Лед и алмаз

Глава 3

Впервые за все время экспериментов надо мной «Светоч» умудрился потерять сразу оба авиабота и оставить меня без надзора. Однако вряд ли сегодняшняя накладка стала для полковника Хрякова форс-мажором. У него, большого знатока своего дела, наверняка имелись оперативные сценарии для каждого вероятного эксцесса, какие могли произойти на полевых испытаниях.

Тот факт, что мне нельзя вживить датчик-маячок, ничуть не смущал Грободела. Выставленное вокруг пустоши оцепление держало под контролем каждый метр охранного периметра. Даже скрывшись из-под прицелов видеокамер и пулеметов, я не мог ощущать себя свободным. И в какую бы сторону ни побежал, везде меня так или иначе должны были засечь зоркие хряковские наблюдатели.

Да и далеко бы я ушел без одежды, еды и оружия? Три, максимум четыре часа на таком морозе я еще мог выдержать, но не больше. Всякий раз по возвращении на базу мне приходилось полдня отлеживаться, пока симбионт залечивал мои обморожения, ушибы и прочие полученные в пустошах травмы. И я, и Грободел прекрасно сознавали, что бежать мне некуда и помощи ждать неоткуда. Не было в Пятизонье силы, какая дерзнула бы отбить меня у военных. А если бы вдруг и нашлись такие храбрецы, сомневаюсь, что они пошли бы на это лишь ради того, чтобы дать мне свободу. А ради чего, ясно и без подсказок.

Посланный «Светочем» по мою душу вертолет прибыл на место спустя двадцать минут после крушения авиаботов. Десантно-транспортный Ми-ТПС сел на плоскую вершину похожей на огромный перевернутый таз скалы, что возвышалась в сотне метров от догорающих останков Жориковых жертв. Едва шасси винтокрылой машины коснулось земли, как из открытого еще при снижении заднего люка высыпали полтора десятка чистильщиков, тут же рассредоточившихся вокруг посадочной площадки. Дабы не ухудшать и без того плохую видимость, пилот сразу же выключил двигатели. Солдаты подождали, пока уляжется поднятый винтами вихрь, после чего, повинуясь крикливому сержанту, быстро образовали походный строй. И, держа оружие наготове, припустили трусцой к западному склону – наиболее пологому и удобному для спуска к подножию скалы.

Вместе с поисковой командой в пустошь прибыл сам полковник Хряков – среднего роста, дебелый, но энергичный и крепко сбитый офицер, похожий на располневшего борца или тяжелоатлета. Коим, не исключено, он и впрямь когда-то являлся. Обладатель увесистой, квадратной челюсти, узкого лба и мощных надбровных дуг, с виду Грободел производил впечатление неандертальца. Но впечатление это было в корне обманчиво. За звериной внешностью и грубыми манерами полковника скрывался довольно живой, гибкий ум. Конечно, это не был пытливый ум ученого, к когорте которых Хряков не принадлежал, хоть и отдал всю свою жизнь служению военной науке. Небольшой, но развитый мозг Грободела являл собой мозг матерого хищника. Хитрого добытчика, беспрекословного исполнителя и надежного стража, без помощи которого «толстолобики» Центра попросту не могли обойтись.

Появление Грободела меня не удивило. Все-таки сегодняшняя внештатная ситуация была самой серьезной из всех, что когда-либо случались на наших испытаниях. Покинув вертолет последними, полковник и его адъютант направились вдогонку удалившейся группе, но без особой спешки. Командование явно намеревалось присоединиться к бойцам, когда они выйдут на заданную позицию. И, если им повезет, вскоре все они с чувством исполненного долга погрузятся обратно в вертолет и вернутся на базу. Разумеется, уже в компании со мной – живым или мертвым.

