– Вот, гляди.
– Что это?
– Камушек ледовый. Я называю его перелиц. Сунешь этот камешек под нижнюю губу – и любую личину примешь, какую только пожелаешь.
– Как это? – не понял Глеб.
Бельмец облизнул губы узким кончиком языка.
– Я бы показал… – сипло сказал он. – Но вельми больно. Мне такой боли не вытерпеть. Ты – другое дело. Кости трещат, кожа натягивается. Может и кровь пойти. Потом-то, конечно, кончится. Лицо новое платком оботрешь, даже шрамов не останется.
Глеб с любопытством глянул на камушек.
– Так говоришь, любую личину?
– Любую, – кивнул Бельмец.
– И долго так можно?
– Пока камушек за губой не истает.
– А когда он истает?
– Всяк раз по-разному.
Глеб прищурил недобрые карие глаза.
– Кто опробовал?
– Есеня Рог.
Глеб удивленно вскинул брови:
– Его же убили!
– Убили, – согласился Бельмец. – Потому задешево и предлагаю, что изо рта у мертвеца достал, а отчета у него не спросил. Ежели тебе сгодится – стану продавать другим втридорога. А тебе, ежели в другой раз захочешь, хорошую скидку сделаю.
Глеб задумался. Не нравился ему Бельмец. Слишком скользкий да ушлый. Однажды впарил одному молодому ходоку свистящий посох, наплел, что помогает от упырей. А оказалось, что упыри на его свист со всего Черного бора собираются, как крысы на дудку Ганса. Сожрали того ходока. И костей не оставили.
А с Бельмеца все как с гуся вода, потому что один он такой – барышник Гиблого места. Другим скупщикам чудны?е вещи побоятся нести, а этому несут – знают, что не сдаст, да и деньги заплатит по уговору, ни копейкой не обманет.
– Ну, так как? – утомился ждать Бельмец, глядя на Глеба своим белым, пустым глазом. – Берешь?
Глеб вздохнул:
– Беру. Только смотри – не обмани.
Бельмец хмыкнул.
– Я не самогубец, чтоб тебя обманывать. Ты ведь меня потом из-под земли найдешь, на куски порвешь и остаточки по ветру развеешь.
Глеб хмыкнул:
– Соображаешь. Сколько просишь за свой перелиц?
– Накинь еще три денежки – и он твой.
– Хватит с тебя и двух.
Брови Бельмеца дрогнули.
– Эх, Первоход… Умеешь же ты торговаться. Ладно, две так две. С кем другим поспорил бы, но с тобой не стану.
Взяв деньги и всучив Глебу перелиц, барышник глянул вокруг здоровым глазом и сипло проговорил:
– В Гиблом месте нынче неспокойно. Лес возмущается, земля гнилыми болотами дышит. Будто человек больной. Темные твари людей совсем бояться перестали. Столько злобы накопилось… Мнится мне, Первоход, что скоро вся нечисть из чащобы в села побежит.
– Разберемся, – привычно проговорил Глеб.
Бельмец ухмыльнулся:
– Знаю я, как ты разбираешься. Начнешь секирой махать, а потом дрова некуда складывать.
Глеб сунул перелиц в карман и повернулся, чтоб идти, но остановился на секунду и сказал:
– Братьям Барсукам передай, чтоб за языками своими погаными следили. А то при встрече вырву.
– Передам, – кивнул Бельмец.
Глеб зашагал к подводе. Бельмец, посмотрев ему вслед долгим взглядом, усмехнулся и задумчиво пробормотал:
– Широко шагаешь, Первоход. Гляди – не споткнися.
Глава вторая
1
– Был у меня один случай, – заговорил Хомыч, трясясь в подводе. – Бродил я тогда по киммерийской земле. А там народ дикий и лютый, совсем не то, что тут. И был там один силач… уж не упомню имени… Так вот, как-то раз схлестнулся тот силач с колдуньей киммерийской. Много шуму и треску было. И что ж ты думаешь? Победила его колдунья! Брызнула на разъяренного силача отваром из травок, и стал он нежным и послушным, аки ягненок. После боя она его веревочкой повязала и к себе в пещеру увела.
– Зачем? – не понял Лагин.
Хомыч хихикнул:
– Известно, зачем. Нешто хорошо, когда такой мужчина без дела прокисает.
– Ну, и к чему ты это рассказал? – поинтересовался Глеб, прищуривая глаз.
– А к тому, Глеб, что любую силу хитростью да терпеливостью одолеть можно. Хитрость – она ведь как прутик ивовый. С виду вельми тонка, но под напором не ломается, а токмо гнется.
