Я хочу, чтобы ты вспомнил… Книга 1. Бесконечный канон #1.1

Тем временем молодые люди пришли в Главный Холл колледжа, который местные в шутку прозвали колледжем Святого Одина то ли за монументальность кладки стен, то ли просто в пику отжившим свой век старым именованиям некогда учебных корпусов в честь святых угодников и божественных атрибуций. Так пояснял молодой Брик, пропуская неофита на входе вперёд.

Он оказался славным малым, этот Герман, несмотря на свои манеры «хорошо воспитанного мальчика». Однако у него умный взгляд и, судя по недавнему поступку, доброе сердце. Наличие сердца, вообще, вещь редкая, а про доброту и говорить не чего, скоро и слово потеряется, как забытая гайка. Так иногда бывает: разобрал какой-нибудь механизм, потом собрал его назад, и одна единственная гайка осталась, вроде как лишняя. Включил агрегат – он, зараза, работает, как часы, и без этой самой гайки. Но ведь она к чему-то была там привинчена, зачем-то нужна была до того, как ты всё разобрал на запчасти. И вот она предательски лежит на ладони и смотрит на тебя потерянно и одиноко. Ты засовываешь её в карман и напрочь забываешь. Так и с добротой. Потому и человек с добрым сердцем – вымирающий вид, не иначе. А этот экземпляр, гляди-ка, вполне себе жизнеспособен – идёт уверенно впереди, руками широко размахивает, голова с развивающейся светлой шевелюрой приподнята, осанка, стать – ну, твой Аполлон Бельведерский, не иначе, со всеми здоровается, все ему кивают, машут приветственно, улыбаются. И сам он белозубо щедр на ответные приветствия и улыбки. Одет парнишка, конечно, несуразно. Зачем, например, этот галстук-бабочка с рисунком звёздного космоса или эти вот подрезанные узкие штаны, белые не то кроссовки, не то сандалеты на толстой подошве и чёрная накладка на предплечье? Ни дать, ни взять – вожатый-супергерой, сбежавший из пионерлагеря времён развитого социализма. С тексоном это он, конечно, умно придумал – выдавать команды сигналами мозга. «При случае надо бы и себе отмутить», – думал пристыженный физик, кряхтя под тяжестью ноши, взбираясь по местами отбитым старинным ступеням Главного Холла и проходя в столовую залу.

Уже на входе нос приятно обдало запахами жареного мяса, хлеба, каких-то печёных вкусняшек, свежей зелени и овощей.

– Щас захлебнусь! – довольный предвкушением обеда воскликнул новоиспечённый член местного сообщества.

– И попрошу заметить, всё натуральное, – отметил юный Аполлон с гордостью.

– Ууу! – промычал неофит и освободился, наконец, от рюкзака в небольшом коридоре, служащем гардеробом в иное время года.

Продукты синтетической химии и генной инженерии, упакованные в вакуумные тубы и пакеты, спокон веку отвечали главному требованию цивилизации – быть питательной и полезной для здоровья пищей, чтобы прокормить миллиарды голодных ртов. Отведать «натуралочки» типичному горожанину практически негде, сельское хозяйство – доходное хобби для немногих избранных, живущих на плодородных землях. Городки и поселения с натуральными хозяйствами можно встретить ещё в некоторых регионах, но там, где возделывание земли было и остаётся затруднено или уже напрочь вытравлено катастрофами, войнами и химией, на помощь людям приходят синтетические производства, которые тоннами выдают как «быструю еду» в питательных батончиках, таблетках, порошках, смесях и коктейлях, так и продукты, полностью имитирующие натуральные, из которых всевозможные ресторации готовят свои дорогостоящие изыски. Можно и самим что-нибудь сварганить, только нет на то никакого времени, да и рецепты и навыки давно утрачены.

Как всякий, уважающий себя человек, Чебышев позволял себе хорошую «имитацию» по особым случаям. Когда-то у людей были всевозможные праздники, и в сознании каждого человека где-то глубоко сидят ещё эти анахронизмы, потому принято отмечать Всемирный День Спасения, Новый год, Олимпиаду, ну, и какие-то личные, реже семейные дни особых достижений и событий. Можно даже пригласить друзей или родных на обед по случаю, чтобы хоть как-то компенсировать недостаток живого общения. А в остальном – довольствуйся синтетикой и разговорами в мессенджерах.

Чебышев огляделся, подыскивая удобное местечко в столовой зале, больше походившей на изображения монастырских трапезных, которые можно увидеть в собраниях старинных художественных галерей. С высокого потолка свешивались вниз множество ламп, вдоль одной стены простирались витражные окна с древней религиозной мозаикой высотой до самого потолка. Стены кругом были украшены деревянными панелями с резьбой (какое невероятное расточительство ресурсов!). Столы стояли рядами через весь зал, с двух сторон возле каждого стола деревянные лавки. Сервировка отменная – на каждом столе корзинки с ароматным свежим хлебом и румяными печёными пирогами, фарфоровый сет для соли и специй, ажурная салфетница, графин с водой и восемь аккуратно разложенных кувертов, включая сервировочные тарелки и стаканы для воды. Здесь точно не питаются синтетикой!