Ни в том, ни в другом виде я туда возвращаться больше не желал. И потому собирался серьезно расстроить полковничьи планы. Подсунув сегодня мне под горячую руку несчастного Жорика, «толстолобики» допустили ошибку: сделали ход не той фигурой и, сами того не подозревая, стали жертвами своих же научных интриг. В их прежде безупречной ловушке возникла прореха, в которую я незамедлительно ринулся. И хоть та прореха была невелика, я извивался угрем изо всех сил, надеясь расширить обнаруженную дыру настолько, чтобы вырваться через нее на волю.

Почему Хряков высадился именно сюда и куда чистильщики после этого дружно устремились?

Два с лишним месяца беготни по пустоши не прошли для меня даром – я успел обнаружить и запомнить множество здешних укромных уголков. Под скалой, чья плоская вершина являлась единственной в округе удобной посадочной площадкой, находилась глубокая и извилистая пещера. Она заканчивалась тупиком, и в ней вполне можно было не только укрыться от холода, но и продержать некоторое время оборону.

А что еще мне делать? Бежать нам с Жориком некуда, вести переговоры с полковником бесполезно, воевать – тем более. И потому, если тот останется непреклонным, у меня будет лишь два выхода: выполнить его требование или издохнуть, продав свою жизнь подороже. И то обстоятельство, что я и мой напарник засели в глубине каменного склепа, вряд ли указывало на мою покладистость. Подобраться к нам, не понеся потери, чистильщики не могли. А любая попытка выкурить нас газом обернется тем, что мы выстрелим из картечницы в потолок и похороним себя под обвалившимися пещерными сводами, которые в разрушенных катакомбах настолько зыбки, что стоит лишь начаться обвалу, и пещера как таковая мигом исчезнет. Вот и выкапывай меня потом из земных недр, гадая, уцелел энергетический симбионт после гибели носителя или испарился бесследно вкупе со всеми алмазами.

В оружии и доспехах Дюймового были встроены маячки, по которым «Светоч» отслеживал перемещение каждого смертника. Так что долго искать нас в заснеженной мгле Грободелу не придется. Знал он и о пещере, отображенной на имеющихся при нем картах пустоши. Мы были обречены, и все наше сопротивление виделось Хрякову лишь жалким судорожным трепыханьем.

Одного не знал полковник: того, что мы еще не настолько отчаялись, чтобы хоронить себя заживо, пока у нас двигались руки-ноги и окончательно не смерзлись мозги. И когда поисковая группа проникла в глубь скалы и добралась до источника сигнала, их ожидал обескураживающий сюрприз: валяющиеся в конце пещеры Жориковы картечница и амуниция. А их владелец и я там отсутствовали. Что стало сразу же очевидно, поскольку спрятаться в подземелье было негде, а каких-либо боковых ответвлений оно не имело…

Однако отмотаем время немного назад. К тому моменту, когда чистильщики только подлетали к месту падения авиаботов и отслеживали на сканерах перемещение взбунтовавшегося камикадзе. Или, точнее, перемещение его доспехов и оружия, поскольку сам он вряд ли носил в теле подобный маячок. Почему я в этом так уверен? Да потому, что на кой черт ставить его на расходный подопытный материал, ценность которого, в отличие от выданных ему вещей, ничтожна? И сами-то вещи маркировались лишь затем, чтобы их было легко отыскать под снегом и вернуть на базу. Трупы гладиаторов, как правило, сжигались на месте, а их прах развеивался по ветру.

Сбросив с себя амуницию, Черный Джордж остался в одном утепленном комбинезоне, что надевался сталкерами под доспехи, и в армейских ботинках. Будь у нас побольше времени, я тоже обзавелся бы одежкой, стянув ее с мертвого Аса. Но до прилета солдат оставались считаные минуты, и мне пришлось, стиснув зубы, довольствоваться теплом, каким я успел запастись у костра. Нас ожидало очередное испытание на морозостойкость – суровое, но, к счастью, недолгое. После чего мороз нам будет уже нипочем. Не важно, при каком исходе: удачном или неудачном. В первом случае мы окажемся внутри вертолетной кабины, во втором – превратимся в равнодушные к холоду трупы.

