Вор и убийца

Сергей Куц

Вор и убийца

Глава 1

Площадь Правосудия

– А ну поднимайтесь!

Отвыкшие от света глаза на миг ослепли.

– Шевелитесь, грязные свиньи! И поторапливайтесь, пока я добрый!

В камеру ввалился самый жирный из встречавшихся мне в королевской тюрьме надсмотрщиков. На дюжину шагов от него несло перегаром. Зловонные пары из его пасти мгновенно смешались с затхлым воздухом каменного мешка, в котором коротали свои последние часы арестанты. К коим, как ни горько это признать, принадлежал и я.

Следом за надсмотрщиком в полуоткрытую дверь из обитого медью почерневшего дуба вошли два тюремных алебардиста в одеянии желто-оранжевого королевского цвета. Еще несколько гремели ржавым железом в освещенном факелами коридоре. Древки их алебард основательно укоротили, чтобы удобнее было управляться в тюремных помещениях.

– По одному и на выход! – проревел тюремщик, звякнув связкой массивных ключей, зажатых в толстых коротких пальцах. Такие у меня всегда вызывали отвращение.

Опершись на закованные в кандалы руки, я неуклюже поднялся. Рана под рубцом на левой ноге напомнила о себе тремя болезненными уколами. Проклятый пепел! Ведь почти зажила.

– Да шустрей там!

Цепи на ногах позволяли делать только короткие шажки, которые изрядно меня повеселили бы, смотри я на это дело со стороны. Но, дьявол! Я там, где я есть. Проклинаю тот день, когда мы наполнили паруса и погнались за караваном купцов!

– Один, второй, – поднеся к небритой роже фонарь и скорчив отвратительную гримасу, тюремщик пересчитывал переступающих порог камеры заключенных, – третий, четвертый…

В меня ткнула лапа с зеленой татуировкой.

– …пятый, шестой, седьмой, восьмой. Ага, все тут. – Тряся обвислым животом, тюремщик зашелся хриплым хохотом. – Да и куда ж вам подеваться!

Ржущий надсмотрщик – зрелище невыносимое. Я отвел глаза.

– Ты чего морду воротишь?

Тюремщик дернул меня за рукав рубахи. К моему лицу приблизились зло сощуренные, налитые кровью глаза.

– Стройте их и ведите на площадь, – бросил алебардистам тюремщик, – а мы с господином капитаном скоро нагоним. Ты ведь капитан? Не так ли?

Отвечать я не собирался, да и не успел бы. Пудовый кулачище угодил прямо в солнечное сплетение. Задыхаясь, рухнул на колени, изо рта потекла вязкая слюна. Я поймал на себе выразительные взгляды Чекко и Лоиса: «Помочь, капитан?» Резко мотнул головой. Не вмешивайтесь!

Жирный гад от души пнул сапогом по ноге, точно угодив по почти зажившей ране. После вспышки боли меня затопила ненависть. Стража уже отвела парней на дюжину шагов, и с тюремщиком я остался один на один. Собравшись, ждал, когда он подойдет поближе.

Плюнув мне под ноги, надсмотрщик опустился на корточки несколькими шагами левее, подпер спиной стену.

– Это тебе не купцов щипать, пират, – зло рассмеялся он и потянулся к болтавшейся на поясе фляжке, подставив мне свой бок.

Я рванулся, вложил в прыжок все оставшиеся после месяца заключения силы. Тюремщик вскочил, отшвырнул флягу, а я вспорол пустоту и влетел плечом в шершавую кладку. Толстяк оказался необычайно проворным. Пока я поднимался, он ловко обошел меня справа и смачно врезал тыльной стороной ладони по спине. Грохнувшись на колени, я не успел дернуться, как получил еще один удар по лопаткам и уткнулся лицом в сырой пол. Надсмотрщик придавил спину тяжелым коленом, умело заломил мне руки. Попытка шевельнуться принесла избитому телу адскую боль.

– Не ерепенься, – услышал я сквозь собственный хрип, – вас ведут на суд, сам знаешь, какой приговор вынесет лорд Деспилье. Но не отчаивайся.

Я замер. Речь надсмотрщика совершенно изменилась, причем в лучшую сторону.

– Есть человек, который хочет, чтобы твоя душа осталась среди живых. Если не наделаешь глупостей, то увидишь завтрашнее утро. Будь спокоен и хотя бы внешне покорен судьбе. А теперь… пшел, собака!

