Лето горячих дел
Мамонов изобразил улыбку. Свидетельница попрощалась и удалилась.
– Давай рассказывай – может быть, и нас сюда подключат, – сказал Комов.
– Уже подключили. Договорились о совместном расследовании. А что насчет всего этого… – Мамонов на несколько секунд задумался. – Вроде бы обычное ограбление, но с некоторыми нюансами. Сделано все профессионально и быстро: отключили электричество, подогнали грузовик, мужик из соседнего дома видел, зацепили оконную решетку и выдернули ее. Потом через окно забрались в помещение, убили охранника и, скорее всего, его наган прихватили, – у него в кармане нашли патроны россыпью. Сейфы вскрывал хороший специалист, какой-нибудь медвежатник со стажем, поэтому вскрыл быстро. Ну, и деньги тю-тю.
– А электричество как отключили? Пробки вывинтили? – Комов усмехнулся.
– Издеваешься, капитан, – отмахнулся Мамонов. – Пробки и провода все целы. Дальше не разбирались. Пока света нет. Надо электриков вызывать.
– Сейчас сами разберемся.
Комов подошел к окну.
– Крон, зайди. Он у нас специалист по подобным штучкам – мастер на все руки. – Через минуту появился Крон. – Кеша, разберись с электричеством.
Кеша разобрался. Минут через двадцать.
– В трансформаторной будке нужный проводок обрезали – человек знал, что обрезать, не новичок в этом деле. Остальное в норме.
– Ну, вот видишь, – сказал Мамонов. – Все продумано до мелочей.
– Да уж. Ну, я пошел докладывать. Помощь нужна? – спросил Алексей.
– Пока нет, – отмахнулся Мамонов. – Кстати, знаешь, чем охранника ткнули, да так в теле и оставили? Видно, сильно спешили. Вот смотри. Качественное перо.
Мамонов вынул из ящика стола бумажный пакет и высыпал его содержимое на столешницу. У Комова загорелись глаза. Среди рассыпанных вещей лежал финский нож с наборной рукояткой.
Очень любопытно. Прямо как тот, с химзавода.
– Слушай, капитан, Дай мне этот ножичек на время. Знаешь историю на химзаводе? Там я такую же финку с трупа снял. Надо сравнить. Могу расписку написать.
Комов вопросительно посмотрел на Мамонова.
– Думаешь, одна и та же банда сработала? – спросил тот.
– Предполагаю, – ответил Комов.
– Бери. Отпечатки пальцев уже сняли. А расписку не надо. Я же опер, а не следак.
Уже сидя в машине, Комов подумал: «А у Волошина прямо собачье чутье на всякие грядущие гадости. Это я еще в Берлине заметил».
Комов зашел к начальнику и выложил на стол два ножа.
– Вот эта финка с химзавода, а эта из сберкассы. – Комов посмотрел на сидящего напротив Волошина. – Прямо сестры-близнецы. И я попробую раскрутить эту тему поподробнее. Кто и кого снабжает этими штуками.
– Есть наметки? – Волошин насторожился.
– Есть, – подтвердил Комов. – Дело об ограблении сберкассы нам передадут?
– Пускай МУР им занимается. Пока что. Мы все что надо узнали. Птицу видно по полету, а банду по почерку. Работай по своему плану.
Комов вспомнил, где еще видел такой ножичек. Третий по счету.
Алексей родился в хулиганском районе столицы Марьина Роща. Жил он с родителями в двухэтажном бараке, с длинным коридором и комнатами на обе стороны, кухня и клозет в единственном числе на всех жителей этажа, прочие удобства отсутствовали, а если захочется помыться, то в тазике или в бане за полтора километра от дома. Когда начали обильно сажать врагов народа, и возникла нехватка специалистов, то отца Алексея с инженерной должности перевели в начальство и семья переехала в двухкомнатную благоустроенную квартиру. Кроме уличных драк, походов по огородам дети играли в азартные игры на деньги, в частности в «пристенок». Алексей весьма преуспел в этой области, – по крайней мере, на мороженое хватало.
Вернувшись с фронта, Комов навестил родные края, переодевшись в гражданку: брюки клеш, кожаная курточка и кепка блином. Пообщавшись с друзьями детства, он в сильно нетрезвом состоянии отправился на трамвайную остановку, а по дороге увидел, как несколько пацанов играют в «пристенок». И у него взыграло, захотелось ощутить далекие детские радости, окунуться в счастливое прошлое.