Третьего не дано.

С нашей стороны было бы крайне наивно думать, что Хряков бросит вертолет и пилота без охраны. Поэтому нам пришлось пойти на очередной разумный риск. Даже ночью и в метель нам не удастся незаметно подкрасться к посадочной площадке. Стерегущие ее солдаты будут иметь при себе тепловизоры и засекут злоумышленников еще на подходе. Подстрелить же часовых издали нам было попросту не из чего. Оставь мы в пещере одни доспехи, Грободел вмиг заподозрил бы неладное, когда у него на сканере маячок Жориковой «Мегеры» начал бы двигаться отдельно от его амуниции.

Безвыходная ситуация? Отнюдь! Того, кто давно собаку съел на подобных играх и страстно желает вырваться на свободу, такими препонами не остановить.

Полковник Хряков был тертым калачом, но, пробегав всю жизнь на посылках у ученых, имел один недостаток. Служа из года в год по особому распорядку, в отрыве от прочих армейских частей, Грободел смотрел на обычных военнослужащих через призму своего специфического опыта и с изрядной долей презрения. Обладая широкими полномочиями и свободой в выборе средств, Хряков считал прочих своих собратьев по оружию ограниченными людьми, действующими исключительно в рамках полученных приказов и инструкций. Особенно это касалось тех солдат и офицеров, которые управляли какой-либо техникой.

Грободел видел во мне лишь скользкого и хитрого преступника – в этом я за время нашего общения успел убедиться. Разумеется, он был в курсе, что шесть лет назад я служил вертолетчиком, и подозревал, что мои навыки пилотирования утрачены не до конца. Однако полковника эти подробности уже мало беспокоили. Его логика была элементарной и не имела изъянов: если не подпускать пилота к штурвалу, то его шансы сбежать из «Светоча» по воздуху равны нулю. Орел с обрезанными крыльями не летает – и впрямь, только идиоты могут это оспорить.

Вот и сегодня Хряков надежно прикрыл свой тыл, оставив на охране Ми-ТПС помимо пилота еще двух бойцов. Вертолет находился на вершине возвышенности, что летом походила на лысину, а зимой – на ту же лысину, только намыленную. На ней нет ни единого способного защитить от пуль укрытия. Даже затаись мы в снегу где-то на склоне, нам не добежать до цели, не угодив под пули часовых. И полковник, и я были в этом совершенно уверены. Только выводы из собственной уверенности каждый из нас делал разные.

Всё верно: орел с обрезанными крыльями не летает. Но кто сказал, что при этом он разучился думать, царапаться и клеваться? И этого-то Грободел не учел. Сейчас он воевал с Алмазным Мангустом, а не с бывшим пилотом Геннадием Хомяковым. Но именно лейтенант Хомяков, а не Мангуст, определил наметанным глазом, куда приземлится вертолет поисковой группы. Именно Хомяков рассчитал скорость и направление ветра, которые повлияют на то, как пилот-чистильщик сориентирует свою машину относительно посадочной площадки. И это память Хомякова хранила информацию о том, сколько времени потребуется для того, чтобы запустить двигатели Ми-ТПС и поднять его в воздух. От Мангуста же мне были нужны лишь его ловкие руки, быстрые ноги и мгновенная реакция, ибо без них нереально воплотить хомяковские теории на практике.

Я и Жорик могли обмануть часовых одним-единственным способом: спрятаться там, куда они со своими тепловизорами не станут заглядывать. То есть внутри охраняемого ими периметра, аккурат под днищем приземлившегося Ми-ТПС. Ну а как нам зарыться в сугроб, не угодив затем под вертолетное шасси, являлось уже моей заботой. Скальная верхушка позволяла совершить посадку лишь по центру площадки. Куда при этом будет направлен нос винтокрылой машины, мне подсказал ветер. А следы, которые я и Дюймовый оставили на снегу, были заметены бураном и потоком воздуха, бьющего из-под винтов снижающегося вертолета.