Прежний тюремщик вернулся. Он наградил меня пинком и отборными ругательствами и погнал по коридорам королевской тюрьмы. Я двигал ногами, словно пьяный, гадая о странном тюремщике и моем таинственном доброжелателе. Предположения возникали самые дикие, вплоть до слуг сатаны!.. Ох, не о том думается на пороге смерти! Чтобы отогнать непрошеные мысли, я бездумно считал попадавшиеся на пути двери камер.

Когда грубые руки вытолкали меня из ворот тюрьмы, постарался выбросить из головы сумасшедшие домыслы. Конечно, насколько это возможно в нынешнем положении. Будь что будет!

Площадь Правосудия и прилегающие улочки были заполнены гомонящим народом. За восемь месяцев столица королевства Арния нисколько не изменилась. Разве что появились траурные полотнища.

Нахлынули воспоминания – как обчистил дворец арнийского вице-короля, правящего в заморских владениях, и отправился транжирить золотые руали в Ревентоль. Помню, я славно отметил свое двадцатисемилетие. Меньше года прошло. Потом, когда наскучили дни и ночи бесконечного разгульного празднества, вдруг задумал поменять воровское ремесло на пиратское. Остатков от великолепного куша, отхваченного в доме вице-короля, хватило, чтобы на Костяном Крабе, острове вольного братства, снарядить приличный корабль.

Фортуна благоволила, золото и серебро сами плыли в руки. Через два месяца флибустьерства меня пригласил в свою флотилию Рыжий Крюк, самый грозный и щедрый среди свободного братства пират, чье имя гремело повсюду, даже в дальних портах.

Задались веселые деньки! А потом мы угодили в хитрую ловушку. Арнийцы, арнидокцы, герийцы и лекантийцы забыли свои извечные дрязги и устроили ненавистному Рыжему Крюку западню. Сам Крюк ушел, но его капитаны – нет. Мы дрались отчаянно, однако и мой «Скорпион» взяли на абордаж, и теперь я снова в Ревентоле. Я и семеро выживших на корабле.

Парней построили гуськом, сковали кандалы одной цепью. Впереди высилась могучая фигура Чекко, за ним – близнецы Жак и Жан. В затылок Жану смотрел седой Гюг, моя правая рука на «Скорпионе». Рубаки Лоис и Дино оказались неразлучными даже здесь, они стояли рядом. Последним был Булез. Замок цепи, крепящейся к моим оковам, щелкнул как раз за его спиной.

Тюремные алебардисты заняли места по обе стороны от нас.

– Живо, вперед!

Заключенных направили на противоположный край площади сквозь прямой проход в орущей толпе, осыпающей пиратов проклятиями и ядовитыми насмешками. Люд сдерживал двойной ряд королевских гвардейцев в идеально сшитых камзолах и позолоченных кирасах. Рядом с ними любой представитель тюремной стражи смотрелся гадким утенком.

Когда до гранитного помоста, на котором обычно вершили правосудие королевские судьи, оставалось не более двух десятков футов, алебардисты остановились. Под улюлюканье ревентольцев нас заставили упасть на колени и приказали ждать. Недолго.

На помост взошел судебный пристав. Призвав к тишине, он громогласно объявил:

– Верховный судья Высокого трибунала королевства лорд Деспилье!

По ступеням поднялся граф Альберт Деспилье. Поджарый, с вытянутым высохшим лицом, черными, глубоко посаженными глазами, он всем своим видом подтверждал недобрую репутацию. Облаченный в пурпурную мантию судья смерил холодным взглядом притихших горожан и уселся в высокое кресло, стоящее справа от пустующего места короля.

Вдовствующая королева-мать Мария Луиза почила три недели назад, и убитый горем сын, теперешний король Герард V, оплакивал утрату в аббатстве Мон-Терье. Хотя лично я полагал, что Герард предавался в аббатстве отнюдь не траурному молению. О враждебных отношениях нынешнего короля с матерью поговаривали далеко за пределами королевства.

Слева от монаршего трона пустовало место кардинала. Кто же его займет? Старческая немощь кардинала Кунигуда давно стала притчей во языцех. Неужели и это кресло останется свободным?

– Архиепископ Антуан! – известил пристав, разрешив мои раздумья.

Кто же еще! Архиепископ слыл первым из претендентов на мантию Кунигуда.

Антуан оказался высоким человеком с открытыми и благородными чертами лица. Однако, как ни крути, он член Высокого трибунала, и при этой мысли зародившаяся было симпатия молниеносно исчезла.

