возможное реальностью.

Тридцать лет назад я отправился вглубь тропических лесов Малайзии, чтобы посетить племя семаев, которых многие антропологи считают самыми миролюбивыми на планете{6}. Я хотел понять, как они справляются со своими конфликтами.

Они приняли меня с традиционным гостеприимством в большом бамбуковом доме на сваях, стоявшем в джунглях. Десяток семейств жили в одном помещении, ели и спали вместе. На следующее утро, после ночного сна на бамбуковой платформе, я, наконец, воспользовался возможностью задать одному из их старейшин вопрос, который давно меня интересовал:

– Почему ваш народ не воюет?

– Воюет? – удивленно переспросил он и на мгновение задумался. Затем посмотрел мне в лицо и ответил (через моего коллегу, выступавшего переводчиком):

– Тайфуны, землетрясения и цунами – это силы природы, которые мы не можем контролировать. Но война создана нами. Поэтому мы можем остановить ее.

Он говорил так, словно ответ был очевиден. Я полагаю, что для него это и было так, учитывая, насколько успешно его сообщество справлялось с самыми трудными конфликтами. Предложенное объяснение, воплотившее в себе практическую мудрость его народа, глубоко откликнулось во мне. Оно максимально близко к поссибилистскому кредо.

Проблема, с которой мы сталкиваемся, находится не во внешнем мире, а внутри нас. Это не технический, а человеческий фактор. То, что мы сделали, мы можем и переделать. Это правда возможно.

Ответ старейшины семаев подразумевал, что мы, люди, обладаем естественной, врожденной способностью конструктивно справляться со своими разногласиями. Меня как антрополога всегда поражало, в каких чрезвычайно социальных, очень коммуникативных, бесконечно любопытных и необыкновенно творческих приматов развился наш вид. Совместное решение проблем – великая сила человечества. Благодаря ей мы выжили и стали процветать.

Хотя насилие – наша врожденная способность, инструменты, позволяющие остановить его, также естественны для нас. Они являются эволюционным наследием, которое мы получили в дар от наших предков. Наше право по рождению – опираться на них и умело их использовать в эти трудные времена. Наша задача – не разрабатывать что-то совершенно новое, а, скорее, помнить то, что мы уже умеем, и применять это к проблемам современности.

Несколько лет назад мы с моим соседом и другом Джимом Коллинзом, автором классических книг о лидерстве, таких как «От хорошего к великому»[4]{7}, отправились на длительную прогулку по Скалистым горам в окрестностях нашего городка. Когда мы поднимались по крутому склону, Джим повернулся ко мне и спросил:

– Как тебе удается сохранять ощущение возможности в наши темные времена?

Я взглянул на открывшийся перед нами великолепный вид на горы и долины и ответил:

– Джим, это правда, что мы стали гораздо более поляризованными и как нация, и как человечество в целом и что нынешние времена могут выглядеть «темнее», чем другие. Но и в те времена, которые казались светлее, я всегда работал над самыми мрачными и трудными ситуациями. И меня всегда поддерживали именно возможности, которые я видел. Что может быть лучше?

– Тогда, – сказал Джим, – почему бы тебе не написать книгу, в которой будет сведено воедино все, чему ты научился, и которая поможет другим реализовать свои возможности в наши трудные времена?

Эта книга перед вами.

Я люблю совершать длительные прогулки на природе. Прогулка дает мне ясность и перспективу, вдохновение и творческие идеи. А также энергию и устойчивость, необходимые для работы над сложными конфликтами.

Я хотел бы предложить вам совершить со мной воображаемую прогулку. В этом путешествии я надеюсь передать вам извлеченные мной уроки о пути к возможному, ведь я стремился открыть окна возможностей в самых трудноразрешимых конфликтах. Хотя эта книга задумана как практическая, она не является руководством. Она не столько о методе, сколько о мышлении. Поссибилистское мышление – это способ взаимодействовать друг с другом творчески, проявляя интерес к нашим различиям в эпоху разобщенности.

Пожалуй, самый действенный способ передавать опыт, глубоко укоренившийся в нашей природе с доисторических времен, – это рассказывать истории. Истории – то, что мы запоминаем лучше всего, а значит, с их помощью мы быстрее всего учимся. Поэтому я возьму на себя смелость рассказать вам собственные истории – от профессиональных до личных – в надежде, что они отразят суть того, что я познал. В других своих книгах я по большей части делился историями других людей. В этой же буду в основном придерживаться своего опыта, потому что именно из него я извлек больше всего уроков. Я выбирал и располагал эти истории так, чтобы они подчеркивали ключевые открытия, которые я делал на пути к возможному.

В рамках многих историй я буду пересказывать разговоры, основываясь либо на записях, сделанных сразу после них, либо, в некоторых случаях, только на своей памяти, которая, как я признаю, может быть ненадежной. Я изменил имена некоторых людей (тех, которые не являются общественными деятелями), чтобы защитить их конфиденциальность.

Некоторые истории я уже рассказывал в других книгах – внимательный читатель наверняка узнает их. Я возвращаюсь к ним потому, что они многому меня научили, и потому, что сегодня вижу в них дополнительные аспекты. Здесь я рассказываю эти истории с большей детализацией и конкретикой, надеясь, что вы, как и я, найдете в них что-то новое.

Суть моей работы – поиск самых сложных и оказывающих наибольшее влияние на мир конфликтов. Многие из историй, рассказанных в этой книге, происходили в так называемых коридорах власти и описывают напряженнейшие политические ситуации. Но позвольте мне заверить вас, что эти конфликты по своей сути имеют много общего со всем нам знакомыми повседневными семейными и рабочими конфликтами. Масштаб может быть больше, но динамика аналогична. Конфликт есть конфликт, люди есть люди, и извлеченные уроки можно использовать практически в любой ситуации.

Я осознаю, что мой опыт связан с крупномасштабными конфликтами, где и непосредственными, и косвенными участниками были преимущественно мужчины. К счастью, сейчас этот огромный дисбаланс начинает выравниваться. Женщины всегда были влиятельными «серыми кардиналами» – третьими сторонами и миротворцами в конфликтах и на работе, и дома, и в мире. По всей планете они все чаще преодолевают барьеры на пути к полноценному участию в подобных делах. Я очень рад видеть, что большинство участников семинаров, которые я веду, теперь составляют женщины. Хотя предстоит еще много работы, женское участие внушает мне веру в светлое будущее человечества.

По мере того как мы будем вместе продвигаться вперед по моему пути к возможному, я приглашаю вас взглянуть на конфликты, которые бросают вызов вам самим – независимо от того, участвуете ли вы в них непосредственно или просто ими обеспокоены. Каков ваш собственный путь к возможному?

Прямо сейчас, во время написания этих страниц, я стал дедушкой. Неописуема та радость, которую я испытал, взяв на руки своего внука Диего в первый же день его жизни. Я почувствовал чистый потенциал этого существа, такого свежего и совершенно открытого. Держа его в объятиях и глядя в невинное спящее личико, я задавался вопросом, какой мир мы оставим ему и его поколению. Если бы он и все его ровесники обратились к нам из будущего, какую работу они попросили бы нас выполнить сейчас?

Я очень надеюсь, что эта книга вдохновит вас полностью раскрыть свой человеческий потенциал и изменить конфликты вокруг. Если мы сможем трансформировать наши конфликты, мы сможем трансформировать и наш мир.

Выбор за нами.