Комов подошел к пацанам и предложил:
– Сыграем?
Мальчишки, посмотрев на пьяноватого мужичка, решили, что на нем можно хорошо поживиться. И не ошиблись. Алексей вынул денежную купюру и положил ее на обрубок дерева, валявшийся рядом со стеной.
– У нас такого куша нет, – сказал старший из пацанов.
Комов забрал купюру и высыпал кучу мелочи. Пацаны прикинули.
– Столько найдем.
Расстояние между монетами мерили согнутым электрическим проводом типа «лапша». Комов оценил нововведение, – мало ли у кого какие кисти и как растягиваются пальцы.
Он очень быстро проиграл, криво усмехнулся и потрепал победителя по волосам.
– Молодец. На мороженное заработал.
– Дядя, а хотите яблоко? – спросил пацан и, не дожидаясь ответа, разрезал пополам яблоко финкой с наборной рукояткой и передал половинку Комову.
– Спасибо, – сказал Комов. – Дай ножичек посмотреть. Очень любопытно. – Он вернул финку пацану. – Где достал?
– Да так… есть тут один, – уклончиво ответил мальчик.
– Понятно. Как тебя зовут?
– Коля.
– Ладно, покедова, Коля.
Комов, пошатываясь, отправился на трамвайную остановку, грызя по дороге яблоко.
Черная машина подъехала прямо впритык к группе пацанов, играющих в «пристенок». Коля находился среди них. Комов открыл заднее стекло и сказал.
– Коля, иди сюда, поговорить надо.
Мальчик его узнал, но не испугался, а, вытаращив глаза от любопытства, умостился на заднем сиденье, рядом с Комовым. Тот вынул из планшета финку.
– Покажи свою. – Ножи выглядели абсолютно идентичными. – В прошлый раз ты мне не сказал точно, кто раздает такие ножички, а мне нужно знать точно.
Коля понял, что ему от ответа не отвертеться. Офицер, целый капитан, приехал к нему персонально. Как такому откажешь?
– Это Прыня. У него их много.
– Он что, бесплатно такие ножички раздает?
– За услуги, – пояснил пацан. – Кто же бесплатно даст?
– Какие услуги?
– Ну там… Последить за кем-нибудь или отнести что-нибудь по адресу.
– Понятно. – Комов на несколько секунд задумался. – А как зовут этого Прыню и где он обитает?
– Как зовут, не знаю – Прыня и Прыня, а живет вон там. – Коля махнул рукой в сторону соседней улицы. – Там частный дом с флюгером-петухом на крыше.
– Ну, ладно, иди. Спасибо.
Мальчишка ушел, а Комов задумался:
«Надо срочно установить этого Прыню и запросить на него данные в МУРе. Наверняка, где-нибудь по хулиганским делам засветился. А может, это он в сберкассе охранника приголубил? Вполне возможно. Надо его брать, и побыстрее, пока не смылся. Пацаны могут его предупредить».
Комов сделал запрос в МУР с пометкой «срочно». Ответ пришел в тот же день.
Артюхов Михаил Сергеевич, кличка Прыня. Адрес проживания… Родители погибли в начале войны. Жил с бабушкой. Когда бабушка умерла, остался жить в том же доме с двумя неустановленными гражданами. В возрасте 14 лет выбил глаз девочке ручкой с пером. Врачи установили, что пациент подвержен неконтролируемой агрессии. Несколько раз привлекался за уличные драки с тяжелыми последствиями. Не исключено его сотрудничество с местными бандами.
«Надо брать и крутить до упора», – решил Комов.
Волошин дал добро на операцию без особых раздумий.
– Только не переусердствуй там. Знаю я тебя.
– Так это зависит от клиента. Если расколется сразу, так пальцем его не тронем, разве что чуть-чуть, а иначе… Ты знаешь нашего спеца в этой области. Начнет вырезать всякие органы, включая селезенку, так запоет как птичка, несмотря на всю упертость.
Захват
На разведку Комов отправил лейтенанта Жигова, опытного разведчика из его роты, которого он принял в свое подразделение. Все его сержанты в ГУББ стали лейтенантами. Жига убедился, что в искомом доме в настоящий момент проживает трое парней, а именно – Артюхов и, вероятно, двое его сообщников. Лейтенант прошелся по окрестностям, наметил варианты подхода-отхода и вечером того же дня доложил о результатах начальнику. Больше всего он акцентировал внимание на овражке, находящемся рядом с параллельной улицей, заросшем кустами и выходящем прямиком на трассу.
