Бажов
«– Библиотекарь, наверное, пошутил, – писал впоследствии Бажов. – Но я отнёсся к делу серьёзно»[75].
«Не знаю, что это было за издание, но помню, что было в пяти хорошо переплетённых книжках, и первый том начинался стихотворениями: „Невод рыбак расстилал по брегу студёного моря“ и „В младенчестве моём она меня любила“.
Первое из этих стихотворений, при своей краткости и кажущейся простоте, оставляло какой-то неразрешённый вопрос, а второе и вовсе было сложно для десятилетнего и не очень привыкшего к литературной речи мальчугана. Заучивая наизусть, я не очень отчётливо понимал, что значит – „она внимала мне с улыбкой – и слегка, по звонким скважинам пустого тростника уже наигрывал я слабыми перстами и гимны важные, внушённые богами, и песни мирные фригийских пастухов“.
Такое начало, помню, сильно смутило, но, перелистывая книгу, дошёл и до таких поэм, как „Братья-разбойники“, „Тазит“. Здесь нашёл того Пушкина, стихотворения которого „сами заучивались“. Настроениям ребячьей героики, конечно, близка была картина „Как за Волгой, ночью, вкруг огней удалых шайка собиралась“. Неотразимо действовали и такие описания:
„И с им кладут снаряд воинской:Неразряжённую пищаль,Колчан и лук, кинжал грузинскойИ шашки крестовую сталь,Чтобы крепка была могила,Где храбрый ляжет почивать,Чтоб мог на зов он АзраилаИсправным воином восстать“»[76].В этой же книге были сказки, отрывки, которые Бажову были известны ещё в начальной школе. В результате, сдавая через месяц книгу, он мог смело заявить библиотекарю:
– Вот, выучил.
Да! В общем, книгу он выучил… Это, конечно, стало известно всей школе и произвело впечатление, в том числе на директора Александра Машукова. Он рассказал о талантливом мальчишке своему давнему товарищу Николаю Смородинцеву, который жил в Екатеринбурге и иногда приезжал к приятелю в гости. Смородинцев проникся судьбой самородка из народа и, как вспоминал потом Бажов, стал «сбивать моего отца поучить маленько парнишку в городе»[77]…
И… сбил! Поэтому и дальше всё было по Пушкину, ну и с Пушкиным, конечно!
Была пора: наш праздник молодойСиял, шумел и розами венчался,И с песнями бокалов звон мешался,И тесною сидели мы толпой.Тогда, душой беспечные невежды,Мы жили все и легче и смелей,Мы пили все за здравие надеждыИ юности и всех её затей.Затей, если так можно сказать, в биографии Павла Петровича Бажова было действительно много, их было предостаточно и в жизни «солнца русской поэзии». Согласитесь, богатая почва для исследований. Бажов по этому поводу выразил сожаление: «Теперь, когда появилось немало солидных работ о Пушкине, его творчество не кажется раскрытым полностью. Даже больше того, с годами начинаешь думать, что многое в этом творчестве гораздо сложнее, чем ты раньше считал… Словом, семидесяти лет моей жизни не хватило, чтоб понять тайну творчества А. С. Пушкина… Есть, правда, для всего этого простое объяснение – ссылка на гениальность поэта. Гениальность, разумеется, бесспорна и несравнима, но рядом с ней у Пушкина идёт и большой труд»[78].
Безусловным талантом и великим трудом подкупала пушкинская строка далеко не одного Бажова, но это не стало для наследства гения охранной грамотой. Трудно представить, но в начале ХХ столетия Павлу не раз приходилось слышать утверждения, что «Пушкин устарел», что «нельзя теперь писать стихи и прозу в пушкинской манере». «Какая-то часть этих утверждений повторялась и в первые годы советской власти, когда грамотеи старой выучки усиленно призывали „идти вперёд не от давних этапов, а от последних достижений литературы“. Вскоре, однако, эти „последние достижения литературы“, то есть словесные фокусы, сюжетное вихлянье и всякого рода кривлянье на пустом месте, были отброшены, а „давние этапы“, в частности, творчество Пушкина, стали предметом внимательного изучения»[79].
