Мятные леденцы

14 апреля. 2003 год

Следователь по особо тяжким делам сидел в своем кабинете Следственного отдела по городу Камышенску следственного управления Следственного комитета: обшарпанные стены с облупившейся бледно-зеленой краской, протертый до дыр линолеум и покосившийся стеллаж в углу – здание давно и настойчиво просило ремонта, но его мольбы упорно игнорировались.

Дверь без стука отворилась, и на пороге возникла грузная фигура начальника Следственного отдела Ермолина. Тот прошел к стулу напротив стола, за которым сидел следователь Сидорчук, сел и вперился в него мрачным взглядом.

– Рассказывай.

Сидорчук тяжко вздохнул и взъерошил волосы на затылке.

– Помнишь тело девушки, найденное девять месяцев назад в Артемовке, по которому до сих пор никаких зацепок?

– Ну?

– Эта тоже задушена. Экспертиза показала, что никаких следов борьбы на теле нет: или знала убийцу или он хорошо знал ее повадки, привычки, распорядок дня…

– Следил, значит…

– А знаешь, что интереснее всего?

– Давай не тяни.

– Все приметы жертв полностью совпадают: обе блондинки, примерно одного возраста, невысокого роста, схожая комплекция тела…

– Эй, ты куда это клонишь?

Сидорчук молчал, внимательно глядя в гладко выбритое розовощекое заплывшее лицо начальника.

– Серия? – мрачно уточнил тот.

– Серия, – со вздохом отозвался Сидорчук.

22 июля. 2016 год

Ян

Под потолком просторного светлого помещения бокса автомастерской, одного из еще множества таких же, расположенных вдоль неширокого коридора, но ближайшего ко входу за стойкой администратора, разлеталась тяжелая мрачная мелодия, голос вокалиста звучал так, точно он вот-вот блеванет.

Звякнул колокольчик на входной двери, и внутрь вошел средних лет русоволосый мужчина в синем пиджаке и таких же брюках, затянутых ремнем на уже наметившемся брюшке. С несколько секунд смотрел на пустую стойку администратора и уверенно прошел в проем открытой двери чуть правее позади нее.

Посреди бокса стояла машина с открытым капотом, под которым возился автомеханик: высокий подтянутый мужчина, очевидно не брезговавший спортом, с руками, типично для слесаря покрытыми въевшейся технической грязью и нетипично сбитыми костяшками пальцев. Из общей картины выбивалась также явно качественная стрижка рассыпанных в художественном беспорядке темных волос, футболка с логотипом известного бренда и джинсы, потертые определенно не длительной эксплуатацией, а усилиями каких-нибудь модных дизайнеров. Последние мужчина беззастенчиво использовал в качестве рабочей униформы.

– Слышь, а где администратор ваш? – с места в карьер рванул вошедший.

Мужчина обернулся и смерил его пренебрежительным взглядом.

– Бухает и с памперсами в роддом бегает.

– Не понял…

– В отпуске он. Жена родила, – сухо пояснил механик.

– Ааа. Давай иди тогда, передавай директору, что клиент приехал, поговорить надо, – безапелляционно заявил вошедший.

– Ну говори, раз надо, – усмехнулся слесарь.

– А ты не дохера на себя берешь? Директора зови давай.

– Бля, да я директор. Говори, че хотел или вали.

– Ты директор? А чего тогда в этом корыте сам ковыряешься? – сбавил обороты вошедший.

– Слушай, святой отец, что-то не припомню, чтобы на исповедь к тебе записывался. Долго еще будешь без мыла в жопу лезть?

– Да ладно-ладно, я ж так… это самое… на час я записывался. Одинцов.

Ян вытянул руку и посмотрел на часы.

– Сейчас двенадцать, – сухо констатировал он.

– Ну это… да я попросить хотел… может, пораньше получится, а? Очень надо. Без машины совсем никак.

– Ко скольки надо?

– Может, хоть к семи получится?

– Ладно, я посмотрю.

Ян взял протянутые ключи, сунул в карман и снова влез под капот. Придется сбегать за готовым обедом до ближайшего магазина. Да и похер. Не впервой.

Лиза

Это не лето, а какое-то сплошное издевательство. Впору отопление уже давать. Лиза сидела за столом в крошечной кухоньке своей маленькой квартирки на четвертом этаже блочного пятиэтажного дома, кутаясь в теплый пушистый халат и держа в руках кружку горячего кофе с молоком.

