У Великой реки. Поход
Я толкнул ногой под столом Батыя, сидевшего ближе всех. Тот повернулся ко мне, и я глазами показал на компанию из колдуна с охранниками. Батый вопросительно поднял брови и одними губами спросил: «Проблема?» Я пожал плечами, подразумевая: «Все может быть». Не нравится мне этот напряг, который на моих глазах разворачивается. Не нравится, и все тут. Такие напряги без мордобоя не разруливаются, насколько мне известно. И это если на ситуацию с оптимизмом смотреть.
Вообще мне захотелось крикнуть девчонке в дверях, чтобы так на колдуна не таращилась. Такой взгляд почуять может даже корова, не то что человек, да еще и Силу знающий. Но крикнуть не успел. Прямо за спиной у девчонки появилась еще одна фигура, раза в полтора ее выше, и широкая, какая-то слишком бледная ладонь опустилась ей на плечо. Я ощутил, как искра Силы проскочила от колдуна к темной фигуре. И от нее сразу же к девчонке.
Я не умею различать заклятий, мой дар ― лишь ощущать проявления Силы, не больше. Но заряд Силы, пролетевший сквозь накуренный зал, был неслаб. И, к моему удивлению, разбился вдребезги о нечто, вылетевшее ему навстречу. Девчонка-то оказалась тоже не слаба! И быстра! Ее противник, подошедший сзади, отшатнулся.
Развернувшись на каблуке, она впечатала тяжелый ботинок прямо в пах напавшей на нее сзади фигуре. Хорошо впечатала, я даже стук услышал. Фигура должна была после такого удара с криком и матом повалиться на пол, где и кататься потом, поджав ноги, но такого тоже почему-то не случилось. Однако девчонка освободилась от захвата, отскочила в сторону и вновь повернулась к колдуну с телохранителями.
Колдун сидел по-прежнему за столом, а вот шестерки вскочили, схватились за пушки. Это уже прямое нарушение наших законов. Носить пушки можно, но кто их первый обнажил ― тот и преступник.
Мой револьвер тоже перескочил мне в ладонь, удобно улегшись выточенной специально под меня деревянной рукояткой. Я успел вскинуть оружие и выстрелить одновременно с одним из «быков», который тоже очень быстро прицелился в девчонку. Он промахнулся, та как-то защитилась, пуля ударила в косяк над дверью, а вот моя тяжелая пуля из «сорок четвертого» попала ему в середину груди, сбив с ног точно тараном и отшвырнув на перевернувшийся стол. Грохот моего выстрела перекрыл хлопок пистолета с большим запасом, а дульная вспышка осветила весь кабак.
Колдун понял, что дело запахло керосином, и выставил какой-то щит перед собой и вторым своим охранником. Нечто вроде синеватой вогнутой линзы образовалось между ними и мной. Его охранник успел выстрелить, но щит был двусторонним, и пуля ушла с визгом в потолок. Я же от выстрела успел удержаться, разглядев слегка искрящую завесу. Мало ли куда отрикошетит?
Еще одна вспышка Силы пронеслась мелкой дрожью по моему телу. Опять девчонка! А сильна! Ударила по щиту так, что тот разлетелся сиреневыми искорками. Я тут же выстрелил в телохранителя колдуна, того сбило с ног, но не убило ― видать, в кирасе или бронежилете оказался, а пули у меня мягкие, не пробить им. Но мало все равно не показалось: тот свалился на пол и судорожно хватал воздух ртом.
Странный мужик вновь оказался за спиной девчонки и надвигался на нее шаг за шагом. И противник был какой-то… необычный, пожалуй. Не пойму чем, но что-то с ним было неправильно.