Учёные всех возрастов, полов и рас сидели там и тут, обедали, разговаривали, что-то бойко обсуждали, смеялись. Каждый обслуживал себя сам, принося выбранные блюда на подносах, а те, кто уже поели, убирали свои приборы, так же на подносах вынося их в боковую дверь. Вокруг царил невообразимый, но почему-то приятный гул из человеческих голосов и позвякивания посуды.

Пройдя немного вперёд по залу, молодые люди свернули в зал поменьше, там столы и холодильники с прозрачными стенками ломились от еды, которой физик за все свои двадцать три года с хвостиком даже не видел ни разу, не довелось. И вот оно – мечта гурмана!

– Ну, что, дорогой друг, – обратился к нему Брик, – выбирай себе блюдо по вкусу и наливай любой напиток. Смотри, тут разные вариации чайных, кофейных, овощных, фруктовых и ягодных.

– Глаза разбегаются…

Ошарашенно и нерешительно Чебышев стоял в сторонке, переминаясь с ноги на ногу. Он и, в самом деле, был обескуражен таким обилием и разнообразием натуральной пищи. Наконец, он потряс головой, словно стряхивая остатки сна, подошёл к столам и осмелел.

Если бы не удобные раскладывающиеся двойные подносы, физику пришлось бы дважды ходить за едой. А так, он набрал всего, чего душа пожелала. И пожелала она суп с мясными шариками, которые сам Чебышев назвал фрикадельками, а Брик – кнедликами, затем две больших свиных котлеты с томатным соусом и горой отварного картофеля со свежей душистой зеленью, большую порцию салата из нарезки куриного отварного филе, вареных яиц и овощей, заправленного каким-то густым белым соусом. И напоследок две порции томатного сока. «Хороший мальчик» питался скромнее – к порции супа «с кнедликами» он добавил филе ягнёнка под сливочным соусом – «по-пьемонтски», так он это назвал, к мясу также отварной картофель, но с долькой свежего ананаса и стакан свежевыжатого апельсинового сока.

Когда физик затарил двойной поднос, и они с новым знакомым пробирались к свободному столу в обеденной зале, кто-то сзади уверенно похлопал его по плечу. Чебышев вжал, было, голову, памятуя о своей неловкой выходке во дворе соседнего корпуса, но увидев улыбающуюся физиономию Брика, понял, что можно расслабить пальцы на ногах и повернулся.

– Ну, здравствуйте, юноша, – степенно приветствовал его седовласый господин в белом халате поверх обычного академического костюма.

Неуклюже поставив поднос и лихорадочно достав свой интро, Чебышев включил переводчик и кое-как выдавил стандартное приветствие. Улыбаясь, престарелый наставник, снова похлопал его по плечу и добавил:

– Хорошо, хорошо, осваивайтесь тут. Покушайте, и не забудьте явиться ко мне в лабораторию, чтобы мы, как следует, познакомились. Наслышан, наслышан Вашими успехами в систематизации огромного массива данных, собранных на коллайдере за последние пятьдесят лет перед Великой Катастрофой. Это большой труд! Очень большой. Похвально. Жду Вас.

Седовласый учёный сделал лёгкий кивок в сторону Брика, достал из нагрудного кармана халата большие очки и направился к столам за своим обедом, насвистывая что-то легкомысленное.

– Это профессор… – начал, было, Брик.

– Эпингейм… – продолжил сконфуженно Чебышев. – Я и забыл, что не представился ему. Какой же я болван! – и он звонко шлёпнул себя по лбу.

– Не переживай, – успокаивал новый знакомый. – Это всё мелочи. Ты вот мне лучше скажи, чего у тебя с языком. Далеко с переводчиком тут не уедешь.

– Да, знаешь, никак не могу осилить этот треклятый ново-английский. Дохожу до времён и впадаю в бешенство. А уж про изыски произношения и правила чтения, вообще, – труба дело!

Брик понимающе кивнул и с улыбкой добавил:

– В былые времена сами лингвисты спивались из-за банальной невозможности правильно записать фамилию иностранца даже несмотря на значительные упрощения правил чтения. Ничего, в лаборатории Эпингейма есть установка-интенсив, помогает включить в работу нужные участки мозга для определённой работы, ты быстро освоишься.

Наконец, они уселись за стол и приступили к еде. Брик, конечно же, манерничал, чем немало раздражал неофита. Чебышеву хватило бы только ложки из столовых приборов, чтобы уплести неимоверную вкуснятину за один присест. Нет же-ж, этот безусый аристократ, будь он неладен, аккуратно разложил матерчатую салфетку на коленях, взял ложку и, едва зачерпывая бульон, без единого звука отправлял её в рот. А уж как он ел ягнёнка, управляясь ножом и вилкой, можно было бы сонет насочинять. Тьфу!

Рядом подсел низкорослый лаборант-химик, от которого несло аммиаком, и, бесцеремонно поедая пирожки с их корзинки, довольно громко стал объяснять кому-то в свой громоздкий интро старой модели, сколько ему здесь платят. Затем он отключил интро и обратился к невольным сотрапезникам: