Кардонийская петля

Которые прошедший ливень превратил в раскисшее болото. Даже бронетяги заносило, чего уж говорить о грузовиках?

– Нужно нагнать. – Ян уставился на карту. – Нам приказано выйти к Змеиному мосту не позже семи.

Несмотря на раннее утро, внутри огромного «Доннера» царила забористая духота, набравшая силу за время ночного марша: расчёты спали в полном составе, командиры экипажей – по очереди с заместителями, а пахнут военные тела чем угодно, только не полевыми цветами. Имело смысл подняться наверх, поговорить на броне, но возле защищённой решетчатым колпаком лампочки было светлее, чем под предрассветным небом, удобнее читать мелкую карту, вот Ян и мучился, продолжая наслаждаться военно-полевыми ароматами.

– Всем конвоем не догоним, – пробормотал Хильдер.

– Грузовики тормозят, – понятливо кивнул Шипхе.

Фельдфебель был ветераном Банигартской ударной бригады, на «горячих» планетах, правда, не воевал, но двадцать лет в армии – это двадцать лет в армии, опыта Шипхе было не занимать, и именно поэтому Ян сделал заместителем его, а не молоденького лейтенанта Вэнса. Старый вояка понимал командира с полуслова и сейчас тоже не ошибся: именно три грузовика с припасами не позволяли бронетягам выйти на бездорожье, по которому, если верить карте, легко было срезать изрядный угол.

– Выиграем час.

– А как же тыл? – осведомился фельдфебель.

– Приедет позже, – махнул рукой Хильдер. – Остановите колонну, Шипхе, нужно отдать новый приказ.

Говорят, когда по рассекающей бескрайние приотские просторы чугунке несётся ночной грузовик, сверху, с аэроплана или цеппеля, открывается невероятное зрелище: яркий конус лобового прожектора световым мечом рассекает беспросветный мрак и… и больше ничего. То есть совсем ничего, кроме света и тьмы, и мистического ощущения их вечной битвы, разворачивающейся на твоих глазах.

А вот ночной пассажирский поезд производит иное впечатление – карнавальное. Ночной пассажирский освещён получше иной улицы: окна с разноцветными шторами, внешние фонари на вагонах, всё тот же лобовой прожектор… Иногда второй этаж вагона-ресторана снимает богатая компания, и тогда к весёлым огням добавляются залпы фейерверков на станциях и исполняемые приглашёнными музыкантами модные мелодии. Ночные пассажирские – яркие гусеницы, полные огня и жизни.

Никакой мистики.

Чугунки на Приоте строили ушерцы – кто же еще? – а за образец они взяли знаменитые тинигерийские железные дороги, самые большие в Герметиконе. И не только по протяжённости большие. Три континента Тинигерии располагались рядком, отделяемые друг от друга символическими, шириной от двух до десяти лиг, проливами, и в результате основное внутреннее сообщение на планете шло по чугунке. Помимо развитой сети огромный и постоянно возрастающий грузооборот требовал или всё большего количества поездов, или повышения грузоподъёмности, в результате расчётливые и предусмотрительные тинигерийские да́ры построили то, что в Герметиконе назвали «суперчугункой». При ширине колеи, чуть-чуть недотягивающей до трёх метров, тинигерийцы использовали двухэтажные пассажирские вагоны и необычайно объёмные грузовые, поражающие воображение тех, кто попадал на планету впервые. А уж те колоссы, которые тинигерийцы называли паровозами, казались ожившими фантазиями всех безумных изобретателей Герметикона. Гигантские машины использовали самые большие из существующих Философских Кристаллов – предназначенные для цеппелей, – и могли тянуть за собой до восьми тысяч тонн.

Кардонийский вариант «суперчугунки» не уступал оригиналу. Ушерцы аккуратно скопировали всё, от системы управления до количества ведущих в кабину машиниста ступенек и убранства вагонов-люкс, которые напоминали компактные дворцы. Большая гостиная, кабинет, три спальни, каждая со своей туалетной комнатой, гардеробная, помещения для охраны и прислуги – люксы предназначались для комфортного путешествия тех, кто не привык ни в чём себе отказывать. Кто как должное воспринимал резные деревянные панели, усшанские ковры, позолоченные ручки, подлинники на стенах и наличие вышколенного персонала, готового исполнить любую прихоть.

Арбор Махим, бывший консул Приоты, родился в семье бедного фермера, однако последние годы провёл на вершине власти и даже не задумался о том, что в убинурском скором есть обыкновенные, скромные вагоны.

– В поезде спокойно, даже в ресторане не шумят. – Вельд, начальник личной охраны Махима, позволил себе улыбку. – Сейчас предпочитают не веселиться, а напиваться и ложиться спать.

– Потому что безнадёга?

Армия разбита, ушерцы взяли почти весь левый берег, никто не знает, что будет дальше.

– Вы, как всегда, правы, синьор Махим.

Вельд шёл с Арбором последние десять лет: участвовал в демонстрациях и митингах, прикрывая от кулаков провокаторов, попадал в полицейские участки, а потом, когда Махим взлетел на самый верх, стал начальником охраны. И оставался на должности даже сейчас, когда от потерявшего консульское кресло Арбора отвернулись почти все друзья и союзники.

То ли идти было некуда, то ли и в самом деле – предан.

– Поспи, – неожиданно произнес Махим.

– Извините?

– Я вижу, как ты напряжён, – продолжил Арбор. – Иди и поспи, тебе необходим отдых.

– После Чишинджира, – помолчав, согласился Вельд. – После последней остановки.

– Только обязательно.

– Обещаю.

Махим кивнул телохранителю, поднялся с кресла, прошёл в спальню, тщательно прикрыл за собой дверь и остановился, глядя на читающую книгу жену. Преданная или некуда идти?

Амалия родилась в семье богатого скотопромышленника, вышла за Арбора в дни, когда карьера Махима шла в гору, несколько лет была первой синьорой Приоты, а теперь… Теперь покорно ехала в изгнание, хотя могла бы вернуться к отцу. Или не могла?

– Когда мы приедем?

Амалия прекрасно знала, что скорый приходит в Убинур в одиннадцать утра, но задала вопрос. То ли для поддержания разговора, то ли уколола, намекая, что вынуждена – с детьми! – ехать в захолустный порт, чтобы бежать с родной планеты. До сих пор Амалия была идеальна: красивая женщина, умная подруга, великолепная любовница и заботливая мать, но в последнее время Арбор научился осторожничать с окружающими.

– Скорый приходит в одиннадцать.

– Нас будут ждать?

– Надеюсь, нас будут ждать друзья, – уточнил Арбор.

– И кроме надежды у нас ничего нет, – вздохнула женщина.

Ещё один укол? Махим хотел ответить резко, но сдержался. Укол или нет, Амалия права: надежда сейчас – их главный и единственный капитал.

Дни в поезде были наполнены новыми образами, которые отвлекали семью от тоскливых размышлений: просторы правого берега, которые с восторгом разглядывали дети; огромные вагоны, по которым им дозволялось бегать; суета, возня, игры… Днём они даже смеялись: и дети, и взрослые. Но наступила ночь, малыши сопят в своей комнате, а в головы их родителей змеями полезли неприятные мысли.

Тьма за окном вызывает тьму в душе.

– Я никогда не была на Белиде, – ровно продолжила Амалия, – но то, что я о ней читаю, меня не радует.

Только сейчас Арбор понял, что у жены не книга, точнее, не совсем книга, а подарочный экземпляр «Записок о Белиде» из знаменитой серии «Записки о…», издаваемой Астрологическим флотом и содержащей весьма подробные и разносторонние сведения о планетах.

– Климат хуже, чем у нас, людей меньше, развитие ниже.

Махим и сам знал, что Кардония, даже провинциальная Приота, куда интереснее для проживания, чем соседняя планета. Но захолустная Белида обладала весомым достоинством:

– Там наши друзья.

– Ты веришь Джону?

– Он сам предложил помощь.

– Надеюсь, от чистого сердца.

Амалия вновь уткнулась в книгу. Арбор кивнул и стал медленно стаскивать пиджак.

Надежда – всё, что у них осталось.

Надежда – их главный капитал.

Единственная приправа к горькому хлебу изгнанника.

– Ты что-нибудь понимаешь? – осведомился Аксель, не отрывая от глаз бинокль. – Двенадцать.

– Я похож на человека, который что-нибудь понимает? Тринадцать.

Они лежали на вершине холма, негромко переговаривались, пожёвывая соломинки, и таращились на мост, который им приказали взорвать. С удивлением таращились.

– Теперь ты офицер, Адам, теперь ты обязан всё понимать или делать вид, что всё понимаешь, чтобы не выглядеть идиотом перед нижними чинами, – размеренно произнёс Крачин. – Четырнадцать.

– Доводилось?

– Не нужно острить. Пятнадцать.

