Академия Сна и Грёз

Милалика

– А что я сделаю, – устало произносит Ригер, кивнув в нашу сторону. – У них дар сильный, к тому же они Истинные, значит, вместе усиливают его в десятки раз. Они ждут гадости и подлости каждую минуту, а какие в Академии могут быть гадости?

– То есть ваших сил для компенсации не хватает? – удивляется Акаир.

– Мы пытаемся, большую часть компенсируем, но… – машет рукой наш наставник. – Вот и выходит муть… Может, действительно им не нужна Академия, раз они подлости ждут?

– Подождите, – до мужа, кажется, что-то доходит. – Вы хотите сказать, что вся эта муть, проверки – это мы творим?

– Вы, – кивает Ригер. – Подсознательное ожидание подлости формирует облако желаний, управляющее вашим даром. А так как вы не умеете противостоять этому, получается формирование реальности сна.

– Дар у вас очень сильный, – усмехается Акаир. – Поэтому вы меняете реальность на уроках, но Академия устроена так, чтобы было комфортно каждому, понимаете?

– Значит, Академия посчитала, что гадости всякие нам комфортны, – доходит и до меня.

Стало быть, если им верить, то мы все это сделали сами. И полубредовые уроки, и муть страшную самой Академии, и отторжение оной. Наше опасение, наш опыт, наше ожидание… Это надо осмыслить, поэтому я бросаю вопросительный взгляд на Кощея, чтобы проверить достоверность сказанного.

– Очень похоже на правду, – вздыхает бессмертный наш. – Надо тогда решать – или вы оба попробуете поверить академикам, или мы блокируем вам сны одним миром. Подумайте.

Ригер начинает рисовать какие-то непонятные графики, Акаир хватается за голову, а я прижимаюсь к Сереже, с надеждой глядя ему в глаза. Мне не хочется почему-то ничего решать, и любимый это отлично понимает. Я-то думала, они все нехорошие и их надо в угол, а оказалось… Оказалось, что я сама себе проблемы устроила. Что с этим делать, я не знаю, а Ригер, например, ждет нашего решения.

– Мы постараемся доверять, – вздыхает Сережа. – Мало ли…

– Я дам вам обереги, – произносит Кощей. – Абсолютные которые. Вам будет проще поверить, а случись что, они вас и из Нави выдернут.

Мы благодарим его, после чего оказываемся в нашей гостиной. Яга и мамочка смотрят на нас в ожидании, а я только вздыхаю. Признаваться же надо, а мне немного страшно объяснять, хоть я и знаю, что ничего плохого случиться не может, но страшно отчего-то, и все.

– Минутку, – просит Сережа, а потом просто меня обнимает. – Ты чего разволновалась?

– Ну налажала же, получается, – почему-то жалобно это у меня звучит.

– У-у-у-у, – тянет муж, сразу же взяв меня на руки. – Растопырило родную.

Он прижимает меня к себе, коротко объяснив маме, что мы узнали, а потом уносит свою царевну в комнату. Меня то есть, тихо объясняя на ушко, отчего мне вдруг грустится и вообще ничего не хочется. От этих объяснений мне на мгновение становится стыдно, но затем Сережа вливает в меня отвар, убирающий все симптомы. Минут через десять я уже улыбчивая.

– Сты-ы-ы-ыдно, – признаюсь я ему.

– Что естественно, то не безобразно, – отшучивается любимый, после чего несет обратно – по-людски с мамой поговорить.

Не уследила я, выходит, за календарем, вот и настроение такое, но мой Сережа все отлично понял и исправил. Теперь все еще немножко стыдно, но уже не так сильно – меня любят, и я это чувствую. Только поэтому можно успокоиться. Муж вносит меня в гостиную, где по-прежнему чаевничают мама и Яга, усаживает на стул, наливает чаю.

– В общем, все проблемы с Академией мы устроили себе сами, – объясняет он. – Наше ожидание подлости да сильный дар, который резонирует. Поэтому Кощей дал нам обереги, которые будут с нами во сне, а Академия теперь учтет свои ошибки.

– А вдруг они… – начинаю я старую песню.