Вот так. Кажется, ни прибавить, ни убавить. Вывод Бажова справедлив и сегодня. Правда, сегодня «вихлянье и всякого рода кривлянье» приняло, как бы это сказать помягче, – угрожающие размеры.
Глава четвёртая
Черта деда слышко: «до» и «после»
Старый горняк, талантливый рассказчик, знаток старательских секретов, балагур и «подковыра», горький пьяница – и всё это об одном человеке, о главном герое многих бажовских сказов, знаменитом полевчанине Василии Васильевиче Хмелинине, а проще говоря, о дедушке Слышко. Именно он разделил биографию Бажова на «до» и «после». Именно Слышко открыл талантливому мальчишке напевную красоту уральского слова, именно он привил уважение к тяжёлому труду мастеровых людей, да так прочно, что маленький Паша пронёс эту любовь через всю свою взрослую жизнь, не расплескал и обессмертил в своей фантастической «Малахитовой шкатулке», которую написал спустя почти полстолетия с момента первого знакомства с уральской стариной и её хранителем Василием Хмелининым.
«Если попросит кто сказку, он всегда поправит: „Сказку, говоришь? Сказку – это, друг, про попа да про попадью. Такие тебе слушать рано. А то вот про курочку-рябушку да золото яичко, про лису с петухом и протча старухи маленьким сказывают. Ты, поди, опоздал такие слушать, да и не умею я. Кои знал, и те позабыл. Про старинное житьё – это вот помню. Много такого от своих стариков перенял, да и потом слыхал. Тоже ведь на людях, поди-ка, жил. И в канаве топтали, и на золотой горке сиживал. Всяко бывало. Восьмой десяток отсчитываю. Нагляделся, наслушался. Только это не сказки, а сказы да побывальщины прозывается. Иное, слышь-ко, и говорить не всякому можно. С опаской надо. А ты говоришь – сказку!“»[80].
Начнёшь читать – заслушаешься, правда? А ведь Василий Васильевич был простым сторожем дровяного склада, но в свободное время вечером становился сказителем. Именно в его дежурство у караулки на Думной горе собиралась полевская детвора. Бегал туда и Паша Бажов. Семья Бажевых тогда только переехала в Полевской, а Паша учился в Екатеринбургском духовном училище и приезжал к родителям на вакации. Вот как он сам описывает первое знакомство с живой полевской достопримечательностью:
«Недалеко от нашего дома находилась заводская „дровяная площадь“. Для её охраны на горе Думной была поставлена будка с колоколом. Звон колокола по вечерам казался таинственным, и детское воображение рисовало и связывало с будкой всякие „страшные истории“. „Пойдем на гору сказки слушать“, – пригласил меня один из первых моих полевских приятелей. „Сказки?.. Что я, маленький?“ „Пойдём! Сегодня на карауле дедушка Слышко стоит. Он занятно сказывает. Про девку-Азовку, про Полоза, про всякие земельные богатства“…»[81].
Истории об Азовке и Полозе, о кладоискательских приметах и всяких земельных богатствах маленькому Паше уже приходилось слышать уже не раз. Но все они звучали как-то не по-настоящему, зачастую без начала и конца. Поэтому показалось интересно узнать об этом больше. И с тех пор он стал завсегдатаем таких исторических посиделок и самым ревностным слушателем дедушки Слышко.
Жаль, но фотограф до «дровяной площади» не добрался, а живописец тем более, поэтому, увы, портрета талантливого полевчанина не сохранилось. Осталось только вот это воспоминание самого Павла Петровича, впрочем, и за то спасибо:
«Годы высушили его, ссутулили, снизили. И только не по росту широкие плечи да длинные руки напоминали, что сила в этом теле была немалая. Держался старик, однако, бодро, бойко шаркал ногами в подшитых валенках и задорно вскидывал свою белую, клинышком, бороду»[82].
Да, тинейджеры XIX века звали его дедушкой Слышко, а вот те, что повзрослее, обращались к бывалому старателю так: «Стаканчик» или «Протча». Почему звали Стаканчиком, об том, конечно, легко догадаться, а другие прозвища шли от любимых присловий: слышь-ко и протча (прочее).