– А что нужно? Этот нам уже попадался, так что четырнадцать.

– Пересчитать уродов и перебить их, пока они капсюлями хлюпают. – Аксель потер глаза. – Всё равно пятнадцать. Один сидит под мостом, лодки стережёт.

– Кого «их»? Мы ведь не понимаем, что происходит.

– Мы офицеры, Адам, мы разберёмся. Это наша прямая обязанность.

Первая часть рейда удалась на славу: их не засекли, они не напоролись на вражеский пост и не вступили в бой. Прошли сто с лишним лиг тихо, как мыши, ничем не потревожив землероек. То ли святая Марта решила помочь своим бедовым детишкам, то ли крылатый жлун закрыл своей тенью. К Змеиному мосту отряд вышел без потерь, точно по графику, и тут возникла проблема, о которой донесли высланные вперёд разведчики: охрана уничтожена, мост захвачен. Но не ими. Изумлённые командиры отправились на холм, с которого открывался превосходный вид на мост, и вот уже десять минут изучали неожиданный пейзаж: окна караульного помещения разбиты, двери распахнуты, на стенах следы пуль, повсюду трупы. А по массивным каменным опорам и металлическим пролётам Змеиного моста шустро лазают ребята в военной форме без знаков различия.

– Есть ощущение, что они хотят взорвать наш мост.

– Это оскорбительно, – усмехнулся Сантеро. – Мост должны взорвать мы, и мы никому не позволим нам помешать.

– Хорошая шутка, – одобрил Крачин.

– Спасибо.

– Тем не менее предлагаю подумать вот над чем: если наши незнакомые друзья настроены решительно, зачем мешать?

Опытный эрсиец не сказал, но быстро учащийся жизни алхимик легко услышал резоны, на которые намекал обер-шармейстер: не придётся вступать в бой, рисковать, терять людей и даже славой делиться не придётся, поскольку каждая группа будет докладывать об успехе своему начальству и, естественно, сообщит, что взрыв устроила именно она. Другими словами: все довольны. Но Адама смущала одна мелочь:

– Я знаю, почему мы должны взорвать Змеиный мост, но не понимаю, зачем это понадобилось кому-то ещё. Улавливаешь?

Кто перед ними? Вторая диверсионная группа ушерцев? Нет. Землеройки? Но зачем они перебили своих? Что происходит?

Сантеро почесал кончик носа.

– Есть ощущение, что землеройки…

– Это не землеройки, – перебил друга Аксель.

– То есть? – опешил Адам.

– Это менсалийцы, видишь чёрные повязки? – В отличие от алхимика эрсиец был профессиональным военным и прекрасно знал повадки наёмников с различных планет.

– Что тут делают менсалийцы? – растерялся Сантеро.

– То же, что и я, – хладнокровно ответил Крачин. – Воюют на чужой земле.

– Извини.

– За что? Лучше воевать здесь, чем на родине… – Аксель на мгновение задумался. – Менсалийцы служат землеройкам, их послали взорвать мост. А ушерское командование на тот же мост посылает эрсийцев.

– И что?

– Ничего, – пожал плечами Крачин. – Просто забавное совпадение, не находишь? Сто двенадцать лиг ночного марша по чужой территории, а теперь выясняется, что здесь нет ни одного зенитного пулемёта.

– И ещё выясняется, что землеройки хотят взорвать собственный мост, – сообразил Сантеро. – Только мне кажется, что мы оказались в центре непонятной возни, чтоб их всех трижды в левый борт?

– И это плавно возвращает нас к вопросу: что делать?

– Э-э… – Адам размышлял недолго: – Ты ведь сам сказал, что мы должны во всём разобраться. Неужели тебе неинтересно?

– Мне интересно, – кивнул Аксель. – Но я всегда держусь подальше от непонятных вещей и тебе советую. Лучше капсюлем хлюпать, чем остаться без пальцев.

– Подальше не получится, – неожиданно жёстко ответил Сантеро. – Мы уже вляпались.

– Ладно. – Крачин без восторга посмотрел на друга, понял, что Адам не отстанет, и вздохнул: – Менсалийцев пятнадцать, и они заняты, у меня двадцать парней и внезапность. Через десять минут я очищу мост от посторонних.

– Возьми хоть одного живым.

– Не маленький, понимаю.

– Ладно, ладно, – пробурчал Помпилио, отвечая на ехидный взгляд Нестора. – Не такие уж они и плохие, эти этажерки. Их трясёт, болтает, кажется, что они вот-вот рухнут на землю, но мы долетели, и это меня подкупило.