Покинув стены детского дома в небольшом соседнем городке Ильинске и приехав в Камышенск немногим больше четырех с половиной лет назад, Лиза закончила здесь педагогический колледж, да так тут и осталась. Последнюю производственную практику она проходила на базе социально-реабилитационного центра для детей и подростков, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, а по ее окончании получила приглашение на работу в него же. Продала как раз выданную к этому моменту государством квартиру в Ильинске и поселилась в сером холодном Камышенске. Казалось бы, зачем, самой будучи в прошлом воспитанницей детского дома, устраиваться на работу в подобное место? Может, это и странно, но вот ведь парадокс: чем более отчаянно Лиза нуждалась в тепле, любви и заботе, тем более отчаянно ей хотелось самой хоть кому-то их подарить. А дети в Центр поступали заботой отнюдь не избалованные. Дети алкоголиков, наркоманов, те, кто подвергался жестокому обращению… их помещали в Центр до момента перевода в детский дом или возврата обратно в семью, если такая возможность была. Стоит ли говорить, что, вернувшись в семью, многие дети через время снова попадали в качестве воспитанников в Центр, и так по кругу.

Северный город Камышенск имел население чуть больше миллиона человек, детских домов тут было несколько, реабилитационных центров, подобных тому, в котором работала она, тоже, но страну сотрясала очередная волна оптимизаций и реорганизаций, так что их Центр перевели в здание детского дома номер четыре, выделив ему отдельное крыло. И сегодня ей предстояло впервые отправиться на новое рабочее место. Точнее, место работы – воспитателем приемного отделения – у нее осталось прежним, а вот его месторасположение стало новым.

Свою работу Лиза любила за одним маленьким исключением. Пока она училась, ее жизнь в общежитии педагогического колледжа была вполне себе сносной. Небольшие социальные выплаты, стипендия за высокую успеваемость и подработка в качестве официантки в небольшом кафе рядом с колледжем: на еду и редкую покупку предметов гардероба худо-бедно хватало. А вот после того, как она переехала в свою квартиру, к ежемесячным тратам добавились новые. Такие как коммунальные платежи, необходимость постепенно обзаводиться кухонной утварью, хоть какой-то мебелью и подушкой с одеялом, раз уж на то пошло: денег от продажи квартиры в крошечном Ильинске едва хватило на покупку однушки в не самом благополучном районе и очень скромный ремонт. Траты добавились, а вот зарплата, к ее великому удивлению, едва превышала тот доход, который был у нее в студенческие годы. Но Лиза не жаловалась. К трудностям она давно притерпелась, а умение экономить и привычка рассчитывать только на себя давно стали неотъемлемой частью ее натуры. А тут все-таки своя отдельная квартира. Даже не комната. Своя кухня, отдельный душ и туалет. О чем еще можно мечтать? Да много о чем. Например, не сидеть вечерами в одиночестве перед телевизором, не плестись вечером с работы домой, едва переставляя ноги от усталости, зная, что никто тебя там не ждет, не чувствовать себя никому ненужной, потерянной и забытой, не делать вид, что ты живешь обычной нормальной жизнью.

Ну, хватит себя жалеть. Лиза допила кофе, встала и направилась к раковине. Нормальная у нее жизнь. Холодная одинокая квартира, мизерная зарплата да парень, который бросил со словами: «Ты походу какая-то фригидная, Лиз. Поищи себе другого придурка, а я пошел». Так. Хватит. Это все погода так действует. Холод и сырость. Надо куртку не забыть. Вот вам и лето.

Был у переезда Центра в новое место пребывания весьма существенный минус. Раньше на работу она могла добираться пешком, теперь же нужно было изучить и запомнить наиболее подходящие маршруты абы как ходящего общественного транспорта.