– Королевский обвинитель лорд Тренкап!

Это имя мне ничего не говорило. Да и сам лорд Тренкап не производил особого впечатления: какой-то неприметный господин в коричневом костюме. Зато, когда услышал имя королевского защитника, признаться, стало не по себе. Развеялись последние сомнения в том, каким приговором завершится трибунал.

– Вице-король Заморской Арнии лорд Даман!

Пиратом я не делал тайны, откуда взялись руали, позволившие снарядить «Скорпион», и очень скоро весь Костяной Краб знал, кто обчистил сундуки арнийского вице-короля. Само собой, известие об этом недолго добиралось до резиденции Конрада Дамана. Даман нанял убийц, которые отправили на тот свет моего первого и единственного настоящего друга, боцмана «Скорпиона» Дью Вермана, и едва не добрались до меня. К Даману появились кровные счеты.

Да, это был он! Его пухлые щеки и блестящую лысину не спутать ни с чьей другой.

Первое, что сделал Даман, как только вскарабкался на помост, это нашел взглядом меня. Вице-король улыбнулся своей приторной кривой улыбкой, в его глазах зажегся мстительный огонек.

Сняв воображаемую шляпу, я картинно поклонился и наигранно пригладил якобы взлохмаченную прическу. Мои прямые черные волосы падали на плечи. Толпа незамедлительно разразилась злорадным хохотом. Разговоры о жадности вице-короля давно дошли до Ревентоля, и о моем визите в подвал Конрада Дамана здесь тоже были наслышаны.

– Именем милостью божьей короля Герарда V Высокий трибунал слушает дело о морском разбое, – произнес верховный судья, хищно взглянув на подсудимых. – Вызывается Лоис Вект.

Младшие судебные приставы, сменившие тюремную стражу, сняли цепной замок и вытолкали Лоиса вперед.

Суд вышел скорым и жестоким. Выслушав обвинителя и не менее обличительную речь нашего «защитника» Дамана, Деспилье дал слово Лоису, который лишь покосился презрительно на реющий над помостом королевский флаг и отвернулся.

– Смертная казнь, – сухо проронил верховный судья, не удосужившись соблюсти протокол. В торговом Ревентоле пират – это хуже, чем детоубийца.

Лоиса приковали к столбу смертников. К его чести, держался он молодцом.

Затем Деспилье называл имена Гюга, Булеза, Чекки, Жана и Жака. Суд над ними, в коем не проглядывалось и намека на выслушивание свидетелей и прочие тонкости, получился таким же коротким и закончился тем же приговором. Лишь семнадцатилетним близнецам Жану и Жаку Деспилье уготовал иную участь.

– Смертная казнь заменяется пятилетней каторгой на галерах.

Было искренне жаль братьев. Больше трех лет на арнийских галерах не выдерживал никто, это поистине хуже смертной казни.

Рядом со мной оставался один Дино.

– Николас Гард, – потребовал судья.

Приставы приблизились ко мне и, освободив от цепи, толкнули к помосту.

Шагнув, я вдруг почувствовал острую боль в ноге. Рана напомнила о себе весьма некстати. С трудом сохраняя спокойствие, я старался не хромать. Все, что угодно, лишь бы не доставить лишнего удовольствия толпе, бьющейся в экстазе от предвкушения казней.

– Николас Гард, – начал зачитывать судебное заключение Тренкап, – вы обвиняетесь…

Я не слышал его. Выглянувшее из-за кафедрального собора Святого Франциска яркое солнце не только ослепило меня, но, похоже, и оглушило. В голове крутились слова тюремщика. Неужели сказанное им всего лишь дьявольский розыгрыш? Я начал думать, что это так, надежда на спасение едва теплилась.

– Гард, у вас есть, что сказать в свое оправдание? Лорд Даман высказался, – обратился ко мне Деспилье.

Я даже не услышал, что нес вице-король. Качнув головой, ответил:

– Скажу лишь, что ничуть не раскаиваюсь в содеянном.

– Тогда виновен, и ваша виновность, Гард, как капитана корабля флибустьеров и приспешника Рыжего Крюка, более чем очевидна. Наказание – смертная казнь. – Верховный судья повернулся к приставам. – Уведите его.

– Позвольте, ваша честь! – вдруг поднялся Даман, нервно вытирая платком вспотевшую лысину.

Что у него на уме? Или Даману недостаточно моей смерти?

– Защите есть что добавить?

– Да, ваша честь.