Дер Даген Тур привык к цеппелям – аппаратам большим, надёжным и что называется основательным; довольно благосклонно отнёсся к тяжёлым паровингам, а вот в лёгком аэроплане не почувствовал ни силы, ни мощи. К тому же его едва не стошнило в полёте, а потому единственным положительным моментом Помпилио счёл тот факт, что они с Нестором живыми добрались до точки назначения.

– Аэропланы станут лучше, – с энтузиазмом пообещал Гуда. – Им есть куда расти.

– Зато некуда летать, – хмыкнул дер Даген Тур. – Аэропланы – пленники одного неба.

– Э-э… – В какой-то момент показалось, что Нестор собирается затеять спор, но Гуда решил признать очевидную правоту друга: – Так и есть. Астринг на них не поставишь.

И перевёл взгляд на взлетающие машины: доставившие адигенов пилоты покидали вражескую территорию.

– Забыл сказать: я приказал «Длани» незаметно сопровождать поезд вплоть до Убинура.

– Какой смысл, если у нас нет рации?

– Эшелон будут постоянно патрулировать аэропланы.

– Ядрёная пришпа! У нас вроде бы тайная операция.

– Самолёты у меня галанитского производства, и я велел нанести на них приотские опознавательные знаки, – рассмеялся Гуда. – Не волнуйся, я знаю, как нужно.

– Как – я вижу, а для чего?

– Самолёт над головой не помешает.

Дер Даген Тур покачал головой, показывая, что у него имеется особое мнение насчёт жужжащих на виду аэропланов, но развивать тему не стал, подхватил бамбаду и захромал к прячущемуся за небольшим холмом разъезду.

– Билеты покупать будем? – благодушно осведомился пристроившийся рядом Нестор.

– Пообещаем заплатить потом – у меня нет наличных.

– Правда? – изумился Гуда. – Ни гроша?

– А зачем?

За делами родового гнезда следил управляющий, обеспечением «Амуша» занимался суперкарго Бабарский, количество наличных на повседневные расходы контролировал Теодор Валентин – Помпилио регулярно проверял финансовые документы, но к деньгам прикасался редко.

– А если что-то пойдёт не так, и тебе придётся одному пробираться в Унигарт?

– У меня есть моё слово и мои бамбады, не вижу необходимости в деньгах. – Дер Даген Тур усмехнулся. – Ты научишься.

– Чему? – не понял Нестор.

– Теперь ты дар, а значит, деньги потеряли для тебя прежний смысл. – И раньше, чем Гуда задал вопрос, продолжил: – Адигенам нужны деньги, чтобы вести жизнь, которую они считают достойной. У простолюдинов несколько сложнее, деньги для них – символ положения в обществе и возможность получить власть. Галаниты и вовсе выстраивают на золоте свою ущербную философию, уверяя, что нет ничего важнее богатства. Но ты – дар, у тебя есть положение, богатство и власть, а ещё – ответственность. Ты на самой вершине, но не принадлежишь себе. И деньги для тебя – инструмент, с помощью которого ты делаешь то, что нужно, или то, что хочешь.

– Всё правильно – инструмент, именно так я к ним и отношусь.

– Тогда скажи, когда ты в последний раз прикасался к лопате?

– Поймал. – Нестор усмехнулся, решив обдумать урок дер Даген Тура позже, и вернулся к насущным делам: – Как мы отыщем Махима?

– Он в одном из трёх первых вагонов.

– Откуда ты знаешь?

– Первые три – вагоны-люкс, затем ресторан, затем вагоны второго класса, затем багажный, почтовый и только потом третий класс, – расчертил схему поезда Помпилио.

– То есть третий класс в ресторан не ходит?

– Их специально отсекают от остальных пассажиров.

– Мне всё больше и больше нравятся демократические миры.

– Обратись к психотерапевту.

– Зачем?

– Ты становишься жестоким.

– Но…

Нестор был не прочь поболтать ещё, однако Помпилио вернул его на землю:

– Обсудим, что делать.

– С удовольствием.

Учитывая, что поезд, замерший впереди, подобно огромной металлической стене, допивал последние капли воды, предложение следовало признать своевременным.

– Войдём в третий вагон, я на первый уровень, ты – на второй…

– Тихо!

Они как раз дошли до небольшого пакгауза на краю разъезда. Особо не скрывались – тянущийся от холма кустарник надёжно защищал адигенов от ненужных взглядов, а потому на открытом пространстве Нестор оказался неожиданно: заболтался и шагнул за угол. И тут же отшатнулся назад, схватив Помпилио за плечо.