Все было рассчитано крайне педантично. И когда бойцы Хрякова рассредоточивались вокруг зоны высадки, мы с напарником, засыпанные снегом, лежали буквально в нескольких шагах от них. И, клацая зубами от холода, дожидались благоприятного момента для реализации наших захватнических планов.

– Не вздумай геройствовать! – шепотом наказал я Черному Джорджу, глядя вслед удаляющемуся за группой Грободелу. Всё тепло, которое я накопил у костра, улетучилось из меня в сугробе практически мгновенно. И я волновался, как бы вновь сковавший мне тело холод не отразился на моем проворстве. – Делай всё в точности, как договорились, и без самодеятельности! Второй попытки у нас не будет!

– Понятно, о чем разговор? – прошептал мне в ответ на ухо Жорик, чей утепленный комбинезон не позволял ему продрогнуть так быстро. – Да разве я вас, Геннадий Валерьич, когда-нибудь подводил?

– А кто вместо того, чтобы прикрывать меня тогда, у Обочины, позволил какой-то питерской пигалице взять себя в плен? – напомнил я о неприятности, в которую Черного Джорджа угораздило вляпаться осенью прошлого года.

– Э-э-э… но это ж вроде бы шутка была, разве нет? – смутился пристыженный недотепа.

– Это вы с Динарой в тот день на пару в игры играли да шутки шутили, – уточнил я. – А когда Ипат мне в это время голову отрезал, нам с ним вовсе не до шуток было.

– Но ведь не отрезал же, – резонно заметил Дюймовый. – Вон она, ваша голова, никуда не делась, на своем законном месте торчит. Так что незачем, Геннадий Валерьич, обвинять меня в том, чего не случилось. Вот когда я на самом деле подведу вас, тогда и станете мне выговаривать, а сейчас…

– А сейчас, Черный Джордж, заканчиваем трепать языками и переходим к работе, – отрезал я. Хряков только что скрылся с наших глаз, направившись вниз по склону к подножию скалы. И теперь, когда на площадке остались лишь пилот и часовые, у нас – новоявленных воздушных пиратов, – была на счету каждая секунда. – Ты готов?.. Хорошо. Приступаем на счет «три»! Один… два… три! Пошел!..

Держа под наблюдением склоны, каждый из часовых прохаживался взад-вперед возле своего вертолетного борта. Пилоту не было нужды торчать на морозе. Он находился в кабине, готовый запустить двигатели и открыть десантный люк сразу, как только на пульт поступит такой приказ. В данный момент люк этот был задраен, дабы не выстуживать понапрасну десантный отсек. Замки на боковых дверях открывались вручную, и как минимум один из них не был заблокирован. После отправки поисковой группы пилот высовывался наружу и о чем-то переговаривался с часовыми. Потом он захлопнул дверь, но характерного лязга сработавшего блокиратора я не расслышал, и это меня обнадежило. А также заставило внести коррективы в нашу стратегию и провести разбор целей.

Черному Джорджу достался противник, охраняющий тот борт, где дверь не была заперта. Такой расклад сил должен был сэкономить мне драгоценное время. Выкатившись одновременно с разных сторон из-под днища вертолета, далее мы с напарником действовали уже каждый сам по себе. Я, естественно, проявил большую расторопность, хотя и продрог как собака. И оттого был неимоверно зол. Впрочем, злость лишь подстегивала меня и была мне сейчас не врагом, а первейшим союзником.

Опять пришлось переквалифицироваться в неандертальца и браться за камень. Только на сей раз без смертоубийства – незачем усугублять грядущий гнев Хрякова гибелью его бойцов. Прыгнув на часового сзади, я повалил его спиной в снег и, сорвав с него шлем, заехал жертве булыжником по лбу. Повторного удара не потребовалось. Как и в случае с зомбированным Жориком, этому парню также повезло сразу же отключиться и избавить себя от лишних шишек и кровоподтеков.