И вот что удивительно – в своих мемуарах Павел Петрович называл Хмелинина – к слову, своего далёкого родственника – Василием Алексеевичем. Скорее, это была просто ошибка, писателя подвела память… Да и, правду сказать, одиннадцатилетний пацан наверняка не знал Хмелинина по отчеству, ведь традиции обращения по отчеству на Урале не было. Другое дело прозвище. К примеру, Стаканчик. Вот как раз здесь стоит рассказать об ещё одном таланте Василия Васильевича. Не удивляйтесь и не возмущайтесь – это несомненный талант. Талант прокутить, проще говоря, – пропить семь (!!!) килограммов золота.
«Это про мою-то витушку? Как я богатым был да денежки профурил? Слыхали, видно, от отцов? Посмеяться, гляжу, над старичком охота? Эх вы, пересмешники. А ведь было. Вправду было. И ровно недавно, а как сон осталось. Иное, поди, и вовсе забыл. Шибко, вишь, память-то свою промывал в ту пору… Чуть с головой не умыл. Где всё помнить!»[83]
Подфартило Хмелинину однажды по-крупному. Хотите знать все обстоятельства, читайте сказ Павла Петровича «Тяжёлая витушка» – там всё, как было, прописано. И про то, как и где удачливый старатель обнаружил увесистый самородок. И чем дело кончилось!
«Так-то… Думали мы с женой – счастье нашли, а оно в беду ей перекинулось. Подвели люди. Ну, и меня поучили. Хорошо поучили. Знаю теперь, куда наше счастье уходит…
‹…› А мне что? Дурость, конечно, а всё ж таки пропил – не украл. И своё – не чужое»[84].
Умер дед Слышко в возрасте семидесяти лет. У него был сын Данила, а у Данилы выросли двое сыновей – Степан и Семён Даниловичи. У Семёна было тоже два сына – Алексей и Иван. У Степана – один, Михаил. Вот и сегодня в Полевском нередко можно встретить Хмелининых, вероятно, это потомки чудного деда, разделившего биографию Бажова и историю города на «до» и «после»!
Глава пятая
Как гранился бриллиант таланта
Три плюс четыре плюс шесть, итого 13. Столько лет длилась учёба Павла Петровича. Сначала в земской школе в Сысерти, потом в духовном училище в Екатеринбурге, а затем в семинарии в Перми.
Да, то, что писатель учился на священника, не новость. В 1893 году Бажов оканчивает Екатеринбургское мужское духовное училище «по первому разряду»[85]. Выбора, куда пойти учиться дальше, у него не было. Духовная семинария была единственной возможностью продолжить образование, и Бажов этой возможностью воспользовался. О чём, я думаю, не пожалел. Хотя, стоит сказать сразу: к церковной карьере Павел Петрович не был расположен. Священнослужителем он себя не видел, как теперь говорят, от слова «совсем». Более того, когда приехал на первое место работы в сельскую школу поселка Шайдуриха, а случилось это сразу по окончании семинарии, ему поступило настойчивое предложение преподавать наряду со словесностью и Закон Божий. От такой дополнительной нагрузки Бажов наотрез отказался. Отверг настолько, что покинул стены учреждения, где это предложение прозвучало. Во как!
Но давайте по порядку. С 1893 года по 1899-й Бажов живёт и учится в семинарии в Перми. В стране нарастает недовольство властью, общественно-политические волнения захватывают и пермских бурсаков. В своих автобиографиях писатель указывает, что с первых лет семинарской учёбы принимал участие в революционных кружках: «читал запрещённую литературу, участвовал в школьных протестах, писал памфлеты»[86]. В семинарии три года Бажов был хранителем «тайной» («бунтарской») библиотеки.
Это то, что касается его политических воззрений. А как же дело обстояло с классическим образованием? Ведь у пытливых читателей не могут не возникнуть вопросы. Где «наше уральское всё», «столп словесности нашей» стал тем самым гуру? Где и как приобрёл фантастическую базу знаний, впечатлений и опыта – всё то, что позволило ему в зрелые годы так виртуозно обращаться со словами и смыслами и создать сокровищницу уральских литературных самоцветов? Итак, где это место? Или всё от Бога? Несомненно, и от Него, но ведь бриллиант всё же требует огранки. Я уверен, «огранка» состоялась в Перми!