– Тихо!

– Что?

– Посмотри сам.

Дер Даген Тур снял с плеча бамбаду, осторожно выглянул и поморщился: на противоположном конце разъезда, у домика, стояли вооружённые люди.

– Телохранители Махима?

– Какие ещё телохранители?! – заорала Орнелла.

– А кто? – огрызнулась Колотушка. – Вояки?

– Откуда им тут взяться?

– Ушерские диверсанты? Бандиты? Дезертиры? Упившиеся наёмники? Полоумное местное ополчение?

Орнелла громко выругалась.

Глупость происходящего не просто раздражала – приводила в неистовство. Убинурский скорый вот-вот уйдет, а они, десять профессиональных военных, сидят за углом станционного домика и не рискуют пройти последние двадцать метров по открытому пространству перрона. А всё потому, что осторожный Ворон засёк за дальним пакгаузом вооружённых мужиков. Кажется, двоих. Хорошо ещё, что стрельбу не открыл, умник, свистнул только, предупреждая об опасности, и двадцать шагов – самый простой этап операции – превратились в проблему. Потому что мужики тоже укрылись, сверкнув на прощание сдёрнутыми с плеч длинностволами.

– Может, охотники.

– Считаешь себя уткой? Или козой?

– Орнелла!

Любому другому Эбби Сирна по прозвищу Колотушка крепко врезала бы за подобную грубость, но Орнелла стояла особняком, на неё Эбби могла лишь дуться.

– Извини, – опомнилась та. – Извини.

– Я всё понимаю, – вздохнула Колотушка. – Глупая ситуация.

А как из неё выходить, следовало решать, и решать поскорее.

На операцию Орнелла Григ взяла девятерых помощников, собственно, всю группу, с которой прибыла на Кардонию, но вовсе не потому, что беспокоилась или считала задачу сложной. Просто, по её мнению, подчинённые должны пребывать в тонусе, и нет для его поддержания ничего лучше, чем бесхитростное задание: убить бывшего главного туземца и его телохранителей. Пусть ребята разомнутся, пусть наполнятся боевым задором.

До разъезда они добрались два часа назад, прилетели на аэропланах и заняли позицию в кустарнике, где и дождались прибытия скорого. За всё время – ничего подозрительного. Правда, минут десять назад Чёрный вроде различил тарахтение авиационных двигателей, но звук оказался слишком слабым, и Григ отмахнулась.

А теперь подумала, что напрасно: аэропланы могли доставить в Чишинджир ушерских диверсантов. На разъезде всего двое служащих, оба всё время остановки скорого проторчали у водокачки, незаметно проскочить мимо них в вагон – легче лёгкого, поскольку большая часть проводников, несмотря на должностную инструкцию, предпочитала безлюдный разъезд проспать.

– Сейчас поезд уйдёт, – пробормотала Колотушка.

– Они не нападают, – медленно произнесла Орнелла. – Полагаю, им тоже нужно ехать, а раз так, почему бы нам не отправиться в вагон?

Укроп многозначительно клацнул затвором карабина.

– Нужно быть наготове, – кивнула Григ. – Но первыми огонь не открываем, ясно? Спокойно идём к вагонам… – Паровоз дал гудок. – Не быстро, но и не медленно. Ворон и Ленивый прикрывают.

– Огонь не открываем? – уточнил Ворон.

– Только ответный.

– Глупо.

– Собрался со мной спорить? – изумилась Орнелла.

Колотушка удивлённо подняла брови, но опомнившийся боец уже заткнулся.

Наказывать его Григ не собиралась, поскольку сама удивлялась проявляемой осторожности: бояться двух мужиков? Что может быть смешнее! Но Орнелла всегда прислушивалась к предчувствиям, а сейчас они говорили, что с незнакомцами лучше не связываться.

Ещё один гудок.

– Приготовились. Пошли.

Григ вышла на открытое пространство первой, вышла боком, держа в поле зрения пакгауз, и тут же вздрогнула: паровозный гудок заставил мужиков прийти к аналогичному решению. Они покинули укрытие и спокойно, не быстро, но и не медленно, направились к вагонам. А увидев Орнеллу, не сделали ни одного угрожающего жеста.

– Надеюсь, мы поняли друг друга.

Сердце колотилось как бешеное, проклятый поезд тронулся, но Григ заставляла себя не дёргаться.

