– На всякую дикую кобылицу есть свой объездчик, – грубо проговорил Угрим. – Садитесь за стол.
Усадив Глеба и Лагина за стол, Хват взял с полки кувшин и тарелку, наполненную сухарями и кусочками вяленого мяса. Поставил все это на стол и сел сам.
Глеб терпеливо ждал. Угрим неторопливо и спокойно наполнил мутной вонючей жидкостью три огромные деревянные кружки, скрепленные бочарными кольцами. Пододвинул кружки к Глебу и Лагину.
– Что это? – спросил ученый.
– Брага, – не глядя на него, ответил Хват.
– Я не… – Седой ученый встретился взглядом с Глебом и осекся.
Угрим взял свою кружку и сказал:
– Ну, здраве будем.
Запрокинув кудлатую рыжеватую голову, верзила сделал несколько больших глотков. Глеб последовал его примеру. Лагин взял свою кружку и осторожно смочил брагой губы.
Угрим посмотрел на ученого пристальным, тяжелым взглядом.
– Пошто слюду на глаза нацепил? – грубо осведомился он.
– Это не слюда, это стекло, – ответил Лагин, поежившись под взглядом Угрима. – Точнее, линзы. Я сквозь них лучше вижу.
Хват чуть качнул головой, как бы говоря – надо же. И снова взялся за кружку.
– Ты все так же суров, – сказал ему Глеб.
– А ты чего ожидал? – прищурил на него глаза хозяин дома. – Сколько вы с Ратмирой не виделись? Год? Или полтора?
– Почти два, – сказал Глеб неохотно.
– А нынче зачем пожаловал?
Глеб отхлебнул браги и облизнул губы.
– Не знаю, помнишь ли ты, Угрим, но за тобой оставался один должок.
– Про должок я помню. А коли бы забыл, так ты бы мне напомнил. Ты ведь никогда не прощаешь долгов, верно, Первоход?
Было в тоне Угрима что-то такое, что заставило Лагина поежиться. Глеб, однако, ничуть не смутился и спокойно проговорил:
– Верно. И сейчас я пришел рассчитаться.
Огромные ладони Хвата сжались в столь же огромные кулаки. Он сверкнул глазами и глухо выдохнул:
– Ежели ты говоришь о Ратмире, то…
– Дело не в Ратмире, – перебил его Глеб. – Дело в другом.
Угрим слегка успокоился.
– Чего ж ты хочешь? – спросил он.
Глеб посмотрел на кружку долгим, задумчивым взглядом и негромко проговорил:
– Слышал я, Угрим, что на прошлой неделе у тебя помер отец.
– Ну, помер. А тебе что за дело?
Глеб поднял взгляд на Угрима.
– Ты его похоронил?
– Ясное дело. А ты почему спрашиваешь?
– Видишь ли, Угрим… – Глеб нахмурился. – Я думаю, что твой отец все еще в доме.
Несколько секунд в горнице стояла тишина, напоминавшая затишье перед грозой. Два ходока – нынешний и бывший – внимательно смотрели друг другу в глаза, и если взгляд Глеба был спокойным и незлобивым, то взгляд Угрима не предвещал ничего хорошего.
Когда тишина стала невыносимой и Лагин, кашлянув в кулак, хотел нарушить ее, Хват хрипло проговорил:
– Ты в своем уме, Первоход?
Глеб отвел взгляд и тихо сказал:
– Ежели это так, мы никому о том не расскажем. Просто посмотрим на него и уйдем. И все останется, как было. Клянусь Родом.
Хват помолчал, хмуря лоб, потом протянул руку к стене и снял с гвоздя топор. Опробовал пальцем его лезвие и задумчиво проговорил:
– Дров надо наколоть. Изба совсем простыла.
Лагин посмотрел на топор в руках широкоплечего верзилы и поежился. Затем нервно поправил очки и вопросительно взглянул на Глеба. Тот сидел за столом спокойно и прямо.
– Шел бы ты отсюда, Глеб, – снова заговорил Угрим. – У нас в семье горе, а ты глумишься. Нехорошо это. Противно.
– Так ты не покажешь нам отца?
Угрим медленно встал из-за стола и слегка приподнял топор. В его угрюмых глазах заплясали огоньки ярости.
– Ну, раз сам не хочешь уйти…
– Не дури, Хват, – сказал Глеб и холодно взглянул в глаза хозяину дома. – Я ведь могу привести княжьих охоронцев и проверить вместе с ними. И тогда…
Не дав Глебу договорить, Угрим ринулся на него с топором.
Произошла короткая схватка, в результате которой Хват оказался повержен на пол, а Глеб сел ему на спину и, отбросив в сторону топор, скрутил верзиле руки за спиной.
– Ну, что? – тяжело дыша, осведомился Глеб. – Успокоился?