Как нам сообщает «Бажовская энциклопедия», Пермская духовная семинария – одно из крупнейших учебных заведений на Урале ХIХ – начала ХХ века. Причём «огранили» там не только талант Бажова. Выпускники Пермской духовной семинарии стали виднейшими иерархами Русской православной церкви, выдающимися деятелями государства, науки и образования, известнейшими русскими литераторами. Среди них писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк, изобретатель радио Александр Степанович Попов, основоположник отечественной генетики Василий Маркович Флоринский, математик Иван Михеевич Первушин, учёные-врачи Дмитрий Петрович Никольский, Григорий Витальевич Хлопин, врач и общественный деятель Павел Николаевич Серебренников, уральские писатели и публицисты Константин Дмитриевич Носилов, Владимир Яковлевич Кокосов, Иаков Васильевич Шестаков, Владимир Степанович Верхоланцев[87].
Пермскую духовную семинарию открыли почти за 100 лет до поступления туда Павла Бажова, в 1800 году. Её основной задачей было подготовить священнослужителей для приходов Пермской губернии, однако во многом семинария выполняла функции общего образования в губернии. Осознание необходимости совмещения духовного и общего образования заставляло церковное руководство несколько раз менять систему обучения в губернских семинариях. Крупная реформа была проведена в 1839 году, когда обучение переориентировали на сельского священника, который помимо церковного должен был осуществлять общекультурное воспитание прихожан. Для этого вводится большое количество общеобразовательных предметов, вплоть до основ сельского хозяйства и врачебного дела, включавшего в том числе и «народную физиологию» «с демонстрацией на рисунках». Серьёзным шагом была отмена преподавания на латинском языке, хотя латиноязычные традиции оставались достаточно сильными. Так, например, обязательными темами для сочинений семинаристов оставались изречения и афоризмы на латинском языке[88].
В конце ХIХ века обучение составляло шесть лет, после четвёртого курса семинаристы могли поступить только лишь в некоторые (периферийные) высшие учебные заведения – Варшавский, Дерптский и Томский университеты, а в столичные и в гремевший по тем временам на всю Россию Казанский университет поступить было нельзя. Этим ограничением церковь пыталась удержать воспитанников средних учебных заведений на стезе церковного служения. Однако статистика профессионального самоопределения выпускников Пермской духовной семинарии говорит о том, что немалая их часть, получив духовное образование, предпочитала светские профессии. Многие становились учителями, врачами, чиновниками, следователями, судьями, предпринимателями, военными, регентами хоров. Отмечены даже художник и актёр. В 1891–1900 годах только 46 выпускников пошли в духовенство.
Эти показатели во многом были связаны с характером образования, которое получали пермские семинаристы. По статистике 1880-х годов, в Пермской семинарии студенты изучали 22 дисциплины. Не трудитесь даже предположить, какие, потому что наши представления о программе подготовки священнослужителей несостоятельны. Из двадцати двух обязательных предметов только десять были собственно «церковными». Наряду с ними в семинарии преподавали математику, физику, философию, психологию, логику, гражданскую историю, русскую словесность, латинский язык, а также иностранные языки: греческий, французский, немецкий. Пермский публицист и краевед отец Иаков Шестаков вспоминал: «В начале 60-х стала преобладать история литературы в ущерб для теории словесности… Преподаватель, например, сообщал довольно подробные сведения о французской, испанской поэзии и пр.»[89]. Факультативно преподавались еврейский и татарский языки.