– Давай договоримся, – предлагает мне Сережа. – Об этом побеспокоюсь я, а ты попробуешь им поверить. Согласна?

– Согласна, – вздыхаю я, но тут меня обнимают мамины руки, и я расслабляюсь.

Да, получается, все проблемы мы сделали себе сами, но теперь мы расслабимся и все будет иначе. Ну, я надеюсь. Потому что есть у меня ощущение, что не зря мы в эту Академию попали, возможно, и тут рука Макоши, а такие вещи игнорировать нельзя. Поэтому я и соглашаюсь, успокаиваясь.

Весь день я уговариваю себя, что Академия – она такая же, как наша школа, и ничего плохого случиться не может. Уговариваю изо всех сил, Сережа временами шутит, поэтому день проходит спокойно. Перед тем как улечься спать, я выпиваю успокаивающий отвар, чтобы опять не начать всех и все подозревать. Все-таки особист из меня так просто не вытравливается. Почувствовав, что успокаиваюсь внутренне, обнимаю Сережу, чтобы в следующий момент оказаться в классе.

Я буду считать, что дала Академии последний шанс, а сама послежу за собой и своими мыслями в этом отношении. Сережа рядом сдержанно улыбается, поглядывая на меня, ну и на появившегося в классе мастера Ригера. Выглядит тот не так, как обычно во сне, а очень похоже на совсем недавнего – на встрече с Кощеем. Значит, получается, не давим мы?

– Сегодня мы поговорим о том, как ваше сознание или подсознание может изменить реальность сна, – произносит наставник.

Понятно, решил прочитать лекцию на эту тему, чтобы поняла даже глупая Милалика. Обидеться или нет? Может, стоит? И уйти в реальность, а они тут пусть сами тогда, вот!

– Любимая… – тихо произносит Сережа. – Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ.

– Ла-а-адно, – тяну я, успокаиваясь.

Отвар отваром, но в эти дни я все равно дерганая немного. Может, мне уже деток пора, а я все никак не нагуляюсь? Ну вот пойдут малыши, стану с ними играть, кормить, заниматься и не буду совсем ни о какой Академии нервничать? Вдруг мне это надо, а не учиться?

– Поэтому даже подсознательное желание может изменить реальность сна… – заканчивает фразу Ригер, а затем вздыхает. – Царевич, царевна, у вас вопросы есть?

– Нет у нас вопросов, у нас проблемы, – хмыкает муж, беря меня на руки.

Странно, я же отвар пила, что это со мной опять? Не должно же быть? Или может такое быть? Надо будет, проснувшись, мамочку спросить, потому что вообще никаких мыслей нет, а это совсем нехорошо – как заколдовали. Капризничать хочу!

Ххара ка Лос

Не сможет меня защитить пистолет. Нас всех ведут на нижние этажи, там вдоль тоннелей, где на каждом повороте светятся грозные предупреждающие надписи, пока не приводят в довольно большой зал, перегороженный чем-то прозрачным. На той стороне зажигается свет, и я вижу того самого мутанта, который напал на меня. Он кажется очень большим, я едва не делаю ошибку, желая шагнуть назад.

Фелис открывает низенькую дверцу в прозрачной перегородке и несколько раз стреляет из пистолета в сторону мутанта. Тот злобно рычит, прыгая в сторону офицера, но та быстро закрывает дверцу, отчего страшное существо лишь скребет когтями по перегородке. Но главное нам показали – мутанта пистолетом не возьмешь. Вопрос, правда, возникает – зачем нам тогда пистолет? Но этот вопрос я не озвучу, страшно.

С детства я запомнила, что вопросы лучше не задавать – неизвестно, отчего взбесится учитель. Поэтому я молчу, а нас ведут обратно, чтобы ознакомить и с другими образцами снаряжения. Запугивают в Службе, конечно, намного сильнее, чем в школе, зачем я, правда, не понимаю, но ничего с этим сделать не могу, так что просто молчу и жду новой информации.

– Пистолет – это оружие ближнего боя, – произносит офицер, едва мы рассаживаемся за столами. – Из него надо стрелять почти в упор, если это мутант, или с расстояния до ста шагов, если это зараженная фелис. Для борьбы с мутантами лучше всего подходит огнемет.