«Дом небольшой, но крепкий, кирпичный. Сзади участок с плодовыми деревьями и бревенчатой баней. Если бы мне нужно было смыться, то я прошел бы по огородам и через этот овражек, добрался до трассы, а там ищи-свищи», – сказал Жигов.
На операцию по захвату вместе с Комовым отправились восемь человек. Фургон оставили за квартал от нужного дома, а потом рассредоточились и пошли пешком, ориентируясь на заранее оговоренные места для организации засад. В дом пошли трое во главе с Комовым. Еще не успела закрыться калитка, как в задней части дома распахнулось окно, из него выпрыгнули двое и побежали по направлению к оврагу.
«Прав оказался Жигов, но там Фомин. Этот не упустит».
Один из бежавших приостановился возле бани и произвел два выстрела из пистолета. Один из офицеров схватился за плечо и осел на землю. Стрелок попытался свернуть за угол, но не успел, – Жигов, прикрывавший группу с фланга, мгновенно определил источник стрельбы и несколько раз пальнул в этом направлении.
«Жига не промахнется», – подумал Комов и не ошибся – возле бани подергивалось агонизирующее тело.
– Тут мы одного взяли, – послышался голос из распахнутого окна дома. – Забился под диван, как таракан. Сидит и только глаза пучит.
Прыня, обнажив ствол, миновал параллельную улицу, пробежал через проезд между соседними домами и устремился к оврагу. С кем связались, пацаны! В разведроте Комова Фомина называли языковедом. Мастер по захвату языков. Скольких он немцев пленил, один бог знает. Сам он не считал. Неожиданно для Прыни его запястье с пистолетом обхватила чья-то рука. Прыня машинально нажал на спусковой крючок, раздался выстрел, но пуля ушла в землю. Одновременно с этим он получил жесткий удар по загривку и потерял сознание. Отменный рукопашник Фомин умел бить, чтобы только оглушить противника, но не отправить на тот свет, что было проще. Но команда была брать живым, что он и сделал.
Двое сотрудников прихватили тело и потащили его к дому с петушком.
Прыню опознал сообщник, отловленный внутри дома.
– У нас раненый, – сообщил Жигов.
Комов подошел к раненому офицеру, сидящему на земле, привалившись к яблоне. Сбоку на гимнастерке расплылось кровавое пятно. Офицер был в сознании.
– Как ты? – спросил Комов.
– Не смертельно, – ответил раненый, морщась от боли. – Плечо болит.
– Подгоните фургон к дому, – скомандовал Комов, – будем грузиться. Жигов, побудешь здесь пока что, присмотришь за пейзажем. За тобой заедут. И обязательно прошманай в доме.
Допрос Артюхова поручили следователю Слепцову. Комов хотел допросить сам, но Волошин сказал, что капитан пригоден только для экстренного потрошения, однако на допросе может присутствовать, если хочет. В качестве злого следователя. Слепцов числился мастером подобных процедур. Кого он только не допрашивал: убийц, маньяков, террористов и прочих преступников. Улыбчивый, глаза с прищуром, голос ровный с доверительными интонациями, – он, казалось, заползал в души подследственных, как змея заползает в темный подвал, и вытягивал из них признания с нужной ему информацией.
Закованный в наручники Прыня сидел на металлической, привинченной к полу табуретке и с унылой обреченностью исподлобья смотрел на следователя. Он раньше попадал в милицию, но тут что-то не то, что-то посерьезней.
– Вот наш сотрудник нашел у тебя в доме целую связку финских ножей, перетянутых резинкой от трусов. Качественные ножички, особенно если их втыкать в печень или в сердце. Ну, это ладно, это я так… Вот где ты их столько набрал?
Слепцов поправил бухгалтерские очки и весело улыбнулся. Он специально притуплял внимание подозреваемого, обвиняя его в мелких нарушениях, прежде чем предъявить главное обвинение.
– У немца одного, пленного, на жратву выменивал, – пояснил Прыня.
– А потом ими торговал. Или не только торговал? Ну, допустим, торговал. Оно понятно, голодное время… Но это же уголовная статья, торговля холодным оружием.
– Я не знал, что это запрещено, – прикинулся дурачком Артюхов.
– Да неужели! – Слепцов удивленно вздернул брови. – Тебе бы клоуном работать в цирке… Незнание закона не освобождает от ответственности. А пацанам зачем эти ножички раздавал? Вот такие…
Следователь вынул из ящика стола финку с наборной рукояткой. Прыня молчал и только хлопал глазами.