Семинаристы занимались иконописью (эти уроки пользовались неизменной популярностью), обязательным считалось пение, но большинство относились к нему как к повинности. По-прежнему преподавались основы сельского хозяйства и лечебное дело. В семинарии работал гимнастический зал, и для учеников сшили специальную гимнастическую форму. По воспоминаниям современников, обучение семинаристов мало чем отличалось от гимназического, однако имело свои преимущества. Например, семинария выписывала лучшие отечественные журналы; философию в гимназии не преподавали, а в семинарии ею занимались довольно подробно; семинаристы писали значительно больше сочинений. И они успешно поступали в высшие учебные заведения уже после четвёртого года обучения, а это значит, что их уровень был не ниже гимназического среднего.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
В основе биографического предисловия к первой, второй и четвёртой частям данной книги – материалы сайта Мемориального дома-музея П. П. Бажова Объединённого музея писателей Урала (http://dombazhova.ru/).
2
Бажова В. А. О муже // Мастер, мудрец, сказочник: Воспоминания о П. Бажове: Сборник / Сост. В. А. Стариков. М., 1978. С. 6.
3
Рождественская К. В. Воспоминания о Бажове // Павел Петрович Бажов; Сборник статей и воспоминаний / Ред. – сост. К. В. Рождественская. Молотов: Молотовское книжное изд-во, 1955. С. 177.
4
Ныне – улица Володарского.
5
Рождественская К. В. В издательстве // Павел Бажов: Воспоминания о писателе / Сост.: Б. Рябин. М.: Советский писатель, 1961. С. 182.
6
Бажова-Гайдар А. П. Глазами дочери: К 100-летию со дня рождения П. П. Бажова. М.: Советская Россия, 1978. С. 27.
7
Бажов П. П. Через всю жизнь // Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. / Под ред., с предисл. и примеч. Л. И. Скорино. М.: Правда, 1976 (Библиотека «Огонёк»). Т. 3. С. 317–323.
8
См.: Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. Т. 3. С. 325–326.
9
Скорино Л. И. Павел Петрович Бажов: Жизнь и творчество. М.: Советский писатель, 1947.
10
Хоринская Е. Е. Наш Бажов: Для детей. Свердловск: Средне-Уральское книжное изд-во, 1968.
11
Батин М. А. Павел Бажов. Свердловск: Средне-Уральское книжное изд-во, 1983.
12
Слобожанинова Л. М. Сказы – старины заветы: Очерк жизни и творчества Павла Петровича Бажова. Екатеринбург: ПАКРУС, 2000.
13
Сутырин В. А. Павел Бажов: Биографическое повествование. Екатеринбург: Сократ, 2012.
14
Бажова В. А. О муже // Мастер, мудрец, сказочник. С. 7.
15
Ныне – город Полевской Свердловской области.
16
Бажов П. П. Автобиография: [15 мая] 1936 // Неизвестный Бажов: Малоизвестные материалы о жизни писателя / Сост. Н. В. Кузнецова. Екатеринбург: Баско, 2003. С. 81–86; Бажов П. П. Автобиография: [12 апр.] 1942 // Там же. С. 87–88; Бажов П. П. Автобиография: [25 янв.] 1950 // Там же. С. 89–91.
17
Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. Т. 3. С. 328–330.
18
Там же. С. 433–436.
19
Бажова В. А. О муже // Мастер, мудрец, сказочник. С. 7–8.
20
Бажова-Гайдар А. П. Глазами дочери: К 100-летию со дня рождения П. П. Бажова. С. 35.
21
Рождественская К. В. В издательстве // Павел Бажов: Воспоминания о писателе. С. 184.
22
Неизвестный Бажов. С. 89.
23
Хоринская Е. Е. Наш Бажов. С. 24–31.
24
Езовских Н. А. Указ. соч. С. 76–84.
25
Бажова В. А. О муже // Мастер, мудрец, сказочник. С. 3–6.
26
Скорино Л. И. На Урале в дни войны // Мастер, мудрец, сказочник. С. 378.
27
Бажова-Гайдар А. П. Глазами дочери: К 100-летию со дня рождения П. П. Бажова. С. 36.
28
Хоринская Е. Е. Наш Бажов. С. 35–40.
29
См.: Бажова-Гайдар А. П. Дом на углу. Свердловск: Средне-Уральское книжное изд-во, 1970; Бажова-Гайдар А. П. Глазами дочери: К 100-летию со дня рождения П. П. Бажова.
30
Бажова В. А. О муже / Мастер, мудрец, сказочник. С. 9–11.