Вытянутое здание четвертого детского дома состояло из трех этажей и находилось почти на перекрестке двух второстепенных улочек чуть в стороне от дороги, на большой территории, обнесенной высокой металлической оградой. Лиза шла к дверям приемного отделения, место которому отвели в правом крыле, по асфальтированной дорожке, попутно отмечая обустройство отведенного места для прогулок воспитанников: качели, несколько скамеек, большая крытая беседка, песочница для малышей. Работа в приемном отделении Центра имела свою специфику: дети, поступившие в Центр, были разновозрастными и находились в приемном отделении до момента перевода в одну из основных групп, который в свою очередь нередко затягивался из-за нехватки мест. Старшим воспитанникам приходилось тяжелее всего. По правилам для вновь поступивших детей покидать территорию Центра можно было только для посещения школы, а сейчас каникулы, или с разрешения воспитателей, которые, по крайней мере в приемном отделении, где дети проводили первое время, имели между собой строгую договоренность никуда их не отпускать, поскольку такие отлучки зачастую заканчивались весьма плачевно. Двери отделения оказались закрыты, и Лиза, не став пользоваться звонком, обошла здание, направляясь к основному входу в отведенное Центру крыло.

– Лизок, привет! – обрадовался охранник, скучающий в небольшой каморке на входе.

– Привет, Дим, – сдержанно ответила Лиза и, пока тот не увязался следом, бодро зашагала по коридору, выискивая двери своего отделения и заодно запоминая расположение остальных помещений.

Предыдущие два дня у нее должны были быть выходными, но провела их Лиза с утра до вечера помогая в сборах и погрузке вещей для переезда, а вот на новом месте оказалась впервые. Небольшой коридор с наставленной повсюду обувью, просторная раздевалка со множеством одинаковых шкафчиков, она же – место встречи воспитанников и родителей, если те приходили их навещать, длинный коридор, душевая, туалет, четыре спальни – две для мальчиков, две для девочек, и просторная кухня. Завтрак у детей уже закончился, и это очень хорошо. Потому что места, отведенного для работы с документацией тут, судя по всему, предусмотрено не было. Заполнять бумаги можно было либо сидя на длинном потертом диване на входе в кухню за небольшим низеньким столом, либо в спальнях у детей.

Приняв смену у ночной воспитательницы, Лиза взялась за заполнение бумаг.

Журнал передачи смен, журнал ежедневного планирования, журнал учета проведенных мероприятий, журнал кратких конспектов проведенных занятий, журнал учета посещаемости выездных и внутренних мероприятий, журнал планирования выездных и внутренних мероприятий, журнал почасового распорядка дня, индивидуальные карточки развития на каждого ребенка, журнал динамики развития кратких личных характеристик, сводный журнал основных мероприятий по индивидуальному развитию и журнал учета журналов. В промежутке между заполнением журналов и журналов о журналах журналов можно было постараться выкроить время на собственно работу с детьми. Лиза старалась. Очень. Больше всего она любила собирать маленьких дикарят вместе и под недовольные возгласы и кислые мины раскладывать на сдвинутых вместе столах нехитрые приспособления для творчества. Дети, неминуемо увлекаемые процессом, брали в руки ножницы, бумагу, клей, карандаши, сначала неуклюже и неловко, но со временем все более уверенно и умело, и создавали свои неповторимые, уникальные кособокие и кривоватые шедевры. И не было ничего ценнее неизбежно устанавливающейся со временем атмосферы доверия, когда в середине занятия кто-то начинал рассказывать незамысловатый, но столь дорогой детской душе случай из жизни, и следом эстафету подхватывали все остальные, делясь с только детям присущей непосредственностью и искренностью своими переживаниями, радостями и невзгодами. По окончании занятия волны благодушия еще с некоторое время прокатывались по детскому коллективу, со временем разбиваясь об неизменные суматоху, крик, ругань и гвалт, но на время все же оттаявшие детские сердца, излучающие согревающее душу тепло, определенно давали понять: еще не все потеряно, все еще может быть хорошо. Пылающие детские сердца, остывшие под ледяными порывами жизненных невзгод, все равно продолжали оставаться детскими.

– Лиза Вадимовна, а мама точно узнает, что мы сюда переехали? – в помещение кухни из-за двери всунулась русая растрепанная голова вечно чумазого Вити Скворцова.

– Да, Витя. Социальный работник ходит к ней почти каждый день. Ее уже предупредили, – успокоила Лиза мальчика. Витя задавал ей этот вопрос уже раз десятый по счету.

Семилетний Витя попал в Центр чуть больше недели назад. Уже вечером, за пару часов до того, как она собиралась уходить домой, сотрудники опеки привели грязного, голодного мальчика, который сидел на диване, нахмурившись и опустив голову.