А я, не мешкая и не выпуская камень, перекатился под брюхом Ми-ТПС к другому борту. Туда, где Дюймовый уже добросовестно исполнял мой наставнический наказ действовать осторожно и не лезть на рожон.

Надо признать, на сей раз Георгий Осипович проявил себя молодцом. Больше всего я опасался, что вместе с адреналином в нем взыграет героизм, и он ввяжется в рукопашную схватку с чистильщиком. Что, естественно, делало бы Черному Джорджу честь, вот только время для такого героизма было откровенно неподходящее. Хорошо, что Жорик тоже это осознавал и не стал нарушать данное мне обещание.

Вместо драки, успех в которой ему однозначно не светил, он поступил менее рискованно и намного проще. Также набросившись на часового сзади, неуклюжий увалень не стал, однако, его дубасить, а лишь обхватил противника за шею и повис на нем мешком. Все, что требовалось от напарника, это повалить противника наземь и, сковав тому движения, не дать ему ни выстрелить, ни поднять тревогу. С чем Дюймовый отменно справился, благо фактор внезапности сполна компенсировал его медлительность.

На пару с Черным Джорджем мы обезвредили и второго чистильщика, также оглоушив его булыжником по лбу. После чего, оставив бесчувственных часовых на снегу, немедля бросились к вертолетной двери. Пилот мог в любую секунду заметить пиратов и подать сигнал Грободелу, и потому нам было еще рановато переводить дух.

– Брось это! – крикнул я Дюймовому, выхватившему из рук поверженного чистильщика «карташ». – Для нас их стволы бесполезны. Хряков был бы полный кретин, кабы дал нам такой шанс.

– Автоблокировка? – спросил Жорик, поверив мне на слово и отбросив трофей.

– Она самая, – не оборачиваясь, подтвердил я. – Можешь даже не проверять – я гарантирую…

Люк открылся без проблем, и я ввалился в десантный отсек, намереваясь схватить за горло пилота до того, как он успеет что-либо сообразить. Кабину отделяла от отсека стальная перегородка, дверца на которой была приоткрыта. Но прежде чем я распахнул ее и взял в заложники бывшего собрата по летному ремеслу, мне пришлось на мгновение отвлечься. Оказывается, в вертолете находился еще один человек, и я без промедления приказал Дюймовому его схватить.

К счастью, этот непредвиденный пассажир не был солдатом, а иначе я, разумеется, не поручил бы заботу о нем Черному Джорджу. Воевать же с менее опасным противником он был вполне горазд. Например, с таким противником, как эта ученая крыса из «Светоча». Именно одна из этих гнусных тварей и попалась нам навстречу, когда мы ворвались в десантный отсек Ми-ТПС.

– Держи его, Жорик! – скомандовал я, указав напарнику на подскочившего от неожиданности «толстолобика». Длинный и тощий, он не носил доспехов поверх своей мешковатой зимней униформы и выглядел еще более неуклюже, чем набросившийся на него увалень. Я не успел рассмотреть лицо шарахнувшегося от нас «Светоча», но оно, несомненно, было мне знакомо. Так или иначе, но все здешние исследователи моего феномена хотя бы однажды попадались мне на глаза.

Ладно, хрен с ним, с этим ублюдком – не до него мне сейчас. Пускай пока Дюймовый с ним потолкует. Чем хорош такой напарник, так это тем, что ему не надо напоминать о том, чтобы он не переусердствовал с жестокостью. Черный Джордж был безжалостен к биомехам, но к людям – даже своим заклятым врагам – в силу своего простодушия он кровожадности не питал. Ну, разве что изредка, когда это являлось для него вопросом жизни и смерти.

Как гласит спецназовская мудрость, чем внезапней и нахрапистей штурм, тем больше ошеломлен и меньше сопротивляется противник. Не мой, конечно, это стиль, но бывают ситуации, когда даже мне приходится действовать наглостью и грубой силой.