Это я знаю. Огнеметы бывают двух типов – с большим ранцем или с метателем. Те, которые с метателем, на один раз, зато гарантированно выжигают квадрат два на два. Практическое занятие с огнеметом нам обещают завтра, а сегодня мы слушаем лекцию о том, что делать, если есть опасность заражения. Мутанты заражают или через то место, которое нельзя, или через рот. Как это через рот происходит, я не понимаю, но опять же молчу.

– Стажеры примут участие в первом рейде через большой цикл, – сообщает офицер. – Вы будете на подхвате, но, возможно, получится пострелять. Остальные – по своему плану.

– Отлично! – громко заявляет какая-то фелис с двухцветной прической, а я даже пригибаюсь, чтобы меня не задело.

– Сейчас все свободны, – обозначает окончание урока офицер. Вот теперь можно спрашивать.

– Стажер Ххара, – представляюсь я так, как было в учебнике написано. – Разрешено ли посещение библиотеки?

– А причина? – удивляется фелис.

– Изучение внутреннего распорядка и традиций Службы, – как могу бодро отвечаю я, хотя боюсь реакции, конечно.

– Похвально! – откликается офицер. – Ваш жетон!

Она берет мой жетон, вставляя его в висящий на поясе аппарат, и через секунду отдает мой основной здесь документ обратно. Объяснив мне, где находится библиотека, офицер останавливает ту, двухцветную. Я понимаю зачем, ведь написано же в уставе: без команды реагировать нельзя. Поэтому догадываюсь, что сейчас будет. И действительно, поднимаясь по лестнице, слышу отзвук крика. Все ясно. Двухцветная сама себе проблемы сделала – наверное, домашняя. Так ей и надо!

Я отправляюсь в библиотеку изучать именно то, что сказала. Усевшись за стол и обложившись книгами, я прилежно занимаюсь. В общежитии делать нечего, а праздное шатание не одобряется нигде, поэтому я должна быть занята, чтобы не вызвать желания что-то со мной сделать или куда-то послать. Стоп, а это что?

Некоторое время я сижу замерев, потому что среди уставов обнаруживается маленькая книжечка – «Устройство и эксплуатация космических кораблей». Открыв ее, я убеждаюсь, что это не фантастика. Но и книжка очень странная; она выглядит древней, написана немного архаичным языком, но я все равно зачитываюсь. С детства люблю фантастику, а тут как раз она – ожившая мечта о звездах. Официальную историю я, разумеется, знаю, но увидеть подобное совсем не ожидаю. Даже если это ловушка, я ничего предосудительного не делаю, просто читаю фантастическую книгу, ведь всем известно, что космический корабль – штука невозможная.

Очень интересно описано, причем так, что поймет и младенец. Любопытно, почему она попала ко мне? В случайности я не верю, значит, у нее есть какой-то смысл, только вот какой? Этого я не понимаю. Но нужно и традиции прочитать, особенно те, которые касаются стажеров. С сожалением отложив космическую книгу, открываю том с традициями.

Не все так просто со стажерами, получается. Очень непростые и двусмысленные формулировки: «Стажер – собственность службы», «выбить самостоятельность», «проверка на лояльность допросом» и так далее. Получается, что либо я стану сотрудником Службы, либо меня просто забьют и отправят на розжиг, никакого «на улицу» не будет. Именно поэтому кладовщица сказала тогда «если».

Странно, но я не пугаюсь, как будто у меня не осталось больше сил бояться. Всю жизнь я не знаю, что будет завтра, ну вот, теперь знаю – будут бить, жестко допрашивать и еще что-то делать. Возможно, проверять самостоятельность, чтобы ее выбить. То есть ничего хорошего на ближайшие три больших цикла у меня нет. Наверное, после вчерашнего я чего-то подобного и ожидала, так что даже, кажется, не удивляюсь, возвращаясь к космической книге. Мне как будто все равно, что теперь будет, просто силы закончились, и все.

Теперь я знаю, что выхода со Службы нет – только в то самое место, где сжигают мутантов. Меня это радует, потому что тогда закончатся унижения. То есть получается, тем или иным путем они закончатся раз и навсегда. Ну а если не будет и меня, то пусть, я все равно очень устала. Как-то наваливается все, поэтому я откладываю книги и иду в общежитие на обед.