Мужик в кожаной куртке колданул уже сам, и все девчонкины экзерциции по сравнению с ним оказались детским лепетом. От потолка до пола проскочила голубая молния, разбежавшись по полу и распустившись в подобие перевернутого тюльпана. Колдун схватил за шиворот своего валяющегося телохранителя, с силой рванул к себе и затащил прямо в «тюльпан». И там они исчезли, а тюльпан свернулся, вновь ударил вертикальной молнией ― и рассыпался в воздухе вместе с искрящим щитом.
Тем временем противник девчонки вновь схватил ее обеими руками. Вообще вел он себя как зомби, хоть таковым явно не являлся. Не пытался уворачиваться, не пытался отбиваться, а тупо пер напролом. И пер успешно. Прямо на моих глазах проворная блондинка опять пнула его в пах и ударила чем-то магическим, а ему хоть бы хны. Схватил за плечи ее так, что она заорала, и начал просто гнуть ее назад, как будто стараясь переломить.
Я прицелился ему в башку, но выстрелить не успел: прямо за спиной у странного громилы возник Борода и огрел того по затылку кулаком. Тут надо отступление сделать ― Борода кулаком ломает лавку. В городе так умеет кроме него лишь околоточный. И если он кому по затылку прикладывает, хватает этого всегда, и с запасом. Но громила даже не покачнулся, а у Бороды глаза полезли из орбит от удивления. Но все же девчонку он спас. Громила развернулся, сгреб Бороду за кожаный воротник и, крутанув вокруг себя, запустил вдаль по залу. Тот пролетел до стены, врезался в нее так, что с окна рухнул карниз с вышитой занавеской, и повалился через лавку, выбыв с поля боя.
Следом за Бородой рядом со странным противником оказался один из нордлингов. Он на кулаки полагаться не стал, в воздухе мелькнула граненая гирька на широком ремне, висящем на запястье. Удар кистенем был быстрым и могучим, громко хрустнула кость, противник покачнулся ― и тут же ударил нордлинга в грудь. И тот очутился рядом с Бородой, проскользив на спине по полу и раскинув ноги врозь.
Если уж ни Борода не сумел завалить противника, ни этот викинг с кистенем, то мне там в рукопашной делать нечего. И я нажал на спуск. Снова грохнула моя карманная артиллерия, и пуля угодила противнику точно в переносицу. И… опять ничего! То есть не то чтобы совсем ничего. Переносица провалилась внутрь, кровь брызнула во все стороны, но покачнувшийся противник даже не счел необходимым отвлекаться на меня, а направился следом за отбежавшей от него девчонкой.
Рядом захлопали частые выстрелы ― Батый палил из своего длинного «кольта»,[11] но тяжелые пули только дырявили рубаху противника, тот и не дернулся. А шел и шел за блондинкой-колдуньей.
Колдунья запаниковала. Она как раз угодила в круг света, и я заметил, что губы у нее уже трясутся, а в глазах паника. Противник, иммунный к любой магии, насколько я понял, по-прежнему находился на линии огня, за ним никого не было, и я выстрелил вновь. Опять вспышка огня, отдача рукоятки в ладонь. Пуля ударила в затылок на этот раз ― и уже не бесполезно: громилу швырнуло вперед, прямо на девчонку. Та взвизгнула и рванула в сторону, к выходу.
В отличие от колдуна порталов открывать она явно не умела. И прямо в дверях налетела на троих урядников. Двух обычных патрульных и саму Анфису Звереву, которые, видать, неподалеку от «Дальней пристани» были. А где им еще быть в вечер выходного дня? И Анфиса, и весь ее «бабский отдел» должен здесь надзирать за благонравием.
И тут девчонка сделала главную свою ошибку. Урядники этого не поняли, а я ― понял. Я ее лицо видел. Она просто не сообразила, кто перед ней ― ей любой врагом виделся, ― и ударила по урядникам каким-то заклинанием. И таким, что тех на стенку отшвырнуло, и по стенке же они сползли, только кожаные фуражки раскатились. А вот Анфиса успела в сторону отпрыгнуть и ткнуть девчонку своей дубинкой с хитрым костяным наконечником. Вновь беззвучная вспышка, я почувствовал холод у позвоночника от разлетевшейся Силы, а девчонка свалилась на пол как подкошенная. А Анфиса навалилась на нее коленом сверху и быстро принялась заковывать в наручники.
Разбирались в «Дальней пристани» недолго. Приперся туда околоточный, Степан Битюгов с целой толпой урядников, прибыли в полном составе Анфисины помощницы из «бабского отдела». Отключенную магическим разрядом девчонку увезли в околоток, навесив на нее на специальных ремнях амулет «Внутренний щит»,[12] не дающий колдовать и вообще лишающий такой способности не менее чем на пару недель. Аукнется ей эта ошибка с урядниками, да не только лишением способностей. Знание местных законов, и к тому же Анфисиного нрава, мне это подсказывает.
Убитый мной телохранитель незнакомого колдуна ничем нас не поразил. От него остался револьвер «чекан» царицынского завода калибра «триста пятьдесят семь магнум» ― самое распространенное ручное оружие в этом мире ― да амулет от морока. Больше ничего. Немного денег в карманах. Напавшего же на девчонку здоровяка с почти разнесенной двумя «пустоголовыми» пулями башкой увезли с дежурным колдуном, за которого сегодня был некромант Василий Березин. Вот и все в общем-то.
Урядники, сбитые с ног молодой колдуньей, очухались быстро. Заклинанием она по ним била, к счастью, не смертельным, а обычным «толчком», который бросил их на стенку. Сообразила в последний момент все же. Другое дело, что урядников и «толкать» тоже не положено, так что девчонка вкапалась в неприятности по полной программе. До тех пор, как она это сделала, могла отделаться мелким штрафом за хулиганство, все же самооборона налицо, но вот «толчок» был лишним. Хоть и не покушение, но нападение на «находящихся при исполнении». В Великореченске такое не прощается.
Борода очухался еще быстрее, чем урядники, но медленней, чем нордлинг с кистенем. Ему, как и северянину, одного удара башкой в бревенчатую стену явно недостаточно, чтобы всерьез отключиться. Шишка у него на лбу выросла почти за секунду, но он к ней пистолет приложил. Вскочив на ноги, сразу же бросился к столу. Налил себе водки, закусил, после чего уже произнес первые слова: «Ну ваще…»
– Что «ваще»? ― уточнил я у него, запихивая патроны в барабан и движением кисти возвращая его на место.
– Как будто с памятником подрался, ― объяснил Борода. ― Только кулак отбил.
С этими словами он потер кулак другой рукой. Я ему поверил сразу. Видел, что из драки получилось. А вот как получилось? Это интересно. Что с этим мужиком неправильно? Я даже было подумал, что он мертвяк, но ― нет. Мертвяка видно сразу, его все равно Сила держит, а этот был «пустой». Сила, скорее, в него как в яму проваливалась и исчезала. Такого я пока еще не видел. Поэтому задумался. А еще мне показалось, что от подстреленного охранника магией потягивало. Чуть-чуть, почти незаметно, даже не поручусь, что не ошибся.
– Выпьешь? ― спросил Батый, протягивая стопку.
– Не, ― отказался я. ― Достаточно на сегодня.
У меня в голове, в самом дальнем углу мозга, зародилась какая-то мысль, которую я сам пока никак не мог сформулировать. Что-то, что создавало ощущение некоего беспокойства, но ухватить эту мысль за хвост не получалось. Как будто увидел знакомое лицо в толпе, но откуда оно знакомо, понять не можешь. Мучился, мучился да и решил, что хватит на сегодня приключений. И пошел домой.