– Что ж, извольте. – Альберт Деспилье откинулся на спинку кресла, не сводя с меня змеиного взгляда.

– Всем известно, – торопливо начал Даман в повисшей над площадью гробовой тишине, – о булле папы Иннокентия XII, что говорит про незамедлительное отлучение от матери-церкви всех детей, родившихся от богопротивной связи сыновей и дочерей человеческого рода с расами нелюдей, а также всех потомков этих детей…

Наверное, я побледнел, потому что замысел Дамана прояснился. Он хотел лишить меня последнего, что нам еще оставалось. Права на покаяние!

– Ваша честь, я должен уточнить, – неожиданно вмешался архиепископ. Не проронивший до сих пор ни звука церковник заговорил, когда разбирательство коснулось преступлений против Святой церкви. Именно для этого на каждом заседании Высокого трибунала и должен был присутствовать кардинал. – В булле Иннокентия XII написано лишь о рекомендации отлучать от лона церкви детей, рожденных от связей людей с эльфами, гномами, орками и прочими. Но это отнюдь не императивное повеление.

Даман тяжело задышал и покрылся бурыми пятнами.

– Спасибо, – обратился к архиепископу Деспилье. – Трибунал учел ваше замечание.

К растерявшемуся вице-королю уверенность вернулась быстро, он вкрадчиво продолжил:

– Поговаривают, что в роду Гарда имелись орки.

Конрад Даман бросил в мою сторону взгляд и самодовольно надул щеки.

– У меня все, ваша честь, – сказал он.

– Принимая во внимание сказанное выше лордом Даманом, трибунал обязан проверить указанное обстоятельство, – цинично произнес верховный судья. – Поднимите Гарда на помост.

Два пристава схватили меня за локти и потащили к судьям. Дабы унизить побольше, они тащили меня спиной вперед.

– Я распоряжусь, чтобы сюда принесли Обруч, – сказал архиепископ.

– Не стоит утруждать себя, ваше преосвященство, все уже готово. – Деспилье улыбнулся, посмотрев в мою сторону.

Меня снова бросили на колени. Теперь уже в шаге от стола, за которым сиделт судьи королевского трибунала.

Рядом застыл старший пристав, держа на вытянутых руках поднос с Обручем. Это был просто обруч без каких бы то ни было украшений. Единственным его отличием являлись редчайшая красная сталь, из какой его выплавили, и, конечно, магия. Та магия, которую святые отцы заключили в десятки обручей из красной стали и которая позволяла обнаружить несчастных, о коих говорилось в булле Иннокентия XII.

Подобно затравленному зверю я наблюдал, как архиепископ Антуан принял у пристава Обруч, поднял над моей головой и начал медленно опускать вниз. Обмануть Обруч невозможно. Себя тоже. Мою прабабку изнасиловали орки, и посему я был обречен на отлучение от церкви. А значит, меня выдаст боль; а значит, перед смертью не будет покаяния; а значит, я точно отправлюсь в ад!

Обруч коснулся головы. Через мгновение нахлынула невыносимая боль. Я выдержал три удара сердца и закричал. Я кричал, кричал и кричал…

Пришел в себя у столба смертников.

Приставы вели к гранитному помосту Дино.

– Эх, Николас, крепко тебе досталось, – заметив, что я очнулся, заговорил старик Гюг.

– Да, – захрипел пересохшим горлом Чекко, – ты, капитан, орал, словно жарился на углях в преисподней.

– Заткнись, Чекко! – напустились на него остальные. – Вечно лезешь со своими тупыми шутками.

Я молчал. Все стало безразлично.

– Эй, взбодрись, капитан! – попытался ухмыльнуться Гюг. – Не все так худо, как тебе кажется.

Я поднял мутный взор.

– Антуан, благослови, боже, его причинное место, – Лоис не смог отказать себе в последней вольности, в богохульстве, – сказал, что твоя участь и так незавидна, и не стоит ее усугублять…

– Короче, – перебил его Чекко, – Антуан не стал отлучать тебя. Видел бы ты, как взбесился господин Деспилье, а Даман, черт бы его побрал, вообще слюнями брызгал. Но архиепископ стоял на своем, как скала. Нет, и все.

В душе я почувствовал легкость и свободу. Не знаю, как такое возможно у столба смертников, но, оказывается, возможно. Я с искренней благодарностью посмотрел на Антуана.

Тем временем к нам присоединился Дино.

На радость собравшейся толпе старший пристав торжественно объявил:

– Приговор Высокого трибунала королевства приводится в исполнение немедленно!