– Четвертый раз он сюда попадает, – пояснила грузная женщина с короткой стрижкой и орлиным носом, – мать-алкоголичка опять в запое. Он на остановке у ларька у прохожих еду попрошайничает, пока люди не пожалуются. Потом вот забираем его.

Женщина из опеки ушла, а Витя все так и сидел на диване, внимательно рассматривая носки своих рваных кроссовок.

– Вить, – осторожно позвала Лиза, – я Лиза Вадимовна. У нас ужин уже закончился, но я еще не ела. Поешь со мной вместе?

Долгое время Лиза считала, что пережившие голод дети будут набрасываться на любую еду всегда и везде. И с удивлением поняла, что это не так. Воспитанники Центра, быстро привыкнув к регулярным завтраку, обеду и ужину, начинали вести себя, как и большинство самых обычных детей: оставляли нетронутые тарелки творожных запеканок, отпихивали от себя рыбные котлеты, морщили носы при виде супа и за обе щеки уплетали пирожки, булочки и печенье. Витя был не таким. Его тарелка после еды всегда оставалась пустой.

В тот вечер мальчик сидел напротив нее за столом и молча жевал, не проронив ни слова. После еды его забрала нянечка на стандартные для вновь поступивших детей мытье, подбор одежды, переодевание, определение места сна и шкафчика в раздевалке. Сдав смену, Лиза накинула куртку и, не найдя мальчика ни в одной из спален, прежде чем уйти заглянула в ванную комнату. Тот сидел на низком табурете с накинутым на голые плечи пожелтевшим от многочисленных стирок полотенцем. От ребенка исходил едкий химический запах: его голову обрабатывали от вшей.

– Вить, пока, я домой пошла.

Лиза с несколько секунд смотрела на безучастного ко всему мальчика и уже хотела было закрыть дверь.

– А ты еще придешь? – вдруг спросил он и поднял на нее полный боли тоскливый взгляд.

– Конечно приду. Утром завтра, – мягко ответила Лиза, чувствуя, как ее сердце кто-то нещадно сжимает металлическими тисками.

Следом за Витей в кухню зашла Нина Васильевна – нянечка – чуть полноватая женщина на пороге пенсии с подобранными на заколку седыми волосами и светло-серыми почти прозрачными глазами.

– Лиза, на питание нас еще не поставили, – вздохнула она, – на сон-часе хоть до магазина быстренько сбегай, я посмотрю за ними, и психолог, Светка, согласилась посидеть, а то и выйти б было нельзя. Хоть бы предупредили, что кормить не будут. Дурдом тут. А не детский дом.

– Ладно, Нина Васильевна, спасибо вам.

Ближайший продуктовый сетевой супермаркет оказался совсем рядом. Лиза бродила между рядов, раздумывая, что бы купить на обед. Трижды прошла мимо отдела с выпечкой, где в маленьких пластиковых плошках с прозрачной крышкой лежали пирожные с кучей взбитых сливок и спелыми яркими ягодами малины сверху. Ну и цены. Как за целый торт. Побродив еще немного, она наконец определилась с выбором. Есть готовые салаты и котлеты она точно не станет. Это уж слишком. Взяв небольшую прозрачную коробочку с абрикосами внутри и упаковку творога, она вернулась к отделу выпечки. Разок можно себе позволить. Сегодня у нее стресс.

Расплатившись на кассе, она, любовно прижимая к себе упаковки, двинулась к выходу. Толкнула плечом дверь и почти в ту же секунду врезалась во что-то большое и твердое. Покачнулась от удара, но чья-то рука ухватила за локоть, помогая удержать равновесие. Покупки посыпались к ее ногам.

– Смотри, куда прешь, – раздался грубый голос.

– Извините, – расстроенно ответила она, не поднимая головы. По всему крыльцу тут и там желтели ее абрикосы.