Глава 2,
в которой герой неожиданно для себя отдает честно заработанную премию и обзаводится крайне нелюбезной спутницей
Разбудил меня с утра большой механический будильник, колотивший своим молоточком по двум хромированным чашкам звонков. Будильник был огромным, гномьей работы, мне его в Серых горах подарили, когда я пожаловался на то, что редкий шум способен нарушить мой утренний сон. Мне тогда пообещали, что звук этого будильника способен, ― так и оказалось. Я вскочил почти мгновенно. К моему удивлению, похмелья никакого не было, хоть и выпили много. Повезло. По плану у меня сегодня банный день, суббота ― как ни крути, но к бане тоже надо подготовиться.
Перекусив на ходу парой бутербродов с колбасой и выпив чаю, я завел «копейку» и выехал со двора. И порулил прямо к Берегу, а еще точнее ― на рынок, что у пристани. Дело меня вело туда важное и ответственное. Пиво у меня почти закончилось, вот и вознамерился я заново наполнить ведерный деревянный бочонок с краном. Бочонок был непростой, на нем по кругу были прибиты медные бляшки со знаками заклятия сохранности. Налей в такой бочонок пива, и оно так и останется всегда холодным и невыдохшимся, даже если ты его с собой в парилку затащишь. Очень полезный бочонок, он мне в свое время в немалые деньги обошелся. Я теперь без него бани не мыслил.
С утра наладился накрапывать мелкий дождик, и я натянул над кабиной брезентовый тент, прикрывающий ее сверху. Капельки дождя барабанили по нему, настраивая меня почему-то на меланхоличный и расслабленный лад. Под колесами плескались небольшие лужи в колеях, на улицах было почти безлюдно. Выходной день вкупе с дождем разогнали всех праздных по домам. Всего пару раз я махнул рукой знакомым прохожим да еще разок раскланялся с водителем встречного «козла».
Проехал через ворота в Стене, делящей городок на Холм и Берег, выкатил на площадь. И был остановлен властным взмахом руки старшей урядницы Анфисы Зверевой.
Даром что ни ростом, ни крепостью сложения она не блистала, но авторитет ее в городе был непререкаем. С чего так? Да вот вышло как-то, что ограбила одна залетная банда броневичок, который вез в Серые горы гномам деньги за товар. Шарахнули в двигатель из гранатомета, перестреляли пятерых охранников почтовой стражи, взяли сундук с золотом ― и рванули оттуда. Причем рванули по уму: сундук вскрыли на месте, золото поделили на части, навьючили на лошадей и лесом уходили. Часть из бандитов была аборигенами, да еще из Лесного края родом ― погоняйся за ними. И вышло так, что преследовать банду из десяти человек взялись всего трое урядников, одним из которых тогда еще совсем молодая Анфиса и была.
Банда оказалась матерой. Они оставили засаду на своем пути отхода, куда урядники и угодили. Оба товарища Анфисы были убиты в первую минуту боя, равно как и все лошади. Сама же Анфиса схоронилась за конским трупом, отстрелялась из своего СКС-М, сумела перебежать в заросли, скрыться, оторваться от преследования. На нее махнули рукой, а зря. Она не убежала, а пошла следом.
Все подробности ее двухдневной погони рассказывать не хочу ― скажу только, что четверых бандитов она застрелила, а остальных умудрилась прижать огнем в овраге, где их и накрыла совместная погоня полуэскадрона драгун из Тверской дружины и гномьего малого хирда.[13] Бандитов потом перевешали в Твери, а начинающий урядник Анфиса Зверева получила княжескую медаль «За храбрость», и городской совет присвоил ей звание старшего урядника.
А на вид ничего особого в этой тридцатилетней женщине и не было. Среднего роста, худощавая, темные волосы собраны на затылке в хвост, черты лица правильные, но вполне обычные, губы всегда плотно сжаты. Впечатляют разве что глаза, чуть вытянутые к вискам, что-то среднее между эльфийскими и азиатскими. Есть в Анфисе все же какая-то «не пришлая» кровь. А может, и нет…
Я притормозил, заглушил мотор. Выпрыгнул на дорогу, откинул капюшон штормовки и поздоровался с Анфисой за руку. Она сама так всегда со всеми здоровалась. Ладонь у нее было небольшая, но очень крепкая.