Сокращать что-либо, даже название «общежитие», категорически запрещено. Это я еще из школы помню. Почему так сделано, я не знаю и давно уже этим вопросом не задаюсь. Какая разница?

Войдя в столовую, поспешаю к окошку раздачи, чтобы получить свой контейнер. На обед у нас какая-то безвкусная бурда, называемая «суп», несколько злаковых, овощи и фруктовое желе. Химия сплошная, откуда возьмутся фрукты у таких, как я? Но мне уже очень голодно, и я всасываю обед в мгновение ока, принявшись за десерт, который можно посмаковать, а потом опять идти в библиотеку. Мне нужно выучить устав, чтобы как можно дольше избегать избиения. По-моему, это хороший мотив.

Милалика

Мамочка говорит, что мне нужно поменьше размышлять и отпустить себя. А еще – не надо пытаться все объяснить. Вот я прислушиваюсь к ней и устраиваю себе день отдыха. Общаюсь с Варей, и меня потихоньку отпускает. Исчезает желание капризничать и плакать, я прихожу в себя. Варя – доктор и все отлично понимает.

– Ты просто перегрузила себя подсознательным страхом, – объясняет она мне. – Надо помнить, что рядом Сережа, что тебя защищает Кощей, и расслабиться.

– Да я помню, но как-то… – пытаюсь объяснить я свои чувства.

– Спроси Ягу, может, это очередной зов судьбы? – подает она мне хорошую идею, и я связываюсь с Ягой.

Объясняя легендарной нашей, что меня беспокоит, я понимаю, что уже не так дергаюсь, как будто это «что-то», заставлявшее меня нервничать, спряталось. А Яга просит не пытаться сопротивляться себе, наверное, поэтому вечером я уже вполне расслабленная и способная воспринимать информацию. День пролетает как-то очень быстро, я его и не запоминаю даже, почему-то желая поскорее окунуться в сон.

– Сегодня мы с вами попробуем так называемый «свободный поиск», – говорит нам мастер Тагор, он ведет у нас практические занятия.

– Простите, мастер, а ведь задача Академии не совсем в том, чтобы научить нас ходить по снам, – замечает Сережа, зацепившись за знакомый термин.

– И да, и нет, Сергей, – отвечает мастер. – Единицы из вас станут чьими-то ангелами-хранителями, а кто-то спасет жизнь. Но это не обязательно, поэтому мы не говорим об этом.

Ой, чует мое сердце, не зря учитель об этом сказал, не зря… Что же, надо посмотреть, что будет. А вперед уже вызывают девушку абсолютно нечеловеческого вида. Мастер Тагор инструктирует ее отпустить себя, и тут вдруг мы все оказываемся в лесу. Шумят деревья под ветром, поют птицы, а на полянке стоит мальчик лет семи. Он смотрит в небо, а по его лицу текут слезы. Девушка подбегает к нему, чтобы обнять, и исчезает. Вместе с ней пропадает и картина леса.

– Ваша коллега установила контакт с ребенком, потерявшим надежду, и отключила нас, оставшись с ним наедине, – объясняет мастер Тагор. – Она проделала это неосознанно, но я покажу вам, как отключать и включать общий канал.

Некоторое время он рассказывает, как именно можно отсоединиться ото всех, как подсоединиться, как позвать на помощь, затем мы пробуем это проделать осознанно. У нас с Сережей это получается с первого раза, а вот немец все никак не может изолироваться. Что-то у него совсем не выходит, он будто боится остаться один, наверное, это что-то значит.

– Пойдем дальше, – предлагает мастер Тагор. – Кто у нас есть из хомо… Ирэн, прошу вас.

Вперед выходит очень тоненькая девушка лет шестнадцати на вид. Она выслушивает инструкции, кивает, а затем перед нами появляется обычная комната, в которой на кровати лежит женщина. Она вдруг встает, кого-то ища глазами, а Ирэн срывается с места с криком: «Мамочка!» – и влетает в объятия этой женщины. Но тут мастер Тагор машет рукой, как будто творя колдовство, и рядом с женщиной и девушкой появляется мастер Майя, после чего картина гаснет.

