Человек отовсюду
Пузанчик говорил и говорил. Интересно, кем он считал нас, слушателей? Сосунками, не иначе. Желторотиками. По его мнению, мы должны были смотреть ему в рот и не дышать. Я так и делал.
Порядки были армейские. Вставали до рассвета. Каждое утро начиналось с физподготовки – пятикилометровый кросс по весьма пересеченной местности, спортивные снаряды. Затем завтрак и занятия до обеда. Получасовой отдых – и занятия до ужина. Вскоре после захода солнца – отбой. Личного времени – час в день плюс то, что удастся сэкономить за счет сна.
Как и все, я пользовался менторедуктором весьма компактной модели – с горошину. Впоследствии нам обещали вживить еще более компактную модель в черепную кость. Было еще множество полезных приспособлений, у нас горели глаза, а пузанчик, глядя на нас, улыбнулся, как улыбается взрослый, увидев малыша, учащегося ходить на помочах, и сказал:
– Вас научат пользоваться всем этим, но вас также научат обходиться вообще без электронных средств. Очень хороши имплантируемые биошунты различного назначения, выращенные из ваших же стволовых клеток и трудновыявляемые без специальной аппаратуры, но вас научат работать только с тем инструментарием, которым наделила вас природа. Вообще имейте в виду, что главное – здесь. – Он легонько постучал себя по лбу. – Никакой усилитель памяти или даже интеллекта не спасет вас, если в этом месте у вас пустовато. А чтобы первое ваше главное место не слишком перегружалось, у вас есть и второе, тоже главное, вот оно. – И, повернувшись к нам в профиль, наш преподаватель звучно хлопнул себя по обтянутому заду.
Кто-то гыгыкнул, а зря. Пузанчик имел в виду, что подготовка общая, подготовка специальная, а в дальнейшем и подготовка каждой операции, кроме самых экстренных случаев, требует времени и терпения. Кому неймется действовать, не просчитав все возможные варианты, тот выбрал не ту профессию и тому, между прочим, еще не слишком поздно передумать. Цена вопроса – всего лишь небольшая коррекция памяти…
Больше никто не гыгыкал.
На третий день начались занятия со специалистами. Хороший агент – это хороший актер, а кроме того, он должен обладать изворотливым умом, умением вытягивать из собеседника информацию, безупречной памятью, обаянием и еще длинным списком полезных качеств. Он должен быть устойчив к большим дозам спиртного, уметь хорошо играть в несколько десятков распространенных в обитаемой Вселенной игр и оставаться холодным к чарам обольстительниц. Бегать, стрелять, закладывать мины, устраивать тайники, вести наружное наблюдение, отрываться от «хвоста», выживать в нечеловеческих условиях, держаться на допросе и допрашивать самому, не имея под рукой спецсредств, – это, конечно, само собой. Брезгливость – долой. Каждому из нас пришлось форсировать глубокую и широченную канаву с дерьмом. Кого рвало, тех заставляли повторить упражнение. Бывали и еще менее приятные учебные часы.
Базовая подготовка, ничего более. Впоследствии каждому из нас предстояло пройти специальную подготовку для работы на конкретной планете. Я удивился, узнав, что в земных колониях, считающихся стопроцентно лояльными, агентурная сеть земной разведки подчас не менее густа, чем в колониях ненадежных и даже бывших.
Следовательно, и у нас на Тверди до нашей революции существовала сеть, включавшая в себя также и нелегалов, маскировавшихся под твердиан?
Наверняка.
Почему же не было принято никаких мер?
Я ломал над этим голову несколько дней и пришел к выводу: вряд ли земная агентура на Тверди была настолько беспечна, что вульгарным образом прошляпила переворот. Вероятнее всего, она имела достаточно данных и о настроениях в народе, и о разложившейся Администрации, и о подполье, чтобы в метрополии всполошились. И тем не менее – никакого разультата. В тот момент всего один батальон грозной линейной пехоты метрополии, переброшенный гиперканалом в Новый Пекин, сделал бы восстание немыслимым. Может быть, стекающиеся данные обрабатывал никуда не годный аналитик? А может, и того проще: был составлен исчерпывающий доклад и попросту затерялся в потоке документов? Теоретически это вполне возможно.