Многотысячное человеческое море завопило от восторга. А еще твердят про просвещенный век!

Справа от гранитного помоста серела каменная гранитная стена. Ее прозвали «Стеной казней». Она появилась в Ревентоле в тот месяц, когда я кутил в здешних трактирах. В те дни у Марии Луизы возникла серьезная проблема: гильдия палачей взвинтила небывалую цену на свои услуги. Тогда-то и выскочил, как чертик из табакерки, граф Альберт Деспилье. Пообещав королеве-матери разобраться с палачами, он заимел должность верховного судьи с весьма заманчивым денежным жалованьем и массой привилегий, а вместо палачей привлек к казням королевских аркебузиров, и теперь у этой срочно возведенной стены солдаты расстреливали осужденных.

Эх, не думалось восемь месяцев назад, что доведется стоять перед дулами аркебуз на площади Правосудия.

Судебные приставы подошли к Лоису. Его осудили первым, посему он первым предстанет перед Господом. Лоису вставили в рот кляп, дабы не поносил короля и трибунал, а на голову надели грязный мешок. «Милостивым» королевским эдиктом преступников спасали от тяжкой доли смотреть в глаза смерти.

К столбу смертников, громыхая, подкатился черный фургон. Внутри фургона находился священник, который должен был свершить таинство покаяния, дабы избавить душиу преступников от груза грехов. В фургоне имелось две дверцы: одна около кучера, а вторая – у оси задних колес.

Лоиса подвели к фургону и толкнули в распахнутую заднюю дверь. Через несколько минут кучер склонился к крохотному окошку, а потом сообщил, что исповедь окончена. Приставы отодвинули засов и, не церемонясь, вытянули Лоиса наружу. Нет, Лоис не сопротивлялся, но и облегчать жизнь приставам явно не собирался. Пусть сами тащат, коль им надобно.

Лоиса приволокли к стене и развернули лицом к аркебузирам. Приставы торопливо убрались, и солдаты подняли оружие.

– Пли!

Лоис упал без единого звука. Мы тоже молчали. Каждый думал о своем.

За Лоисом последовали Гюг, Булез и Чекко. Близнецов куда-то увели. Остались я и Дино. К столбу приблизилась тройка приставов. Мой черед… Последнее, что я увидел – это четыре окровавленных тела у испещренной пулями стены. Рот заткнули тряпкой, а когда надели мешок, в нос ударил удушливый запах мертвечины. Мешки использовались не один раз и долго не снимались с расстрелянных.

Меня подвели к фургону и с силой толкнули внутрь. Сзади с лязгом задвинулся засов.

На спине выступил ледяной пот. Почему тишина? Неужто Даман подговорил священника, и я все-таки приму смерть без покаяния?! Что-то скрипнуло, как будто каблук растер пыль. Вновь лязгнул засов. На сей раз где-то впереди.

Мешок полетел на пол фургона.

Передо мной стоял высокий, крепко сложенный человек лет сорока на вид, монашеский наряд которого резко контрастировал с лицом воина. Незнакомец вынул из моего рта кляп и тут же, деловито используя ключ с тюремным клеймом, освободил от оков. Сначала руки, а затем ноги.

– Все расспросы после, – бросил он, – а сейчас раздевайся. Донага и быстро!

Успев распрощаться с жизнью, я был ошеломлен происходящим, мысли путались, но руки сами потянулись к пуговицам. Удовлетворенно кивнув, незнакомец скрылся за тяжелой дверью с решетчатым окошком, делившей фургон на две части. Через миг мужчина вернулся и кинул мне сверток.

– Наденешь это, – сказал он.

За его могучей спиной показалась обнаженная фигура. Человек одного со мной роста. Кожа его отливала нездоровой синевой; лицо, казалось, окаменело. Он был неестественно равнодушен. Монах отстранился, и обнаженный нагнулся к моей рубахе.

Я остолбенел. Человек мог надевать мою одежду только для одного!

– Что замер? – яростно прошипел над ухом незнакомец в рясе. – Он неизлечимо болен, его семье щедро заплатили, чтобы заменить тебя у Стены казней.

Не дожидаясь ответной реакции, монах опрокинул меня на пол и стащил оставшийся сапог и штаны. Когда обреченный на смерть закончил одеваться, незнакомец нацепил на него кандалы, вставил в рот кляп и спрятал бесстрастное лицо со спокойными глазами под мешком.