– Привет. Чего хотела? ― спросил я.
– Зайди ко мне, вопросы у меня по вчерашней драке, ― ответила она.
Мы вошли в двухэтажное здание околотка мимо сидящего на скамейке караульного, прошли по коридору до глухой массивной двери. Анфиса толкнула ее, и мы оказались в «бабском отделе». Сейчас там никого не было. Анфиса сняла кожаную «комиссарку» с гладко зачесанных волос, бросила на стол, а затем сама же на этот стол уселась, упершись в соседний затянутой в высокий кавалерийский сапог ногой.
– Сашка, расскажи, как вчера там все было, в «Дальней пристани»? ― спросила она.
– А при чем тут твое «бабье царство»? ― Я удивился.
Обычно такими расследованиями другие занимаются, чаще всего околоточный. Все же стрельба, трупы. А ее отдел все больше на кражах да нравственности специализируется.
– Битюгов мне поручил, ― сказала Анфиса. ― Живая-то одна девчонка ― она у нас сидит, в колдовской камере. Убить она никого не убила, сейчас решают, как с ней быть, под суд ее или в административном порядке? Ну и расследование вместе с ней мне досталось.
Так… Интересно. Девчонке достанется по-любому ― что судом, что «в административном». Анфиса ― баба упертая, и у нее есть правило: никаких нападений на стражей законности не прощать. А мне, если честно, девчонку жаль, потому что на самом деле реальной вины я за ней не видел. Она сначала защищалась, а потом просто не узнала урядников с перепугу. Поди узнай в такой кутерьме. Пусть она мне и незнакома и до ее судьбы мне дела нет, но все же…
– И что ей будет? ― спросил я.
Анфиса пожала плечами:
– Если до завтра решу дело судье не давать, то будем карать в административном порядке. В понедельник всыплю ей сотню ― и пусть гуляет, куда хочет, если встанет. А что судья решит, если к нему отправлю, ― без понятия.
– Анфис, так не за что ее так… ― вкрадчиво сказал я. ― Несправедливо будет.
– Это с чего? ― поразилась Анфиса.
Я никогда в общественных защитниках ничьих прав не числился, да и все знали, что если Анфиса чего решила, то уж точно не свернет. Ситуация возникла, мягко говоря, нетрадиционная.
– С того, что самозащита это была.
– Так, самозащитник! ― пристукнула урядница ладонью по столешнице. ― На урядников она напала? Напала, Без намерения убить, правда, так ее ни в чем таком и не винят. Что в городе за такое полагается? Ты бы уже дерьмо качал четыре месяца, а девки мне на расправу попадают. Магию она применяла? Свидетели говорят, что применяла. В драке, то есть не насморк лечила и не фокусы детишкам показывала. Что за это полагается? Сто золотых штрафа, если попалась в первый раз. Но денег у нее нет, это я уже выяснила. Что в ином случае? Опять пороть полагается. Все вместе выходит на двести горячих, да в два захода, но я ей, по доброте своей, в два раза дозу уменьшу. Что еще? Где я не права?
– Анфис, кругом ты права, но… и кругом неправа. ― Я поднял руки в защитном жесте, упреждая ответную гневную речь. ― Вообще неправа даже. Ты ведь дар мой знаешь, верно?
– Силу чуять? Знаю, ― кивнула она.
Про эту мою способность, в отличие от умения ловить взгляды, знали многие. И многие ей доверяли. На это я и рассчитывал.
– Вот я и почуял. Девчонка не первая к Силе прибегла: начал тот колдун, что в портал ушел. Причем с такой силой, что она с перепугу света белого невзвидела, ― чуть усилил я свои собственные впечатления.