Стращать пилота угрозами и склонять его к сотрудничеству у меня не было времени. Поэтому я просто вытащил его за шиворот из кресла, швырнул на пол и несколько раз наподдал заложнику ногой по ребрам. Не слишком сильно – вертолетчик был нужен нам живым и здоровым, – а только чтобы он накрепко усвоил, кто теперь здесь босс и чьим приказам нужно беспрекословно подчиняться.

– Разуй уши и слушай внимательно! Дважды повторять не стану! – рявкнул я, отбирая у пилота пистолет вместе с поясом и кобурой. – Знаешь, кто я такой?

– Так точно! Вы – Алмазный Мангуст! – подтвердил съежившийся в ожидании новых побоев пилот, молодой парень, похоже, всего лишь год или два как закончивший лётную учебку.

Еще бы он меня не признал! Даже не имей он понятия, кого ищет в пустоши Грободел, семь намертво вплавленных мне в тело алмазов говорили сами за себя. По ним меня мог запросто опознать любой, кто хотя бы краем уха слышал об Алмазном Мангусте. А в Пятизонье обо мне были наслышаны все до единого, включая и чистильщиков.

– Все верно, – похвалил я догадливого пилота, чья фамилия, судя по табличке на доспехах, была Чуйский, а носимое им звание – лейтенант. – Второй и последний вопрос: кем я был до того, как попал в Пятизонье?

– Говорят, вроде бы тоже военным вертолетчиком, – ответил Чуйский, но без прежней уверенности. Что тоже не удивительно. По Зоне ходило множество легенд о том, в каких войсках я раньше служил. И хоть правдивая среди них все-таки преобладала, кое-кто из сталкеров продолжал упорно ее оспаривать.

– Совершенно правильно говорят, – согласился я и, завершив краткий допрос заложника, перешел к сути нашей проблемы: – А теперь о главном. Твоя задача проста: сейчас ты сядешь за рычаги, взлетишь и доставишь нас к тамбуру! Затем – гуляй на все четыре стороны. Однако, если надумаешь делать глупости, тянуть время или полетишь не туда, помни, с кем имеешь дело. Ты здесь не один, кто умеет управлять вертолетом.

– Зачем тогда я вам вообще нужен? – спросил лейтенант, немного осмелев после того, как смекнул, что побои прекратились.

– Затем, что в моих проклятых руках твоя машина может не дотянуть до тамбура и упасть, – признался я. – Но если ты не оставишь мне выбора, я готов рискнуть. Кто знает наверняка – авось долечу. Но тебе же не хочется разбить свою малышку вот так, по-глупому, верно? Поэтому решай, что для тебя выгоднее. Или свалишь всю вину на идиотов-охранников и спокойно довезешь нас до места, сказав потом, что мы приставили тебе к башке ствол. Или я высажу тебя здесь, целого и невредимого, а завтра тебя возьмут под следствие за то, что ты отдал казенную технику в руки проходимцу, который ее разбил. Ну так что?

– Что-что? Вы же бывший пилот и отлично понимаете, из какого дерьма мне будет проще выпутаться, – разумно заметил Чуйский. – Только вот штурман… Железная Леди… она ведь уже отправила на базу сигнал тревоги и не станет выполнять мои приказы, полученные от вас.

– Какая неожиданность – сигнал тревоги! – хмыкнул я. – А разве вам запрещено в экстренных обстоятельствах посылать этих электронных стерв на хрен и переходить на ручное управление?

– Да нет, не запрещено… Но ручное управление… Ночью… В такую пургу…

– Ну так проваливай из вертолета, сопляк! – Секунды тикали, и я начинал нервничать. – Сам справлюсь! Хотел уважить тебя, как пилот пилота, а ты кобенишься!

– Нет-нет, вы меня неправильно поняли! – замотал головой заложник. – Я ж не отказываюсь! Мне не себя и не вас – мне машину жалко… Ладно, черт с вами – летим! Как скажете: на ручном, значит, на ручном!