Был и третий вариант ответа, самый неприятный: нам сознательно позволили начать восстание. Хуже того, нам позволили одержать полную победу. Для чего? Может быть, для того чтобы мы выпустили пар в свисток. На каком уровне принималось решение? Кого, кроме очередного министра колоний, удалось свалить по результатам нашей революции? Не знаю. Откуда мне знать? Тысячи убитых земных десантников, сотни тысяч погибших твердиан – даже не фишки в игре. Так, пыль… И в результате нарыв был вскрыт, Твердь успокоилась, уверовав в призрачную свою независимость, и новые люди заменили старых в неведомых кабинетах, и скандий по-прежнему идет на Землю…
Тут была логическая нестыковка. Первое-то время скандий шел не на Землю, а на Марцию! Следовательно, гибель Мации – дело рук землян?!
Нет, конечно же. Доказано, что нет.
Или я глуп, как эхо-слизень, и ничегошеньки не понимаю?
В конце концов я отложил разгадывание этой загадки на потом – мне по самые ноздри хватало текущих проблем. Спал я в среднем часа по три-четыре в сутки – больше не получалось. А ведь я, черт побери, издавна и не без оснований считал себя толковым парнем! У меня был опыт самостоятельной работы! Оказалось, однако, что умению схватывать на лету мне еще учиться и учиться.
Впрочем, это не умение. Это талант. Его отличие от умения в том, что нарабатывается он гораздо дольше и труднее.
Обычно с завербованными на стороне агентами так долго не возятся, но для меня, как и для остальных шести молодых кадров, сделали исключение. Возможно, свою роль сыграло то, что я сам пошел на вербовку и еще ни разу не заикнулся об оплате. Возможно, умные спецы проанализировали мои ментограммы и сочли их подходящими. Короче, не знаю.
Позднее во мне укрепилось подозрение, что Земля, должно быть, испытывает некоторый дефицит подходящего человеческого материала для работы, обычно исключающей возможность пожаловаться кому-нибудь на то, что с ним, материалом, обошлись не так, как он, материал, того заслуживает, по его, материала, мнению. В армии и то проще – можно пожаловаться командиру (иной вопрос, стоит ли это делать). Между прочим, две трети тех десантников, с которыми мы дрались на Тверди, были не коренными землянами, а навербованными контрактниками из лояльных колоний. Уже сам по себе этот факт кое о чем говорит. Что до агента-нелегала, то он работает чаще всего в одиночку, никто не подставит ему плечо, не подскажет верное решение, не проревет в ухо команду грубым сержантским ревом, и пожаловаться некому, разве что святым мученикам на том свете. Коренные земляне избалованы. Насколько я их знаю, они всегда находятся в полном сознании своих прав, разумеется, священных и неотъемлемых, и главным правом, по-моему, считают право на то, чтобы кто-нибудь решал их проблемы, создавая им безопасность и уют. Оказавшись вне Земли, они долгое время не верят, что жизнь на самом деле грубее и примитивнее, чем им казалось, и уж совсем отказываются верить в то, что она именно по этой причине интереснее! Повидал я таких землян на Тверди в старые времена… Бедняги. Бедные напыщенные бедняги!
Стоило ли удивляться тому, что в нашей группе из семи человек был лишь один землянин, да и тот родился и провел детство не на Земле, а на Дидоне!
Другой был родом с Хляби. Третий и четвертый прибыли из марсианской колонии, если только не врали, пятый – с Нового Гуама, а что до шестого, то его угораздило родиться на планете с милым названием Край Света. Я и не слыхивал о такой. Может, она и впрямь болтается где-то на краю Галактики, а может, и за ним.
Мы не откровенничали друг с другом, а с того момента, как пошла индивидуальная подготовка, почти и не общались. Имя Ларс мне велели забыть. Теперь я стал Винсентом – просто Винсентом без фамилии, как монарх или раб. Имечко не без претензии, мне оно сначала не нравилось, но потом я привык. Других обучающихся я тоже знал только по именам и не сомневался, что они вымышленные.
Раз в неделю полагался выходной. Хочешь – зубри, хочешь – отдыхай, дело твое. Можешь напиться и, если не станешь буянить, никто слова не скажет. Можешь вызвать девушку-андроида или мальчика-андроида для секс-услуг, никто не возразит. Твое дело. Твоя учеба. Твоя жизнь.
В первый же свободный день мы напились до зеленых чертей и болтали всякую пошлятину. Потом – как отрезало. Видимо, не только я осознал, что на самом деле нет у меня свободного времени, совсем нет.
Пухла голова.
Один из обучаемых, и как раз землянин, был отчислен; по слухам – сам запросился, не выдержал. Нас осталось шестеро. Так прошло полтора месяца. Кто-то где-то услыхал, что надо продержаться первые шесть недель, дальше уже пойдет легче. Откуда пошел звон – неизвестно, да и не сам ли я это выдумал? С перегретых мозгов станется, они припомнят и то, чего не было.