– А люди говорят, что колдун только щит поставил, а потом в портал ушел, ― отрицательно покачала головой Анфиса. ― Все видели.
– Все видели, да не все чуяли, ― возразил я. ― Первое заклятие от колдуна пошло через того громилу, которому я башку разнес. Он под управлением был. Колдун его на девку спустил ― отбивайся, мол, милая, а сам в портал ушел.
Анфиса задумалась. Затем спросила:
– На Правдолюбе поклянешься?
– Поклянусь.
Тут я душой не покривил. Может, я чуток и приукрасил, но от правды не отступил. А Правдолюб… Тут дело такое: если клянешься на этом красном камне, но умышленно лжешь при этом, то руку, что на нем лежит, по запястье сожжет мгновенно. Поэтому такое свидетельство в расчет принимается со всей серьезностью. Другое дело, что ежели человек не врет, а заблуждается, то и Правдолюб его не тронет.
– Все равно ее отпустить нельзя, ― помотала головой Анфиса. ― Урядников никто ей не спишет. Оба потом к лекарю ходили. Сто горячих ― и пусть гуляет.
– Анфис, да она испугана так была, что не то что урядников, она бы отца родного не разглядела! Ты сама понимаешь, как оно бывает в драке. Кулаками машешь, а тут кто-то прямо под руку. Ну и дашь в зубы, не разглядев. Дело житейское.
Анфиса вздохнула, как будто подчеркивая, как же ей трудно общаться со мной, непонятливым.
– Это твои зубы ― дело житейское, а урядничьи зубы под охраной закона, ― сказала она с расстановкой. ― Дашь мне в зубы, не разглядев, ― пойдешь дерьмо откачивать. На четыре месяца. Протоколы есть. Отпускать нельзя. Можно или судить, или под мою ответственность отдать.
Анфиса зачем-то заглянула под стол, затем выдвинула и задвинула обратно один из его ящиков. Потом разозлилась непонятно на кого.
– Да не развалится она от одной порки! ― заявила. ― У нас такие каждую неделю через «баньку» проходят, и никто не помирает. Эта молодая, зверствовать над ней не будем ― так, выдерем для острастки. Вон половина бордельных девиц уже там побывала.
С этими словами она махнула рукой куда-то в сторону Берега. Тут уже я вздохнул, сетуя на Анфисину непонятливость:
– Анфис… не мешай ты контингент свой бардачный с обычной девчонкой. Привыкла всех одним аршином мерить, понимаешь… Не видно разве, что она не из таких? Те все больше из аборигенов, у них розги ― вариант нормы, сама знаешь, какие законы в их государствах. Им плюнь в глаза ― все божья роса, а эта, не дай бог, еще руки на себя наложит. Она же из пришлых, сама видишь. Лучше уж оштрафуй ее, это же в твоей власти. Так?
– Нет у нее денег, ― заявила Анфиса, вздохнув.
– Сколько, сотня штрафа?
– Сто пятьдесят, ― покачала она головой. ― Могу скостить половину штрафа за урядников и половину за колдовство. Так что сто пятьдесят, а было бы триста.
– Я заплачу, ― сказал я и сам обалдел.
Я и сам не понял ― как у меня такое вырвалось? У меня всех денег свободных сейчас как раз сто пятьдесят золотом, ну еще рублей пять ― семь сверху. Даже на пиво и бензин до Серых гор теперь не хватит. Что это со мной? На жалость пробило? Так это точно не про меня…
– А тебе-то зачем? ― не меньше моего поразилась Анфиса.
Я задумался. Все же что-то здесь не так… Не зря мне интуиция подсказывает, что надо девчонку выручать… И не жалость тут главное: я вообще не жалостливый. Хотя девчонка молодая совсем, все-таки жалко. Симпатичная…
– Если честно, то не знаю, ― ответил я. ― Считай капризом, и все такое. Закон ведь не нарушаем?