– Я не знал о том, что Ирэн потеряла мать, – тяжело вздыхает Тагор. – Ей помогут, но день сегодня явно неудачный… Наверное, стоит отложить на следующий раз.

Я уже хочу согласиться, но какое-то чувство не дает мне это сделать, будто толкая изнутри. Я оглядываюсь на Сережу, а он обнимает меня, кивнув. Видимо, у него такие же ощущения, поэтому он и соглашается. Не спрашивая мастера, вещающего о том, что надо искать более удачные дни, чтобы не получить неприятных сюрпризов, я расслабляюсь в Сережиных руках, позволяя тому, что толкает меня, вести…

Некоторое время ничего не происходит. Все вокруг вдруг становится серым, затем появляется детский плач, кто-то зовет маму и жалуется на боль, мелькает черная униформа. Я даже и не понимаю вначале, что означает эта черная форма, но затем взгляд останавливается на картине – яркий свет в лицо, женщина в черном, но на кителе формы блестят молнии, по две в каждой петлице. Можно ли не узнать эту форму? И вот тут, будто будя какие-то ассоциации в моей голове, появляются серые стены. Плач вдруг становится многоголосым. Но вот все вокруг призрачное, нереальное.

Будто щелчком появляются маленькие дети, о которых заботятся старшие, становящиеся «мамами» и «папами». Я достаточно читала о немецких концлагерях, чтобы легко узнать и одежду, и происхождение. Медленно появляется больше деталей – эсэс в не совсем обычной форме, то есть основные элементы наличествуют, но не там и не те. Однако это действительно эсэс, тут не перепутаешь.

– Что это? – негромко спрашивает кто-то.

– Это лагерь, – в тон ему отвечает Сергей. – Не совсем обычный… Любимая, глянь-ка!

На голове одного ребенка кошачьи уши. Именно о нем заботится девочка, обнимает, гладит и ребенок тянется к ней, как росток к свету. Я не понимаю и понимаю одновременно, что происходит. Но откуда здесь такое страшное место? Что происходит?

– Это место создали вы с реципиентом, – произносит мастер Тагор. – У реципиента не было ассоциаций, только эмоции и ощущения, а картины взяты из вашей памяти.

– Такое было в нашем мире, – вздыхаю я. – Очень давно, но было. Правда, форма выглядит чуть иначе, и кошачьих ушей точно не было.

Мастер начинает объяснять, что происходит, а я смотрю на то, как девочка лет тринадцати своим телом защищает ребенка, и плачу. На это невозможно смотреть без слез, но при этому я слышу, что говорит мастер Тагор. Какой-то ребенок в далеких мирах испытывал сильную боль, при этом эту боль причинили существа в этой форме, а в реальности, судя по всему, малышу или малышке зацепиться не за что, поэтому картины взяты из моей памяти.

Я знаю, что у нас с Сережей очень сильный дар, но что мы такое можем, мне неведомо. Подумав, я решаю не отключать остальных. Это просто страшно видеть, а пока еще кто-то есть, кроме нас с Сережей, у меня нет паники. За призрачными стенами барака встает здание, хорошо знакомое мне по фотографиям. Так называемый «красный дом» – газовые камеры и крематорий. Получается, мы видим Освенцим… Страшнее место на Земле просто представить сложно. За что кому-то достался такой кошмар, почему? Неужели в этом виновата я?

Ххара ка Лос

Мне снится странный сон, в нем я очень маленькая. Мне очень-очень больно, но кричать нельзя, так говорит старшая девочка. Она старше меня, но я понимаю – ей весен десять, может, одиннадцать. Она кормит меня странным хлебом, причем во сне я знаю, что это хлеб, и не отдает каким-то страшным существам в форме Службы очистки. Самцы в форме нашей Службы вызывают ужас у маленькой меня. Она не отдает меня им, прячет, и за это ее бьют, очень сильно бьют прямо на моих глазах. Это так страшно, просто невыразимо как! Ее ушки прижаты к голове от страха, потому что я их не вижу, но она защищает меня от страшных самцов.