– Да ты не молчи, – Слепцов в очередной раз улыбнулся. – Все это неопровержимо доказано. Облегчи душу – тебе же лучше будет.
– Они мои кое-какие поручения выполняли, ну там, в магазин сбегать, отнести подарок кому-нибудь… – признался Прыня.
– Допустим. А не проще ли было им дать деньги на мороженое? Или ты их на постоянную работу пристроил, а на мороженое выдавал в качестве премии?
Артюхов молчал.
– Ладно, в признательных показаниях ты перечислишь всех пацанов, кому ножи выдал. Тут есть еще один вопросик… Охранника в сберкассе тоже ты прирезал?
Глаза у Слепцова внезапно налились стальным блеском. Это был удар ниже пояса.
– Это не я, это не я! – охрипшим голосом заверещал Прыня.
– А кто, если не ты? Только на рукоятке твои пальчики отпечатаны.
Слепцов откровенно лгал – на рукоятке ножа вообще не нашли отпечатков.
Артюхов молчал.
Внезапно Комов вскочил и врезал Прыне ногой в голову. Тот слетел с табуретки, а Комов надавил лежащему сапогом на лицо.
– Колись, сука! Мы здесь не в угадайку играем.
– Ну зачем же так резко, товарищ капитан, – следователь всплеснул руками. – Он и так все расскажет. Давай вставай, Артюхов, и рассказывай, как ты охранника заколол. Не серди товарища капитана – он очень нервный. Вставай, присаживайся и рассказывай.
– Это правда не я! – закричал Прыня.
– А кто? Ты ведь тоже там был, – утвердительно проговорил Слепцов.
Артюхов молчал.
Комов вскочил и затряс Прыню за грудки.
– Колись! Иначе мы тебя распнем, как Иисуса, и будем яйца отрезать, а будешь молчать, так и остальное отрежем. Запоешь птахой, а потом неожиданно умрешь от остановки сердца. Колись!
Комов кричал очень убедительно. Артюхов затрясся в истерике.
– Они меня убьют, они меня везде достанут!
– В Сухаревке не достанут, – спокойным голосом пояснил Слепцов.
– Это Шрам, я сам видел. – Прыня, слегка успокоился, осознав, что теперь ему яйца отрезать не будут. – Их там много. Но остальных я не знаю, я только со Шрамом контакт держал.
– А сам что там делал?
– Следил за окружающей обстановкой вместе с пацанами, – пояснил Артюхов и шмыгнул носом. Руки были заняты наручниками.
Комов посмотрел на Слепцова.
– Гена, я пошел, мне все ясно. А ты продолжай. Тебе кого-нибудь прислать?
– Не надо, – отмахнулся следователь. – Дальше сам разберусь.
По дороге в кабинет Волошина Алексей подумал:
«Это не Артюхов охранника сделал. Щенота сопливая. Но ножик от него. Надо теперь Шрама выслеживать».
Когда Комов зашел в кабинет к Волошину, тот с кем-то говорил по телефону, менторским тоном выясняя некие детали.
– Что-нибудь серьезное? – задал вопрос Комов.
– Еще один теракт, вернее, попытка теракта. Пороховой завод пытались взорвать. Но там охрана посерьезней, чем на химкомбинате, – перебили всех, живых не осталось, – сказал майор, положив трубку. – Чуешь? Одного поля ягода. Докладывай, как прошел допрос.
Комов доложил.
– Понятно. Стало быть, некий Шрам. У нас такой не проходил. – Волошин задумался. – Надо в МУР позвонить. Может быть, он там засветился. У меня товарищ в оперативном управлении работает. Ему позвоню, чтобы побыстрее было.
За время войны в МУРе сменилось начальство и к Волошину стали относиться лояльно, тем более что там осталось много его бывших коллег.
Из Мура ответили сразу.
– Это Волошин из ГУББ. Мне бы капитана Севостьянова.
– Это ты, Лерик? – через минуту раздался в трубке голос.
– Я. Слушай. У вас не проходил такой клиент по кличке Шрам?
В ответ раздался смешок.
– Он у нас сейчас в КПЗ сидит за прошлые дела, Дедюков Александр Васильевич. Вчера взяли. А зачем он тебе?
– Кроме прошлых дел, появились нынешние дела. Вам пригодятся до кучи. Можно его допросить?
– Можно, если очень нужно.
– Я к вам капитана Комова пришлю.
– Знаем такого. Экстремист. Ладно, присылай.