– Нет, ни капли, ― покачала она головой, подумала секунду и кивнула: ― Хорошо. Когда деньги внесешь?
– На Правдолюбе-то надо клясться? ― изъявил я готовность.
– Нет. Я тебе верю. Говори: когда деньги привезешь?
– Хоть сейчас.
– До завтра терпит. Все равно Степана нет, а отдавать их ему надо. Пошли к твоей добыче, ― вздохнула Анфиса и встала из-за стола.
– Сейчас отпускаешь? ― удивился я.
– А чего тогда ее держать? Напугаю только, чтобы совсем жизнь малиной не казалась, и отпущу.
Она встала со стола, и я, схватив ее за плечи, дважды быстро поцеловал в щеки, после чего увернулся от оплеухи:
– Милосердная ты моя!
– Сашка! ― аж взвилась Анфиса. ― Ты когда-то так доиграешься! Дам в морду ― будешь знать!
Через минуту в комнату вошли еще две урядницы. Обе молодые, крепкие деревенские девки. Из пришлых, фермерские или купеческие дочки. Их имен я не знал. Анфиса скомандовала им: «За мной», и они втроем вышли из «бабского отдела». Одна дверь вела в коридор с камерами, а в конце короткого коридорчика была вторая ― как раз в пресловутую «баньку».
В «баньку» заходить мне доводилось, хоть и в «свободные от использования» дни. Когда с Анфисой надо было наедине поговорить, а в отделе кто-то сидел, она всегда туда уводила. Так что тамошний интерьер мне известен. Просторная комната была почти пуста, лишь в середине стояла массивная лавка с ремнями, к которой привязывали жертву. На стенках висели «наказательные орудия», излишним зверством, впрочем, не поражающие, в ведре пучком торчала целая связка розог. В уголке стояла невысокая конторка, на которой лежал какой-то гроссбух, еще одна лавка, для сидения, вытянулась вдоль стены. Интерьер простой, и свободы толкования его назначение не предоставляет, хоть до камеры пыток среднего барончика ему по устрашительности далеко. Вот там ― это да, там высшее искусство живодерства.
Сейчас Анфиса нарушительницу туда заведет, объявит ей свой приговор, ту разложат ― и в последний момент объявят о замене наказания телесного наказанием финансовым. Это у нее тоже обычная практика.
Минут через пятнадцать дверь в отдел распахнулась, и в сопровождении урядниц появилась давешняя девица-колдунья. В одежде заметен беспорядок: явно одевалась в спешке, от «колдуньи» тоже ничего не осталось ― «Внутреннего стража» с нее со вчерашнего дня не снимали, так что не колдовать ей теперь долго. Анфиса показала ей на один из стульев, а одна из ее помощниц подтолкнула арестованную к указанному месту.
Я присмотрелся к нарушительнице порядка. На вид лет восемнадцать, не больше. Волосы растрепаны, лицо хоть и зареванное, но очень хорошенькое. Голубоглазая, полные губы, курносый нос. Выражение лица ― смесь облегчения с недоумением. То, что бить не будут, замечательно, но вот почему?
– Мария, ― обратилась к ней официальным тоном Анфиса, ― вот человек, который выступил за тебя поручителем. И платит штраф.
Она показала кивком в мою сторону. Я чуть поклонился Марии. В глазах у нее появился оттенок недоумения ― она меня явно не узнала, что и немудрено, впрочем. Откуда ей меня помнить?
– Он выплачивает за тебя штраф в сто пятьдесят рублей золотом. Это понятно? ― продолжила речь урядница.
– Понятно, ― кивнула Мария.
– Хорошо. Теперь, по закону города и округа Великореченск, ты ему эти сто пятьдесят рублей должна. Ты не имеешь права покидать город без его официального разрешения до тех пор, пока долг не будет выплачен или снят с тебя лично кредитором и в установленном порядке. Это понятно?