Девушка опустилась на колени, подобрала пластиковую коробочку и принялась собирать их обратно. Собрав, взяла в руки плошку с пирожным и едва не расплакалась от обиды: пирожное внутри превратилось в кашу. Лиза перевела взгляд в поисках упаковки с творогом, но вместо него обнаружила пару белых кроссовок в шаге от нее. Медленно подняла глаза. Мужчина, с которым она столкнулась, все то время, пока она собирала свои покупки, стоял над ней и просто молча смотрел… Темные растрепанные волосы спадают на лоб и виски на мужественном лице с четко очерченными скулами, темно-синяя обтягивающая футболка выгодно подчеркивает мышечный рельеф, на сильных крепких руках вздуваются темные вены, потертые, заляпанные какой-то явно технической грязью джинсы… Лиза поняла, что ее взгляд непозволительно долго задержался в области паха незнакомца и поспешно отвернулась в поисках заветной упаковки. Ходят тут… красавчики всякие. Еще и наорал. Вообще-то сначала выйти дают, а потом уже заходят. Это все знают. Найдя наконец-то многострадальный творог, Лиза поднялась и собралась было сделать шаг к ступеням.

– Я тебя запачкал.

– Что?

– Я тебя запачкал, – повторил мужчина, указав рукой на ее светлую бежевую блузку под распахнутой тонкой курткой.

Лиза перевела взгляд вниз, где над левой грудью красовалось темное пятно и снова подняла глаза на незнакомца. Второй рукой он протягивал ей один из абрикосов.

– Спасибо.

Лиза забрала абрикос и, ни слова больше не говоря, поспешно спустилась с крыльца и заторопилась в сторону детского дома. Какие пальцы у него горячие.

      Ян развернулся ей вслед, вытащил сигарету из пачки, чиркнул зажигалкой и еще долго задумчиво смотрел в спину спешно удаляющейся стройной фигурки, пока та не скрылась из виду. Докурив, придавил окурок кроссовкой и попытался вспомнить, зачем он сюда пришел.

23 июля

– Я же ей предложение на свадьбе у сестры сделал. Договорился, чтобы она букет невесты не бросала, а в руки ей отдала, – вещал Самойлов с припухшим от обильных возлияний лицом в помещении небольшой комнаты отдыха для персонала, куда Ян вошел, чтобы сделать себе кофе. Счастливый папаша проставиться пришел, шашлык приволок. Компания сидела с наколотым на вилки мясом и стаканами колы в руках: пить на рабочем месте Ян категорически запрещал, независимо от повода, – я, правда, к тому моменту уже бухой был и половину слов забыл. Но Анька все равно довольна осталась, мы ж три года с ней встречались, намекать уже стала. Теперь вот дочка родилась, – он посмотрел на Яна, который возился с туркой у небольшой электрической плитки, – Ян, ты мясо-то будешь?

– Попозже. Пойду до магаза. Датчик надо купить.

– Ааа, – отозвался Самойлов и продолжил, – фотки мне шлет. А все дети такие сморщенные рождаются?

Ян, слушая вполуха, перелил кофе в стаканчик и пошел к выходу.

– Все-таки странный Ян мужик. Сеть лучших автосервисов в городе, в соседних городах несколько, а он сам в этих ведрах с утра до ночи ковыряется, – задумчиво проговорил один из слесарей, когда за Яном закрылась дверь.

Путь к ближайшему магазину автозапчастей лежал мимо территории детского дома номер четыре. В свое время, еще когда сам занимался руководством, Ян даже подумывал сменить помещение под этот автосервис, но потом махнул рукой. Само место было хорошим, помещение он выкупил, так что для переезда требовалось его продавать, искать другое, перевозить все оборудование – гемор вселенского масштаба. Поэтому он просто усилил меры защиты: навесил несколько дополнительных камер видеонаблюдения, сменил роллеты на окнах и дверях и нанял другую охранную компанию, договорившись, чтобы те не дергали его по ночам, если следов взлома не обнаружат. Сколько раз за ночь они принимали вызов, он не считал, но счета за их услуги приходили ого-го. Со временем мелкие зверята угомонились и попытки влезть внутрь или испоганить все, до чего доберутся, оставили.

За высокой металлической оградой лежа спиной на траве громко вопил какой-то подросток лет четырнадцати-пятнадцати на вид. Сверху на нем сидел еще один и что есть сил раз за разом впечатывал тому кулак в лицо, не замечая ничего вокруг себя. Знакомая картина. Из деревянной беседки чуть в стороне выскочила худая стройная фигурка в джинсах и светлой рубашке. Опля! Сама нашлась. Интересно, блузку отстирала свою? Девчонка бегом устремилась в сторону потасовки: светло-русый высокий хвост на затылке подскакивал в такт каждому движению. Неужели в драку полезет дуреха? Понятно же, что сейчас будет. Так и есть. Девчонка отскочила в сторону, потирая ушибленное бедро.