31
Хоринская Е. Е. Наш Бажов. С. 38–40.
32
Ныне – улицы Большакова и Чапаева.
33
Стариков В. А. Встречи сквозь годы // Мастер, мудрец, сказочник. С. 260.
34
Зелёная Р. В. Разрозненные страницы. М.: Вагриус, 2007. С. 204–206.
35
Бажов В. Е. Воспоминания о дедушке. Екатеринбург: [б. и.], 2003. С. 32.
36
Дижур Б. А. Зона; «К. В.» // Слово о товарищах: Воспоминания об уральских писателях / Сост. Б. С. Рябинин; вступ. ст. М. Батина. Свердловск: Средне-Уральское книжное изд-во, 1980. С. 238.
37
Бажова-Гайдар А. П. Глазами дочери: К 100-летию со дня рождения П. П. Бажова. С. 78.
38
Там же. С. 94.
39
Полевой Б. Н. Секрет вечности // Мастер, мудрец, сказочник. С. 512; Тюфяков И. Писатель [Б. Полевой] в гостях у писателя // На смену! 1978. 13 июля; Тюфяков И. Н. Черты душевной полноты // Мастер, мудрец, сказочник. С. 329–330.
40
Об открытии Мемориального дома-музея П. П. Бажова в Екатеринбурге см.: В гостях у Бажова // Уральский рабочий. 1969. 4 февраля; Владимирова Г. Здесь жил Бажов // Вечерний Свердловск. 1969. 4 февраля; Автору «Малахитовой шкатулки»: открылся Дом-музей замечательного уральского писателя П. П. Бажова // Правда. 1969. 4 февраля; Открылся музей уральского писателя Бажова // На смену! 1969. 5 февраля; Чернядева И. Самоцветы народной поэзии: репортаж из Дома-музея П. П. Бажова в Свердловске // Челябинский рабочий. 1969. 13 марта; О Мемориальном Доме-музее П. П. Бажова в Екатеринбурге // Дом-музей Павла Петровича Бажова. Свердловск: [Путеводитель] / Текст А. И. Рязановой; фот. В. М. Ветлугина. Свердловск: Средне-Уральское книжное изд-во, [1985].
41
Бажова В. А. О муже // Мастер, мудрец, сказочник. С. 12.
42
Там же. С. 12–17.
43
Программа трудового крестьянства: К вопросу крестьянской организации // Неизвестный Бажов. С. 17–47.
44
Бажова В. А. О муже // Мастер, мудрец, сказочник. С. 15.
45
Рождественская К. В. В издательстве // Павел Бажов: Воспоминания о писателе. С. 185.
46
Скорино Л. И. На Урале в дни войны // Мастер, мудрец, сказочник. С. 410.
47
Бажова В. А. О муже // Мастер, мудрец, сказочник. С. 15–17.
48
Ныне – Северный район Новосибирской области.
49
Ныне – город в Казахстане.
50
Рахвалов Н. С. В устье каменных гор // Мастер, мудрец, сказочник. С. 83–91.
51
Бажова В. А. О муже // Мастер, мудрец, сказочник. С. 17–20; Бажова-Гайдар А. П. Дом на углу. С. 23–24.
52
Бажов П. П. Партследователю комиссии по чистке 1-го района т. Лукьянову: [5 дек. 1933] // Неизвестный Бажов. С. 69–81.
53
Плотников И. Ф. Павел Петрович Бажов как политик и историк. Екатеринбург: Банк культурной информации, 2004.
54
Бажова-Гайдар А. П. Дом на углу: Воспоминания о моём отце. Свердловск: Средне-Уральское книжное изд-во, 1970. С. 23–24.
55
Бажовская энциклопедия / Ред. – сост. В. В. Блажес, М. А. Литовская. Екатеринбург: Сократ, 2014. С. 348.
56
Бажова В. А. О муже // Мастер, мудрец, сказочник. С. 7.
57
Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1986. Т. 3. С. 319–326.
58
Там же. С. 319–326.
59
Там же. С. 7.
60
Там же. С. 107.
61
Там же. С. 130.
62
Ныне – Полевской городской округ Свердловской области.