Однако шесть недель прошли, и я не был отчислен. А еще две недели спустя прибыл Вилли.
По мою душу.
Глава 6
Море называлось Эгейским, и Вилли лениво рассказывал мне, что, по сути, оно просто набитый островами залив Средиземного моря, каковое турки когда-то называли Ак-Дениз, то есть Белое море. Я знал, что настоящее Белое море лежит гораздо севернее, и мне совсем туда не хотелось. Мои родные края – жаркие степи, по крайности джунгли, тоже отнюдь не холодные. Марция была в среднем попрохладнее, и там я в конце концов привык к тому, что лед иногда встречается не только в холодильнике. Но одно дело – «иногда», и совсем другое – по полгода. Спасибо, как-нибудь в другой раз. А еще лучше – в другой жизни.
Теплое море шумело, облизывая камни, с него тянуло ветерком и йодом, а остров – он назывался Самос – в целом смахивал на Твердь чуть севернее Нового Пекина. Растительность только не та, а так – похоже. Вилли болтал о пеласгах и ахейцах, о Поликрате и античном пиратстве; я слушал его вполуха. Где мне предстояло поработать, я еще не знал, но уж точно не на Самосе.
– А потом тут повсюду околачивались киликийские пираты, – продолжал лениво бубнить Вилли, – и римляне не раз пытались их вывести, как клопов, да только эффект всякий раз бывал сугубо временным… Еще позже – норманнское пиратство, мусульманское пиратство… Представляешь, еще лет с тысячу назад поблизости отсюда, в Северной Африке, трудились самые натуральные рабы, взятые в море…
– Неужели так давно? – ухмыльнулся я.
– Давно? – не понял иронии Вилли. – Да это, считай, вчера! Мы хомо галактикусы, а в сорока поколениях от нас – рабовладельцы! Ну не дико ли?
Я не улавливал, куда он клонит. Может, просто треплется в свое удовольствие? Если так, то пожалуйста, с моей стороны возражений нет.
Кое-какие знания из земной истории, некогда вбитые в память менторедуктором, шевельнулись во мне, поднялись из темной глубины и закачались на солнечных бликах.
– Кажется, в более древние времена пленных попросту убивали, потому что не представляли себе, что с ними делать, – сказал я. – Наверное, на того, кто первым предложил: «А давайте-ка лучше заставим их работать», – смотрели как на опасного радикала или юродивого. Вот ведь додумался! Подрывает основы. Ну не гад ли? Режь, братцы, пленных, да и вольтерьянца заодно!
– У каждой эпохи свой гуманизм, – хохотнул Вилли.
– И у каждого мира. Кое-где в колониях, как я слыхал, рабство существует на вполне законной основе.
– Не вполне законной, – поправил Вилли.
– Правда? А каторга по приговору суда – не рабство? Просто иначе называется.
– Ну-у… Нет, по сути – рабство, конечно. Только заметь: государственное, но никоим образом не частное. И, конечно, временное.
– Бывают и пожизненные сроки. У нас на Тверди и при Администрации каторжные работы были, и сейчас есть, только теперь у нас к ним приговаривает суд присяжных, как у больших. Мы же гуманисты.
– Что-то ведь надо с преступниками делать, – развел руками Вилли.
– Не только преступники. Кое-где рабство существует и вне приговора суда.
Я настроился на словесную пикировку, но Вилли замолчал. Я пожал плечами и стал следить за букашкой, пробиравшейся по песку. Здоровенная чайка проплыла над нами навстречу бризу, едва заметно шевеля крыльями и вовсю крича о своем, о чаячьем. Волна лизнула мои ноги. Окунуться, что ли, еще разок?
Я так и сделал. Первая волна подбросила меня, под вторую я поднырнул. Мелкие рыбки бросились подо мной врассыпную, юркнули в мотающиеся туда-сюда водоросли. Студенистая тварь – медуза – ритмично дергала щупальцами, стараясь, как видно, уплыть подальше от полосы прибоя. Тощая, будто с детства не кормленная, морская игла делала вид, будто ее можно запросто схватить рукой. Вообще-то можно, но не запросто. Морской еж топорщил черные иглы – попробуй-ка наступи!
– Странно все-таки, – пробормотал я, наплававшись вволю и вновь заняв место на песочке.
– Что странно? – поднял бровь Вилли.
– Странно, что меня не заставили принять присягу на верность Земле.