В кабинет вошел мужчина средних лет, одетый в помятые синие брюки и брезентовую куртку. Его сопровождал охранник, широкоплечий детина с квадратной челюстью. Комов сказал охраннику, чтобы постоял за дверью, а Шраму предложил присесть. Они изучающе уставились друг на друга. На шее у арестованного имелся шрам со следами давнишней медицинской штопки.
– Я капитан Комов, из ГУББ. Кто это тебя так, по шее? – задал Алексей неожиданный вопрос.
Шрам слегка смутился от подобного начала допроса. Возникла пауза.
– Это меня еще по малолетке перышком приголубили, – наконец пояснил он и пожал плечами. – Я бы не промахнулся.
– Это понятно. В сберкассе ты и не промахнулся. И ножик приметный.
– В какой сберкассе, какой ножик? – На лице у Шрама появилось выражение ничего не понимающего человека.
– Слушай, Дедюков! – Комов хлопнул ладонью по столу. – Я не следак, я опер, и с твоими делами есть кому без меня разбираться. Не будем играть в догонялки. Тем более, с убийством охранника в сберкассе все ясно, все доказано.
Шрам хотел что-то возразить, но Комов его прервал:
– Твое мнение меня не интересует, ты послушай, что я тебе скажу. Тебя осудят, и загремишь ты лет на десять. Но у тебя три ходки, и зона тебя не особо пугает, вернее, совсем не пугает, – ты же авторитетный вор. Но тут несколько иные обстоятельства. Кто тебя подпряг на сберкассу?
– Какую сберкассу?
Комов хмыкнул.
– Ты думаешь, что на зону уйдешь, по легкой статье? Я не знаю конкретно твоего заказчика, но знаю, из какого гнезда он вылез. Он представитель иностранной разведки. А это совсем другая статья, расстрельная. Под твоим руководством совершен террористический акт на территории СССР по заказу наших врагов. Никакими деньгами и связями не отмажешься. А если и отмажешься, что вряд ли, то в зоне тебе все равно жизни не будет. Там ребята лихие, но предателей не любят, и ты это знаешь. Твоих признаний мне не надо – просто скажи, кто заказчик. В зоне он тебя не достанет, а в МУРе мы про него не скажем. – Комов импровизировал напропалую. А, может, вовсе и не импровизировал?
– Почему я должен твоему базару верить? – Шрам резко побледнел.
– Можешь не верить. Но мы тебя заберем к себе и применим специальные методы допроса. Это у нас допустимо. Тебе такие и не снились, и не дай бог приснятся. Все расскажешь и определишь свою судьбу на тот свет. Ты же не дурак, и жизненный опыт у тебя богатый. Сдай заказчика – и гуляй на кичу. В зоне он тебя не достанет.
Шрам надолго задумался.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Я согласен. Он не представился, просто дал денег и подробно объяснил, что и как нужно делать. И в долю обещал взять. В разговоре кореш назвал его то ли Хряк, то ли Табак, и еще он из Одессы. Случайно проговорился и базарит по-ихнему.
– Где ты с ним встречался?
– В ГУМе возле фонтана. Там полно народа и всем все безразлично.
– Ладно, поверим пока что.
…После подробного доклада Волошин предложил:
– Может быть, его к себе заберем на время? Пускай у нас посидит, подумает.
– Смысла нет. Он пешка – может быть, и многоразовая, но пешка. Все, что знал, сказал, – у него другого выхода не было. Надо этого Табака найти.
– Я слышал, что у тебя товарищ в Одессе есть, в угрозыске работает. Сам рассказывал. Не хочешь туда смотаться? Пока официальные каналы задействовать не стоит, разве что прижмет сильно, а может, и без них обойдемся. Мало ли как у них все завязано-перевязано.
Волошин вопросительно посмотрел на Комова – приказывать не стоит, пускай сам думает.
– Есть там у меня товарищ из одесских катакомб. – Комов усмехнулся. – И какой товарищ… Я его от смерти спас. А смотаться могу. Одесса-мама, пивная на Дерибасовской. Только командировочных выдели побольше – черт знает, как там дело пойдет.
– Выделю. С собой кого-нибудь берешь?
– Фомина. Пока что.