– Ты ее ударил! – заорал подскочивший следом за блондинкой чумазый и сопливый мальчонка, – ты воспитательницу ударил!

Ян не сразу сообразил, что стоит, примериваясь к высоте ограды, стаканчик с кофе валялся у его ног на траве. Бляха. Возьми себя в руки, кретин.

Парень застыл на месте с занесенным для удара кулаком, посмотрел на лежащего под ним так, точно впервые его увидел, и перевел взгляд на нежное личико, которое сейчас строго хмурилось. Подскочил на месте, бросился к девчонке и стал что-то торопливо ей говорить. Лежащий на земле балбес сел и злобно зашипел в спину обидчику. Нарывался опять. Нарвался. Парень резко развернулся в его сторону, но блондинка ухватила того за рукав, потянула, разворачивая обратно к себе лицом, и стала что-то говорить. Подросток стоял, насупившись, потом нехотя кивнул и пошел в сторону входа в здание. Девчонка подошла к сидящему на траве с разбитым носом парню, но трогать не стала и явно принялась отчитывать. Шарит.

24 июля

– Уже больше восьми месяцев прошло с момента обнаружения последней жертвы серийного убийцы, прозванного камышенским душителем, на счету которого уже больше десяти смертей. У полиции по-прежнему нет никаких зацепок…

Лиза сидела за столом в кухне с большой кружкой кофе в руках; по телевизору, висящему в углу над столом, показывали утренний новостной выпуск.

– Полиция призывает всех молодых девушек соблюдать осторожность. Напоминаем основные приметы тех, кто чаще всего становится жертвой маньяка, – Лиза внимательно слушала, – молодые девушки в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, – так, ей двадцать два, – хрупкого телосложения, – Лиза нервно заерзала на скамейке, – рост от метра шестидесяти до метра семидесяти, – Лиза сильнее заерзала на скамейке. Метр шестьдесят четыре. Просто ходячая мишень, – со светлыми волосами, – Лиза оттянула прядь своих светло-русых волос и, накрутив на палец, внимательно рассмотрела. И как жива до сих пор осталась? – и объемной грудью, – Лиза опустила взгляд вниз на свою скромную грудь, едва дотягивающую до двоечки, скорее даже полтора. Фух! Да это просто гарант безопасности! Хоть где-то пригодилась, – глаза, как правило, карие или темно-карие… – а! Ну всё. У нее зеленые. Считай, пронесло.

Последним глотком она допила кофе и отправилась с кружкой к раковине.

– Всем имеющим хоть какую-либо информацию, просьба обращаться по телефону…

Ну хватит. Пора на работу. Лиза щелкнула пультом, выключая телевизор, и направилась в прихожую. Стянула теплый пушистый халат, надетый поверх джинсов и рубашки, повесила на крючок прикрученной к стене вешалки, вместо него взяла куртку и вышла за дверь.

На работу она пришла с невыносимой головной болью. В автобусе она заняла место у окна, а на следующей остановке рядом с ней села девушка, у которой дома явно разбился флакон с духами, и она затерла образовавшуюся лужу своим платьем, а потом обнаружила, что кроме него надеть ей больше нечего. А на запахи у Лизы почти аллергия. В виде головной боли.

Бумажки, опять бумажки, утренняя прогулка, обед, дневной сон, полдник, прогулка, творческое занятие и еще одна вечерняя прогулка. Пока лето и детям не надо посещать школу, выходить с ними на прогулку Лиза старалась как можно чаще. Как и старалась, чтобы гулять выходили все, в том числе старшие ребята, чтобы не оставлять их без присмотра. Тем не менее, драки между воспитанниками, конечно же, все равно случались, и не раз. Но сегодня зачинщиком неожиданно оказался Витя Скворцов, для своего семилетнего возраста казавшийся очень вдумчивым и уравновешенным мальчиком. Отправив детей раздеваться и готовиться к ужину, Лиза задержалась с Витей на территории, но тот упорно твердил, что Вася заслужил, а что же все-таки случилось, так и не рассказал, пришлось долго его отчитывать и объяснять, что драка – это не выход, независимо от того, где случился вход.