– Ах, вот оно что… И не заставят. Незачем. Я даже не стану спрашивать тебя, согласился бы ты, так сказать, в теории принять такую присягу. Присягают земляне, но и это, я тебе скажу, больше традиция, чем необходимость. Каким целям служит присяга? Главная ее цель – определить на суде, кто предатель, а кто просто враг. Но какой, к чертям, суд может быть для человека твоей профессии? Учти, официально тебя как бы вообще не существует. Кого судить? При необходимости мы легко опустим все эти формальности, ты же понимаешь…
Я кивнул.
– А вторая цель?
– Напоминание. Дамоклов меч. Принимая присягу, человек делает выбор и должен следовать ему до конца. И опять-таки тебе не нужна эта напоминалка, у тебя хватит ума сообразить, на чьей стороне должны держаться такие, как ты. Группа, в которой ты обучался, – особенная. Это люди, готовые работать за идею. Особый контингент, трудный. За все время ты ни разу не спросил о деньгах. Может, хочешь спросить сейчас?
– И спрошу, – пробурчал я. – С голоду помереть не дадите? На дело средства найдутся?.. – Вилли только фыркнул. – Значит, все в порядке. Я не на заработки сюда прибыл.
– Знаю. И жаль, что не на заработки.
Н-да. «Идейные» агенты – вечная головная боль их работодателей. Иногда это изумительные работники, вся беда с ними в том, что идеи в головах могут меняться. Деньги – те всегда деньги. Но я-то разве идейный агент? Черта с два. Я безыдейный агент! Прошло время идей. Зачем они? Побесились во мне, передрались между собой и все вышли, как продукты метаболизма.
Или отсутствие всяких идей – тоже своего рода идея?
Я думал о том, кто такой Вилли. Забрал меня из учебного центра, не дав окончить курс «наук», – значит, имел на то полномочия. Не самая мелкая сошка. Каково его положение, перед кем он отчитывается, какая ему дозволена степень свободы – эти вопросы интересовали меня в первую очередь. Спросить прямо? Нет, это всегда успеется.
Три дня мы с ним только и делали, что загорали на пляже, купались в ласковом – почти как на Тверди – море, пили некрепкие напитки и болтали о пустяках. Отдых перед серьезной работой? Наверняка. За эти дни мои мозги, едва не дошедшие до точки кипения, пришли в норму и в должном порядке отложился в них учебный курс. Надо признать: теперь я умел больше, чем прежде. Как говорил Фигаро, разве такой человек может чего-нибудь не уметь? Если и может, то немногое. Зато он имеет вопрос: что дальше?
Три девушки в нанесенных из пульверизатора символических купальных костюмах продефилировали мимо нас и расположились в шезлонгах неподалеку. Будут лениво загорать до обеда, поглядывая в нашу сторону, а потом утратят к нам интерес и займутся теми, кто легче ловится на живца. Охотницы. Одна из них внешне напомнила мне Дженни. Старые, старые воспоминания… А! Какой смысл ворошить прошлое! Мысленно пожелаю удачи моей единственной, проклявшей меня любви – и хватит. Любая на ее месте обратилась бы к психологу, стремясь поскорее забыть пережитое ею на Тверди, так что вряд ли Дженни пожелала бы увидеться со мной, если бы и была такая возможность. Ну и кончено. Возвышенных чувств мне уже не испытать, как видно, а для удовлетворения примитивных плотских желаний существуют феминоиды…
– Ты прав, – сказал вдруг Вилли, – рабство живо. Оно никогда и не исчезало окончательно, просто принимало разные формы. Оно и сейчас существует, успешно мимикрируя.
– Андроиды, – подсказал я, дивясь совпадению мыслей. – И феминоиды.
Оказалось, попал пальцем в небо.
– Я не о том, – сказал Вилли. – Андроиды – изделия, они счастливы служить. Я говорю о людях. Что ты знаешь о планете Китигай?
– Только название. Слышал где-то. Оно что-нибудь означает?
– «Сумасшедший» на старом японском. Нет, ничего особенного, просто планета показалась первопоселенцам очень уж непривычной. Они были японцы. Там и сейчас больше половины населения – японцы. Еще корейцы, малайцы, индонезийцы, русские, немцы и так далее. Впрочем, сам узнаешь. Слушай задание: с завтрашнего дня ты начинаешь подготовку к самостоятельной работе на Китигае. Два дня сроку на изучение вопроса. Потом… ну, увидишь, что потом. – Он с едва заметной усмешкой посмотрел на меня. – Хотел я дать тебе еще денек-другой поваляться на песочке пузом кверху, но раз уж ты сам просишь о работе…
И с комичным видом развел руками.