Кабак
Комов ехал в скором поезде Москва – Одесса и смотрел в окно рассеянным взглядом на проносящиеся мимо пейзажи. Одет он был в добротный серый костюм и розовую рубашку, а галстук положил в карман пиджака. На всякий случай. Эдакий чиновник средней руки или мелкий партийный функционер. У него имелась и форма, спрятанная в дорожной сумке. Вместе с ним в купе ехала семья: молодая парочка и годовалый ребенок, который вел себя, вопреки ожиданиям, совершенно спокойно, как будто его тут и не было. Комов вынул две бутылки пива и предложил соседям присоединиться. Парень согласился было, но, поймав осуждающий взгляд супруги, отрицательно замотал головой.
Лейтенант Фомин находился в соседнем купе в соответствии с заранее обговоренным сценарием. Он должен был стать как бы тенью Комова, неучтенным фактором, готовым вмешаться в случае непредвиденных обстоятельств. В отличие от командира, ему в попутчики попалась развеселая компания строителей. Фомин сразу же в нее влился. Они пили портвейн и играли в дурака на щелбаны. Не жизнь, а малиновый сироп.
Парочка обсуждала свои семейные проблемы, не обращая внимания на Комова, что его вполне устраивало. Прихлебывая пиво, он думал о перспективах. Со старшим оперуполномоченным одесского уголовного розыска Константином Кабаком Алексей познакомился случайно, если их встречу можно назвать знакомством. Кабак во время войны вовсе не работал в УГРО, а партизанил в одесских катакомбах, а Комов спас ему жизнь.
Одесса была занята немецко-румынскими вой-сками в октябре 1941 года после яростной 73-дневной обороны. Долго сдерживать врага удавалось во многом благодаря трем мощным оборонительным рубежам. И вот спустя почти три года эти же рубежи предстояло брать уже советским войскам. Продвижение армии затрудняли многочисленные залитые водой балки, овраги, лиманы. К тому же в те весенние дни стояла отвратительная погода, были грязь и бездорожье, буксовали даже тракторы и тягачи, артиллеристы тащили пушки на себе. Вражескую оборону прорвали, и начались городские бои.
«Винегрет какой-то, а не фронт», – подумал Комов, продвигаясь со своим отрядом по городу, регулярно натыкаясь на вражеские очаги сопротивления во вроде бы освобожденных районах. Ему поручили вытащить некоего ценного сотрудника из катакомб. Тот вышел на связь, примерное место его нахождения запеленговали где-то в районе Молдаванки, а дальше… А дальше все находилось в руках Комова с бойцами. Кем являлся этот ценный кадр по фамилии Шелестов, Алексей не знал и знать не хотел. Его надо было доставить живым в контрразведку во что бы то ни стало. Приказ якобы исходил от самого Малиновского.
Начальство выделило броневик, и команда поехала на броне, водя стволами по сторонам. Врагов не наблюдалось. Начал накрапывать дождь. Вход в катакомбы был замаскирован огромной мусорной кучей и правильными формами походил на рукотворную пещеру. Дождь усиливался и грозился перейти в ливень. Крупные капли стучали по голове, как по барабану. Бойцы устремились в катакомбы, но Комов тормознул личный состав и на всякий случай отправил вперед сапера, чтобы избежать минных сюрпризов. Вскоре тот вернулся и сказал, что все чисто. Мины разминировали своими телами румыны. И недавно. Там два трупа валяются в румынской форме. Еще теплые.
– Очень любопытно, – сказал Комов. – Ну, тогда пошли.
Отряд двинулся вдоль каменного лабиринта. На стенах регулярно появлялись патриотические надписи. Вскоре наткнулись на нишу, вырубленную в каменной стене. Внутри валялись несколько бутылок из-под пива и разорванный противогаз. Внезапно впереди, где-то в паре сотен метров, раздалась стрельба.
– Всем двигаться вдоль левой стены, интервал пять метров, – скомандовал Комов, сообразив, что выстрелы звучат левее, – стало быть, там намечается поворот.
Выглянув из-за угла, он обнаружил несколько румынских солдат, интенсивно палящих вглубь прохода. Один из них строчил из пулемета. Рядом лежали несколько мертвых тел. С той стороны вяло отвечали короткими очередями.
«Видимо, давно они здесь воюют, уперлись лбами», – подумал Комов и подал знак «в ножи».
Бойцы внезапно выскочили из-за угла, завязалась короткая схватка, но вскоре все закончилось – румын закололи как свиней.
– Не стрелять, свои! – истошным голосом заорал сержант Жигов вглубь тоннеля и отчаянно замахал руками.
Стрельба прекратилась.
– Сходи посмотри, кто там, – приказал Комов Жигову.
Тот вернулся минут через пять.