– Главное – сесть в поезд. Всё в порядке…

Три ступеньки, и она в нижнем тамбуре, следом Колотушка, затем Укроп, Колдун, Спичка, Губерт, Шиллер…

Нервы у Ворона не выдержали, когда в вагон поднимался Шиллер. Незнакомцы тоже добрались до поезда, и тот из них, что прихрамывал, вскинул винтовку. Возможно, он собирался закинуть её на плечо. Возможно, просто поднять, чтобы сесть в вагон. Как бы там ни было, ствол, смотревший до сих пор вниз, на мгновение уставился на Ворона, и тот…

– Нет! – Орнелла не успела. Заорала бешено: – Нет!!

Но не успела.

Ворон выстрелил, промахнулся и тут же получил ответ. Так быстро получил, словно хромой надавил на крючок одновременно с ним. Тяжёлая алхимическая пуля вошла Ворону в лоб и на куски разнесла голову.

– Дерьмо! – Другие слова Григ позабыла.

Ворон рухнул.

– Братан!

Чёрный бросился к другу в дурацкой попытке прийти на помощь. Или поддержать. Или просто – машинально бросился к другу, потому что это друг. Человек, с которым побывал во многих передрягах, которому доверял и которого любил.

– Братан!

Чёрный бросился, но хромой знал законы боя: раз начал убивать – не останавливайся. И следующий его выстрел был столь же точен, как первый. Только пуля разворотила Чёрному не голову, а грудную клетку.

На несколько мгновений ошарашенная Орнелла потеряла контроль над собой. Стояла на площадке вагона, не отрываясь смотрела на медленно удаляющиеся тела и не могла осознать, каким образом два прекрасно обученных, подготовленных, экипированных, опытных бойца погибли в течение трёх секунд.

– Там бамбальеро! – завопила Колотушка.

И всё встало на свои места.

– Я знаю! – хрипло ответила Григ. Со злостью захлопнула дверь, повернулась и жёстко оглядела подчинённых. – Мы не должны были терять ребят!

Но оплеуха не способна сбить с ног, и случайная перестрелка, пусть даже и с бамбальеро, не должна помешать исполнению поставленной задачи.

– В какой вагон они сели?

– Куда-то в хвост, – доложила Колотушка.

Они же, вместо запланированного люкса, оказались в последнем вагоне второго класса.

– Нужно отцепиться от них, – предложил Шиллер. – Оставим полпоезда здесь, пусть бамбальеро уток стреляет, а не нас.

– Нельзя.

– Почему?

– Потому что Махим осторожен и мог перейти из люкса в другой вагон.

– В третий класс?

– Куда угодно, – отрезала Орнелла. Она уже взяла себя в руки. – Мы не можем отцеплять вагоны, пока не найдем Махима. – Пауза. – Укроп, выберись на крышу и дуй в паровоз. Учитывая обстоятельства, нужно взять его под контроль.

– Есть.

– А мы действуем по плану.

– Ты уверен?

– Да, синьор Махим, уверен, – кивнул мрачный Вельд. – Извините, что пришлось вас разбудить, но выхода не было: на разъезде произошла перестрелка, и обе враждующие группы сели в поезд.

– Уверен, что сели?

– Абсолютно.

– Плохо. – Махим потер глаза и повторил: – Плохо.

– Согласен.

Телохранителей пятеро, вооружены лишь пистолетами и сумеют ли отбиться – большой вопрос. Второй, не менее серьёзный вопрос: что за вооружённые люди сели в поезд и почему они сражались друг с другом?

– Возможно ли, что перестрелку затеяли пьяные солдаты?

– Возможно, – подтвердил Вельд. – Люди из одной группы точно носят военную форму, но я не разглядел знаков различия. – Телохранитель помолчал. – А ещё у них маленькие ранцы.

– Что это значит?

– Так снаряжают диверсантов.

– Ушерских?

– Всех.

Арбор тихонько выругался.

Разругавшись с Компанией и лишившись поста консула, Махим был готов к тому, что его попытаются убить. Устроят покушение или «несчастный случай» – не важно, главное, что попытаются. И вовсе не потому, что Арбор собирался вредить бывшим друзьям, просто злопамятность галанитов вошла не в одну поговорку. Махим был готов к нападению, но пока он жил в Линегарте, его никто не трогал. Махим успокоился, и поэтому появление неизвестных заставило его нервничать с удвоенной силой. К тому же нападение в поезде могло навредить семье, детям, и понимание этого окончательно выбило Арбора из колеи. Он растерялся. И почти запаниковал.