Вечером Вилли принес ко мне в гостиничный номер материалы по планете Китигай.
– Изучи. Послезавтра вечером я буду готов выслушать твои соображения.
– Насчет чего?
– Надо срочно вытащить оттуда одного человека. Срок – неделя, максимум десять дней. Его зовут Серафим Петров, он один из ведущих инженеров компании «Норихиро». Тридцать пять лет по земному счету, неженат, бездетен. Уважаемый человек, на службе на хорошем счету.
– А в чем дело?
– Он раб.
Оставшись один, я первым делом смыл с кожи соль под душем, запер балконную дверь и отрегулировал температуру в номере до комфортной кондиции. Возможно, кому-то было бы жарковато, ну а мне в самый раз. Никто не мешал мне и вряд ли мог помешать – Вилли снял весь верхний этаж крохотной частной гостиницы, состоящий, если честно, всего-навсего из двух номеров, и предупредил хозяина-грека, что мы не любим посетителей. Гостиница была старая, выстроенная из потрескавшихся от времени камней, оплетенных лозами дикого винограда. Не уверен, что она была построена во времена киликийцев, а вот во времена мусульманского пиратства – очень может быть. Толпа деловитых, хорошо знающих свое ремесло головорезов высаживалась на берег с галер, шла широкой облавой, мгновенно давя стихийные очажки сопротивления, вламываясь в дома, хватая не успевший разбежаться живой товар, – а дом стоял, глядя равнодушными окнами на человеческую мельтешню…
Стоп. Долой фантазии. Есть информация: некто Серафим Петров на планете Китигай – раб. Получено задание: вытащить его оттуда. Приступим.
Я начал с общих сведений о планете. Китигай – пятая планета в системе желто-белой звезды класса F6V, известной по земным каталогам как Гамма Змеи. Планета делала оборот вокруг звезды без малого за два земных года, но продолжительность суток мало отличалась от земной или твердианской. Сила тяжести – восемьдесят восемь процентов земной. Климатические условия близкие к земным, но с меньшими колебаниями температур. Атмосфера пригодна для дыхания без каких-либо приспособлений, не говоря уже о биохимической натурализации. Местные болезнетворные микроорганизмы не выявлены. На планете успела развиться жизнь, но, насколько я сумел разобраться, находилась пока где-то на уровне кембрия-ордовика – словом, в морях фауна так и кишела, а земля, как водится, была пуста и безвидна, если не считать каких-то червей, выползавших на литораль покувыркаться в слое ила. Три столетия терраформирования сделали свое дело. Дружные и трудолюбивые переселенцы начали с малого и добились впечатляющих результатов. Однако же, рассмотрев снимки поверхности планеты с высоты, я невольно присвистнул и рассмеялся.
Вся планета была испещрена оспинами. Каждая оспина – небольшой цветущий участок с домиком, деревьями, живыми изгородями, а нередко еще и с декоративным прудиком. Между оспинами повсюду расстилалась безжизненная каменистая пустыня, кой-где прочерченная прямыми ниточками дорог и петлями ручьев и речек. Перед возведенными там и сям плотинами сверкали водохранилища, к ним жались возделанные поля, и оспины усадеб в таких местах попадались чаще. Кое-где они просто гнездились, а между ними наблюдались строения явно промышленного назначения, более или менее одинаковые во всех обитаемых мирах. Наверное, эти скопища следовало считать городами.
Давно я не смеялся так легко и беззлобно. Японцы и на планете Китигай остались японцами. Привыкнув жить в великой тесноте, любовно возделывая каждый свободный клочок земли, будь он размером хоть с коврик для собаки, переселенцы из Страны восходящего солнца сначала обалдели от невероятного количества свободной земли и немедленно начали приводить планету к цветущему виду. Засыпать бесплодную почву слоем гумуса, предварительно накопив последний! Выстроить красивые домики! Облагородить местность вокруг них, чтобы было приятно для отдохновения и лезли в голову правильные мысли! Выкопать прудик и запустить в него декоративных рыб, высадить деревья, живописно нагромоздить валуны, проложить меж ними тропинки со ступенями и мостиками – на это японцы всегда были великие мастера. Но главный стимул – устроиться на порядочном расстоянии от надоевших хуже маринованной редьки соседей! Одни! Каждая семья – сама по себе! Великий простор вместо скученности! С ума можно сойти.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиВсего 10 форматов