По совести говоря, я был как тряпичная кукла. Поняв, что на вразумительные выводы и быстрые действия в эти минуты я не способен, незнакомец схватил меня и сверток с одеждой в охапку и, цедя сквозь зубы ругательства, оттащил на половину, где должен был располагаться священник. Задвинув засов, дал знак кучеру.

– Хотя бы посиди тихо и смирно, – велел незнакомец.

Это словно отрезвило. Что ж, судьба в очередной раз решила лихо повертеть мной. Посмотрим, к чему приведет новый зигзаг. Я потянулся к свертку. В нем обнаружились монашеская ряса и скромный наряд ревентольца достатка ниже среднего, но еще не нищенствующего.

– Тс-с! – незнакомец поднес палец к губам.

Не догадываясь, что схватили за локти отнюдь не капитана флибустьеров, судебные приставы выдернули из фургона беднягу, принявшего мой крест, и громко хлопнули задней дверцей.

Воспользовавшись паузой, я торопливо оделся.

– Так-то лучше, – одобрительно произнес незнакомец.

Снаружи грянул залп аркебуз.

Переждав, пока стихнет кровожадный рев толпы, незнакомец ехидно произнес:

– Поздравляю со вторым рождением!

Я чувствовал себя последним подлецом.

– Но кто и почему… – начал я.

– Уже говорил: прибереги расспросы на потом.

– Хотя бы ваше имя, сударь.

– Это пожалуйста. Оливер Фоссато. В прошлом – солдат удачи, недолго – монах, а ныне снова наемник. Можешь обращаться ко мне на «ты» и просто – Фосс. Но повременим с беседой. Накинь капюшон и будь тише воды!

Глубокий капюшон монашеской рясы укрыл половину лица.

В фургон швырнули последнего из смертников. Дино. На этой раз обряд покаяния был соблюден до точки.

Мою душу раздирали злоба, обида и стыд. Я должен помочь другу. Но как? Любая попытка избавить Дино от казни закончится тем, что аркебузиры расстреляют его, меня и вдобавок моего таинственного спасителя. Я не мог рисковать жизнью Фосса. Знаю, это трусливое и низкое оправдание. Но, дьявол меня подери! Я не мог сделать ничего! Кровь и песок!

Прости, Дино…

Его увели.

Я грузно осел на пол.

– Догадываюсь, что у тебя на сердце, – рядом примостился Фосс. – Но иначе нельзя.

Фургон затрясся по булыжникам площади Правосудия.

Ухнули аркебузы… Будь проклята эта толпа!

Покойся с миром, Дино…

– Зачем я вам?

Отчего-то я был уверен, что Фосс действует не один.

Оливер покачал головой:

– Ты нужен одному весьма могущественному человеку. Ты ведь не пират. Ты вор и всегда был им, даже когда ловил морские ветра под флагом Крюка. Ты вор, и вор, каких еще не рождалось в этом мире. Хваленые подвалы Конрада Дамана были для тебя сущим пустяком, ты попадал в ситуации и похлеще. Я знаю это, и ты, Николас, знаешь это.

Я попытался не отвести взгляда и не перемениться в лице. Он чертовски прав. Но откуда…

– Поверь, мой наниматель долго следил за твоими… хм… приключениями, – Фосс перебил ход моих мыслей, он словно бы читал их. – Ему многое известно. Да ты и сам понимаешь, что в определенных кругах имя Николаса Гарда на слуху.

Мой взор случайно упал на крохотное оконце. Фургон подкатил к тюремным воротам!

– Не волнуйся. Ведь эта телега оттуда.

Ворота медленно, со скрипом, распахнулись. Фургон вновь затрясся, но это длилось недолго.

– Приехали, Николас. Поднимайся, что бы ни случилось, молчи и не откидывай капюшон!

Фосс выпрыгнул через распахнувшуюся дверцу, я последовал за ним. Мы очутились в полукруглом внутреннем дворике скромных размеров. Никаких выходящих в него окон я не заметил, только несколько дверей. Кучер, не говоря ни слова и не оборачиваясь, скрылся в одной из них.

– Лошади готовы.

Обернувшись на новый голос, я непроизвольно отпрянул. Рядом стоял тот самый жирный тюремщик! Он держал под уздцы двух пегих жеребцов явно не из самых лучших конюшен, но вполне крепеньких.

– Не волнуйся, – произнес Фосс. Мое поведение забавляло его. – Это свой человек.

– Извини за тумаки, приятель, – добродушно пробасил толстяк. – Но иначе было нельзя.

Я не нашел, что сказать.